Крылатые выражения

Почти каждую ночь перед отходом в царство сновидений Горелый становится на колени, обращает взор к холодным мерцающим звездам и неистово, горячо, со слезами на глазах молится древним предкам. Молится, больше мысленно, чем вслух, потому что губы, произносящие священные молитвы, почти не шевелятся в ночной темноте. Ни Огонек, ни Клубок, ни Дымок с Горчицей — никто не должен узнать ни звука страшной тайны, сковывающей Горелого по рукам и ногам. Горелый готов был расстаться со всеми земными благами, лишь бы навсегда забыть звенящую в его голове страшную сцену, невольным свидетелем которой ему пришлось стать. Чем он, юный оруженосец самого благородного в лесу племени, никогда в жизни никому не причинявший зла, сумел так прогневать небеса? Горелый готов молиться круглые сутки — ради того, чтобы Звездное племя стерло из его памяти предсмертный хрип глашатая, струю алой крови, хлынувшую фонтаном из его распоротой глотки и сверкнувший в отблеске солнечного света двуручный меч наставника, Горелый готов отказаться от сна, воды и пищи. Горелый раз за разом убеждает себя, что у него сдали нервы от страха во время сражения и то, что он видел, было игрой света, тени и его болезненного воображения. Поначалу это оправдание даже работало — Горелый действительно мог претендовать на звание самого трусливого оруженосца — недовоина— во всем лесу, и даже за его пределами. По словам матери, этой бедняжки, которая заслуживала намного лучшего сына, Горелый впервые открыл глаза лишь на второй неделе после рождения, а об играх со сверстниками не могло идти даже речи вплоть до его посвящения в ученики. Но Горелый никогда не отличался скудостью ума. И на самых задворках своего измученного сознания осознавал: нужно быть глупцом, чтобы отрицать очевидное. Его наставник убил Ярохвоста. Втоптал в грязь Воинский закон. Предал собственное племя, своего предводителя и свою совесть, если она у него была. Не совершает ли Горелый еще большего преступления, храня молчание о его позорном поступке? Показалось ему, или янтарные глаза Когтя действительно полыхнули огненной яростью и едва не испепелили взглядом тот несчастный куст, за которым прятался проклятый звездами оруженосец? Эта мысль сотрясала руки особенно болезненной дрожью и заставляла покрыться льдом изнутри каждую клеточку тела. Его наставник знал, что он видел в тот роковой день то, что ему было не дозволено видеть. И каждая охота, каждая тренировка — все превращалось в медленную и мучительную пытку. Пытку страхом за свою жизнь. Горелый буквально чувствовал, ощущал всеми фибрами души, что должен что-то сделать. Должен открыть глаза Грозовому племени на затаившегося в его сердце подлого предателя. Но с горечью понимал: его слова, слова страдающего паническими припадками жалкого оруженосца, рассыплются в прах перед авторитетом и репутацией Когтя. В отместку за ложные и навеянные его вечными фантазиями обвинения оскорбленный наставник может отправить его поохотиться для старейшин, скажем, на Змеиную горку. На какое-то время Горелый задумался: будет ли его собственная смерть таким уж ужасным исходом? Неужели кто-то проронит хоть слезинку на его похоронах? Он — ничтожество, не проявляющее надлежащих ученику Когтя успехов ни в боевом искусстве, ни в охотничьем мастерстве, жалкое подобие воителя, в его сердце не живет ни капли решимости и отваги, присущих истинному воину. Внезапно в самой глубине коридора корпуса оруженосцев раздались тяжелые шаги. Горелый моментально нырнул в кровать и накрылся одеялом с головой, подспудно понимая, кто сейчас направляется к дверям его комнаты. Кем бы он ни был, он не посмеет — внушал себе Горелый. Что бы он ни задумал, он не посмеет сотворить это здесь, под носом у Огонька с Клубком. Дверь в покои учеников медленно отворилась. Ведь это самая обычная комната,— подумал Горелый. — Это даже издалека не похоже на покои, как предпочитает называть это Клубок! Он даже чуть не рассмеялся собственной шутке, мимолетно удивившись глупости, о которой он думает перед лицом смертельной опасности. Тем временем шаги эхом отозвались от стен и незнакомец приблизился к кровати Горелого. Горелый почувствовал, как тяжелая рука приподняла полог одеяла, легла на его голову и взъерошила волосы. Неожиданно для себя он открыл глаза и храбро встретился со жгучим янтарным взглядом наставника. — Я не боюсь, — все так же неожиданно отчетливо проговорил Горелый без единой тени страха. — Я не боюсь вас, ваше превосходительство. — Правда? — Наставник крепко сжал пальцами его подбородок и испытующе впился в своего оруженосца глазами. — Правда. — В словах Горелого по-прежнему сквозила уверенность. Сегодня Звездное племя на его стороне. — Завтра Ее Величество узнает обо всем, что произошло во время битвы за Нагретые Камни. Коготь наклонился к самому уху Горелого и его змеиный голос почти приятно обжег ученика до самых ступней. — Наконец-то я начал разговаривать со своим оруженосцем. Повисла давящая тишина. Горячая рука глашатая почти нежно прикоснулась к щеке Горелого, который по-прежнему сохранял хладнокровие. — Видят звезды, я не испытываю к тебе ненависти, — вздохнул Коготь. — Хотя я терпеть не могу слабость. Чуть помедлив, воин продолжил: — Я надеюсь, ты примешь разумное решение, Горелый. Мне не хотелось бы причинять тебе вред. Горелый молчал. Мысли роились в его голове, принимая абстрактные формы и отказываясь складываться в связную речь. — Один свидетель — не свидетель… запомни это на будущее. С этими словами глашатай поднялся, поправил смятое одеяло, резко наклонившись, коснулся губами лба Горелого, и, не прощаясь, вышел.