Монстрики предпочитают блондинок

Я сидела напротив директора театра и старалась не сгрызть губы до крови, иначе весь макияж, на который я убила половину утра (вторая половина ушла на укладку взрыва на макаронной фабрике на голове) и героически пожертвовала завтраком, пошёл бы коту под хвост. А волноваться мне было из-за чего: Артём Сергеевич Овцинов ругался так, что стены дрожали, а его лицо начинало напоминать перезрелый помидор. Того и гляди — лопнет. И красный сок запачкает моё платье, которое, между прочим, из новейшей коллекции: бежевое с оборками и рюшами. Когда я только его в интернет-магазине увидела, сразу голову потеряла, а на ценник как-то даже и не посмотрела. И ближайший месяц мне нужно было планировать свои расходы, чтобы как-то продержаться на остатки зарплаты. Что-то я не том думаю…. Вот он так вылупился, словно меня объявили врагом народа. Ещё и круглые стёкла очков так угрожающе блестели. Почему? Ах, да, я же увольняюсь! Конец света! — Я требую объяснений! Как же так, Сашунь? Театр к тебе со всей душой, а ты! О горе мне! — надрывался он, мотаясь по кабинету и театрально заламывая руки. Я даже прониклась и теперь заинтересованно наблюдала, округлив глаза, боясь лишний раз моргнуть, словно мастер на экзамене по сценическому движению. Сколько экспрессии! Туда пошёл, сюда пошёл, потоптался, руками помахал словно ветряная мельница. Не те люди у нас играют, ой не те! Да Артёму Сергеевичу хоть сейчас в «Гамлета»! Я уже видела его в луче одинокого софита на тёмной сцене и известными строками: «Увольнять или не увольнять, вот в чём вопрос». Однако весь этот спектакль одного актёра проходил из-за моего «внезапного» ухода. Я уже несколько раз пыталась поговорить с ним об увольнении и постоянно получала один и тот же ответ, мол, мою хорошенькую головку не стоит забивать всякими плохими мыслями. И каждый раз он по-отечески гладил меня по голове, а мне так и хотелось сломать эту руку. То, что я говорила вполне серьёзно, приняв взвешенное решение, Артём Сергеевич и рассматривать не хотел. Вероятно, понятия «платиновая блондинка Александра Богданова» и «думать» у него не могли сочетаться в принципе. Что ж, будем впускать в ход тяжёлую артиллерию. Я выжидала момент, слушая причитания директора, который, вероятно устал наматывать круги по кабинету и грузно опустился на кресло напротив меня, продолжая читать нотации. И, кажется, забыл из-за чего начался сыр-бор. Он размахивал кулаком правой руки в такт словам, будто выступал уже на демонстрации. — …И недаром все континенты рукоплещут труженникам нашего большого балета! О чём это я? Ах да! А как же современные «Ромео и Джульетта»? Репетиции новой постановки уже завтра! Режиссёр хотел бы видеть с нашим Ванечкой только тебя, Саш! А афиши? Какие были бы афиши, загляденье! Я как можно более очаровательно улыбнулась, стараясь скрыть раздражение от того, что он накрыл мою руку, лежавшую на столе, своей. Моё желание собирать чемоданы и ехать в Москву росло, и каждая секунда, проведённая в Питере, приравнивалась к четырём. Если меня не отпустят, Данька меня точно прибьёт. Мне пришлось действовать проверенным способом. — Артём Сергеевич, — я взглянула на него из-под ресниц и подалась несколько вперёд, заставляя его отвлечься от своей тирады и переключить внимание на меня, — ну не красиво же будет! Вот не хочу я протыкать себя ножом и портить одежду… Это же кошмар! А какой вред для фигуры эти ваши корсеты? Я фыркнула, положила ногу на ногу и начала накручивать волнистую светлую прядь на палец. Бабушка мне всегда говорила, что подобный отвлекающий манёвр направит мужчину в нужное русло. И правда, Овцинов наконец-то затих. Ух ты, когда он молчит, его приятно слушать. А то уже голова болеть начала! Я беспомощно взглянула сначала на заявление, а потом на своего мучителя, который вот уже без малого полчаса компостировал мне мозги. Но решение о переходе в один из московских театров было принято уже давно. Да и чего уж там греха таить, звали ещё после фестивалей по выпуску. Режиссёр Андрей Иванович Копытин задался целью тренера покемонов «Собери их всех!», но наш курс шёл к нему как-то неохотно, словно проклятье какое над бедолагой повисло. Если бы не Даня, я, наверное, так и не согласилась бы. Но теперь Андрей мог радоваться — один постоянный дуэт с курса ему удалось заполучить. Коллеги вот моего юмора не оценили. Ванька так вообще надулся как мышь на крупу, восприняв мой уход как личное оскорбление. В голубых глазах была такая обида, что я уж думала, этот «Есенин» пойдёт обнимать берёзу и грустить десять часов в лучших традициях Безрукова. Можно подумать, я специально так подгадала, чтоб свинтить от своего светловолосого «Ромео» при первой же возможности. Ничего, они без меня не пропадут, актрисы на замену были, одна Вика Черёмухина чего стоила с её длинными чёрными волосами и пронзительным взглядом глаз-аметистов. Овцинов подался вперёд, его дыхание опаляло кожу, я едва сдерживалась, чтобы не отодвинуться. Удушливый запах мужских духов с нотами дерева ударил в нос так, что захотелось чихать и кашлять одновременно. Я слегка поморщилась. Почему ему никто не скажет, что надо знать меру? — Артём Сергеевич. Отодвиньтесь, пожалуйста, мне душно. — Скажи честно, тебе мало платят? Так я обо всём позабочусь! Я могу тебя обеспечить, звёздочка моя, только оставайся подольше… Желательно в моём кабинете прямо сейчас. Я изо всех сил пыталась сохранить улыбку. Не вышло. Раздался звук хлёсткой пощёчины, на стол приземлилось заявление об уходе по собственному желанию, и я выскочила из кабинета, хлопнув дверью. Мне в спину раздалось угрожающее: — Да кто ты до нашего театра была, кукла безмозглая?! Приползёшь на коленях! — Да одеколон ваш мне мозги последние затуманил! Всё хорошо в меру! Я вздохнула, поправив слегка взлохмоченные кудри. Нет, каков нахал! Стоит отказать, и вот ты уже не «звёздочка», а «кукла безмозглая». Впрочем, мне не привыкать. Обидно, досадно, но ладно. Я постаралась сохранять спокойствие, набирая сообщение человеку, который был самым первым в списке друзей: «Вот и всё. Приеду на поезде в шесть утра. Встретишь?» Ответ пришёл незамедлительно: «Тёть, давай сама, а? Какие шесть утра? Не маленькая уже, почти тридцать годиков. Verstehen?». И смайлик поставил. Скалящийся такой. Вот огромная ехидна! Ещё и на больное давит! Я хмыкнула, набирая: «Bist du dumm? Мне двадцать пять! Вот и попрошу тогда Тишу встретить… Он вот мне всегда рад».Розовые ноготки стучали по экрану, отбивая ритм. «Так, в шесть. Какой именно поезд?» — победно усмехнулась, прислоняясь к стене. Ну, не нравилось Дане, когда я пыталась с его коллегой Тишей общаться. Всё думал, что я его испорчу. Было бы кого портить, Господи-и. Маякнуло ещё одно сообщение. «Может, всё-таки на самолёте? Ты не пожалеешь? Если не хватает денег, я доплачу.» «Дань, я пожалею, если посудина в воздухе начнёт резко падать. Да и куда мне до твоей популярности? Пронесёт!» «Ну-ну. Хотя это хороший инфоповод. Буду ждать на платформе»

***

Вечером я с трудом тащила увесистый чемодан, стараясь не срываться на бег. Я начала замечать на себе взгляды. Кажется, меня узнали. По вокзалу покатились шепотки, но никто подходить не решался, понимая, что я пока не настроена на автограф-сессию. Главное не спешить! Хороша я буду, если побегу на каблуках, пусть и средних, в белой пышной юбке и с прицепом в виде огромного коричневого дедушкиного ретро-чемодана, видавшего, наверное, ещё середину прошлого столетия. Должно быть так, как учила бабушка: грация, изящество, осанка. Времени ещё оставалось предостаточно, но привычка торопиться у меня никогда не исчезнет. Поднялся ветер. Мне пришлось притормозить, чтобы прижать ткань юбки к себе. — Оу, — непроизвольно вырвалось у меня. Я успела заметить, как какой-то парень достал телефон. — Эй, красотка, посмотри сюда! Я привычно улыбнулась в кадр. Если кому-то нужно шоу, то я его устрою. Вспомнилось, как наш мастер сравнил меня с Мэрилин Монро, порекомедовав мне осветлить волосы. Позже выяснилось, что он подписал мне приговор в мире актёрских типажей и изменил мою жизнь. Из никому ненужной актрисы ролей второго плана с длинной каштановой косой до пояса я превратилась во «Влюблённую». Образец женственности. Вечную Джульетту, Дездемону и иже с ними. Из размышлений о жизни меня вывел знакомый звонкий голос, на зов которого обернулась добрая половина вокзала: — Санё-ё-ёк! Твою ж мать, только не сейчас! Ох. Теперь точно народ налетит… — Это она? — Правда? Кажется, похожа… Я обернулась как можно более медленно, чувствуя, как по спине пробежали мурашки от звучания собственного имени. Ненавижу эту форму. Она же совсем мне не подходит! Я пригляделась, напрягая зрение. На меня со скоростью, близкой к поезду, расталкивая всех, в чёрном шёлковом платье, бежала Гоар Лилоян. Не могу сказать, что мы близко общались в школе, но после выпуска судьба частенько нас сталкивала. И вот опять… Она широко расставила руки, слегка оттолкнулась от земли и чуть было не сбила меня с ног. В нос ударил запах мёда и пряностей, напоминая о прошлом. Гоар выпустила меня из поистине медвежьих объятий и улыбнулась. В её карих глазах с восточным разрезом плескилсь всё тот же задор и знакомая мне открытость, словно и не проходило этих семи лет. — Ох, какая ты… — Какая же? Гоар горько вздохнула. — Совсем не изменилась, птичка моя! — протянула она, оглядывая меня. — Наверное, я с силой переборщила. Ты прости. В последнее время я ещё и поднабрала в весе… Я покачала головой, расправляя складки на блузке. — Хорошего человека должно быть много, Гоар! Ты на себя наговаривешь. — Сань, ты всё ещё у нас в театре? Когда с тобой чего-нибудь глянуть можно? И мне чтоб проходочку. В ложу! — она белозубо улыбнулась и подмигнула. Здорово всё-таки, когда кожа от природы смуглая. Я вот бледная моль, загар совсем не ложится. В солярий сходить надо когда-нибудь ради эксперимента. — А всё! А надо было раньше! Вот, — я кивнула на багаж, — чемодан, вокзал, столица. — Ты с концами? — Гоар приложила ладонь ко рту. Я пожала плечами. — А как там Данька? — Да неплохо. Вроде, — мне едва удалось выдавить милую улыбку. Не нравится мне, куда диалог клонился, словно только за этим и подошла, чтобы про него расспросить. — «Вроде-вроде». Вы встречаетесь, или где? — развела руками она. Мои глаза, наверное, стали ещё больше. Это она, конечно, дала… Прямо день открытий какой-то: то всплывают невиданные доселе актёрские таланты, то моя успешная, оказывается, личная жизнь. — Нет, — грустно сказала я, не решаясь посмотреть ей в глаза, иначе сплетня бы стала ещё круче. Вот всё в Гоар хорошо, кроме таких моментов. Она хитро прищурилась. — А не к нему ли ты едешь? Вот теперь не в бровь, а в глаз. К щекам хлынула кровь, и предательский румянец выдал меня с потрохами. Я не знала, куда деть руки и машинально вцепилась в ручку чемодана. Кажется, переборщила с силой и сломала ноготь. — М-мы скоро будем в одном театре работать. И решили так вместе на кастинг и сходить. У нас же химия годами отработана, больше шансов дуэтом пройти. Гоар вздохнула. — Эх, птичка, Данька-то наш, гляди, совсем зазвездился. Его-то почаще увидеть можно. Получится ли вернуться на экран? — Смотрела «Белый флаг»? — улыбнулась я, вспоминая, как Лисевского буквально распирало от гордости после выхода картины в прокат. Оно того стоило: его типаж «Героя» всё-таки был замечен и оценён по-достинству. Даня выиграл в генетической лотерее, заполучив самое желанное амплуа. Лисевский — высокий, широкоплечий, русоволосый и кареглазый, с острыми скулами и по-аристократически ровным носом. Офицер! Боец! Мечта всех девушек! Голос с широким диапазоном был довольно приятным и бархатным, слушать я его любила всегда. До сих пор жалею, что Даня предпочёл карьеру киноактёра, а мог бы отлично озвучивать книги и фильмы. Мне нравилось ещё в те времена, когда непопулярный «ботаник» Данечка Лисевский с отросшими волосами вместо стильной стрижки носил клетчатые свитера под рубашку и огромные очки, только мечтая о карьере актёра и выступая на конкурсе чтецов от школы. Ростом и фигурой я до «Героини» не дотянула. На фоне высокого Лисевского я так вообще маленькой казалось. А после того, как я перекрасилась, наш тандем и мастера, и сокурсники заклеймили как болонку и добермана. Да и голос для «Героини» у меня низковат. Для более томной «Влюблённой» самое то. Но амплуа нежной нимфы, слегка оторванной от реальности, сроднилось со мной и в жизни. И я этому рада, лишь бы уйти от репутации своего в доску парня. — Ещё бы! Данька там прямо… Ох! У него всегда такая осанка была? — Все, кто играл офицеров, носили корсет. Даня сутулится немного. Я перевела взгляд с Гоар в сторону и заметила девушку с тёмным каре и в круглых очках. Она нерешительно топталась рядом, сжимая в руках телефон. — Вы что-то хотели? — Да! — сказала она, поправяя рукав синей рубашки, — Вы же Александра Богданова? Можно… сфотографироваться? Я вздохнула, покосившись на сиявшую от радости Гоар, которая первая меня заметила, и приглашающе протянула руку. Вскоре меня окружили со всех сторон, и я едва успевала отбиваться от вопросов, которые мне задавали в процессе съёмок. — А правда, что вы с Лисевским вместе со школы? — спросила женщина средних лет с волосами, стянутыми в тугой пучок. — Да, мы учились вместе. — Вы опять появитесь в новом сезоне «Твоей сладкой лжи»? — спросила девушка в длинном розовом платье. — Продолжение не планируется. Нас не приглашали. — Почему Лисевский не приезжает к нам в Питер? — Он занят во многих проектах. — Про вас недавно писали, что вас продвигает Овцинов! Это правда? — Нет, откуда вообще эта информация? Парень в кепке, который во время съёмки вцепился мне в руку с такой силой, что на коже остался красный след, поинтересовался: — Недавно «Gossip Today» писали, что на вас в постели только духи, это правда? — Нет! У меня начал дёргаться глаз. Что за чушь?! Только жёлтухи мне тут не хватало. Плохая была идея. Пусть и не переношу дорогу в автомобиле и до смерти боюсь летать. Когда-нибудь я смогу себе позволить большее. Хотя с такой жизнью мне только бросать актёрство и уходить в стенд-ап. Там и платят больше. Надеюсь, Москва изменит меня, как изменила Даню.