жестокий люд и самодельный монстр

я вдруг понял секундой позже, что нежить та — это я . . . но я клянусь, то что когда-нибудь свяжу всё воедино и затяну небрежно два узла я верю не в его непобедимость, верю в неизбежность зла pyrokinesis – я верю только в неизбежность зла

      чем жесток мир, распростертый перед его глазами? он точно ответит, что людьми. на этой земле не кому больше делать его жестоким и отвратительным. сам он ничем не отличается от них: такой же эгоистичный, со своим «я» и трусливый. он мог лишь позавидовать людям, что еще не были омрачены этой стороной жизни, в котором кишат обезьяноподобные, желающие крови и боли. нет-нет, вы не подумайте ничего такого, — улыбнувшись так ласково, как несмышленой животинке, скажет он, — у меня все прекрасно. у меня есть любимое дело, враги под оболочкой друзей, жилье, еда, что там еще нужно? все это у меня есть, дамы и господа, только раз увидев реальность, я понял, что от этого не сбежать. это затягивает. как наркотик, наверное. и теперь я сам тянусь к этому напрочь лишившего морали нечто, что так рассуждаема грязной философией под сакадзуки с мягким сакэ. это когда проще жалеть себя, а без страданий жить уже не получается. это когда чужие страдания приятно видеть, упиваясь и ухмыляясь, как будто разом становясь сильнее. это когда пыль оседает на языке, а яд на губах сладок, медом стекает по подбородку. это когда кровь чертит полосы на руках. это когда ненависть кажется спасением, а одиночество подобно дорогому алкоголю. и пусть слезами обливают руки, его глаза сухие и не знавшие сна. пусть еще такая наивная душа будет его умолять, а иногда — кричать от злости на упертость, он скажет, что не нуждается в спасении. его спасение — это, несомненно, ненависть на всю гребаную жизнь и одиночество. пусть с губ сцеловывают мед — вскоре станет он ядом, ржавчиной наполнит легкие, и рядом с ним станется тяжелее дышать. нет, это не наивная душа. просто в ней еще теплится надежда, мечта. он уже сам лишился понимания этих слов, теплых, должно быть. все смешалось в одно и превратилось в зло. в кровь на руках, уже непонятно кого, но что было так не важно. в воспоминания, или реальность — он не понимает, где что. и жизнь между явью и сном надежнее некуда. он рожден ради истории. ради уничтожения. специально запятнать себя с ног до головы. он — бомба замедленного действия. да, он убийца, но не лицемер. пусть омывают ноги благоговейными слезами, юджи склонит голову в молчаливом наказании, и будет ждать своего распятия. пусть наивная душа станет ему опорой — он и из нее сделает монстра. в свое удовольствие, а как по-другому? сломает сперва, конечно. но дурак влюбленный и так сломлен в своем стремлении обладать и быть всегда рядом, окутав заботой и теплом. пускай познает вкус этой жестокой жизни, что предоставил им ками-сама.