Я неуверенно переминалась с ноги на ногу. Наверное, только я могла потерять огромную каланчу в толпе… И где он? Его величество как всегда опаздывать изволят? Ох, как же это на него похоже. Вот вечно соберёмся куда-нибудь, так я жду его минут сорок. Есть в этом мире хоть какое-то постоянство. И вот чудо: народ расступился перед Лисевским как море перед Моисеем, выстраиваясь в два ряда. Даня был одет стильно: джинсы, пиджак из того же материала с ручной росписью на спине с Пеннивайзом, белая футболка, кулон с волком (мой подарок), кеды и несколько кожаных браслетов на правой руке. Он снял солнцезащитные очки, позволяя мне увидеть его карие глаза, которые лучились теплом, и ярко улыбнулся. Я почувствовала, как нутро начало жечь. На губах сама по себе расплылась ответная улыбка, я пошла навстречу к нему. Шаги Дани были длинными, он привычно размахивал руками, заполняя собой пространство. Я ускорилась, стуча каблуками. Он широко расставил руки.
— Ну, иди сюда!
Прямо перед ним я выпустила чемодан и прыгнула к нему в объятья, вдыхая знакомый запах его бессменного парфюма, напоминавшего лесную свежесть. Я машинально отметила, что он сорвался на опять начал курить. От Дани тянуло сигаретным дымом. Он легко меня приподнял и закружил. Я засмеялась. Некоторое время мы так и стояли. Была бы моя воля, продлила бы этот момент, но Даня сделал пару шагов назад, выпуская меня из объятий.
— Ну что, соскучился по мне, «ма-а-асквич»? Теперь буду постоянно надоедать! Прямо как в старые-добрые!
Над его длинным «а» после переезда в столицу я никогда не устану шутить. И я всё понять не могла: то ли он специально косил под коренного москвича, хотя все знали, что он таковым не являлся, то ли перенял манеру произношения со временем.
— Очень, — признался он, отвечая на волнующий меня вопрос и продолжая улыбаться, — очень жаль, что ты подняла меня в такую рань, поэтому я буду ворчать весь день.
— Даня, такой момент запорол! — я шутливо ударила его кулаком в плечо. Тот театрально выдохнул, словно я нанесла ему смертельную рану. Я собралась поднять чемодан, но он меня остановил.
— Так. Спокойно. Пусть я и Даниил Лисевский, но чемодан носить могу. А то начитался про себя недавно, мол, белая кость, голубая кровь…
Он уверенно подошёл и рывком поднял мой багаж.
— Ух, блять! — Даня слегка пошатнулся. Я ойкнула, приложив руку ко рту.
— Ты как его дотащила вообще?
— Да он как-то… Привыкла я! Ты справишься?
— Есть женщины в русских селеньях…
— пробурчал он. — Ты за кого меня принимаешь? Как будто не я тебя четыре года тягал как Геракл!
— Так ещё три года прошло, Геракл уже не торт! — не сдавалась я.
— Отставить нытьё. Сейчас дойдём до машины, а потом прогуляемся. У меня сегодня спектаклей нет. Подменять, вроде, некого… Если только Андрей не вызовет…
— Ты сегодня целый день со мной?! — слегка надув губы и пошире приоткрыв глаза, я состроила самое милое выражение лица, на которое была способна. И в театре такое прокатывало. Но на Дане не работало никогда.
— Завтра Андрей ждёт нас обоих уже с самого утра. Начинаем ставить… Так, я обещал ему оставить в секрете название, но тебе понравится, — он наконец-то взглянул на меня, — Ой, жуть, реально болонка. Щенячьи глазки!
Свободной рукой он потрепал меня по голове.
— Гав!
Даня на мой пассаж только вздохнул, как вздыхают психиатры, входя в палату безнадёжного больного. Мы направились к машине, радуясь, что люди были то ли слишком заняты своими делами, то ли просто не заметили, чтобы подойти к нам.
Я села на пассажирское кресло, расправив пышную юбку, Даня с размаху заскочил на место водителя и настоятельно посоветовал мне пристегнуться. Я повиновалась. У Дани зазвонил телефон.
— Алло? Нет. Нет, я уже всё решил… Да, окончательно, вы меня в пятый раз уже спрашиваете… В этом году точно не смогу, график… Да, мне тоже очень жаль. Спасибо, что пригласили в любом случае… Не знаю, буду ли когда-нибудь вообще…
Я вопросительно посмотрела на него. Даня пожал плечами.
— Опять это странное шоу с костюмами… — он устало потёр лоб. — Я пытался вникнуть, но пока что-то не заинтересовало.
— Шоу… с костюмами?
— С масками. Надо персонажа отыгрывать и петь. Твоя задача — не спалиться перед жюри. Ладно, Саш, поехали.
— И ты отказался?
Даня задумался, повернувшись ко мне.
— Во всяком случае в этом году. Второй сезон обойдётся как-нибудь без меня, — он улыбнулся.
Я кивнула. Но почему-то этот момент всё никак не хотел выходить у меня из головы. Казалось, что произошло что-то очень важное. Странно, что Даня отказался, обычно Лисевский выступал за любую авантюру.
До меня как-то не сразу дошло, что за столько лет знакомства я никогда не видела, как он водит, но при этом опрометчиво села в его чёрный BMW. Даня хмыкнул, повернул ключ и после нескольких манипуляций мы стартанули с места как на реактивной тяге, дома начали мелькать за окном с такой скоростью, что я не успевала их рассмотреть. Такой скорости от него я не ожидала. В моей голове по Москве было тяжело ездить быстро именно из-за пробок. Но Дане это удавалось в объезд всего и вся, при этом его лицо с острыми скулами приобретало совсем уж хищное выражение, похожее не то на хитрую улыбку как у лиса, не то на едва сдерживаемый оскал как у добермана. За город с ним точно никогда не поеду. Экстримал хренов. Даже ветер свистел из приоткрытого окна. Зато было не так жарко. Я уже начала сетовать, что веер, который я летом повсюду брала с собой, остался в чемодане.
Глядя в окно на освещённые золотым солнцем дома, дороги, тротуары, машины, деревья, остановки, мелькавшие как будто на фоне, я старалась не думать, сколько придётся заплатить штраф, если нас тормознут. Даня хмыкнул:
— Не ссы, mein Frohlein! Домчим сейчас!
Зря он это сказал, очень даже зря. Мы-таки попали в пробку, выехав откуда-то сбоку к основному потоку машин, и теперь еле-еле тащились по улице. Даня нервничал, стуча пальцами по рулю. Я старалась его не напрягать и молчала, углубляясь в воспоминания.
***
Переход в лингвистический класс при перераспределении для меня произошёл по принципу «из двух зол выбирают меньшее».
Так исторически сложилось, что в первый же день я села на вторую парту первого ряда с Даней Лисевским. И первую неделю мы совсем не разговаривали, делая вид, что за соседним местом никого нет. Но время шло, и вскоре мы перешли от этапа «Извини, пожалуйста, у тебя нет запасной ручки?» к «Ха, лошара, я видел в окно, как ты навернулась на льду». Тандем из «тихонь-очкариков», какими мы казались всем остальным, кроме близких друзей, был ещё тот: скромный мальчик, который занимает места в олимпиадах по литературе и стереотипная отличница с длинной косой. Но близкие друзья знали нас настоящих, мечтавших о карьере актёров. А началось всё с того, что я имела неосторожность принести буклет с афишей нашего театра. Даня, конечно же, сразу заметил и, заглядывая ко мне через плечо, начал комментировать:
— О, недавно ходил на «Драму на охоте». Половину спектакля хлестали компот, делая вид, что это алкашка… Сюжетец так себе. Не советую. Сходи на «Таланты и покойники». «Волки и овцы» тоже хороши. Василий Митрофанов там засветился. Ну, знаешь, новенький! На него любо-дорого глянуть!
— Я в нашем театре как-то разочаровалась… У постановщика ну очень странные идеи… И выбор произведений специфический. В N-ске куда круче!
Даня фыркнул, закидывая ногу на ногу и отодвигаясь.
— А ты хотела! Театральный институт и целая площадь. Выбирай — не хочу. Сказка! Это тебе не наш Мухосранск, где даже ДК уже пять лет как открыть не могут.
— А ты в теме, — удивлённо протянула я, поворачивая голову к нему. Даня гордо хмыкнул.
— Так я уже для себя всё решил! Хочу поступить туда!
Я не сдержалась и начала хихикать. Благо, учительница по математике опять опаздывала и не могла нас прервать. Даня в видавшем виды сером мешковатом свитере с растрёпанными волосами, которые, кажется, забыл причесать, в огромных круглых очках мало чем походил на героя-любовника.
— Богданова! Ну шо ты ржёшь?!
— Знаешь, было бы здорово, правда. Без приколов. Я бы тоже хотела. На сцене можно прожить целую жизнь… И сыграть сразу много ролей. В театре есть особая магия… Даже в коллективе! Всегда было интересно, вот целуются они, а ничего при этом не чувствуют. Как же так?
Карие глаза Дани блеснули азартным огоньком. Он поправил съехавшие на нос забавные очки и протянул руку и выставил вперёд мизинец.
— А давай поклянёмся, что поступим вместе?
— Думаешь, получится? — неуверенно спросила я, скептически глядя на воодушевлённого Лисевского.
— Не попробуем — не узнаем. Начинать надо уже сейчас… Я решил попробоваться в ТЮЗ. Какие-никакие основы!
Я вздохнула, протягивая и свою руку. Мы скрестили пальцы, улыбка Дани стала шире.
— Пусть они смеются, сколько хотят. О нас узнает вся страна, вот увидишь…
— Романтик ты, Дань! — хмыкнула я, доставая из пенала ручку.
И наш общий путь к славе начался с самых низов: ролей Деда Мороза и Снегурочки на детских утренниках. Данин рост позволял играть любимого всеми персонажа уже в 16 лет, но из-за некой худощавости возникали проблемы. И в итоге играть мне приходилось с Дедушкой Капустой: красная шуба, два толстых свитера, рубашка, жилет — и всё это, ради
(денег) деток, которые обязательно хотели и у дедули на коленках посидеть, и стишок рассказать (а лучше два), и сфотографироваться. Даня был дико красный за два с небольшим часа утренника, но при этом гордился собой. На мне, то есть, Снегурочке в светло-голубой шубке с серебристой вышивкой, которую каким-то чудом не погрызла моль, всегда были игры и почти весь интерактив. Плюс, я выслушивала большую часть стихов, так как бедный Лисевский не всегда мог выдержать особо большие группы детей. Иногда Даня оправдывался тем, что у дедушки было много дел на дальнем Севере, а кто не успел, тот не успел. И, шатаясь как после пьянки, Дедушка Мороз вываливался в костюмерную.
Мы узнавали самую базу актёрского мастерства: грим, азы сценического движения и даже немного танцы. Однако первые наши потуги в танго и вальс вспоминать страшно. Особенно мне: Даня за короткий срок умудрился уронить меня трижды. Один раз причём уронить вместе с собой, не рассчитав сил.
В старших классах Даня, сияя как начищенный самовар, протянул мне билет на спектакль «Ромео и Джульетта» от молодёжного театра, который открылся не так уже давно. Мы с восторгом смотрели на новое видение постановки; все актёры носили чёрные кожанки, из-за чего Монтекки и Капулетти стали напоминать две враждующие группировки в девяностые. И было много воды. В прямом смысле: в особо эмоциональных моментах актёры нещадно расплёскивали воду, иногда имитируя ливень. Но это было что-то новое, вдохновляющее, творческое. А ребята-актёры, которые были не намного старше нас быстро стали нашими кумирами.
Выпускной класс был для нас стрессовый вдвойне. Помимо основных экзаменов, мы готовились ещё к творческому. Вот никогда не понимала эту систему. То есть абитуриент обязан приходить и делать всё то, чему его будут учить на протяжении четырёх лет. Но по-другому никак: не мы первые, кто зазубривал басни Крылова и проживал отрывки из прозы, вкладывая всю душу в несчастные пару страниц, не мы последние.
Сейчас уже точно могу сказать. Вступительный экзамен не так страшен. Актёр — это товар, который хотят покупать, и мастера на экзамене прекрасно знают, кого хотят видеть в выпускных спектаклях. Чёртов типаж, набивший мне оскомину, решает всё.
Но тогда стоя за дверью, я ходила из угла в угол, нервно потирая руки. Алёнка, рыжеволосая длинноногая старшекурсница, которую приставили к нам наблюдателем, схватила меня за руку и резко притянула к себе.
— Не мельтеши, успокойся!
— Да как же… Легко тебе говорить, Алён, ты-то уже всё это прошла.
Она покачала головой.
— Ты пройдёшь.
Я неверяще посмотрела в её голубые глаза.
— Как ты можешь знать?
Алёна ласково прикоснулась к моей щеке и провела указательным пальцем.
— Вижу, солнышко. Ты из тех, кого называют «типажистыми». Хорошо, что длинные волосы свои в пучок собрала. Обычно косу носишь? Простецки! Тебе бы сменить… Не знаю, как, но все бы ахнули!
Я смутилась, отводя глаза в сторону.
— И зачем ты так меня поддерживаешь?
Она задумалась.
— Мы, третий курс, ваши родители! Моя обязанность нянькаться с первокурсниками, где молодо-зелено… Да и понравилась ты мне. Вижу, что не пропадёшь. Ты это… У меня соседка выпустилась в этом году, место свободное в общаге есть. Третий блок. Ты скажи, — она подмигнула.
— Ты меня переоцениваешь…
— Всё будет хорошо, вот увидишь! Не смотри на их реакцию. Скорее всего, её не будет совсем. Жди подвоха, они любят подкинуть что-нибудь, чтобы студент импровизировал… И смотри на Синичкину. Вы будете её курсом, я даже завидую… Великая женщина!
А у меня и как назло монолог очень жизнеутверждающий. Катерина из «Грозы» перед смертью. Знала бы, что так волноваться буду и во все приметы верить, ни за что бы не выбрала.
Я вошла в спортзал с зелёными стенами, которые в тот момент меня больше бесили, чем успокаивали. Экзаменаторы по-хозяйски расположились за столами: мужчина со щетиной в солнцезащитных очках — Валентин Алексеевич Бобров, вёл сценическое движение, женщина среднего возраста с тёмными крашеными волосами и доброй улыбкой Лариса Николаевна Звягинцева — сценическая речь и рядом с ней — Синичкина Любовь Ивановна, совсем уже пожилая дама с ироничной усмешкой в ярком шейном платке, напоминавшая нам с Даней Раневскую. Она сжимала в руках сигарету, и рядом с ней в пепельнице высился небольшой айсберг из бычков. В зале были и другие мастера, но на нашем курсе они впоследствии не вели.
— Александра Юрьевна? Рады видеть вас, — сказала Лариса Николаевна.
Я кивнула, улыбаясь. Сердце колотилось как бешеное. Я боялась, что как только открою рот, так забуду все слова.
— Начнём с монолога…
Я выдохнула, настраиваясь.
— Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу… Всё равно…
Я отчитала весь монолог, делая небольшие паузы и старалась не смотреть в сторону комиссии. Перед моими глазами стоял эфемерный образ моего возлюбленного и мужа, которого я предала.
— Прощай!!! — я раскинула руки, чувствуя, как слёзы подступили к глазам. Меня не прервали. Но Алёна была права: комиссия с ледяным спокойствием смотрела на происходящее.
— В общем-то неплохо. Спасибо, — сказал Валентин Алексеевич, поправляя очки и делая пометки на листах. — На музыкальных инструментах играете? — спросила Лариса Николаевна.
— Фортепьяно. Немного.
— Учились в музыкальной школе?
Я покачала головой.
— Нет. Самоучка. Поэтому немного.
— Что ж, владение инструментом необходимо актёру. Немного… В целом, похвально. Готовы петь? А капелла.
Песни — это моя сильная сторона. Сложные композиции, конечно, никто особо не брал. Вокал — это прекрасно, но его могут поставить и в институте. Смотрят на то, проживает ли студент песню, или нет. Я решила остановиться на песне Анжелы из фильма «Король Олень». Нежная лирическая и в то же время вокал был посложнее типичной «Позвони мне, позвони».
— А теперь басню, — небрежно махнул рукой Бобров.
Вот что творилось у меня в голове? Была бы машина времени, эту самую голову оторвала бы! Наверное, я так волновалась, что всё перепутала. В тот момент я пребывала в искренней уверенности, что это ОН. Момент истины. Испытание на импровизацию, о котором меня предупредила Алёна. Я попыталась переложить «Ворону и Лисицу» на музыку. Абсурдный мотив, похожий не то на «Руки вверх», не то на современную попсу с битами, и поехала.
— Уж ско-о-олько раз твердили ми-и-ру-у-у! — выдала я и дальше уже не собиралась останавливаться, боясь, что за провисы во времени мне влетит.
Члены комиссии ожидали, наверное, всего, кроме этого. Зал взорвался хохотом. Я непонимающе хлопала глазами.
— Ох, повеселили. Басню не петь. Басню читать, — сказала Синичкина сквозь смех.
— А-а-а, блин! — я тоже засмеялась.
Но этот прокол сыграл мне на руку. Я запомнилась комиссии. И при этом зарекомендовала себя весьма… находчивым человеком.
Первый тур оказался для меня и самым удачным. Этюды я сдала на среднем уровне, так как комиссия начала подкидывать мне всё больше задач, ожидая, что я опять выкину какой-нибудь прикол. Прикола не случилось, я только ещё больше разнервничалась. А чёртов третий тур по танцам я до сих пор вспоминаю с содроганием. Мастер по сцендвижению к девушкам требования задирал до небес. Что несправедливо. Парень может быть деревянным, но всё равно получит высокие баллы, так как мужские роли приоритетнее. А вот девушкам приходилось несладко… Моя гибкость вообще оставляет желать лучшего, поэтому пытал он меня шпагатом так долго, что я из кабинета еле-еле выползла. Данька, зараза, ржал так, что потом икал сорок минут. А воды ни у кого не было.
Благо, первый тур — самый решающий, и мы с Даней поступили вместе. С первого раза. Домой в день оглашения результатов мы не поехали, оставшись отмечать поступление в N-ске с курсом.
***
А пробка тем временем особо и не сдвинулась. Дане удалось подрулить к парковке и остановиться. Я отстегнула ремень безопасности и спокойно выдохнула. Как хорошо, мы с этим лихачём не расшиблись.
— Давай прогуляемся? Что время зря тратить? — предложил он, протягивая мне руку, чтобы помочь выбраться из машины.
Я согласилась, принимая его помощь. И мы отправились гулять по столичным улицам. Лето стояло в самом разгаре: парило нещадно, но на небе не было ни одного облачка. Даня привычно взял меня за руку, увлекая за собой. Гнусавым безэмоциональным голосом переводчика на кассетах девяностых он декламировал:
— Пос-мот-рите направо. Вот это дом
Булгакова. Если мы вой-дём в эту узкую ар-ку, то окажемся прямо у не-хо-ро-шей квар-тир-ки… Хочешь, сфоткаю у Кота с Коровиным? Рядом театр сатиры, к со-жа-ле-ни-ю, там ещё не был!..
Я едва поспевала за длинноногим Даней, который ни на машине, ни на ходу тормозить не собирался похоже, решив, что пешком можно будет компенсировать потраченное в пробке время. Мы почти бежали вдоль улиц и светлых домов, уходящими крышами высоко в небо, не обращая никакого внимания на окружающих, некоторые из них Даню, похоже, узнали, и хотели окликнуть. Я уже даже перестала понимать, что он говорил, просто слушая его бархатный голос, к которому уже успела отвыкнуть, общаясь только по переписке и лишь иногда — голосовыми. Мне было абсолютно всё равно, как я выглядела в этот момент. Его большая и горячая ладонь сжимала мою, которая казалась совсем хрупкой. Мне бы очень хотелось, чтобы этот момент не кончался.
Так почти галопом где-то через час мы добрались до Театральной площади. Я взглянула на легендарное здание Большого театра с конями на крыше.
— Да, это тебе не наш… И не в N-ске… Эх, хотелось бы там работать, конечно.
— Наша театральная студия тоже не такая уж и плохая, — поддержала я, хотя в глубине души была согласна.
Нет предела совершенству, и мы будем работать ещё усерднее. Бабушка, ты бы очень мной гордилась… В фонтане шумела вода, по улице сновали люди, фотографировались, гуляли. Голуби грациозно вышагивали по плитке, надеясь что-нибудь выпросить съестного. Я только сейчас вспомнила, что телефон оставила у Дани в машине. Лисевский, словно прочитав мои мысли, достал свой, включил фронтальную камеру и притянул меня к себе.
— Так… С приездом, Сашка.
Он чмокнул меня в щёку и сделал снимок, я даже среагировать не успела, застыв, слегка приоткрыв рот и широко распахнув глаза.
И после нашей прогулки, сидя в съёмной квартире, я увидела в соцсети отметку своего профиля у Дани в новостной ленте. И несколько тысяч комментариев.
— О, Богданова! Так они всё-таки встречаются?
— Вот есть же глупая кукла!
— Милота какая!
— А мне она нравится, такая женственная.
— Дане она не подходит. Ему бы нормальную девушку, а не эту…
— Опять эта Барби!
Ой, всё, только настроение испортила. Вдвойне обидно, что большинство негативных комментариев было от девушек. Я вышла из соцсети, заблокировала телефон и вздохнула. Вот бы хоть на денёк стать кем-нибудь другим… Парнем, например. Или персонажем в реальной жизни. В маске, чтоб ничего видно не было.
Я потрясла головой, прогоняя неправильные мысли. Это всё Даня со своей «Маской» меня сбил.
