жестокий люд и самодельный монстр

      юджи всегда теряется под открытым, цепким взглядом из под длинных ресниц. под этими невыносимо зелеными глазами у него было ощущение, что мегуми пожирает его, каждый сантиметр, каждый миллиметр. фушигуро не достаточно быть просто рядом, ему нужно чувствовать кончиками пальцев нежную кожу, под ладонями — рельеф мышц, что напрягаются от прикосновений, но тут же расслабляются; каждый рубец, зажившие шрамы, ставшие белыми, или еще красные, совсем недавние; ему нужно под губами чувствовать, как адамово яблоко дергается, под зубами, которые сомкнулись на нем, оставляя след; мягкими прикосновениями губ ловить россыпь родинок, на них — вкус кожи сладкой, почти медовой; ему нужно сжимать, гладить, ласкать и короткими ногтями проходить на ребрах, вызывая мурашки; ловить устами вздохи, дрожь своего имени и приглушенные стоны, трепыхание ресниц тоже; целовать закрытые веки, целовать грубые шрамы, языком зализывать, как рану, а теплом своим и заботой — рану на душе. мегуми нужно залечить сердце чужое, дыру огромную там. взгляд не спускать, действиями показывать что нужен, ведь в словах он не особо силен. хвалить, утешать, шептать любовный бред, льющийся с губ сам по себе, и даже останавливать не хочется. смотреть. всегда смотреть. чтобы привык, чтобы знал: нужен, еще как нужен. и смерть — не выход. а уж когда рядом фушигуро — тем более.