Секс по дружбе

Руки. Кажется, будто они везде. Прохладная ладонь скользит от кромки волос по позвоночнику до ягодицы. Сжимает ее. Сначала легко, как будто лаская. А потом с каждой секундой все сильнее, будто желая оставить свою метку, увидеть, как появится синяк на этой нежной коже. Губы. Они мягко прикасаются к шее, ласково целуя. А за этим следует грубый собственнический укус. И Миша невольно откидывает голову назад, позволяя измываться над своей шеей так, как партнеру только вздумается. Он прикусывает губу, давя на корню стон, который вот-вот готов сорваться. Веки приоткрываются и ярко синие глаза смотрят на Себастьяна. Грубо, резко, Миша отталкивает от себя партнера, опрокидывая его спиной на кровати и нависает сверху. Он смотрит. Он любит наблюдать. Ему нравится видеть, как все эти парни лежат под ним, с голодными, горящими глазами. Сначала они молчат. Но рано или поздно каждый из них, любой, начинает умолять. А Миша… Миша лишь ждет. Себастьян закусывает губу, внимательно вглядываясь в синие глаза напротив. Он знает, что от него ждут, что он сломается. И он не хочет доставлять Коллинзу такое удовольствие. Это же так просто. Но он чувствует жар, что исходит от тела сидящего на нем парня. Чувствует дикое, невероятное возбуждение. Кусает губы, лишь бы не позволить шепоту с них сорваться. Но все равно шепчет… - Миша… - закрывает глаза, откидывая голову назад, - Прошу тебя… Миша улыбается. Медленно проводит языком по губам, а потом припадает в поцелуе к чужой шее. Скользит вниз, языком проводя мокрую дорожку на теле. А потом резко практически полностью захватывает ртом чужой член. Себастьян стонет, выгибаясь дугой. Стонет и едва ли не кричит. Каждый раз, каждый чертов раз, ожидание того стоит. Стоит терпеть и стараться как можно дольше не сломаться, чтобы потом получить свою награду. Губы Миши плотно обхватывают член, а потом медленно, мучительно медленно, скользят вверх, и Себастьян уже буквально кричит от желания ускорить темп, получить хоть что-то более быстрое, большее. Но он знает: руками трогать нельзя. Что бы он ни хотел, Коллинз все равно сделает по-своему. Миша доходит до головки и принимается медленно посасывать ее, периодически обводя языком. Выпускает изо рта. Любуется на дело рук своих. А потом резко и быстро скользит губами от головки практически до самого основания. Себастьян мнет в руках простыню, жмурится и кусает губы. Кричит, потому что не кричать уже невозможно. Так мучительно медленно. Так сладко. И эти губы, умелые и опытные, прекрасно знают, как довести его до безумия. Как заставить его умолять. - Миша! Миша, пожалуйста! Коллинз едва касается ствола зубами, прежде чем выпустить его изо рта. А потом входит в друга без подготовки. Впрочем, это совсем и не нужно. Он знает, что Себастьян готовился сам. Всегда готовится. Иначе будет наказан. Миша двигается мучительно медленно, растягивая каждое движение, а периодически и вовсе останавливаясь. Наклоняется ближе, прижимаясь своим телом к чужому, такому податливому, такому готовому на все. - Чего ты хочешь? – он обдает горячим дыханием чужое ухо, улыбаясь, как змей-искуситель, и облизывает губы, попутно задевая языком мочку уха Себастьяна, - Скажи мне. - Быстрее, сильнее, - Себ теряется в этих коротких, растянутых касаниях. Нежных прикосновениях рук, которыми начал одаривать его друг. Губах, что оказались на его шее, - Тебя. Миша усмехается другу в шею. Он ускоряется, но едва-едва. Впрочем, ненадолго. С каждым новым движением он становится все быстрее. И каждое новое движение задевает ту самую точку, что заставляет Себастьяна кричать и извиваться. Руки Коллинза обхватывают чужие запястья, сжимают их. Так, чтобы оставить синяки. Так, чтобы Роше ни на секунду не забыл, кому он принадлежит. Кому принадлежат все в этой школе. Миша чувствует, что близок к разрядке и резко замедляется. Губами он вновь прижимается к чужому уху, не отпуская зажатых в захвате рук. - Давай, Себ. Помоги себе сам. Я же знаю, мой мальчик. Ты можешь, - Коллинз усмехается, и Роше понимает, что связался с чудовищем. Самым опасным, ядовитым, но таким сексуальным, таким страстным чудовищем. Себастьян выгибается дугой, мечтая получить долгожданное наслаждение, но оргазм не приходит. Миша резко выходит из него. А потом вновь входит. До самого основания. И так раз за разом. Это безумие. И Себастьян это понимает. Понимает и то, что если он сейчас не кончит, то просто сойдет с ума. И он уже близок. Он кричит. Он сильнее выгибается, прижимаясь телом к Коллинзу. Дверь открывается. Миша вбивается в чужое тело, не поворачивая головы. Он кончает. И слышит крик Роше, который, наконец, дошел до разрядки. Коллинз улыбается, стараясь отдышаться от безумного ритма, и отстраняется, падая на кровать рядом с другом. В дверном проеме стоит юноша лет шестнадцати. С безумными зелеными глазами, в которых такое удивление, такой шок, как будто он увидел что-то… а, впрочем, да. Увидел. - Кого-то в детстве, видимо, не учили стучаться, - Миша ухмыляется, даже не утруждая себя тем, чтобы прикрыться, - А ты, кстати, кто? - Я? – парень вздрогнул всем телом, отводя взгляд от обнаженного тела Коллинза и встречаясь с тем взглядом, - Дженсен Эклз. Новенький. Я буду жить в этой комнате. Наверное. Миша рассмеялся над эти робким «наверное». Но смех его был скорее насмешкой, в которой звучала угроза, чем показателем веселья. Он любил новеньких. Это был неоприходованный материал, из которого можно слепить, что угодно. То, что нужно тебе. Да, Миша определенно любил новеньких. - Ну, проходи, располагайся, сосед, - хищная улыбка расплылась по лицу Миши, - Будь как дома, что ли. Раз тебе, наверное, здесь еще жить. Роше рассмеялся, разминая шею и выполз из кровати, попутно находя в тумбочке Миши салфетки и вытирая ими свой живот, покрытый спермой. Оглядев себя, Коллинз тоже счел нужным вылезти из кровати и выкинуть презерватив. А потом, как был, то есть, в чем мать родила, парень залез на подоконник и закурил. А Дженсен Эклз так и не мог сдвинуться с места, смотря куда-то в пространство между окном и стеной. Он и не заметил, как Себастьян собрался, и лишь почувствовал, что его толкнули, выходя из комнаты. Дженсен вздрогнул всем телом, осознавая, что остался в комнате один на один с Коллинзом. - Эм. А тебя как зовут? – Дженсен передернул плечами, робко поднимая взгляд на своего нового соседа. - Я Миша. Миша Коллинз. Запомни это имя, потому что не раз его услышишь, - Миша облизнул губы, оглядывая Дженсена как голодный лев оглядывает свою будущую добычу, - На будущее: даже когда входишь в свою собственную комнату, всегда надо стучать. Это правило такта. И я вобью это в твою голову любыми средствами. Ну, а пока располагайся и будь как дома. Подмигнув ошарашенному и напуганному новичку, Миша отправился в душ. Стоя под прохладными струями, Коллинз чувствовал, как приятная истома усталости растекается по его телу. Но вот мысли его были довольно далеки отсюда. Миша думал о том, во что ему хочется превратить новичка. Зная себя, он понимал, что действительно может сделать из него что угодно. Вот только желание делать из Дженни, как он про себя уже окрестил соседа, послушную собаченку как-то быстро отпало. У него уже есть те, кто будут целовать паркет, по которому он ходил. Но что тогда? Новую звезду? Но как заставить зашуганного мальчишку светить? И тем более… в этой школе есть место только одному светилу. И это, к счастью, он сам. Ответ пришел довольно быстро. И прост он был, как дважды два. Он сделает из Дженни свою собственную шлюшку. Шлюшку, готовую на все и всегда. Плевать, что и таких в школе навалом. Он сделает то, что нужно именно ему. Перекроит мальчика под свой вкус. Под свой характер. Выключив воду, Миша вытерся и все так же, не прикрываясь и не одеваясь, отправился в комнату. На губах его сияла ослепительная улыбка. Да будет так. Когда он вошел, Дженсен уже спал, укутавшись в одеяла. Или просто притворялся спящим. Но это не играло никакой роли, потому что весь план Миши начинал свое исполнение с завтрашнего дня. Завтра. Это слово грело душу, и заставляло улыбку стать еще шире.