жестокий люд и самодельный монстр

      юджи выдыхает в рот напротив дым, мегуми захватывает его губы в вязкий поцелуй, проглатывает стон и забирает из пальцев самокрутку. запах марихуаны заполнил закрытую на все окна комнату. было душно и влажно. у них закрыты глаза, темнота заполняет все углы потемок души, — или это были их демоны? демоны под травкой сейчас веселятся, — о, на утро будет до отчаяния хреново от сотворенного. юджи нагло лезет под одежду, касается горячей кожи и плавится. плевать он хотел, что будет завтра. ему хочется сейчас, так, чтобы захватывало дыхание, чтобы их сердцебиения воедино, чтобы кожа к коже. мегуми целует так глубоко и лениво, что юджи задыхается, ловит нагретый ими воздух влажными губами и тянет чужую футболку, открывая все больше кожи для прикосновений. пальцы считают ребра, царапают коричнево-розовые соски. фушигуро помогает ему избавиться от одежды, стремится клыками к нежной и беззащитной шее, захватывает зубами кожу и оставляет след. его, его-его-его... на языке осел слой выкуренной конопли, он лижет им шею, слизывает соленые капли пота. юджи стонет и тонет в его объятиях, в жаре их слитых тел и духоте комнаты. да, кожа к коже, прямо так как хотелось больше всего на свете. это казалось утешением, они сгорают, сгорают их принципы, а мораль становится аморальностью. плевать. не сейчас. сейчас губы на ключицах. сейчас запах впитавшейся травки на кончиках пальцев, царапающие клыки, ладони на боках, их мнут и ласкают. мегуми обращается с ним, как с драгоценностью, нежно сжимает и гладит, а юджи все ластится, как котенок, жмурится и не собирается открывать глаза. откидывает голову и захлебывается в стоне. он не откроет глаза, пока все тело содрогается от удовольствия. пока есть только они, плевать сейчас, на утро — пусть демоны стыдливо отводят взгляд и не смеют закрывать глаз.