Тайная любовь майора

Уже два месяца Андрея не покидает общество майора Кудасова. Он пробыл в больнице почти три недели, и она ему осточертела вместе с жуткой баландой на завтрак, обед и ужин. Строгая диета и отсутствие хороших продуктов в больнице сильно сказались на его весе. Если и ранее Обнорский не был особо упитанным, то, потеряв семь килограммов веса, стал ещё более субтильный. Никита как мог доставал для него нормальную еду, но полки в магазинах не радовали разнообразием, а зарплату, как всегда задержали. Дело поправил гонорар из Швеции за впечатляющую статью о бандитизме в России. Обнорский поправлялся медленно, сильная слабость и боли в сломанных костях беспокоили его. Ему хотелось деятельности, но состояние здоровья оставляло желать лучшего. Ни о какой романтике в отношениях между ним и Никитой речи не шло. Были тёплые отношения, негласная поддержка и чувство защиты, которую давал ему майор РУОПа. Иногда журналисту казалось, что то признание в палате ему приснилось. Не может человек вести себя так по-разному, не Никита, уж точно он не такой. Дни тянулись, но недосказанность между ними не исчезала. Андрей понимал, что для Никиты есть страх принять себя со своей неправильной любовью к мужчине. Он помнил, как его родная мать, найдя письмо от погибшего друга в неразобранных вещах, подняла жуткий скандал. Последнее письмо от Ильи, оно нашло его дома, как, когда и зачем он это написал, Андрей не знал, но даже из этих нескольких строчек всё было более чем понятно. Советские люди не могут быть другими по своему образу и подобию мышления. Семья — ячейка общества. Мужчина к тридцати годам обязан жениться и родить ребёнка, причём чуть ли не в одиночку. Когда он не дал своему отцу этого, тот накричал и обозвал его никчёмным и неспособным нести ответственность. Семья поставила на нём крест, возложив свои надежды на младшего брата, у которого всё было правильно, по их мнению. Живя у Кудасова после выписки, Андрей понимал, что это всё ненастоящее и призрачное. Часто Никита приходил поздно вечером усталый до такой степени, что ему хватало сил только поесть и, умывшись, лечь спать. Журналист спал на его кровати, а майор в зале на разложенном диване. Была очень веская причина, по которой парню опасно было жить в своей квартире, приспешники Палыча хотели банально убить Андрея, то, что Антибиотик сел, ничего не значило. Первую неделю после выписки Обнорский даже сидеть нормально не мог, но молодость брала своё и постепенно становилось легче.

***

Уйти в отпуск Никите, вопреки его просьбам, сразу не дали. По возможности он навещал Андрея вечером в больнице, и они много говорили обо всём. С Обнорским было интересно и легко, но отчего-то когда он забрал его домой, они отдалились. Кудасов шёл по ночным улицам, присыпанные первым снегом, тротуары поблескивали в свете фонарей. В этом году зима задержалась. Купив незамысловатых продуктов в круглосуточном магазине, майор уже подходил к дому, когда увидел в окнах своей квартиры свет, отчего-то на душе стало тепло, его там ждали. Эти жёлтые квадратики вселяли в него надежду, что всё не напрасно. Пару дней назад Андрей засиделся за столом с новым переводом текста, который ему надо закончить до Нового года. Работа шла медленно, но, занятый делом, Обнорский мог ничего не замечать вокруг себя. Увлеченный работой, он мог пару дней не обращать внимание на всё, что происходит вокруг него. Никита пришёл поздно и, заглянув в холодильник, увидел нетронутую еду, но зато была приоткрыта форточка на кухне и окурки в чашке. Это всё подействовало на майора, как красная тряпка на быка. Свинство, пожалуй, было самым откровенным. Андрей пренебрёг своим здоровьем по полной программе и проигнорировал режим. Более того, со своими травмами он спал просто за столом, наплевав на указания врача, что ему нужно спать в нормальных условиях. Этого Никита Никитич вытерпеть не мог, и тут, как в известной книге, Остапа понесло. Он разбудил Андрея, и ещё не проснувшемуся, высказал всё, что о нём думал, а думал Никита долго и с оттягом. На что получил полный игнор и наутро собранную сумку с немногочисленными вещами у порога. Сам же Обнорский отдал ему ключи от квартиры и уже собирался идти, но остановился ненадолго у двери и посмотрел на Никиту каким-то очень грустным взглядом. И Кудасов сорвался, какая-то тугая пружина лопнула и он, как в бреду, подошёл к Андрею и, вспомнив вчерашние мысли, что думал лёжа на старом диване, опустился перед ним на колени и, обняв парня за ноги, умоляюще посмотрел на него. Такого шага Андрей не ожидал, освободиться из крепких рук майора он не смог, да и не хотел, вот совсем-совсем. — Вот скажи, ты специально вчера всё это устроил? Знал же, как я старался для тебя. — Ты? Старался ты, я не знаю для кого, для себя. Обещал взять отпуск, а сам бросил меня в этой квартире и даже поговорить не хотел почти две недели. Что ты за человек? Мне работу предложили хорошую, интересную, но надо ехать в Вену. А я чувствую всё ещё слабость и не могу долго работать. Отказал. — Прости, ну прости меня, я, наверное, отвык от совместного проживания. Забыл о тебе со всеми этими делами. Нам руководство полностью сменили и я… как-то замотался. — Никита был таким необычным в этот момент, не каждый день увидишь как суровый мент РУОПа просит прощение, стоя на коленях. Что-то дрогнуло в груди Андрея, а может, всего-лишь заныли недавно сломанные кости на погоду, но в этот момент Обнорский нагнулся и сделал то, что хотел уже так давно, но понимал, что не время. Их губы встретились, поцелуй был неправильный во всех отношениях, но самый сладкий. С привкусом терпкого мятного дыхания Никиты и горького, от выкуренной сигареты, Андрея, демонстративно перед ним, прямо с утра. Что касается Кудасова, то этот его первый поцелуй с мужчиной оставил в нём неизгладимый след. Губы Андрея не были похожи на губы жены и на тех, кого ему довелось целовать в своей жизни. Он поднялся с колен и, приобняв Обнорского за плечи, подтолкнул его в комнату, главное убрать объект своей ненормальной любви, по его мнению, подальше от выхода. Отпустить Андрея сейчас было бы нестерпимой пыткой. Он был честен тогда с ним, да, не сказал слов любви, хоть и очень старался сказать, просто не хватило духу. Никита подумал, что это не поздно сделать сейчас. Ещё можно сказать нужные слова. Оторвавшись от желанных губ, которые опьяняли не хуже рюмки водки, он произнёс отрывисто и быстро, глядя в любимые глаза с поволокой. — Я люблю тебя. — румянец коснулся его щеки, — Вот, я это сказал. Если честно не говорил очень давно, да и не помню говорил ли. Менты не умеют говорить красиво, не поэты мы. — Да, это точно, не поэты. Я уже думал, что ты меня не будешь останавливать, а тот приступ нежности в больнице мне привиделся. — Нет, я был честен с тобой. — Ага честный мент честен во всём. — Ну почему ты такой? — во взгляде Никиты промелькнула обида. — Это какой? — Колючий. От твоего яда захлебнуться можно. Ты вот вчера опять не ел нормально, я же старался, готовил. — Ты знаешь, как я отношусь к твоей «правильной еде», я пошёл в булочную рядом с домом и неправильных пирожков с ливером купил. Они вкусные. — Ну и черт с тобой. Только не уходи, мне и правда невыносимо будет одному. Да, и если не забыл ещё, у тебя на квартире пару раз взламывали двери, так что живи у меня. — Только не приставай со своей опекой кур наседок, я, вроде, взрослый уже, сам знаю, что мне надо. Андрей скривился от неожиданного спазма в теле, всё-таки различные боли после избиения всё время накатывали. — Ну и куда ты вот такой собрался? Да и чем тебе гречка с котлетой не понравились, а что не солёные, ну так посоли, балда. Они сели на диван, Никита притянул Андрея к себе, и вот так они и сидели. Потом Андрей опять повернулся и теперь поцеловал нежнее и глубже. Но тут их прервали сигналы милицейского «Бобика». Кудасова ждали — Ты уже опаздываешь, пора, наверное. — Ты точно не уйдёшь? — Да куда я денусь! Андрей улыбнулся так заразительно, только он мог так, красиво немного с сарказмом, но незабываемо.

***

Постояв ещё немного перед домом, Никита вошёл в подъезд, прошёл два пролёта и открыл своим ключом дверь. В квартире было тихо, Никита беззвучно снял куртку и, переодев тапочки, прошел на кухню. Положив копченую курицу и докторскую колбасу с горчицей в холодильник, он поставил на плиту кастрюлю с водой для вермишели и пошёл в комнату. За столом Андрея не было, в пепельнице лежало всего два окурка, и по столу были разбросаны рукописи. Осмотревшись, Никита увидел мирно спящего журналиста на диване. Он спал в протертых на коленях джинсах и красной футболке с надписью СССР и дыркой на плече, свернувшись калачиком и обнимая его подушку. От этой картины майору хотелось придурочно улыбаться. Он не сдержался и, присев на корточки перед диваном, поцеловал Андрея, как спящую красавицу. Молодой мужчина проснулся и сонно посмотрел на него. - О, ты, смотрю, перешёл из моего сна в реальность. - Да. А знаешь, я отпуск взял, всё хорошо, аж на две недели, правда, хотел месяц, но не дали. - Никит, а давай мы в Ялту на Новый год поедем, у меня деньги есть. Там хорошо зимой, мы когда-то с мамой ездили туда в декабре, очень хорошо было. - Хорошо, поедем, обязательно поедем, у меня, кстати, друг один армейский там живет, павлинов разводит. Можем пожить в его квартире, она пустует зимой. - Здорово! Всё, покинем бетонную унылость Питера и будем отдыхать. Я перевод закончил, - Андрей подмигнул майору. - Больше не буду торчать за твоим столом. - Торчи на здоровье, хоть у тебя его и совсем немного, но я ещё надеюсь, что смогу что-то изменить. - Наивный, - Обнорский лёг поудобнее. - У меня сегодня голова болела, вот решил лечь, тебя не дождался. - он похлопал по разложенному дивану. Никита снял кобуру с пистолетом, положил на журнальный столик и прилёг рядом. Он вспоминал, как они вчера спали вместе после их примирения. Пока что только спали, но для Никиты и это было уже что-то запредельное. Он никогда ещё не спал в одной постели с мужчиной, а тем более с красивым и ждущим от него чего-то большего. Утром он проснулся от того, что собственное тело отреагировало на какой-то очень приятный сон, как и тело Андрея, которое многозначительно уперлось в его бедро, и от этого становилось совсем неловко. Что будет дальше он не знал, но точно понимал, что свой выбор они сделали. Эти отношения пугали его, он понимал, что никому не расскажет об их связи, а иначе его карьере конец, но кому какое дело, что они делают за глухой дверью его квартиры. В свои сорок лет майор РУОПа узнал, что у любви нет преград. Андрей же над этим не думал, он жил сегодняшним днём и был рад, что Никита остался с ним.

***

За окном тихо падал снег, а в маленькой квартирке, со старой мебелью и давно не знавший женской руки, уютно горела настольная лампа, и два одиноких когда-то человека спали в крепких мужских объятиях друг друга. Их уже не волновали ни мрачные тени Петербурга, ни временно сидевшие за решёткой бандиты, а в том, что это временно, не было сомнений. Оба пришли к выводу, что лучше жить настоящим, потому что жизнь - дама изменчивая.