жестокий люд и самодельный монстр

губы покусывал яркий свет солнца тусклого на часах стрелки бегали ты в груди что-то чувствовал, да? найтивыход – камчатка

      в вагоне метро было не протолкнуться. они попали в самый пик, и теперь итадори прижимается к груди мегуми, под своей грудью чувствуя, как бьется чужое сердце. ладонь, держащая за поручень, отчего-то потеет. на следующее станции выйдет большинство людей, — юджи успел запомнить. (иногда приходится ехать своим ходом с заданий). но сейчас проблема была не в толкучке, не в сердцебиении фушигуро и его руках, что якобы ненароком лежат на его бедрах, придерживая. нет. — что такое? — тихо спрашивает мегуми, касаясь его уха. итадори качает головой, сухие губы, кажется, приклеились друг к другу. грудная клетка начинает вздыматься тяжелее. в голове проносится странная мысль: «я здесь утону». он утонет вообще. здесь. в этой стране. среди шаманов и проклятой энергии. почему? голос объявляет станцию, двери открываются и толпа стекает на платформу. итадори может спокойно отойти, и даже места освободились. он тянет за локоть мегуми, подводя к свободному месту, тот не сопротивляется, но только кривится, садясь. он хорошо получил сегодня на задании от проклятия, потому пусть посидит и отдохнет хоть так. юджи нависает над ним прочной стеной, перехватив удобнее поручень. мегуми вскидывает на него голову и всматривается дотошно внимательно. иногда юджи кажется, что мегуми знает его до последней клеточки. ореховые глаза падают на пол, в щель под дверями. ему кажется, или там протекает вода? вода? откуда она вообще здесь взялась? — мегуми? юджи успевает проглотит слабый оклик неверия и нераскрытого ужаса. незачем лишний раз волновать его. особенно из-за такого. порой все кажется сюрреалистичным, проще — бредом сумасшедшего. и как жизнь так быстро изменилась? как просто у него получилось в это поверить, кажется нелепостью. неужели он так не хотел жить жизнью обычного подростка? но он моргает, а воды становится больше, она касается подошвы его обуви, а сами ноги будто приковало к полу и не сдвинуться с места. миллиметр за миллиметром вода заполняет вагон. юджи носком ботинка елозит под водой, а затем неожиданно оступается и падает на сидение напротив мегуми. голову разрывает резкая боль. «я утону. буду тонуть. и делать ничего не буду». «меня не спасут». «я не позволю». галлюцинации? техника проклятия, которая не исчезла после его смерти? такое бывает? да в этой его жизни все возможно. медленно, сантиметр за сантиметр, вода будет накрывать. и рыбы в ней он убьет собственными руками, но с мыслью, что желает спасти. и тушки мертвые будут плавать перед глазами, напоминать о себе. о грехе. пока легкие не захотят вздохнуть, пока вода не хлестнет в глотку, и больше будет не вздохнуть и не выдохнуть. агония и паника. смирение и покой. для кого как, конечно. для него — пожалуй. мечтать он будет только этого. мелькает дата: тридцать первое октября. все начнется тогда. смерть. кровь. запах железа и разрухи под ногами. пыль от бетона и на губах. много жертв. их и жертвами не назовешь — умерли по прихоти, от скуки. не во благо. вода будет холодной, до костей проберет морозом. ошпарит кожу и горло. сосульки — наверное? — разуродуют лицо. итадори распахивает глаза и дергается от внезапного тепла под боком. поворачивается и сталкивается с зелеными глазами. мегуми своей ладонью, аккуратными длинными пальцами, накрывает его, сжимает, согревает. юджи хочется сказать: «я все равно умру». «сколько бы ты меня не спасал». «и знаешь, я сам решу умереть». «оставлю тебя с этим, растерянным, озлобленным, и будешь ты так жить». «зачем же ты меня спас, глупый?» «отпусти...» но губы складываются в озорную улыбку. мегуми не верит в искренность, но верит, что юджи будет с ним. юджи будет жить.