жестокий люд и самодельный монстр

      Жалобное мяуканье доносится сверху, следом за ним с чириканьем улетает птица. Юджи поднимает голову и сталкивается с огромными от страха зрачками кота. Тот напушил хвост и поджал уши, черными когтями цепляясь за ветку дерева. Не то гневное, не то плаксивое мяуканье повторяется вновь, рыжий кот смотрит на землю, что так далеко, и со злостью переводит взгляд на парня. Мордочка у него была располосована, как и хвост, полосатый и пушистый. Итадори вздыхает, качая головой. — Ну, а зачем ты туда кинулся? Допрыгнуть у него не получается, пальцы не достают несколько сантиметров, хотя прыгает он выше всех в классе, если не в школе. Кот — напыщенный, но боязливый до такой высоты, — шипит и пятится по ветке, грозясь упасть, ближе к стволу дерева. Юджи отходит на несколько шагов назад, разминает руки, а кот взгляда не отводит, блестит янтарным на свету через колыхающиюся листву. Итадори делает разбег и отталкивается ногами об ствол, хватаясь за ветку, — листва качается и несколько листочков падает на землю, — кое-как он залезает на ветвь, боясь, что от лишнего движение она захрустит. Кот на руки так просто не дается, шипит и царапает протянутую руку. А в следующее же мгновение, когда Юджи решает пододвинуться, спрыгивает с ветки и с громким «Мя-яу!» исчезает в кустах. Юджи шокированно смотрит на поцарапанную ладонь и в сторону кустов. — И зачем я сюда залезал, раз сам мог спрыгнуть? — бурчит он, стряхивая с волос листик. Ветка под его нехилым весом все же издает хруст. Он даже не успевает вскрикнуть «Вот черт!», как уже летит спиной на землю. Только его растерянность и нерасторопность не дают ему сгруппироваться. — Оп-па! — звучит над ухом и Юджи, с зажмуренными глазами и мыслью, что приземление будет несладким, падает в чьи-то руки. — И чего мы лазаем по деревьям? — голос приятный, бархатный, приводит его в реальность. Юджи распахивает глаза и сталкивается с белыми бинтами и еще белее волосами. В растерянности от повязок на пол лица, он открывает губы и хлопает глазами, не зная, что сказать. Выдавливает только: — Там... кот был... Мужчина понимающе мычит, складывая блестящие губы в ухмылку. Они стоят так еще некоторое время. Юджи каждой клеточкой тела ощущает, как его всего, в особенности лицо, разглядывают, а сам он не видит глаз за бинтами. Только когда он понимает, в какой они сейчас позе, он спешно благодарит за то, что ему не дали столкнуться с землей, и спрыгивает с крепких рук. — Всегда пожалуйста, — певуче тянет мужчина и усмехается, когда юноша не сводит взгляда с его лица. — Тебе интересно, что это за повязки? — мурлычет он. А Юджи, как будто пойманный за содеянным, тупит взгляд и что-то бормочет под нос. — Да не переживай ты! У меня просто очень чувствительные глаза, поэтому я их прячу. — А как вы видите?.. — Магия, дорогой мой, — поучительно выставляет указательный палец перед ним. Итадори ведет бровью. Не верит, видно. «Странный какой-то дядька», — думает про себя. — Так говоришь, кот на дереве был? — переводит тему беловолосый мужчина. Юджи кивает болванчиком, возмущенно говоря: — Мяукал, шипел, а как я залез ему помочь, так поцарапал меня и сам спрыгнул! Мужчина заинтересованно наклоняет голову, несколько белоснежных прядей падают ему на лоб. Юджи не замечает за собой, как засмотрелся на то, как те блестят на солнце здоровьем и специальным гелем для укладки. — Ты со школы идешь? — спрашивает мужчина, отрывая парня от наблюдений. Итадори кивает, берет в руки школьную сумку, что кинул на траву, когда бросился спасать кота. Смотреть на мужчину в бинтах было странно, так же странно, как ощущать его проникновенный взгляд на себе. Чужие глаза, скрытые за эластичной тканью бинта, следят за каждым его движением, кожа под ним покрывается мурашками, потому что каждый сантиметр он изучающе разглядывает. Невозможность взглянуть в чистые радужки и зрачки выводит Юджи из равновесия, но он молчит, судорожно сглатывая непонятые чувства. — По фруктовому льду? Я угощаю, — губы мужчины растягиваются в расслабленной улыбке. Он не дожидается ответа открывшего рот Итадори, когда говорит, наконец, свое имя: — Годжо Сатору. Годжо поворачивается, как будто отмахиваясь от ответного «А меня — Итадори Юджи». Юджи фыркает, равняется с мужчиной, и они идут в первый встречный круглосуточный комбини. По дороге Сатору без конца разговаривает и с улыбкой слушает его. Солнце припекает макушки, Юджи жарко в толстовке и школьной куртке. Годжо был в странном форменном костюме. Как только ему не было жарко? Мужчина весь пылает, болтает и жестикулирует, оглядываясь с озорной ухмылкой. Итадори нравится. Нравится вот так гулять с ним и слушать бесконечную болтовню обо всем подряд и ни о чем одновременно. Он поправляет сползающую лямку сумки на плече и заходит за мужчиной в прохладный магазин. Прохлада сейчас кажется спасительной. Они идут вдоль рядов с продуктами. Забавно было смотреть, как Годжо немного сгорбился, чтобы не врезаться головой об потолок маленького магазинчика. Юджи хихикает под нос, но мужчина все слышит, оборачивается: — Юджи-кун жестокий, — тянет он слезливо, но с тем же театрально, — Ты, маленький ребенок, попробуй пожить с моим ростом! Сатору долго стоит возле холодильника с мороженым, очень кропотливо выбирает вкус, когда как Юджи выбрал классический яблочный лед. Сатору же обходится все-таки персиковым, комментируя розоватый оттенок волос парня. — Мне все девчонки так говорят. Сатору оплачивается на кассе с милой девушкой. Они благодарят ее и вываливаются из комбини, толкаясь и прикладывая холодные упаковки к открытым участкам кожи, заставляя друг друга вскрикивать и морщиться от неожиданного холода. На скамейке Сатору разваливается и вытягивает свои длинные ноги. Упаковки летят в мусорку, губы тут же становятся холодным, когда касаются фруктового льда. Кислый вкус яблока разливается по языку, Юджи смакует вкус и улыбается, когда Годжо жмурится: — Зубы свело, — жалуется он, но откусывает целый кусок от фруктового льда. Итадори округляет глаза на это. — Конечно свело, вы совсем не наслаждаетесь! Они переговариваются, откинувшись на спинку скамьи. Надоедливая мошкара кружит над головами, листва стоит на месте, как и безоблачное небо — не было даже теплого ветра и даже маленького облачка. Погода жаркая — спина потеет, волосы на висках влажнеют от испарины. Языки окрашиваются розовым и зеленым, сироп скапливается на палочке и скатывается к пальцам, делая их липкими. — ...И Нанами мне говорит!.. Сатору увлеченно рассказывает очередную историю, — в которой он, обычно, надоедает своим друзьям, — а Итадори не может свести взгляда с липких длинных пальцев. Сладкая капля медленно огибает кисть и грозится упасть на брюки мужчины. Итадори не знает, чем его ведет, но он наклоняется и ловит губами проворливую каплю, чувствуя приторный вкус персика. Годжо останавливается на полуслове. — Штаны испачкались бы, — как ни в чем не бывало отстраняется Юджи, облизываясь. Он не видит, как на него смотрит Сатору, но чувствует этот прожигающий его взгляд. Одна из загадок этого уже не незнакомца и их прогулки — какого же все-таки цвета эти глаза? Сатору задумывается над чем-то своем, и доедают лед они уже в молчании. Только жужжат пролетающие мимо осы, почувствовав сладость, и поют между собой редкие птицы. Сатору молчаливо поднимается. Юджи все понимает, выкидывает вслед за мужчиной палочку от фруктового льда и идет немного впереди. Они проходят улицы за улицей, медленно и, будто оттягивая момент, гуляют в полной тишине. Юджи успевает стянуть с себя школьную куртку и запихнуть ее в сумку, оставаясь в одном красном худи. Годжо шел на полшага позади, и Итадори никогда не чувствовал себя настолько защищенным. Даже несмотря на то, что тот был в повязках, Юджи был уверен в Сатору. Какая-то непонятная атмосфера клубится вокруг него... Энергия мощная и сильная. Целая... Бесконечность между ними... Юджи останавливается возле дома. Поворачивается, улыбаясь. Он открывает рот, чтобы попрощаться, как бы не хотелось, но Годжо его перебивает, оглядывая домик: — Ты живешь один? — Нет... С дедом. Но он периодически ложится в больницу, каждый раз все на дольше. Поэтому... Пока что один, — в конце голос ломается от надоедливой печали. Как бы Юджи не делал вид, что все в порядке, но одиночество было не для него. Он боится за деда, хоть и пытается этого не показывать перед ним. Словно скоро всему придет конец. И это чувство было страшным. Итадори вряд ли еще готов к этому перевороту. — Не вешай нос, Юджи-кун, — с этими словами Сатору щелкает по его носу, — Уверен, твой старик сильный и справится с этим. — Если бы только он сам этого хотел... Выдыхает протяжно, но с любовью к ворчливому старику думает, как купит букет цветов, которые тот любит, но упрямо не признается, и навестит его завтра. — Как же мне тебя развеселить, хм-м-м? — Годжо делает задумчивый вид, оттягивает нижнюю губу, а потом вдруг резко отпускает ее, будто знал еще все с самого начала. Он берет его за плечи и толкает к двери в тень. Юджи удивленно охает, роняя сумку на дощатый пол. Но не сопротивляется крепким рукам, что сжимают плечи, мнут приятно мышцы. Он этим рукам поддается — и это не кажется неправильным. Сатору наклоняется и обдает горячим дыханием щеку. Юджи отпускает себя. Дает себе впервые за все это время подумать о том, о чем хотел еще с первых минут их знакомства: Сатору был манящим, красивым, несмотря на скрытую половину лица, сильным и безопасным. От него пахло приятным парфюмом и сладостью: то ли шоколадом, то ли леденцами, словно сладости он всегда носит с собой, чтобы питать мозг. Несомненно он был умным. Юджи слаб и у него гормоны — на это проще свалить. То возбуждение, когда он коснулся тонких бледных пальцев губами... На самом деле, это было нечто большее гормонов, но он не в том возрасте, чтобы об этом задумываться. Сатору целует его в уголок рта, будто пробует и проверяет. Итадори под ним плавится, хватается за куртку и сжимает ее в пальцах. Горячие ладони перемещаются с плеч по груди и животу, касаются конца худи и тянут вверх ткань, чтобы коснуться голой кожи. По ней тут же бегут мурашки и Юджи вдыхает вдруг ставшим горячим воздух. Пальцы пробегаются по напряженному прессу и бегут выше... — Как далеко ты позволил бы мне зайти, Юджи?.. — спрашивает у самых губ, а Юджи так хочет их попробовать, что поддается вперед сам: захватывает в неумелом поцелуе сначала нижнюю губу, а следом сминает, прося большего. И Сатору ему дает это большее: приоткрывает рот и проникает языком в его, вызывая сладкий стон. Он действительно был сладким, с привкусом кислого яблока и спелого персика. Годжо действует умело, а Юджи повторяет за ним, как верный ученик. Подхватывает по движениям, пробует больше: ловит кончик языка своим и дразнит его в причудливом танце. Ах, как это было приятно! Как было приятно целовать эти полные губы, сладкие от сиропа. Руки мнут бока, короткими ногтями считают ребра и спускаются ниже. Сатору поддевает пояс школьных брюк, играется с ремнем. Он отстраняется первым, дает вдохнуть нагретый ими воздух, дает передышку, а сам целует в челюсть, когда пальцы расправляются с ремнем и ширинкой. — Но прости, дорогой, ты еще совсем невинен.... Шепот оседает на скулах и тут же теплое дыхание исчезает. Годжо стекает по нему, руки его были будто везде, и садится перед ним на колени. Острые колени упираются в доски и неприятно трутся, — но это можно было потерпеть ради румяного и смущенного лица Юджи. Юджи тянет руку в немой просьбе. Сатору все понимает и тихонько кивает. Юноша тут же хватается за бинты и, найдя конец, сантиметр за сантиметром стягивает и снимает... Открывая виду небесно-голубые глаза с белыми пушистыми ресницами. — Ах! — восхищенно выдают губы, блестящие глазами тот рассматривает его, тонет в чистом океане. И Сатору дает, дает утонуть в нем полностью, и тем временем приспускает с него брюки и нижнее белье, освобождая твердый член. Итадори охает уже от теплых губ на красной головке члена: Сатору оттягивает крайнюю плоть, языком кружит вокруг и игриво тычется в уздечку. Колени ведет, он хватается за белоснежные волосы, без сожаления портя укладку, спиной прикладывается к стене дома и кусает изнутри щеку, чтобы не застонать стыдливо во весь голос от чужих движений и губ. Сатору помогает себе: пока ласкает головку, ведет ладонью по стволу, позволяя натягивать корни волос в кулак. А потом вбирает член во влажный и горячий рот, не сводя голубых глаз со светло-карих, затуманенных страстью. Юджи кажется, что он сходит с ума. Незнакомец, точно старше него, прямо сейчас ему отсасывает — страннее ситуации и не придумаешь. Но Итадори соврет, если скажет, что ему не приятно. Сатору двигается на нем до конца, лениво и развязно, смачивая член слюной. Голубые глаза завораживают и не отпускают, блестящие губы смыкаются вокруг ствола, щеки втянуты. Было горячо и влажно — приятно до дрожи в коленях. Но Годжо держится за бедра, не дает упасть. Итадори остаётся только сжимать в кулак мягкие шелковистые волосы и кусать губы. С влажным звуком Сатору чмокает, у Юджи покрываются скулы и шея красными пятнами смущения, но он начинает напирать уже сам: поддается бедрами вперед, ловя довольный стон в ответ на движение. Он вдалбливается в горло, откинув голову назад, и тяжело дыша. Но продержаться долго ему не дают. — Я... Сейчас... — рвано, лихорадочно шепчет, и Сатору тихоньку кивает, упирается носом в лобок и принимает в себя его всего, до последней капли проглатывает. Отстраняется вместе с ниточкой слюны, смотрит на вздымающуюся тяжело грудь, на мощную напряженную шею. Улыбается себе, одевает Юджи и поднимается. Влажными губами оставляет след на щеке, говорит: — До встречи, Юджи-кун. И исчезает, словно его и не было. Юджи на слабых ногах стоит в сладкой неге и заходит в дом. Сказочно прекрасный мужчина исчез. Он не появился ни на следующий день, ни через неделю. Юджи думает, что так и должно было произойти.