Те слёзы, что не видел ты

Всё вихрем пронеслось в его памяти. На мгновение руки Шерлока застыли в воздухе, и ему показалось, что вместо лица мёртвой женщины он видит перед собой лицо своей матери, бледное и окоченевшее от смерти; лицо, искажённое маской неверия и шока, что застыла на нём в последний момент её жизни. Затем он осознал, что никогда не видел лица своей матери после её смерти. Он почти не помнил те ужасные дни — лишь лихорадку и кошмары. Сны — а может быть,то было наяву? — пронеслись в его голове разрозненными страницами набросков, смятых, истерзанных и размытых: вот он стоит посреди пруда, но вода не касается его ног; вот его тело плывёт, неподвижное, словно бездыханное, а он может лишь наблюдать. Время замедляется, всё вокруг искажается и растягивается. Вот кто-то вытаскивает его из воды, он чувствует рывок, но не может пошевелиться. Вот он слышит, как где-то далеко позади громко кричат люди, но не может повернуть голову, чтобы посмотреть. Вот его мать вопит в истерике, а с волос её капает вода — она так близко, что невыносимо хочется дотронуться до неё и обнять, но руки не слушаются. Затем всё вокруг дрожит так сильно, что он едва может различить три фигуры, борющиеся посреди пруда: ребенка, мужчину и женщину. Вмиг вспышка блика на остро отточенном лезвии жалит его глаза. Он кричит, но изо рта не вырывается ни звука. Он зовёт Джона по имени, но так и не слышит собственного голоса, и вскоре всё погружается во тьму. — Вы в порядке, Холмс? — Голос Ватсона выдернул его из забытья. — Полагаю, да, — Шерлок вытер вспотевшие руки о пальто. — Думаю, я закончил с телом. — Вы выглядите весьма усталым. И некоторое время казались... потерянным. — Всего лишь неприятные воспоминания. Я отвлёкся, — промолвил он настолько непринуждённо, насколько это было возможно. С момента открытия тайны своего прошлого он никогда не забывал этих снов, но почему-то лицо мёртвой женщины, имеющее некоторое сходство с лицом его матери, вызвало у него не только воспоминания, но и чувства, которыми они сопровождались. Ватсон снова взглянул на лицо жертвы, затем посмотрел на Шерлока. — Она… — начал было Ватсон, но запнулся. — Да? — Ничего — Ватсон покачал головой. — Она напоминает вам кого-то, кого вы только что мысленно видели, не так ли?.. Мне очень жаль, Холмс. Я не имею понятия, что вы пережили в прошлом, но, должно быть, это было нечто ужасное, — тихо проговорил он. — Я могу завершить вскрытие, если вам от этого слишком тяжко. О результатах отчитаюсь после. — Вы всегда столь внимательны, дорогой Ватсон, — Шерлок заставил себя улыбнуться. — Я в порядке. Кроме того, я полагаю, что уже видел всё необходимое. Мне нет особого смысла более подробно обследовать тело. Действительно, вскрытие было не то что бы необходимо. Судя по увиденному, причиной смерти могло быть только то, о чём давеча поведал ему Лестрейд. Когда Шерлок и Ватсон вышли с цокольного этажа, они обнаружили Дилвина — тот спускался сверху. — Мистер Россер... — "Дилвин" вполне подойдёт, — отозвался молодой человек. — Под этим именем вы меня знаете, мистер Холмс. Шерлок кивнул. — Могу я узнать ваш возраст? — Двадцать один. Столько же, сколько было мне, когда я вновь посетил Кордону. Шерлок слабо улыбнулся. — Понятно. Покойная миссис Россер была вашей мачехой. — Да, сей вывод сделать нетрудно, ведь ей было всего тридцать лет, хотя выглядела она старше. Моя мать давно умерла — во всяком случае, так говорил отец. Шерлок поднял брови, на что Дилвин пожал плечами. — Сомневаюсь, что он вообще знает, кем была моя настоящая мать. У него было слишком много жён, чтобы он мог заботиться о каждой из них, не говоря уже о любовницах и… — он прервался на пару секунд. — Порой у меня закрадываются подозрения, что я незаконнорожденный, но всё же единственный его отпрыск, поэтому он заставил одну из тех бедных женщин признать меня своим сыном. Открытая неприязнь Дилвина к старому Глину Россеру заставила Шерлока слегка вздрогнуть. Сам Холмс отнюдь не был приветливым человеком; хотя в обществе он держался как джентльмен, любой, кто знал его поближе, сказал бы, что временами он может быть ехидным и отталкивающим. Но даже он не мог себе представить, чтобы кто-то так язвительно отзывался о собственном отце в присутствии простого знакомого. У него не находилось слов. — ...жаль слышать, — пробормотал Ватсон. Шерлок повернулся к одному из констеблей, стоящих рядом с дверью. — Как сейчас мистер Россер? Он уже успокоился? — Трудно сказать наверняка. Полагаю, что лучше: по крайней мере, он перестал брыкаться и сыпать проклятиями. Но ежели вы намерены устроить допрос, скажу так: я не уверен, что сейчас подходящее время, мистер Холмс. — Отчего же? — Он рыдает и причитает без остановки. Мы не можем добиться от него ни слова. — Дилвин, для вашего отца свойственно подобное состояние? — Не столь плачевное, — съязвил Дилвин. — Однако он не без причины так рано покинул колледж и ушёл на пенсию. — Действительно, возраст для пенсии неожиданно ранний, тем более, если речь идёт о талантливом успешном профессоре, — согласился Шерлок. — Полагаю, в последнее время его разум неспокоен? — О да, его разум всегда был неспокоен, — многозначительно усмехнулся юноша, — а уж в последние несколько месяцев, мистер Холмс — больше, чем когда-либо. Шерлок нахмурился. — Вы ведь знаете, что происходит с вашим отцом, Дилвин. Почему бы вам не рассказать мне всё как есть? — Что за удовольствие вам будет от загадки, если я просто скажу ответ? — Дилвин склонил голову набок и улыбнулся — прямо как озорной мальчишка, каким Шерлок помнил его раньше. — Значит, у вас есть ответ. — У меня всегда есть ответ, мистер Холмс. И я уже осмотрел место преступления. — Довольно оперативно. И настолько же подробно? — В этом нет необходимости. Затем они оба погрузились в молчание. Ватсон прочистил горло, как будто готовился подать голос, но также не проронил ни слова. Шерлок взглянул на Джонатана, который стоял в другом конце комнаты, внимательно изучая картины на стене. Он казался на удивление нервным рядом с Дилвином и постоянно избегал зрительного контакта с ним, будто не хотел, чтобы его заметили — иронично, учитывая его вечные жалобы на то, что другие люди игнорируют его; тем не менее, стало очевидно, что Джону непривычно обращение к себе кого-либо, кроме Шерлока. — Как поживает... гм, ваш друг из Кордоны? — донёсся голос Дилвина. Ватсон пытливо посмотрел на Шерлока, но тот проигнорировал что взгляд, что вопрос. — Мне нужно поговорить с вами о деле, Дилвин. Это не игра и не развлечение. — А разве жизнь сама по себе — не игра? — Дилвин усмехнулся. — Будем честны, мистер Холмс, вы здесь не для ответа. Вы здесь ради самого расследования, ради острых ощущений, связанных с выяснением истины. Истина — ничто по сравнению с процессом её поиска. Разве я неправ? — Я не отрицаю того факта, что меня привлекает расследование. Но, объективно, именно истина важна, как ничто другое. Мои чувства по этому поводу не имеют значения. Думаю, вы это можете понять. — О да, я понимал... я и сейчас понимаю. Я всё это понимаю. Однако я уже не мальчик, так что предпочитаю развлечения получше, чем какие-то детские игры. Лицо Шерлока помрачнело, но Дилвин весело взмахнул растопыренной ладонью, словно эта разительная перемена его нисколько не озаботила, или же он её попросту не заметил. — Нет на этом свете никого нетерпеливее детей. Они предпочтут получить одну конфету сразу, чем две — после десятиминутного ожидания. Они жаждут результата, развязки, правды, мистер Холмс — здесь и сейчас, — Дилвин ткнул пальцем в пол между ними и улыбнулся. — Вот почему им всегда столь скучно и беспокойно, вот почему они постоянно и так рьяно ищут новых острых ощущений, — Он взглянул на Шерлока, хитро осклабившись. — Вам хорошо знакомо это чувство, не так ли, мистер Холмс? Даже не поднимая взгляда, Шерлок кожей чувствовал, как две пары глаз — Джона и Ватсона — отчаянно буравят его. Он сглотнул и промолчал. — А знаете, что во всём этом хуже всего? Правда, мистер Холмс — это вам не конфета. Она гораздо горше ложки лауданума. Если бы ребёнок знал это, разве он не предпочёл бы насладиться сладостью предвкушения, пусть даже кислой и вызывающей зуд во рту, чем поспешить проглотить отвратительный на вкус результат? В такие моменты, полагаю, только лишь чувство имеет значение, потому что даже самый рациональный ум оказывается не в силах понять смысла страданий и абсурда. Шерлок понимал, что ему следовало бы рассердиться, но не мог. Это чувство мало чем отличалось от того, что он испытал при первой встрече с Дилвином десять лет назад. Ещё тогда, потрясённый исключительно глубоким анализом и откровенными словами мальчика, он на мгновение потерял всякое представление о том, что должен чувствовать или даже думать, а его самообладание стало тоненьким, словно лист кальки. — Дилвин, — устало улыбнулся Шерлок, — ты сильно повзрослел за эти десять лет, но в основе своей не менялся никогда. Молодой человек слегка поклонился. — Как и вы, мистер Холмс. — Полагаю, ты ничего мне не скажешь, покуда я не приду к собственному выводу. Такова игра, в которую ты желаешь поиграть со мною — причём с завидным упорством. — Именно, — Дилвин кивнул. — Кроме того, я всегда хотел увидеть знаменитого сыщика в действии. Разве могу я позволить себе сегодня не воспользоваться такой честью? Место преступления сохранилось относительно хорошо — можно даже сказать, нетронутым, особенно по сравнению с теми катастрофическими разрушениями, свидетелем которых Шерлок становился раньше. — Инспектор Лестрейд наказал нам ничего не трогать. В эту комнату никто не ходил, кроме одного инспектора, который лишь осмотрел её. Никто ничего не касался, — отчитались полицейские. Лестрейд гордо улыбнулся, кивнув Шерлоку. — Разве молодой хозяин дома не осмотрел место преступления только что? — Шерлок сощурился. — Да, но он всего лишь заглянул внутрь, не трогая вещей и даже не заходя в комнату, просто постояв у входа. Шерлок повернулся к Дилвину; тот прислонился к дверной раме и не проявлял никакого желания войти вслед за детективом. Без лишних разговоров Холмс вошёл в спальню, и только Ватсон последовал за ним. Вместе они осмотрели печальные результаты погрома: брызги крови на стене и полу, орудие убийства и разбросанные на полу вещи, а также кровать. — Каково ваше мнение, Ватсон? — Я попытался использовать ваш метод, Холмс, — Ватсон выглядел взволнованным, — поставить себя на место подозреваемого и представить, как бы я вёл себя в данных обстоятельствах. — Замечательно. Я весь внимание. — Ну, мы знаем, что мистер Россер — весьма ревнивый человек. Поэтому он, вероятно, пришёл в ярость, прознав об интрижке. Ворвавшись в комнату он напал сперва на бедную женщину, поскольку она лежала на краю кровати ближе к двери. Она была убита моментально. Любовник её, лежавший рядом, увидел это и скатился с кровати, поэтому простыня осталась смятой по краям, — Уотсон указал на кровать, затем его палец проследил за разбитой вазой и стулом, что валялись на полу. — Судя по сломанным предметам обихода, завязалась борьба. В конце концов, мистер Россер ударил ножом мужчину вот в этом месте. Уотсон подошёл к лежащему подле стены ножу. — Вот почему брызги крови остались как на полу, так и на стене. Затем... он вынес тело, я полагаю? Слуги сказали, что, покидая дом, он тащил большой предмет, вроде рулона одеял или чего-то подобного. Нет нужды говорить, что это и было тело жертвы. Слушая Ватсона и не отводя от него взгляда, Шерлок широко улыбнулся. Тот, казалось, воодушевился весёлым выражением его лица, углубляясь в повествование об обнаруженных им деталях и возможных вариантах развития событий, которые он вывел. Удивительный человек... Взгляд Шерлока стал ласковым. Всегда восторженный и любопытный, словно ребенок; всегда доволен собой, всегда щедро дарит радость чужому сердцу. Как бы я хотел, чтобы ваше золотое сердце любило меня, мой дорогой Ватсон. Должно быть, сие есть величайшее благословение на свете. — Как вам моя дедукция, Холмс? — глаза Ватсона блестели от возбуждения. — Очень наблюдательно, Ватсон, — Шерлок кивнул. — Вы уловили все детали. В самом деле превосходная линия рассуждений. — Ну а что насчёт вывода? — Вывод весьма правдоподобный, — язвительно улыбнулся Шерлок. — И в той же степени невозможный. — Холмс! — воскликнул Ватсон, но улыбка восторга не исчезла с его лица. — Я так и знал, что вы скажете нечто подобное! — Но в одном вы не ошиблись, — добавил Шерлок. — Он и вправду был в ярости. Ватсону больше ничего не оставалось, кроме как закатить глаза. Шерлок бросил взгляд в дверной проём, украдкой посмотрев на Дилвина, и заметил Джона, прислонившегося к другой стороне дверной рамы. Он находился всего в нескольких дюймах от Дилвина и даже время от времени пытался ткнуть в него пальцем, но молодой человек не подавал никаких признаков того, что заметил что-то необычное. Похоже, он бормотал что-то себе под нос, будто говорил сам с собой. Несмотря на висящую в комнате тишину, Шерлок не слышал его голоса, лишь наблюдал за еле заметным подёргиванием его губ. Джон, лицо которого ничуть не тронуло время выглядел ровесником Дилвина. На мгновение Шерлока охватило странное чувство, которое он при всём желании не смог бы ни назвать, ни описать. Заметив, что Шерлок смотрит в их с Джоном сторону, Дилвин вскинул голову, перевёл взгляд с Шерлока на Джона и улыбнулся. — Здравствуй, Джон, — прошептал он. С проворностью испуганного молодого оленя Джон отскочил от двери и исчез в другом конце коридора. Шерлок сощурился. — Итак, Холмс, — тем временем продолжил Ватсон, — ежели я столь серьёзно ошибся — впрочем, как и обычно — почему бы вам не пролить свет на это дело? — Ещё не время, Ватсон, — отозвался Шерлок, не сводя глаз с Дилвина. — Мне нужно кое-что проверить, прежде чем я сделаю какой-либо вывод. Думаю, пришло время нам встретиться с главой этого дома. Глин Россер так и не был доставлен в полицейский участок из-за своего неустойчивого психического состояния. Шерлок нашёл его понуро сидящим в гостевой комнате, всхлипывающим и разбитым. Он казался немного старше своих лет; одежда на нём выглядела дорого и элегантно, лишь только белая рубашка была испачкана кровью, а брюки — грязью. — Зачем ты так... Я ведь так любил тебя… — голос его охрип от бесконечных рыданий. — Не должно старику иметь молодую жену — вот и мораль сей истории, — хмыкнул один из дежурных полицейских. — Вы пытались задавать ему вопросы? — спросил его Шерлок. — Да постоянно пытаемся, но всё без толку. Он всех игнорирует. — Даже собственного сына? Дилвин за спиной Шерлока покачал головой. — Мне нет смысла с ним разговаривать. Да и не то что бы очень хотелось. Он произнёс эти слова громко и чётко, так что Шерлок не сомневался: каждый человек в комнате услышал их. Но и присутствие сына не пошатнуло безразличия старого Россера; он даже не взглянул в его сторону. — Может статься, вы могли бы заставить его говорить, мистер Холмс? — тихо проговорил полицейский. — И мы все смогли бы уже наконец убраться из этого проклятого дома. Шерлок осторожно подошёл к сидящему за столом плачущему человеку. Он встал напротив, проигнорировав стул, наклонился вперёд, опираясь на столешницу руками, и уставился на старика. — Скажите мне, мистер Россер, почему ваш друг Оуэн убил вашу жену? Вы не можете не знать причины. Словно по команде, на эти слова все взгляды обратились к нему, и Россер не стал исключением. — Вы же, в свою очередь, убили его и закопали его тело — где-то на берегу реки, полагаю? Об этом мне поведали следы грязи на ваших коленях и на нижней части брюк. Россер бросил взгляд вниз на свои ноги, а затем вытер руки о брюки. — Что ж, как скажете, мистер… — Шерлок Холмс. Узнав имя, Россер медленно кивнул. — Вы действительно столь проницательны, как о вас говорят, — его тон стал на удивление спокойным, и даже негромкое шмыганье и мелкая дрожь не выдали бы в нём человека, только что пережившего исключительный приступ ярости и нешуточный нервный срыв. — Дайте мне немного времени, чтобы прийти в себя, и я приведу вас к телу. На лицах каждого, кроме Шерлока и Дилвина, отразилось глубокое удивление. Холмс кивнул. — Я ценю ваше доверие, мистер Россер, но прежде чем мы уйдем, не могли бы вы ответить ещё на один вопрос о вашем друге? — Спрашивайте. — Где он жил? — В моём особняке, конечно! Фактически, в этой самой комнате. До слуха детектива донёсся низкий шёпот констеблей и инспекторов. Лестрейд покачал головой в недоумении, глаза Ватсона расширились. — Очень хорошо. Отправляемся в путь через несколько минут. Инспектор Лестрейд, не могли бы вы оставить этого джентльмена наедине с собой, чтобы он мог подготовиться? — Но я… — Лестрейд хотел было запротестовать, но прервался. — Конечно, мистер Холмс, как скажете. — Прежде чем мы покинем дом, — объявил Шерлок, закрывая дверь, — у меня есть ещё несколько вопросов к горничной. Подойдёт любая. Горничная подтвердила, что эта гостевая комната всегда оставалась незанятой. Несмотря на то, что она была полностью обставлена, Россер никогда не позволял никому пользоваться ею. Никому, кроме себя. — Значит, он спал в этой комнате. — Да, сэр, время от времени. Шерлок тихо вздохнул. Он оглядел коридор в поисках Джонатана, но того и след простыл. — Вы могли бы его охарактеризовать как человека вспыльчивого? — Да, сэр. По крайней мере, с момента его выхода на пенсию, то есть последние несколько месяцев. — И он порой выходил из себя? — Да, сэр. — Это всё, что я хотел узнать. Спасибо. Закончив с расспросами, детектив угрюмо прислонился к стене и зажёг сигарету. — У вас усталый вид, Холмс, — подал голос Ватсон. — Непохоже на вас, когда вы занимаетесь расследованием. — Ватсон, вы ведь знаете, что я почитаю своим долгом браться за всякое необычное дело. И данное дело можно назвать одним из таких. — Что правда то правда. Должен признать, я не смог найти в нём совершенно никакого смысла. — Потому что его нет, — он выпустил облако дыма и снова вздохнул. — Я никогда не жалею о том, что взялся за какое-либо расследование, даже если в итоге мне случается потерпеть неудачу. Но что до этого... я уже представляю, как сильно пожалею о нём. Возможно, оказаться здесь было для меня самой жестокой ошибкой. По прибытии на берег реки Лестрейд демонстрировал гораздо больший энтузиазм, чем усталый и нервный Холмс, хотя обычно бывало ровно наоборот. — Что ж, тело почти что у нас в руках, и мы можем поскорее закрыть дело. — На вашем месте я бы пока не был столь оптимистичен. — Почему это? Он уже признался в убийстве Оуэна, который, в свою очередь, убил его жену. Когда мы получим тело — всё, не останется больше никаких недостающих улик. — Вот-вот, когда получим тело, — Шерлок подмигнул ему. — Посмотрим. Могила была неглубокой — по правде сказать, даже слишком неглубокой для того, чтобы похоронить труп. Полицейским потребовалось всего несколько минут, чтобы извлечь свёрнутое одеяло. Прежде чем они окончательно развернули его, Шерлок успел заметить, как внутри Лестрейда назревает буря. — Что за чертовщина! — выругался инспектор, уставившись на несчастное одеяло — никакого тела внутри не было. — Что, чёрт побери, значит вся эта ерунда! — его гнев моментально обрушился на Россера. — Возмутительное неуважение к закону! Молчание было ему ответом. Взгляд Россера на вырытую могилу был таким же пустым, как и рулон одеяла. Джонатан присел на корточки рядом со стоящим как истукан стариком, опустив голову и устремив взгляд на пустую могилу. Он бормотал что-то, к чему Шерлок не имел ни малейшего желания прислушаться — впрочем, он и сам догадывался, о чём говорит Джон. — Мы возвращаемся в особняк, — Холмс повернулся Лестрейду и выставил руку вперёд, дабы предотвратить новую истерику в сторону старика. — Не волнуйтесь, инспектор Лестрейд. Дело скоро будет закрыто. — Я доверяю вашему решению, Холмс, но позвольте спросить, какие ещё улики вы собираетесь найти на месте преступления? — Остался один-единственный ключевой свидетель, который, впрочем, отказался говорить ранее. Теперь же, уверяю вас, он прольёт свет на это дело. С вашего позволения, я побеседую с сыном подозреваемого наедине. Лестрейд поджал губы. Было очевидно, что идея эта ему явно не пришлась по вкусу, однако разрешение он дал — впрочем, как и всегда, когда дело касалось Шерлока Холмса. — Итак, что вы теперь думаете, Ватсон? — спросил Шерлок своего спутника на обратном пути. — Трудно винить Лестрейда за то, что он потерял самообладание и нарушил приличия, — тот был заметно взволнован, что, учитывая его природную уравновешенность, случалось нечасто. — Этот человек нас разыграл. Честно говоря, Холмс, я испытал некоторое возмущение, когда увидел, что ваш молодой друг не проявляет должного внимания к своему отцу. Но сейчас я не могу его винить. Старый Россер не только капризен, но и исключительно коварен. Я ведь без колебаний поверил ему, когда он сказал, что покажет нам, где находится тело! Ей-богу, никогда не видел, чтобы кто-то лгал, будучи таким спокойным и безмятежным! Даже вы не сработали бы столь безупречно. Шерлок потёр лоб кончиками пальцев. — Я... не уверен, пытаетесь ли вы назвать меня лжецом, или похвалить моё актёрское мастерство, или же и то, и другое. — Без всяких сомнений, Холмс, вы отличный актёр, — Ватсон лукаво улыбнулся. — Но вам стоит признать, что для меня ваши трюки и уловки несколько потеряли свою магию. Порой я могу видеть насквозь ваши маскировку и хорошо сплетённую ложь; а с таким замечательным учителем, как вы, я стал лучше проницать и других. — Но не его. — Ни в малейшей степени. Думаю, что только истинный мастер притворства может разоблачить другого такого же мастера. Я понял, что ещё до нашего прибытия на место вы уже знали, что в могиле нет никакого тела. Вы пришли туда лишь для того, чтобы подтвердить свои выводы о его обмане. — Не совсем. Но вы правы: я заранее знал, что трупа там не найти. Однако же он не лгал. Ватсон растерянно посмотрел на Шерлока. — Разве можно назвать ложью речи человека, который сам верит собственным словам, даже если они оказываются неправдой? — продолжил Холмс. — Полагаю, нет. Ему просто больше ничего другого не остаётся, — доктор нахмурился. — Холмс, вы предполагаете, что он... действительно сумасшедший? Сумасшедший. Шерлок опустил глаза. Слово острым жалом впилось в его в грудь, словно крошечная пчела. Позади себя он услышал шаги Джона — тяжёлые и вялые. — Если вкратце — да. — Значит, то, что вы сказали в комнате — что его друг убил его жену, а следом сам был убит им... это всё... и есть то, во что он поверил, хотя оно никогда не происходило в действительности. — Блестяще, Ватсон! — Всякий раз, когда вы произносите это слово, у меня мурашки по спине бегут. Скажите же, Холмс, в чём я ошибся на этот раз? — Нет-нет, вы не ошиблись! Я искренне впечатлён. — Но ведь вы уже сами дали мне ответ, а задним числом разобраться нетрудно, — Ватсон, казалось, остался недоволен похвалой Шерлока. — Но как вы сделали вывод в правильном порядке? Очень просто, Ватсон: так же, как лишь истинный мастер притворства может разоблачить другого такого же мастера, кто ещё разгадает мысли безумца, как не такой же безумец? — Место преступления дало мне кое-какие подсказки, — Шерлок сделал глубокий вдох, возвращаясь к рациональности. — Помните: не стоит делать никаких предположений, пока не увидите улик. Теперь припомните брызги крови на стене и на рубашке Россера. Сказали бы вы, что она хлынула из тела Оуэна, когда Россер вытащил из него нож? Вы врач, так что вам несложно понять, что я имею в виду. — Теперь, когда вы упомянули об этом… — Ватсон наморщил лоб. — Кажется, для такого крови маловато. Хотя это может зависеть от того, куда именно Россер вонзил клинок. — Маловато или нет, но я бы ожидал увидеть на стене чёткие очертания человеческой фигуры или хотя бы примерный рисунок, указывающий на то, что кто-то или что-то стало преградой для брызг крови, ведь Россер должен был стоять между Оуэном и стеной. Но ничего подобного мы не обнаружили. Более того, обратили ли вы внимание на форму брызг — помните их вытянутые в сторону потолка очертания и высоту расположения? Очевидно, кровь брызнула вверх, что очень маловероятно в ситуации, когда рана кровоточит вследствие извлечения лезвия. Ватсон, всё это время внимательно слушающий, задумчиво кивнул. — Кроме того, разбитая ваза. Все осколки её равномерно распределены вокруг следа от удара на полу, остались лишь два пустых места, на которых могли стоять ноги. Разве похоже, что кто-то случайно задел её в драке или кинул в попытке атаковать своего соперника? Не забывайте, как близко осколки находятся от её изначального законного места. — Нет, выглядит так, как будто кто-то схватил её и бросил прямо под ноги. — Именно. — И то, как лежал упавший стул... теперь, когда я думаю об этом, скорее похоже на то, что кто-то пинал его или стучал им об пол, а не использовал в качестве оружия. Если бы его сбили случайно, он не оказался бы настолько далеко от чайного столика. — Видите? — Шерлок торжествующе улыбнулся. — Как только у вас на руках имеется конечный результат, все улики автоматически складываются воедино и указывают в его направлении. — Это удивительно, но я всё так же обескуражен. Холмс, похоже у меня никогда не получится сделать верного вывода с самого начала! — Это вне вашей компетенции, Ватсон. В свою очередь вы — врач, каким мне никогда не быть. — Но врачей существует бесчисленное множество, да и к тому же многие из них куда превосходнее меня. А вы — единственный в мире консультирующий детектив, и никто не может превзойти вас в вашем мастерстве. Шерлок усмехнулся. — Что же с того? — Вы цените свою работу выше всего прочего — даже выше себя самого. Полагаю, других вы рассматриваете с той же точки зрения. В этом отношении, Холмс, вы совершенно особенный человек, а я — нет. Нет, Ватсон, для меня вы единственный в своём роде, самый особенный человек во всём мире. — Поэтому я не могу время от времени не задаваться вопросом, что заставляет вас раз за разом брать меня с собой на дело — ведь наверняка существует множество людей, что сочли бы за честь помогать вам: более талантливых учеников, сильных бойцов и блестящих писателей; что заставляет вас... держать рядом именно меня. — Что за внезапные сантименты, дорогой Ватсон? Неужто что-то в этом деле тронуло ваше сердце? Ватсон покачал головой. — Ничего особенного. Можете назвать это любопытством. Мой интерес к вам поистине неиссякаем. — Честно говоря, ответить мне нечего. Воистину, не всему в этом мире нужна причина. — Но для вашего логичного ума — нужна наверняка. Да, у меня есть эта причина. Я люблю вас, Ватсон. Но имеется ли у самой любви причина или мотив? Знай я их, смог бы прийти к иному итогу; узнай начало, сумел бы я довести это дело до конца? — Если она и существует, — подытожил Холмс, — это выше моего понимания. Я не сомневаюсь в собственном уме; но ответ на ваш вопрос, Ватсон, требует мудрости. После их короткой прогулки из-за горизонта показался особняк. На подходе они заметили Дилвина, который поприветствовал поисковую группу у ворот. — Нашли что-нибудь, господа? — голос Дилвина был тёплым; однако, отец, проходящий мимо него, заслужил лишь одобрительный кивок. — Нет, чёрт возьми, ничего! — пожаловался Лестрейд. — Да, я видел всё, что нужно, — Шерлок поправил воротник и улыбнулся. — Не против беседы с глазу на глаз? — Итак, у вас есть заключение. Замечательно! — Дилвин повернулся к Лестрейду. — Инспектор? Тот торжественно кивнул. — Твой отец должен быть признан невиновным по причине невменяемости, — заявил Шерлок, зайдя с Дилвином в его комнату. — Так вы считаете, что он безумен, мистер Холмс? — Оуэна никогда не существовало, по крайней мере, ни для кого, кроме него, — сухо констатировал Шерлок. — Он убил свою жену; также он считает, что убил Оуэна и закопал его тело на берегу реки. Грязь вокруг того места совпадает с грязью на его брюках. — И почему же он это сделал? — Безумие — разве я могу разгадать, что происходит в голове человека, одержимого им? Под влиянием безумия человек может сделать что угодно по любой причине. Я… — он прервался, а взгляд его скользнул по комнате. Джона нигде не было. — Вижу, вы опираетесь на собственный опыт, — улыбнулся Дилвин. — Всё в этом деле напоминает вам о каких-то прошлых... и, возможно, нынешних событиях. В основном они неприятны. Мне жаль, что мой отец причинил вам такое беспокойство, — он отвесил короткий вежливый поклон со своего места. — Давайте будем откровенны, мистер Россер, — Шерлок фыркнул. — Если мне и было доставлено какое-то беспокойство, то главным образом по вашей вине. Вы могли бы всё рассказать полиции с самого начала, и на этом расследование бы закончилось. — Если бы я поступил так, вы бы просто выслушали ответ и ушли удовлетворённым? Помимо вашей искренней любви к истине, разве не одержимы вы жаждой погасить пламя любопытства собственным расследованием? Даже сейчас, мистер Холмс, разве вы пришли не для того, чтобы подтвердить свою теорию с моей помощью? — Мою теорию? — Вне всяких сомнений, у вас есть теория о том, почему мой отец убил свою жену, и что произошло между ним, ею и Оуэном. Поведайте её, прошу вас. Шерлок издал протяжный вздох. За последние десять лет он имел дело со множеством могущественных политиков, влиятельных миллионеров, дворян и королевских особ, а ещё — с ни много ни мало самыми опасными криминальными авторитетами; однако сейчас не мог припомнить случая, когда бы он чувствовал себя настолько беспомощным, когда бы его мысли, чувства и внутренняя слабость оказались обнажены для чьего-либо взора. Это смущало, даже пугало; также он знал, что скрывающая его страх маска самообладания и уверенности треснет тотчас же, как он попытается её применить. Хуже того — он видел, что повзрослевший Дилвин обрёл способность создавать видимость своей абсолютной нормальности и обладал безупречным самообладанием. Всё, что бы он ни произнёс, звучало не более чем номинально, и ни одно его движение, ни одно выражение лица не выдавало в нём какой-либо противоречивой мысли или волнительного чувства. Казалось, что все его речи воздействовали на людей именно так, как он и планировал. Поэтому он мог позволить себе говорить самые ошеломляющие вещи и совершать самые невероятные для обычного человека поступки, и никто не смог бы увидеть в нём больше, чем он сам готов был показать. В присутствии Дилвина Шерлок мало что мог сделать, кроме как стать полностью откровенным и позволить ему обнаружить свою уязвимость — как ни странно, именно теперь он осознал, что, как бы он ни утверждал свою любовь к правде, собственная жизнь его зависела от сокрытия истины, подавления собственных чувств и утаивания своих настоящих намерений: он не мог заставить себя быть полностью честным перед кем-либо — даже перед Ватсоном, даже перед Джоном. Даже перед самим собой. — Моя теория, если ты не сочтёшь — а я почти уверен, что не сочтёшь — её оскорбительной, заключается в следующем, — после нескольких глубоких вдохов начал Шерлок. — У твоего отца был роман с Оуэном. Скорее всего, продолжительный — длиной в годы или даже десятилетия. Раньше его разум был достаточно ясным, чтобы понимать, что на самом деле происходит, и осознавать, кем или чем является Оуэн. Он мастерски умел скрывать свои эксцентричность и ненормальность от окружающих. Но в последние годы его умственные способности настолько ухудшились, что он перестал отличать галлюцинацию от реальности и потерял контроль над своим нравом. Причиной трагического события могли стать некоторые подозрения со стороны его жены. Она могла догадываться, что у него был роман с кем-то, кто жил рядом, или о его душевном недуге, или обо всём сразу. А поскольку его психическое здоровье верным путём шло по наклонной, я полагаю, что и Оуэну пришлось несладко. Он мог также стать неуравновешенным, но одному лишь богу известно, в каком ключе. Так или иначе, нет нужды говорить, что конфликт между ними тремя — или же двумя, тут как посмотреть — был неизбежен. У меня нет убедительной теории о том, что именно произошло в момент преступления, но с твоего позволения сделаю небезосновательное предположение: у него завязалась ссора с женой по этому поводу незадолго до трагических событий. Вероятно, Оуэн тоже спорил с ним; он не гнушался даже домогательствами, применением насилия и другими злонамеренными действиями в отношении бедной женщины или него самого. Так и произошла эта трагедия. Что касается подробностей, их я не знаю и не желаю в них углубляться. Дилвин медленно и решительно хлопнул в ладоши. — Великолепно, мистер Холмс. Вы поистине невероятны. Я и сам не справился бы лучше. Но ведь у вас есть преимущество... непосредственной личной осведомлённости в этом непростом вопросе. Не только по части воображаемых друзей, но и обо всём остальном, пусть и с небольшими вариациями. Ваше... состояние не появилось из ниоткуда — скорее всего, оно досталось вам по наследству. — От матери, — лаконично ответил Шерлок. — Ваше сердце неспокойно, мистер Холмс. Вы были свидетелем того, как угасает разум вашей матери, и сегодняшний случай вновь напомнил вам об этом — теперь, когда вы стали старше, вы не можете уйти от мысли, что следующим можете стать вы; и ваша мать, и мой отец были талантливыми людьми с большим умом, но оба они встретили свой горький конец. Теперь вы боитесь за собственный. — А как насчёт тебя, Дилвин? Ты никогда не боялся за свой конец? — Я не обладаю ни одним из пороков моего отца, — Дилвин покачал головой. Шерлок заглянул ему в глаза — зрачок остался прежнего размера; никакого мелкого подёргивания глазных яблок или век. Он смотрел на Шерлока, улыбаясь, будто за последние сутки не произошло совершенно ничего особенного. — Ты говорил, что хочешь поиграть в детективную игру и увидеть меня в действии. Но я сомневаюсь, что тебе есть дело до моих теорий о твоём отце, учитывая твоё к нему отношение, — сказал Шерлок. — Пускай бонусом в конце игры станут кое-какие мои выводы о тебе. — Я весь внимание. — Во-первых, мне необходимо подтвердить одну вещь: твой особый талант заключается в способности подробно изучать умы людей. — Людей в целом, да, — Дилвин кивнул, сделав глоток из своей чашки. — Как вы наблюдаете за деталями места преступления и реконструируете случившееся, выясняя личности подозреваемых, так и я могу узнать о человеке всё, лишь пообщавшись с ним. — Словно телепат. — Это замечание далеко идущее. Я не могу читать или слышать мысли людей, как это делают волшебные существа в сказках. Я читаю их по... всему прочему. Вы, вероятно, знаете некоторые подобные приёмы — отмечать мельчайшие движения, изменение позы, детали мимики, тон речи... всё тому подобное. Но я не провожу такого анализа сознательно; для меня это — естественная привычка, инстинкт. Иногда я даже не отдаю себе отчёта в том, что именно я увидел, услышал или как-либо ещё ощутил; я просто чувствую это. Можете назвать это эмпатией или высокоискусной наблюдательностью. — Значит, ты наблюдал за мной и на Кордоне, и в Лондоне, как лично, так и опосредованно. — Верно. Простите мне эту вольность, мистер Холмс, но ведь вы самая интригующая личность нашего времени, уникальная, выдающаяся, единственная в своем роде. Какой искатель экстраординарностей сможет устоять перед вашим непреодолимым притяжением? Звучит знакомо. Шерлок тихо рассмеялся. — Кто-то говорил вам эти же самые слова, — немедленно среагировал Дилвин. — Да. Кое-кто из Кордоны, — Шерлок положил локти на стол, сцепив пальцы в замок. — Теперь вернемся к теме, Дилвин: поговорим о цене, которую ты заплатил за свой дар. Ты сам поведал мне, что можешь безо всяких усилий чувствовать людей, но в моих правилах всегда приводить доказательства. Дилвин оставался молчаливым и неподвижным, словно статуя. — Начнём с того, что ты знаешь о Джоне, хотя не можешь его видеть — ты не медиум. Да, эта информация досталась тебе благодаря точным наблюдениям, да вот только ни один человек, который не сталкивался с подобным сам непосредственно, не смог бы уловить таких нетривиальных подробностей, будь он хоть трижды гением вроде тебя. А теперь, прежде чем ты начнёшь говорить что-то о своём отце — нет, он не стал бы делиться с тобой личными переживаниями. Ты всё понял сам. — Молю вас, продолжайте. — Несколько раз я замечал, как твои губы подёргивались, будто ты шептал что-то про себя. Также я заметил, что иногда ты выглядел немного… встревоженным или даже испуганным, словно услышал, как кто-то внезапно позвал тебя по имени. При обычных обстоятельствах, или, лучше сказать, в отношении обычных людей я не придал бы этому особого значения. Но ты, Дилвин — мастер чтения людей и виртуоз в том, чтобы не прочитали тебя самого — всё делаешь обдуманно. Если уж ты показал что-то столь явное, то это что-то имеет огромное значение. Грудь Дилвина стала подниматься и опускаться заметно чаще. Шерлок улыбнулся. — Поэтому я сделал вывод, что ты разговариваешь с невидимыми... хм, не людьми, по крайней мере, не такими, как Джон или Оуэн; я понял это по тому, что в такие моменты ты никуда не смотришь, даже не пытаешься. За тобой никогда не наблюдалось поведения, позволяющего предположить, что твои слова обращены к кому-то вовне. Ты разговариваешь с голосами в своём собственном сознании. Дилвин на несколько секунд закрыл глаза, затем открыл и снова посмотрел на Шерлока. Он вновь обрёл самообладание, но улыбка его стала другой, и Шерлок даже не мог дать ей какого-либо определения. — Они рассказали мне всё, — наконец заговорил Дилвин. — Детали, которые я заметил, и те, которые, как мне казалось, не заметил. Они говорят мне о том, что чувствуют люди, и тогда я сам могу почувствовать то же самое. Ещё я разговариваю с ними, когда мой разум ничем не занят. — Звучит знакомо, — прокомментировал Шерлок, когда его взгляд выхватил из тени фигуру Джона — разгадка тайны Дилвина придала им обоим уверенности. Шерлок заметно расслабился, а Джон, наконец, присоединился к разговору в качестве слушателя. — Джон здесь, не так ли? — Дилвин встал, взял стул, стоявший рядом с кроватью, и поставил его рядом с Шерлоком. — Присаживайся. Джон тихо скользнул к Шерлоку и сел, положив руку ему на плечо. — Было бы славно выпить чайку, Шерри. Шерлок мотнул головой, поднимая чашку с чаем. Дилвин тем временем занял своё место и продолжил. — Когда я был младше, я не мог контролировать то, что слышал и говорил. Вы встретили меня таким, мистер Холмс; кроме того, вы ведь на себе испытали, как это несладко. Другие дети сторонились меня, и я претерпел немалые издевательства в школах — полагаю, вам знакомо и это. Шерлок кивнул. — Скажем так, недаром я с юных лет был хорошо обучен боксу, единоборствам и фехтованию. — Вы посоветовали мне стать детективом подобно вам, но увы — изучение неодушевлённых предметов — не только не мой конёк, но и деятельность, не представляющая для меня никакого интереса. Я предпочитаю иметь дело непосредственно с людьми. Я учусь в колледже, познаю всё возможное и анализирую своё будущее. Кроме того, теперь я чувствую, что достиг определённого успеха в контроле над моим благословением и проклятием, — улыбка его стала горькой. — Но я не мог не видеть, как время беспощадно ухудшало состояние моего стареющего отца, особенно в последние несколько месяцев. Я не питал к нему любви, но всё же беспокоился о нем — теперь я думаю, что беспокойство это связано с моим будущим. Мистер Холмс, я боюсь не меньше вашего. Мы оба знаем, что однажды нас поглотят демоны нашего собственного разума — мы продали души дьяволу в тот момент, когда родились на этот свет; пусть то было не наше решение — оно всё равно предопределило нашу судьбу. Покуда Дилвин говорил, Джон протянул Шерлоку руку. Последний недолго колебался, прежде чем положить свою ладонь поверх его, сжимая отчаянно и крепко. Он знал, что юноша заметит этот жест, но теперь для него было предпочтительнее, чтобы Дилвин знал всё — по крайней мере, он как никто другой мог его понять. — Мы одиноки в этом мире, — в конце концов, со вздохом заключил Дилвин. — А кто не одинок? — Шерлок откинулся в кресле, уставившись на стол. — Полагаю, ты знаешь это лучше меня. — Да, но знание этого факта ничего не меняет. Мы с вами обречены, как и наши родители. — По крайней мере, мы в состоянии понять друг друга. Может быть... мы сможем стать друзьями, — Шерлок поднял голову, заглядывая Дилвину прямо в глаза; голос его был полон надежды. — Едва ли, — собеседник, однако, избегал его взгляда. Улыбка исчезла с его лица, оставив после себя один лишь след горечи. — Приношу вам свои глубочайшие извинения за то, что отклоняю ваше самое благожелательное намерение. На одно лишь могу я надеяться, мистер Холмс — что сердце ваше ещё не принадлежит кому-то другому.