Держи себя в руках

Тихо. Не встречает Мухтар, проносясь через всю квартиру и прижимаясь боком к ногам. Не слышен голос Стрелецкого. Нет — ничего. Тихо. Игорь не осознавал, насколько может быть тяжёлой тишина до тех пор, пока не столкнулся с ней снова. В первый раз было тяжело настолько, что он закончил тем, что оказался в больнице Снежневского. В первый раз он не успел понять это до конца: события развивались слишком быстро, он загонял себя, не позволяя выдохнуть, словно гончая, находил один след, за ним — следующий. Провал. Он взял Мухтара, и это стало его путеводной нитью, одной из причин вставать и выходить на улицу. Игорь больше не теряет счёт времени. Не видит фантомные тени. Перед ним открыты все двери, но порог ни одной из них он не переступает. Чайник закипает и щёлкает. Капает кран: помыл посуду — две кружки и тарелку- Кап-кап. Разве не этого хотел он? Тишины. Чтобы не было раздражающих факторов, чтобы не капали, как проточная вода, на мозг. Игорь говорит себе, что его это не должно волновать. Говорит: «Стрелецкий не ребёнок, старая дружба не значит, что вы должны постоянно поддерживать контакт». — Говорит, что никто и ничего не обязан. Не было обещаний друг другу и нет обязательств; выбор каждого, как жить и куда двигаться дальше, нет необходимости уведомлять друг друга о делах и планах. Кап. Тихо. Дело в том, что он просто привык, или в том, что на самом деле не всё равно? Он не хочет думать об этом слишком долго; разбираться в собственных эмоциях — бесполезное. Оправдывает себя тем, что нет более срочных дел, график последнее время достаточно свободный, узнаёт совершенно случайно, между делом, о последних передвижениях Стрелецкого. Узнаёт: всё в порядке. Это должно было успокоить, но места не находит себе всё равно. Они ничем друг другу не обязаны, и он должен был выдохнуть с облегчением, но, возвращаясь домой, сходит с ума от тишины. Воздух застывает, как замирают всякие звуки. Пропадает необходимость покупать еду, следить за наличием кофе, не на кого ощериться привычно, на чистых рефлексах; не переступают порог дома посторонние: «Мне назначена встреча». Всё обрывается так же резко, как и начинается, и так же он должен продолжить двигаться дальше, будто и не было ничего и не значило ничего это. Просто ещё один этап в жизни. Просто — старый знакомый на какое-то время заполнил тишину, что теперь напоминает о себе фантомным; запахом, ирреальным присутствием. «Как жаль», — думает Игорь и с головой уходит под воду в ванной, которую так и не переставил, — «Нельзя оправдать себя тем, что всё ещё не в себе». Как жаль. Он вынужден признать, что ему и правда не всё равно. Как жаль — это было важным, но понял это только сейчас. Изменилось бы что-то, осознай раньше? Едва ли. Нельзя повлиять на человека, так говорит он себе. Оправдывает. Жаль: он не способен двигаться дальше, не оглядываясь назад. Нелепо. Их встреча совершенно случайна, абсолютная глупость и насмешка, никак иначе. Игорь смотрит на Стрелецкого и не понимает, что должен чувствовать и что должен сказать. Есть ли вообще правильные слова в данной ситуации. «Эй, как дела?», — «Вижу, у тебя всё в порядке», — «Ключи вернуть не хочешь?» — Игорь не знает и не говорит ничего. Игорь никогда не скажет последнего — это до смешного глупое, та нить, которую он не хочет обрывать, даже если ей не воспользуются никогда. «Эй»- -застревает в горле. Что? Что он должен сказать и что из всего имеет значимость? Говорят, время расставляет всё по местам. У него было достаточно времени, чтобы принять, но что с этим делать дальше он не знает, как не знает, стоит ли вообще делать хоть что-либо. Принятие не значит абсолютно ровным счётом ничего, принятие только усугубляет, так думает Игорь, и привычно тянется к сигаретам. Эмоции разрушительны. В этом он убеждается ещё раз, когда поступается принципами и гордостью. Эмоции, пусть и не все, он привык держать под контролем — они не должны влиять на работу, на решения, быть направляющей. Это привычка, выработанная выслугой лет в полиции. Эмоции — он отпускает; пальцы разжимают поводок, ослабляя хватку, и спонтанное, сумасбродное становится движимым рефлексом. «К чёрту всё», — думает Игорь, опускаясь на чужие колени, в нём нет грации, разве что упрямое и разгорячённое, слишком долго сдерживаемое. К чёрту. Он может признать себе хотя бы сейчас, даже если это станет фатальным: тишина невозможна; запах, голос, прикосновения и просто присутствие — ему это нужно, необходимо; ему этого недостаточно, мало. Ему слишком  — не всё равно.