Твоя любовь прижимала к сердцу

В Москве не видно настоящего неба. С Питером та же история, хотя Арс бы наверняка поспорил, но он любит Питер, а Антон любит его, поэтому поверил бы. В Москве вместо звёзд горят окна, вывески и фонари, и от этого Антону всегда чуточку грустно — как будто его обманули, показав вместо чуда фокус с исчезнувшим пальцем. Арсений ушёл в душ полчаса назад — что для него вообще не предел, — и Антон, смотря на поддельные звёзды из окна их квартиры, размышляет, пора ли присоединиться или дать ему ещё немного времени. Сейчас у них есть этот выбор, а когда-то казалось, что ни секунды общей не будет. Ничего ведь не произошло сразу. Никакой любви с первого взгляда или химии с первого касания, как в фанфиках. При первом рукопожатии их не ударило током, хотя впереди были съёмки Шокеров, так что, в каком-то смысле, равновесие всё же соблюдалось. С Арсением оказалось легко взаимодействовать. Они сработались на удивление быстро. Антон засмеялся с первой же шутки Арсения на разминке, а дальше это стало нерушимой традицией. Он сгибался пополам даже тогда, когда не полностью понимал, в чём суть брошенной фразы, потому что важнее не что говорят, а кто говорит. Чуть позже Антон осознал, что восхищается Арсением. Невозможно было попасть в зону его внимания и не очароваться. Но такая реакция была данностью: все восхищались Арсением. Даже сам Арсений — по крайней мере, он старательно поддерживал образ нарцисса. Хотя Антон, проводивший всё больше времени с ним и в наблюдениях за ним, вскоре понял, что при всей внешней самоуверенности Арсений не так непробиваем, как хотел бы. Безусловно, он нуждался во внимании и признании, он готов был ради них на многое, но в то же время порой казалось, что он не считает себя ценным просто так, без тонны прикладываемых усилий. Словно стоит перестать сильно стараться — и он исчезнет для всего мира. Пьяный Попов как-то выдал ему, что юмор самого Арса — это результат многолетней непрерывной работы над собой, а у Антона есть природный талант быть смешным. Себя он талантливым, очевидно, не считал. Антон тогда потратил половину вечера и много алкоголя на попытку его переубедить, но невозможно заставить человека сменить убеждения, которые он годами в себе взращивал. Дело было не только в таланте, Арсений скептически относился к любым комплиментам, которые касались чего-то, кроме внешности. С ней было проще, о ней говорили все вокруг, и он вроде бы принимал это как данность, но у Антона и здесь были сомнения. Арсений был ярким, многогранным и необычным. Антон считал себя полной противоположностью всему этому и тянулся к сверкающим краскам чужой души почти инстинктивно. Не только к тем, которые Арс охотно демонстрировал, но и к тем, что были скрыты от публики. Антон видел в нём чувствительность, даже ранимость, видел бесконечную доброту и желание помогать людям, видел его болезненную тягу к справедливости. Всё это делало его уникальным и неповторимым, и Антон не бросал попытки донести эту мысль до Арса, пусть тот и отшучивался на большинство из них. Однажды Антон осознал, что смотрит на губы Арсения и хочет узнать их вкус. Это испугало. На какое-то время он замкнулся в себе и своих мыслях, дистанцировался, насколько было возможно, от Арса, чтобы разобраться. Тот заметил, но на его огорчённое: «Что случилось?» у Антона не нашлось ответа. Попов на тот момент был женат, у Антона была девушка, что в такой патовой ситуации можно обсуждать? Свою изменившуюся ориентацию Антон принял без сеансов самобичевания, с чувствами к Арсу было сложнее. Одно дело — понять, что влюблён в мужика. Другое — когда этот мужик и из лиги повыше, и плотно занят. Антон молчал, зато расстался с девушкой, потому что обманывать её было бы нечестно. Он больше не избегал Арса — и не мог, и не хотел, только старался не палиться совсем уж откровенно. Ему стало проще, потому что он разобрался в себе, но Арс по-прежнему висел на его небе тёплым живым Солнцем и, согревая, нечаянно сжигал дотла. Когда Арсений развёлся, Антона накрыло. Он столько раз представлял, как решается и говорит с Арсом обо всём, а тот смотрит в ответ разочарованно, что в итоге струсил и побоялся рисковать их дружбой. Попытался снова наладить между ними дистанцию, но в этот раз Арсений не выдержал и припёр его к стене. Буквально. — Что я сделал? — Арс, ты ничего не делал. Ты потрясающий. И слишком умный, потому что следующим вопросом стало: — Тогда что сделал ты? — То, что нельзя было. — Антон, что ты сделал? — Влюбился в тебя. Арсений в ответ обнял его — и сердце Антона разбилось. Лучше бы Арс ушёл и хлопнул дверью, чего Антон опасался, чем объятия из жалости, от которых он не мог отказаться. Глаза защипало, пришлось прикусить губу до крови, чтобы не сломаться прямо при Арсении, но тот не был бы собой, если бы не почувствовал, что что-то не так. Он отстранился, чтобы заглянуть Антону в лицо, и в другой ситуации Шастун бы рассмеялся — настолько комичным было его удивление. Но ему на смену почти сразу пришла нежность, от которой перехватило дыхание, а Арсений, приблизившись снова, выдохнул ему в губы: — Какой же ты дурак. И поцеловал его. С тех пор всё стало и легче, и сложнее одновременно. Сложнее, потому что они оба были известными личностями, а в этой стране за однополые отношения можно было получить и по лицу, и реальный срок. Легче, потому что Арсений и их любовь стоили всех рисков. Кстати, о благоверном — пришло время вызволять его из водных глубин, пока тот не превратился в нелюбимую рыбу. Ванная комната встречает Антона клубами пара. Арс стоит перед зеркалом в одном полотенце на бёдрах и наносит какую-то вязкую субстанцию под глаза, не теряя, видимо, надежды убрать вечные мешки. Антон подходит сзади, вплавляется в него, обнимает, складывая руки на животе. Кожа Арсения горячая, распаренная после душа, и Антон чувствует себя её частью. Нежность затапливает волнами, ведёт его губами по чужому плечу, утыкается носом в шею, тянется ладонью к сердцу, которое с ним в одном ритме. Арс кладёт свою руку на его, ласково поглаживает кончиками пальцев, и Антона размазывает, как брошенный на жаре стаканчик мороженого. Время замирает вместе с ними, Антон бы и вовсе остался в этом моменте навсегда. Он так долго блуждал, терялся в поисках и сомнениях, но теперь он там, где и не мечтал оказаться. Он дома. Всё меняется, когда Антон поднимает голову и ловит взгляд Арса в зеркале — дьявольский, завлекающий. Он выглядит как воплощение всех соблазнов и искушений разом. Антон ощущает, как вспыхивает между ними притяжение, и, кажется, вот-вот начнёт потрескивать воздух. На смену нежности приходит необходимость. Антон кусает его в шею, развязывает влажное полотенце и откидывает в сторону. У Арса стоит, но Антон намеренно игнорирует его член. Вместо этого он ведёт ладонями по его бёдрам, оглаживает внешнюю сторону и скользит к внутренней. Арсений поддаётся и заводит руки за спину, чтобы притянуть Антона ближе. Всё это — не разрывая зрительного контакта в зеркале. Наверное, сработай сейчас пожарная сигнализация, они бы даже не заметили, занятые друг другом. Антон всё ещё одет в штаны и футболку, тогда как Арс — полностью обнажённый. Обманчиво уязвимый, почти невинный со своими родинками и ясными глазами, хотя буквально секунды назад он выебал Антона взглядом и даже не вспотел. С Арсом всегда на контрастах, всегда от Апокалипсиса до зарождения жизни на Земле за мгновение. Антона бьёт током, когда Арсений убирает руки с его поясницы, тянется вперёд, не глядя, и демонстрирует тюбик со смазкой. От его улыбки веет жаром костров инквизиции — Антон летит к ним без колебаний. Приходится отстраниться и отпустить любимые бёдра, не удержавшись, впрочем, от того, чтобы опустить ладони на ягодицы Арсения и собственнически их сжать. Антон щёлкает крышкой тюбика, выдавливает прозрачный гель и размазывает, согревая, по пальцам. Возвращает одну руку Арсу на бедро, а второй оглаживает между ягодиц. Когда пытается протолкнуть указательный палец — он скользит неожиданно легко. Антон добавляет второй и, когда снова не встречает сопротивления, с подозрением в голосе интересуется: — Что, говоришь, делал здесь так долго? Вот сейчас Арсений выглядит по-настоящему самодовольным, когда облизывает губы и отвечает, держа зеркального Антона взглядом: — Душ принимал. На последнем слоге его голос срывается, потому что Антон толкает пальцы резче и правильнее — он всё-таки учился у мастера. Мысль о том, что Арсений растягивал себя для него, ударяет по затылку так, словно сейчас случится их первый секс. Нет, поправляет себя Антон мысленно, не секс, а занятие любовью (в этой интонации слишком много типично арсеньевского, но Антону нравится). С Арсением не бывает иначе, несмотря на то количество фантазий, что они успели воплотить друг с другом. Любимым на данный момент воспоминанием Антона является стоящий на коленях Арсений с заклеенным ртом и связанными запястьями — Антон долго подбирал слова, чтобы попросить об этом, и ещё дольше отходил от потрясения, когда Арс согласился. Настоящий Арсений щипает его за бок, и Антон возвращается в момент. Попов явно не оценил, что Антон завис с пальцами в его заднице, поэтому приходится честно признаться: — Вспомнил тебя с заклеенным ртом, прости. Арсений, чудо, краснеет. Антон так сильно его любит, что однажды его точно разорвёт. Антону некогда раздеваться полностью, ему нужно в Арса ещё час назад, так что он просто стягивает штаны с бельём, позволяя им упасть к ногам, и отпихивает подальше. Смазывает себя, бросает тюбик в раковину и хватает Арсения за бёдра. Арс прогибается — податливый, открытый, расслабленный. Антону сносит крышу, когда тот отдаёт ему весь контроль. Он не знает, как выразить это словами, поэтому решает действовать и наконец-то толкается внутрь. Арс ведёт бёдрами навстречу, когда Антон входит. Это всегда какое-то блядское таинство — быть в Арсении. Антон замирает на пару секунд, пытаясь собрать себя из восторженных частиц в одно целое. Ему бы было неловко, но это же Арс, который чувствует его лучше него самого. Который улыбается ему в зеркале — губами, глазами, всем собой, а после вырывает из оцепенения, двигая бёдрами. Крыша улетает окончательно и просит не ждать обратно. Антон тянет Арсения на себя, вынуждая опустить голову себе на плечо, и одновременно с этим начинает двигаться — медленно, едва покидая горячее тело. Одной рукой он придерживает Арсения за живот, вторую укладывает на шею под кадыком. Никакого давления, лишь иллюзия удержания, но Арс вздрагивает и просяще поворачивает голову. Антон целует его и тут же толкается сильнее, проглатывая судорожный выдох Арсения. Двигается быстрее, меняя темп и вылизывая рот Арса, который стискивает его в себе и что-то шепчет в поцелуй. Наслаждение тягучее, обволакивающее, расширяется с каждым новым движением. Всё это знакомо — вкус, запах, теснота и жар, и всё это — новое, долгожданное, важное. Антон отрывается от мягких губ и толкает Арсения вперёд, заставляя расставить ноги шире и опереться руками о тумбу. Тот подчиняется беспрекословно, от чего у Антона идут трещинами рёбра с левой стороны. Арс закрывает глаза, когда он снова входит, но Антон сжимает пальцы на его бёдрах сильнее, до будущих синяков, привлекая внимание, и командует: — Смотри. Арсений мелодично стонет и открывает глаза. В них — штормовое море, в котором идут на дно глупые самоуверенные корабли, и Антон чувствует себя одним из них, но радостно плывёт навстречу стихии. Он смотрит в его глаза и толкается быстрее, выбивая новые красивые звуки. Арсений громкий, искренний и дрожит. Или это Антон дрожит? Арс тянется рукой к своему члену, но Антон перехватывает её и тянет вверх. Обводит языком указательный и средний, тянет их в рот и сосредоточенно посасывает. Когда он втягивает следом безымянный, зрачки Арсения окончательно стирают голубой цвет в его глазах. Он выглядит обдолбанным и нуждающимся — Антон чувствует себя таким же. Антон выпускает пальцы изо рта и возвращает ладонь Арсу под сердце — оно бьётся очень быстро. Движения собственных бёдер получаются ещё более хаотичными, Антон очень хочет кончить, но сначала он жаждет довести Арсения. — Давай, хороший мой. Давай. Из Арса вырывается скулёж, он мученически изгибает брови и закрывает глаза, кончая. Антон чувствует его наслаждение как своё, толкается ещё несколько раз, сжатый внутри чужого тела, и проваливается в оглушительный оргазм. Кажется, он что-то кричит, но связь с реальностью теряется. Когда он приходит в себя, Арсений успокаивающе гладит его по бедру. Они так и не расцепились, Антон всё ещё в нём, и вряд ли это теперь приятно, но Арс не выглядит недовольным. На его лице — умиротворение и довольство всем миром. Он буквально излучает инопланетный свет. Антон осторожно выскальзывает из его тела, разворачивает к себе и, обхватив пальцами лицо, нежно целует. Арсений отвечает так же мягко, лениво двигает губами и обнимает Антона за влажную шею. Они замирают в этой говорящей тишине своего мира, соединённые сердцами и мечтами, и это больше, чем откровение. Арс отстраняется первым, морщится, глядя на их перепачканные тела, и кивает в сторону душевой кабинки. Антон подмигивает: — Потереть тебе спинку? Арсений бросает на него взгляд, который выражает и «ты придурок», и «но я всё равно люблю тебя», но решает быть милосердным. Он стягивает с Антона прилипшую к телу футболку, переплетает их пальцы и ведёт за собой, бросая многозначительное: — Как минимум. Антон на всё согласен.