Власть над будущим

Три дня. Они принимали разнообразных лордов, и прочих посетителей, целых три дня. С утра и до вечера прибывали люди, которых Нед, и Джон, принимали лично. Некоторых, чтобы не обидеть и не разрушить будущее отношения между регионами, и это касалось в основном лордов Штормовых земель, — кроме Феллов, Кафференов, и Грандисонов, еще во время восстания бывшие на стороне Эйриса, да лорда Эстермонта, этого хитрого лиса, пока державшего нейтралитет — которые были холодны, полны недоверия, и не бросались в бой, да не кидались оскорблениями только потому, что во время их приветствия рядом с ними стоял лорд Станнис, живой и начинавший приходить в порядок, и леди Ширен. А других потому, что как они не могли принять сами членов своей семьи? Старый мейстер Эйемон, — чья цепь была больше, чем когда-либо Неду приходилось видеть, — которому Цитадель все же разрешила покинуть Стену и дожить свой век в родных стенах, прибыл ночью, и без особой помпы, но в тот миг, когда Джон его увидел, он был счастлив, настолько, насколько это было вообще возможно с учетом его нынешнего эмоционального диапазона, что он даже забыл о своем прерванном, ради этой встречи, сне. Нед видел, что и пожилой человек, который для своих сотню с лишним именин был весьма бодр, и даже то, что он слеп было не сразу понятно, был очень рад этому. Это было так странно… Насколько Нед знал, Джон и мейстер виделись всего пару раз в жизни, но тот момент они выглядели так, будто знали друг друга всю жизнь, и встретились, как дед с внуком, после долгой разлуки, а не мялись, как просто два неловких незнакомца, не знающие, как себя вести. «Дракон всегда узнает дракона», — мимоходом подумалось ему тогда. Побеседовать со старым мейстером тогда Неду не удалось. Старик устал после долгого пути, который был весьма тягостен для человека его возраста, и дремал полдороги до Красного замка, а когда они наконец вернулись, то… Сначала мейстер замер около ступенек, ведущих внутрь, и немного неловко опустился на колени, держась при этом за Джона. Он дрожащими пальцами коснулся камня и, Нед был уверен, что если бы он еще мог, то старик был разрыдался. — Я думал, что больше никогда не ступлю на эти ступени, — хрипло прошептал мейстер Эйемон. Все присутствующие дали пожилому человеку пережить этот всплеск эмоций, уважая его возраст, и кровь, текущую в его жилах, а потом Джон помог ему встать, и они неторопливо вошли в замок. По коридорам, до покоев, которые Джон приказал подготовить для мейстера, они тоже передвигались медленно. Старик почти весь путь шел одно рукой держать за Джона, а другой касаясь кончиками пальцев стен. Иногда он прерывал молчание и тихо рассказывал мальчику истории из своего детства, поразительно точно угадывая галереи и коридоры, по которым они шли. А на следующее утро прибыли гости с Запада. Нед с большим облегчением выдохнул, когда впервые за долгие месяцы увидел Робба. Возмужавшего, повзрослевшего еще больше, и порядком загоревшего от своего длительно прибывания на Юге. Он послал к черту протокол и крепко обнял сына, едва тот поднялся с колен, которые тот преклонил перед Джоном, когда спешился со своего скакуна и остановился перед ступенями Красного замка, где они их встречали. Тот не менее крепко сжал его в ответ. — Я скучал, отец, — тихо сказал Робб ему куда-то в шею, и Нед сильнее стиснул плеча своего первенца. — Я так тобой горжусь, — сказал в ответ он, когда они расстались, не став говорить, что тоже скучал, поскольку это и так было очевидно. Робб улыбнулся, гордо сверкая своими голубыми глазищами, и, как можно незаметнее, утер слезу, которая сорвалась с его ресниц. Нед видел, что парню это было очень приятно слышать. Он хлопнул его по плечу, одарив краткой улыбкой в ответ, и подтолкнул того к Джону, зная точно, что его мальчики тоже скучали друг по другу, хотя и виделись не так давно в Утесе. Как только Робб, и сопровождающие его лорды, разместились в выделенных им покоях, стало известно, что прибыл наконец лорд Уиллас. Его новый коллега по Малому совету, который наконец избавит его от головой боли, коей порой был лорд Мейс, в последние дни только и жужжащий о том, что приготовления к коронации Джона должны быть пышнее и стоит все же устроить турнир, или пару. Будто не слышал, что Джон считал это излишним и предпочитал тратить деньги, которых и так было впритык, на что-то более нужное народу и королевству, а коронацию хотел провести как можно скромнее. У Неда от этого уже болела голова, даже если он в чем-то согласен с лордом Мейсом, он искренне надеялся, что юный Уиллас был не похож на своего отца, и еще меньше на свою бабушку. Но если о его приезде он знал, то приезду, а точнее уже возращению, принца Оберина, да еще и в компании роз, был удивлен. То, что, прибыв в Красный замок те даже улыбались, а точнее улыбался принц и некогда покалеченный тем лорд Уиллас, и дружелюбно болтали друг с другом, поразило его еще больше. — Добро пожаловать в Красный замок, ваше высочество, милорды, миледи. Я и его светлость очень рады вашему прибытию, — поприветствовал он их, подав знак слугам, чтобы те поднесли хлеб и соль, когда все присутствующие спешились, а из кареты вышла многострадальная Роза Хайгардена, которую Джон отверг. Нед не мог не заметить опасливый взгляд девушки, которая явно искала Джона среди приветственной процессии, но зря она это делала. Они ждали Тиреллов чуть позже, поскольку всем было известно о затруднительном сейчас движение в городе, поэтому Джон решил наконец принять у себя тресковых лордов, а особенно лорда Монфорда, которому был намерен предложить место в Малом совете, не рассчитывая, что это его надолго займет. Но они немного просчитались и Нед посчитал, что и сам может встретить прибывших, пока его сын разбирается с Веларионом, и остальными лордами Узкого моря, которых тоже нужно было немного «побаловать» наградами за верность, чтобы они и впредь хорошо служили Джону. — А где же король? Что-то я его не вижу, — естественно, открыл свой рот принц Оберин, выразительно при этом оглядываясь. — Не прихворал ли?.. Лорд Мейс открыл было рот, но Нед его поспешил перебить. — У короля важная встреча, которая еще не была окончена. Мы вас ждали чуть позже, потому думаю вы отнесетесь с пониманием к тому, что его светлость вас не поприветствовал лично, — дипломатично сказал он, и махнул в сторону входа в замок. — Прошу вас, следуете за мной. Вам предоставят покои, где вы сможете привести себя в порядок, а потом его светлость примет вас. К счастью, недовольства, по крайней мере явного, никто не выказал, хотя, когда они поднимались по ступеням, он не мог не обратить внимание на то, как принц Оберин, и его дочки, с интересом смотрят на сундуки, прибывшие из Кастамере, которые еще не успели разгрузить и запереть в надежном месте. Нед отметил про себя, что стоит удвоить охрану, чтобы всякие любопытные дорнийские змеи не сунули свой нос в сундуки, которые содержали в себе столь нужное им сейчас золото, после чего сосредоточился на том, чтобы сопроводить очередных гостей в Красный замок, как никогда, полный людей.

***

Ширен уже привыкла бояться. Сначала она боялась Красной жрицы, казалось, принесшей войну, сумасшествие матери, которая вела себя все более пугающе, а однажды даже разбудила ее и с безумными глазами начала рассказывать о том, что ее, Ширен, нужно сжечь во имя Владыки Света, чтобы папа выиграл и получил корону. Ту самую, что отец на самом деле, как ей казалось, не хотел. Спасибо Давосу, который о ней так заботился, что даже убедил слуг перенести ее вещи в другие покои и выставил там охрану, велев той не впускать сходящую с ума Селису. Это было бессердечно, и неправильно, но Ширен даже выдохнула от облегчения, когда узнала, что мать покончила с собой, а отец, с момента битвы на Черноводной, чьи огни она видела даже отсюда, не показывающийся из зала с расписным столом, решил сдаться. Ширен чувствовала, что с того мига ее жизнь, — унылая, одинокая, полная жалостливых, или презрительных, взглядов и пропахшая пылью книг, которые ей заменили семью и друзей, жизнь — подошла к концу, и скоро начнется другая. Лучшая. Этого она тоже боялась, но это был хороший страх. Страх, смешанный с возбуждением, перед лицом неизведанного. Страх перед будущим, какой бывает у любого человека, который вступает в новую эру своей жизни. Но, когда она впервые столкнулась с добрым, хотя и несколько отстраненным, королем-драконом, который позволил ей называть себя, когда они не на публике, кузеном, хотя их родство и было довольно далеким, весь страх ушел. Совсем. Осталось только возбуждение и предвкушение. При виде живого дракона, к которому ей было позволено прикоснуться, Ширен испытала еще и священный трепет. Какая-то глубинная часть нее даже вдруг остро ощутила желание вскочить ему на спину и полететь. Далеко-далеко в небеса, где нет никому дела до ее шрамов, где нет ответственности и разрушенных ожиданий. Ширен полагала, что эта та самая капля крови дракона, что текла ее в жилах благодаря прабабушке, принцессе Рейль, дала о себе знать. Но она подавила этот порыв. Ширен была умной девочкой и твердо знала, что хоть и есть в ней кровь дракона, она сама драконом не была, и не имела право претендовать на оного. Особенного того, у кого уже есть всадник, который был столь добр к ней, и даже к отцу, несмотря на кровавую историю их семей. Джендри ей тоже понравился. Ее будущий суженый был смущен и полон дискомфорта, поскольку не привык к богатым одеждам, как и к придворной жизни, прожив всю жизнь среди низших слоев Королевской гавани, и работая кузнецом, но он был очаровательным. Он был не прочь помолчать, сидя рядом с ней, не пялился на ее шрамы, и любил слушать, как она читает ему вслух, поскольку, как и Давос, читать и писать еще только учился. Ширен не без удовольствия ему помогала в этом деле, и чем больше они проводили время в месте, тем увереннее была в том, что их брак если и не будет полон любви, то точно будет комфортным. Она знала, что Джендри ее не опозорит, как дядя позорил свою жену, и никогда не поднимет на нее руку. Этого для Ширен было достаточно. Но лорды Штормовых земель, которые теперь обязаны подчиняться ей, а точнее будут обязаны, когда она станет старше, были не совсем довольны. Ни девушкой, сидящей на троне Королей Бурь, ни бывшим бастардом, который когда-нибудь станет ее мужем. И королем они довольны не были, хотя и прибыли в столицу. Они выказывали ему весьма холодное отношение, и даже пренебрежение, и Ширен это не одобряла. Она была ребенком, но даже она себя не вела так по-детски, как эти лорды перед королем, который мог, да и все еще может, просто сжечь их всех просто за то, что те некогда восстали против его дома, а не терпеть это все. Ширен отправилась к отцу. Ее пока никто слушать не будет, как и Джендри, которого все еще считают больше бастардом, чем своим будущем сюзереном, поэтому она решила попросить отца помочь ей с капризными лордами, пока он еще не отбыл на Север. За этот короткий срок, ее родитель, как это не удивительно, проявил к ней внимания, наверное, больше, чем за всю жизнь, поэтому она надеялась, что тот сможет помочь, поскольку его лорды все еще уважали. Перед покоями, где был размещен лорд Станнис, она несколько замешкалась, особенно под взглядами пары солдат, которые охраняли ее отца, все еще в кой-то мере считавшийся не совсем свободным человеком, но быстро пришла в себя. Ширен решительно расправила плечи и повелительно сказала: — Сообщите лорду Станнису, что к нему пришла леди Баратеон, чтобы обсудить дела моих земель. Странно так было формулировать сообщение о прибытие для родного отца, но так было правильно. Технически, может его еще и называли лорд Станнис, но своего имущества у него не было, и он был просто уроженцем Штормовых земель и членом дома Баратеонов, который был на военной службе короля Джона. И они не могли забывать об этом, чтобы не лишится милости нового государя. — Ширен? — вопросительно сказал отец, поднимая взгляд от бумаг, разложены на столе перед ним, когда ее пропустили в покои. — Что ты здесь делаешь? Я думал ты на занятиях с молодым Джендри. В его голосе было еле заметное удивление, но, впрочем, это было нормально. Станнис Баратеон не был известен своим широким эмоциональным диапазоном, или большой терпимостью к витиеватым речам. Поэтому она подошла ближе и, сев на стул, который стоял напротив, чинно сложив руки на коленях, прямо сказала: — Отец. У меня к тебе важное дело, как к члену нашего дома, который я отныне возглавляю, и тому, кто имеет опыт в общении с упрямыми лордами Штормовых земель. Станнис вскинул бровь и отложил бумаги в сторону. Ширен видела, что она заинтересовала своего отца своим прямым подходом и темой вопроса. Ее плечи невольно расправились, а подбородок взлетел чуть выше. Она не могла дрогнуть. — Слушаю, — коротко сказал отец, и Ширен знала, что сейчас должна использовать весь свой обширный запас слов, чтобы выложить свою просьбу в четкой и прямой форме, которые ее родитель понимал, и одобрял, больше всего. — Некоторые лорды ведут себя неподобающе по отношению к королю, а поскольку они все еще хранят верность тебе, я хотела, чтобы ты убедил их в том, что стоит… смирить свой норов, и не кликать беды на наши и без того опозоренные земли, — почтительно, но решительно сказала Ширен, нервно сжимая сложенные на коленях руки в кулаки. Она еще никогда не обращалась к отцу с такой просьбой, да и вообще с чем-либо. Он был далеко, а она стеснительна, но Ширен хотелось, чтобы было все иначе, и отец, как ей показалось, тоже этого хотел, поэтому она должна была хоть что-то предпринять, пока есть еще время и тот не отбыл на Север, откуда мог и не вернуться. Эта конечно было мало похоже на то, что могло связать отца и дочь, но ее единственный оставшийся родитель был суровым полководцем, к которому почти не было подходов, кроме битв и прямых слов. Станнис сцепил руки перед собой и наклонился вперед. — Тебе нравится король? — прямо спросил он. — Он лучше, чем дядя Роберт, — честно сказала Ширен. — Он добр к нам, хотя не должен. Разве этого мало для того, чтобы выказать ему должное уважение? Он ведь выиграл. Даже если кому-то король Джон не нравится, то лучше оставить это при себе и смириться, а не кликать на себя смерть и позор. Отец медленно кивнул. — А этот мальчик, Джендри, тебя устраивает? — вновь спросил он, и Ширен поняла, что тот хочет окончательно убедиться в том, что поступил правильно, и не только по отношению к людям Драконьего Камня, запертым тогда вместе с ними в осажденном замке, но и к ней самой. Про свою долю-то она узнала уже только в столице, и от короля, а не отца. Но он зря волнуется. Ширен все устраивало, поскольку это было даже больше, чем она рассчитывала получить в жизни. У нее будет дом, коим ее предки владели не одно столетие, будет добрый муж, а там и дети, которые смогут, дай боги, увидеть деда, чья доля была сравнительно милосердной. Какая-то часть нее даже думала, что она отцу даже больше понравится, чем та жизнь, которую тот жил последние годы. Ему не нужно будет о ней беспокоится, не будет и нелюбимой жены, Штормовой Предел будет в руках Баратеонов, а вокруг него будут солдаты, в кругу которых ему всегда было комфортнее, чем при любом дворе, а еще будут битвы и будет цель. Как раз все то, что было любо Станнису Баратеону. — Отец, — мягко сказала Ширен. — Джендри не такой, как дядя, и он готов быть мне другом, а это больше, чем многие находят в браке, который был устроен по политическим причинам. Она встала на ноги и, наклонившись, положила свою ладонь на большие и мозолистые руки отца. — Меня все устраивает, — продолжила Ширен. — Не тревожься обо мне. Отец как-то удивленно посмотрел на ее руку, а потом несколько неловко сжал ее ладошку между своих ладоней. — Ты хорошая дочь, Ширен, — тихо сказал он. — Мне жаль, что я никогда тебе это не показывал, не смог стать хорошим отцом, а о твоей судьбе позаботился человек, которого наша семья сделала сиротой. Ширен была поражена его словами, но они согрели ее сердце и наконец развеяли ее давнюю дилемму о том, любит ли ее хоть немного родной отец, а сам Станнис тем временем сделал паузу и твердо добавил: — Я поговорю с лордами. Со всеми из них. Ты права, дитя, им стоит начать уважать короля, который готов вести нас в бой против мертвых и проявил необычайное милосердие. И к тебе им пора прислушаться, покуда ты их сюзерен. Ни мальчик Джендри, ни совет регентов, которых может назначить король, а ты. Не забывай об этом сама и не давай забыть об этом остальным. — Спасибо, отец, я не забуду, — тихо сказала Ширен и смущенно улыбнулась краем губ, которые у нее не были испорчены шрамами от серой хвори. Едва заметно угол губ отца тоже дрогнул, и они несколько минут провели в уютном для них молчание, впервые за долгое время ощущая себя именно семьей, а не неловкими чужаками, не знавшие куда себя девать, и что говорить.