Между двумя мирами

      Какузу был уверен — он никогда не хотел бы работать судьей. Это было нудно, скучно и вообще никак его не интересовало. Его это все раздражало. Он бы с большей радостью отправился в небытие, чем сидел тут и судил глупых людей, судьба которых его никак не трогала. Иногда, правда, заглядывал Пейн, и они коротали время за бильярдом, но это было редко — лидер гораздо больше предпочитал общество Конан.       Мужчина как обычно стоял и в сотый раз протирал и без того чистые бокалы, когда дверь лифта отворилась.       — Проверка, что-ли… — пробормотал он, ведь воспоминания умерших ему не поступили. Какузу вздохнул и принялся ждать, не выпуская из рук бокал. Из-за поворота показался парень лет двадцати: его белые волосы, обрамлявшее приятные и аккуратные черты лица, были зализаны назад, а малиновые глаза изучали окружающее пространство с неподдельным интересом. Нелепая черная футболка на два размера больше и треники закрывали участки белой, почти прозрачной кожи.       — Здрасте, — парень кивнул, подходя к барной стойке и плюхаясь на одно из сидений, не переставая крутить головой и изучать все вокруг.       — Кисаме? — поинтересовался бармен у гостя, но тот лишь непонимающе уставился на него своими странными глазами, — простите. Добро пожаловать в ДейКузу. Я — Какузу, бармен. Когда прибудет еще один человек, Вам предстоит сыграть с ним, иначе вы не уйдете от сюда. Вы что-нибудь помните? — его голос, не смотря на вежливость, был холоден и абсолютно безучастен. Какузу и правда было плевать на необычного гостя и то, что с ним будет после суда, если тот все-таки состоится.       — Да у меня передоз вроде… — задумался парень, — я умер что-ли? Интересненько… Какузу вздрогнул и замер, переводя ядовито-зеленые глаза на парня.       — Ты умер? — переспросил он, возвращая наконец бокал на стол.       — Ну да, — пожал плечами альбинос, — ты как будто не знаешь. Ты ведь Дьявол, верно— абсолютно спокойно поинтересовался парень, — а в аду неплохо… Если за весь этот алкоголь я не буду платить кровью…       — Нет, я не Дьявол и ты не в аду, — резко прервал его размышления мужчина, — я — судья. Тот, кто определяет — в ад душе или в рай.       — Я тебе сразу скажу — мне в ад, — зевнул парень, — но я пока не намерен умирать. Еще рано мне, там, на Земле, много чего хорошего. Алкоголь там, правда он и тут есть, наркотики, сэ…       — Ты уже мертв, придурок, — презрительно бросил Какузу, снова перебивая альбиноса, — и ты ничего не сможешь с этим сделать.       — Не правда — Джашин-сама одарил меня бессмертием! — гордо заявил альбинос, — так что только мне решать, хочу я жить или нет.       Несомненно, люди верили в Бога, но его истинное имя знали даже не все судьи. Так что учитывая то, что какой-то простой смертный вдруг заявлял, что Джашин лично явился к нему и подарил бессмертие — полный абсурд.       — Мне все равно. В ад — так в ад, — мужчина обошел стойку, взвалил парня на плече и понес к лифту, не смотря на его ярый протест. Так как он знал слишком много, его душе не стоило бы перерождаться, а судьей он явно не был — у них совсем другая аура. Не сдерживаясь он закинул парня в лифт, и пока тот не выбрался нажал кнопку. Двери захлопнулись, обрывая трехэтажный мат гостя. В щели показалось свечение и Какузу, утерев лоб (парень был не легким, да еще и брыкался знатно), готов был уже уйти, но тут снова раздался звоночек лифта.       — Пейн, я не… — устало пробормотал судья, обернулся и застыл на полуслове. На полу лифта, потирая лоб, сидел альбинос, морща нос и постанывая, — какого черта, придурок? — глаз Какузу уже дергался из-за незваного гостя.       — Хидан, — тихо произнес парень, вставая и отряхивая одежду, которая так ярко выделялась на фоне его кожи и волос.       — Что ты там бормочешь? — не понял Какузу.       — Хидан, — громче повторил альбинос, поднимая свои алые глаза и подходя почти вплотную к судье, — меня зовут не придурок, не ты, а Хидан, мать твою. Ты можешь не верить в мое бессмертие, данное мне Джашином, можешь пренебрегать мной, не уважать и тому подобное, но хотя бы обращайся ко мне по имени!       Алые глаза альбиноса сверкали из-под серебристой челки каким-то праведным гневом, гордостью и силой, которой Какузу, никогда не испытывавший эмоций, противится не мог. Он отступил назад, поражаясь, как в таком хрупком, на первый взгляд, теле, могли скопится такие чувства.       И тогда Какузу совершил первую ошибку.       — Хорошо, — отмахнулся он, — иди за мной, Хаден.       — Я Хидан! — та нахальность, которую парень показал в самом начале их знакомства, снова вернулась, — уважай меня хоть чуть-чуть!       — Ты сказал, что я могу этого не делать, — хмыкнул бармен, возвращаясь за стойку, откуда мог наблюдать за тем, как альбинос вскипает, — рассказывай лучше.       — Не придирайся! — парень снова влез на высокий стул, — налей мне лучше чего-нибудь. И не перебивай, когда я буду рассказывать!