Сказание о златокрылой птице

      Склон горы Уван утопал в морозном тумане.       Сколько Алатус помнил эти места, здесь всегда было ненастно из-за близости к северным землям, где властвовали злобные твари, повелевавшие ледяными вихрями и свирепыми ветрами. Холодные облака стекали по склонам хребта, оставляя на зелени серебристый налет изморози. После солнечного теплого дня Заоблачного Предела они буквально окунулись в стылое облако, в котором по мере их приближения к окраине деревеньки проступали очертания срубов и покрытых дерном кровель. Трава отчетливо похрустывала под ногами, словно покрытая глазурью, а по утоптанной дороге, ведущей в глубь поселения стекали струйки призрачного тумана. Было очень холодно. Настолько холодно, что Алатус невольно обхватил себя руками, по привычке грея пальцы подмышками.       — Концентрация миазмов возрастает, — Меногиас шел первым. В мертвенном отсвете в этом тумане он походил на призрака: золотистый загар выцвел, а бронзовые пряди в каштановых волосах казались седыми. От каждого слова с его губ срывались облачка пара.       — Ни души, — тихо сказала Гуй Чжун, стянувшая под горлом расшитый золотистый шарф. Ее алые волосы в окружающей серости были единственным ярким пятном и отрадой для глаз.       Моракс хранил молчание, лишь внимательно оглядывался по сторонам. Ступающий за ним Алатус вынужден был еще сильнее замедлить шаг, чтобы ненароком не влететь в широкую спину демонобога, а потом и вовсе осознанно отстал. Его чувства все еще были притуплены, но кое-что он уже мог различать. Задержавшись возле одного из покрытых инеем с мокрыми подтеками на стенах домов, юноша осторожно коснулся кончиками пальцев холодной стены. Ничего. Обычно человеческое жилье несет на себе хоть какой-то призвук эмоций, но эта деревня словно вымерла десятилетие назад.       — Чего ты там застрял? — донесся до него раздраженный голос Меногиаса. — Потеряешься — добираться до Гуйли будешь сам.       Алатус медленно двинулся вдоль стены и толкнул дверь. Обычная крестьянская хижина, видимо, здесь жил травник, потому что по стенам были развешаны пучки травы. Еще свежие — у стеклянных колокольчиков еще не выветрился их аромат. Постель была не собранная, словно ее владелец буквально только поднялся с кровати, но уже остыла. Ни единого отголоска сновидений. Если бы хозяин хижины недавно проснулся, якша бы это почувствовал. Вскинув голову, Алатус болезненно сощурился, пытаясь разобрать следы чужого присутствия. Особенно тщательно он изучал пространство над кроватью, даже повел рукой туда-сюда словно в попытке нащупать невидимые нити, и раздосадовано поджал губы.       Ничего.       Обычно Сиире достаточно было сплести пуповину к своей жертве, чтобы начать высасывать ее энергию. Но тела после этого оставались на том месте, где они видели свой последний кошмар.       «Сменила повадки?»       — Алатус? — донесся снаружи голос Моракса, и юноша поспешил выйти на воздух.       Снаружи словно еще больше сгустились сумерки, и Моракса, сжимающего в руке длинное обсидиановое копье, в завихрениях морозного тумана можно было принять за каменную статую, подобную тем, что возводили в его честь вдоль главных трактов и на горных пиках. На бледном лице Моракса живыми казались лишь глаза, и в заострившихся чертах неуловимо проступали какие-то хищные изломы.       — Что-нибудь чувствуешь? — спросил Властелин Камня, и Алатус зябко повел плечами.       — Не уверен, — понимая, что тот хочет услышать, ответил якша, — я не ощущаю следов ее присутствия.       Моракс разочарованно нахмурился, и юноша поспешил добавить:       — Что-то не сходится. Когда она… кормилась, всегда оставались тела. Она охотится на спящих. А сейчас дома пусты, постели брошены. Но… — Алатус нервно облизнул искусанные губы, но все же добавил. — Я уверен, что это она.       — Продолжаем искать выживших, — все так же держа копье в опущенной руке, Моракс двинулся по вытоптанным на грунте ступеням, ведущим в центр деревни.       Алатус проверил еще несколько крайних домишек, но везде было все то же — запустение и какая-то звенящая тишина, в которой грохотом отдавался пульс в голове. Из-за притупленных чувств ему постоянно чудился чей-то взгляд, и неясно было, виной тому разыгравшееся воображение или же действительно они здесь были не одни. Про людей он уже не думал. Если Сиире действительно выбрала объектом своего питания эту деревню, едва ли здесь остались живые, но что же тогда случилось с отрядом разведчиков Индариас?       — Повелитель! — послышался издали хриплый оклик Меногиаса.       Гео якша склонился над чем-то, с нескольких шагов да в тумане напоминающим груду ветоши. Выглядел Мену откровенно неважно — в его осунувшемся лице можно было пересчитать каждую вену, словно после тяжелой болезни.       — Это кто-то из жителей? — рядом остановилась Гуй Чжун.       Меногиас через силу покачал головой и потянул на себя какую-то жердь, на поверку оказавшуюся обугленным копьем. Древко рассыпалось угольной трухой в его руках.       — Нет…       То, что Алатус сперва принял за кучу ветоши, было на самом деле обугленным телом.       Внутри что-то болезненно всколыхнулось. Он поймал себя на мысли, что всматривается в обожженный до черноты череп в попытке увидеть хоть малейший клок огненно-рыжих волос.       Меногиас с усилием выпрямился, отломив закопченный наконечник копья, и сфокусировался на Алатусе.       — Сам как?       Удивленный участием Меногиаса, никогда не скрывавшего к нему своей неприязни, Алатус посмотрел на него и повел плечами.       — Нормально, — или ему нужен конкретный ответ? — Миазмы?       Ярость убитых им демонобогов столько раз выжигала его изнутри, что давление чужой злой воли, нарастающее с момента, как они переступили границы брошенной деревни, не шло ни в какое сравнение. А к боли Алатус уже давно привык и не обращал внимания.       — Если почувствуешь себя хуже, лучше дождись за пределами деревни, — вид у Меногиаса был откровенно усталый и опустошенный. В том, как он стискивал в ладони наконечник копья, неосознанно прижимая его к груди, ощущалась почти физическая боль.       — Я привык.       Гео якша криво усмехнулся и только вздохнул, бросив на Алатуса усталый взгляд.       — Ты так думаешь. К этому невозможно привыкнуть, — Меногиас осекся, стоило к ним приблизиться Мораксу, — темная энергия здесь нестабильна. Предположительно два источника.       — Я тоже так думаю, — медленно проговорил Моракс, медленно скользя взглядом по застывшим в безмолвии домам в молочной дымке, — мы с Гуй Чжун проверим печати на драконьем обелиске. Если утечка связана с Чи, нужно закрыть ее. А вы продолжайте искать отряд якш.       Взгляд все время возвращался на обугленные останки. Если это был якша, то что убило его?       — Ты думаешь… это могла быть Инда? — тихо спросил Алатус, следуя за Меногиасом. Тот раздраженно зыркнул на него и остановился у задней стены одного из домов, покрытой копотью. В самом центре зиял чистый участок, повторяющий очертания человеческого силуэта. Опустившийся на одно колено Меногиас пошерудил найденным наконечником копья россыпь углей, в которых проглядывали остатки почерневших костей.       — Нет, — гео якша резко поднялся. Продолжать разговор он явно не собирался, и, кажется, Алатус смутно начинал понимать почему. Он знал, как убивает паучиха. Она не владела элементом огня.       Зато пиро элементом обладала Индариас.       — Что ты там копаешься? — недовольно окликнул его Меногиас.       — Хочу попробовать поискать элементальные следы, — остановившийся между домами, Алатус прикрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь сконцентрироваться на собственных ощущениях.       — Элементальные следы? Здесь? Среди драконьих миазмов? — в интонациях Мену сквозил неприкрытый скепсис.       — Если Инда еще жива, она долго не протянет здесь, — стараясь дышать, как учила Богиня Пыли, чтобы сосредоточиться на течении духовной энергии, отрезал Алатус. Меногиас был прав. Поиск элементального отпечатка здесь походил на блуждание в клубах удушливого дыма с пожарища. Глаза и легкие жгло. Чем сильнее он пытался сконцентрироваться на поиске элементального следа, тем мучительней сжимало виски.       — Эй, парень. Прекрати. Алатус, хватит, я сказал! — плечи юноши стиснули словно клещами, и Меногиас встряхнул его.       — Я что-то чувствую… — кривясь от боли, Алатус прижал запястье к губам, вытирая текущую из носа кровь. Щурясь, словно от бьющего в лицо свирепого ветра, он двинулся между домов прямиком к нависающим над деревушкой скалам.       Чем выше они поднимались, тем сильнее нарастала концентрация эманаций зла. Алатус шел впереди и слышал, как тяжело загребает ногами Меногиас. Старший якша бодрился, старался держать лицо, Алатус чувствовал то же самое, и лишь мысли об Инде придавали ему сил. Нахлынувшие отвратительные воспоминания были настолько отчетливыми, что он неосознанно начал царапать пальцами свою шею, пытаясь поддеть ногтями невидимые нити.       — Где-то здесь… — положив ладони на мокрые от изморози камни, Алатус двинулся вдоль скалы.       — Алатус.       Меногиас склонился над нагромождением камней в паре десятках футов. Скалу здесь расколола трещина, разверзнувшаяся обвалом, возле которого темнели несколько бесформенных бугорков. Еще тела. Мену мрачно ворошил то, что от них осталось, выбирая из груд углей и пепла наконечники копий.       — Я помню каждого из них… — тихо проговорил Меногиас. — Индариас здесь нет.       — Возможно, она еще жива. Гляди, — Алатус опустился в размокший пепел и наклонился к груде камней. — Там пустое пространство… — он протянул руку и просунул ее в щель между валунами по самое плечо.       Меногиас запрокинул голову на склон горы, теряющейся в густом тумане, и с трудом выпрямился.       — Здесь могла быть шахта. Эти горы богаты полуночным нефритом, и многие добывают его, чтобы… Что ты делаешь? — Мену ошарашено проследил, как Алатус опустился на землю и, вытянув руки, извиваясь в грязи, пытается протиснуться в узкую щель между каменными глыбами в пол-локтя высотой.       — Я хочу… Проверить, — пропыхтел Алатус. Ему удалось протиснуть руки, голову и плечи в эту щель, и теперь он скреб пальцами по камням, пытаясь нащупать какие-то выступы, чтобы подтянуться. Завал был обширным, но чутье не обмануло — в лицо тянуло затхлым подземным запахом. Вот только лаз был узким даже для него.       Но в следующее же мгновение валуны дрогнули и двинулись. Инстинктивно Алатус вжался в землю, ожидая, как скалы раздавят его тело как ореховую скорлупку. Но вместе с этим он ощутил течение элементальной энергии, схожей по привкусу с энергией Моракса.       — Давай быстрее, — донесся еле различимый хрип Мену сквозь скрежет и хруст горной породы, и Алатус, отталкиваясь локтями, шустро пополз вперед.       Он буквально вылетел из-под завала головой вперед и замер на четвереньках в темноте. Темное жерло шахты дышало в лицо, словно чья-то затхлая пасть. Меногиас был прав. Здесь действительно был выдолблен тоннель в горе, пальцами Алатус ощутил изъеденные насекомыми древесные балки, которыми укрепили штольню. Ощупывая осклизлые камни, он ползком двинулся в глубь шахты. Концентрация миазмов здесь была ощутимо выше, чем снаружи. От отравленного воздуха у Алатуса буквально перехватывало дыхание и шумело в голове. Подобное он испытывал лишь после убийства божественного оленя — последней жертвы кровожадности Сиире. И чем дольше юноша вглядывался в черноту подземелья, тем сильнее его затапливали скверные предчувствия…       Впереди послышался оглушительный в темноте шорох — словно кто-то резко двинул ногой и из-под нее посыпались под уклон мелкие камни. Алатус замер, даже задержал дыхание, но в этот момент перед глазами полыхнул ослепительно-яркий свет. Тело среагировало быстрее — якша упал плашмя. Затылок и спину опалило жаром, струей ревущего пламени разлившегося над ним и с шипением разбившегося об каменный завал.       С трудом выдохнув, якша первым делом ощупал затылок и только потом поднял голову. Перед глазами все еще плыли разноцветные и черные пятна, пришлось несколько раз сморгнуть, потому что в какой-то жуткий момент Алатусу показалось, что он ослеп. И пока он пытался протереть глаза, прочие чувства восприятия обострились до предела. Алатус отчетливо слышал чужое загнанное срывающееся дыхание, с хрипом вырывающееся изо рта, со звуками, похожими на сдавленные всхлипы, перемежающиеся с хрипами, и странные царапающие звуки.       — Инда? — вслепую вытянув перед собой руки, позвал Алатус. Он прекрасно понимал, что ответом ему может быть новый огненный шквал, который испепелит его на месте, как тех несчастных якш, бывших с Огнекрысой в разведывательном отряде.       Впереди чуть посветлело, и в кромешной тьме стали проступать передернутые алым заревом, словно подсвеченные жаром угли, очертания женского силуэта. Пышные волосы перетекали в воздухе и над плечами, словно клубы подсвеченного пламенем дыма, пальцы продолжали бессильно и в каком-то исступлении скрести закрывавшую лицо алую безликую маску с прорезями для глаз. И из-под маски доносился сдавленный скулеж, похожие на жалобные рыдания.       — Не подходи-и-и… — сидевшая на земле огненная якша подобралась. Ее окутало тревожное алое зарево, и температура вокруг вновь стала расти по мере того, как наливалась жаром огня ее кожа. Казалось, еще мгновение — и на голове Индариас полыхнет факел.       — Там Мену, Господин и Госпожа. Они беспокоились о тебе и ищут, — стараясь говорить как можно мягче, почти воркуя, как тогда Гуй Чжун с ним, проговорил Алатус, продолжая медленно подползать к скорчившейся девушке.       Инда замолчала, дернувшись, словно от пощечины, и тоненько взвыла, вцепившись в свою маску, пытаясь оторвать ее от лица, но та словно приросла, хоть и лопнула светящимися прожилками-трещинами в тех местах, в которых в нее впивались пальцы якши.       Воздух вокруг Инды на просвет дрожал и перетекал как в самый изнуряюще жаркий полдень над нагретыми камнями.       Понимая, что, возможно, это последнее, что он делает в своей жизни, Алатус сорвался с места, преодолевая разделявшие их пару футов за один вздох, и сгреб дрожащую пиро якшу в объятья, крепко прижав к себе. Его обдало жаром, как из плавильной печи, словно весь воздух в легких выжгло в одну секунду, Инда дернулась, пытаясь освободиться, а потом обмякла и навалилась на Алатуса. На мгновение он решил, что она потеряла сознание, но потом почувствовал, как ее руки слабо стиснули опаленную одежду у него на спине.       — Алатус… Это ты? — еле слышно прошептала девушка, и ее вздох потонул в слабом хрусте, с которым начала трескаться алая маска, осыпаясь мельчайшими крупицами с ее мертвенно бледного личика.       — Да, — он только крепче прижал подрагивающее, словно в беззвучных рыданиях тело Индариас, неуклюже поглаживая по острым лопаткам.       — Как… остальные? — слабым голосом спросила Инда. — Ребята живы?..       Алатус с трудом сглотнул ком в горле, стараясь гнать мысли о кучках пепла с оплавленными наконечниками копий.       — Живы. Ждут снаружи, — удивительно, как легко сорвалась с губ ложь. Но держа в руках дрожащую как пичужку в кулаке пиро якшу, Алатус знал, что правда ее сломает, если не убьет.       По мере того как успокаивалась Инда, ее свечение становилось все тусклее, а тьма вокруг — все более непроглядной и неприятной. Виной ли тому сконцентрированные тут миазмы, но инстинкты Алатуса звенели как натянутые до предела струны и буквально вопили о надвигающейся опасности.       — Надо выбираться отсюда, — юноша осторожно похлопал Индариас по спине, привлекая ее внимание. — Идти можешь?       Та не ответила, все так же уткнувшись лицом ему в плечо.       — Давай, вставай, — Алатус приподнялся на коленях, потянув за собой девушку.       По шахте пронесся порыв затхлого ветра, раздув опаленные волосы. Концентрированные миазмы хлынули в шахту, пропитывая своей злобой и яростью все до последнего камня, и в этом сквозняке Алатусу почудился чей-то шепот, словно кто-то пытался дозваться их из недр старой выработки. И это ощущение чужого присутствия было настолько сильным, что юноша ощетинился и подобрался. Это не разыгравшееся воображение.       — Кто здесь?       Сквозняк бросил ему в лицо новую порцию затхлого воздуха, и в этом шорохе Алатус различил отчетливый смешок, словно там, внизу, злорадно перешептывались бесплотные голоса.       Плечи царапнули острые морозные коготки холодного ветра. Алатус будто вновь оказался в промерзшей пещере посреди ледника.       — Инда, вставай. Уходим отсюда, живо! — он рывком вздернул девушку на ноги и поволок ее вверх по тоннелю. Индариас повисла на нем, едва перебирая ногами в полуобморочном состоянии, а Алатус лишь перехватывал ее покрепче за талию и чувствовал, как пропитанная миазмами чернота заброшенного подземелья дышит ему в затылок и жадно вслушивается в их с Индой дыхание и бешеный стук сердец.       — Меногиас, я нашел ее, — добравшись до завала, Алатус перехватил девушку и закинул ее руку себе через шею. Он не сможет протолкнуть Инду в эту щель под камнями. С тем, что она натворила, разбираться будут после, главное вытащить ее отсюда.       Снаружи было тихо, и на какой-то момент Алатус решил, что старший якша вернулся к демонобогам. Но потом горная порода затрещала, послышался оглушительный хруст, с которым сила гео элемента крошила камень, перемалывая на куски. Сквозь этот грохот Алатус различал срывающееся дыхание Меногиаса — тот явно был на пределе и пытался расчистить завал из последних сил.       — Потерпи. Старший брат нас вытащит, — ободряюще прошептал юноша, осторожно опустил Инду в нескольких футах от груды обломков. Лицо Индариас было исчерна-бледным, даже губы посерели. Видимо, недавний выплеск энергии выпил у нее все силы.       Сквозняк из глубины шахты обжег спину, продрав когтями. Он забирался под одежду, растекаясь холодными прожилками по телу. Чувствуя, как немеют пальцы на руках, Алатус надкусил фалангу указательного пальца на правой руке, и почувствовал, как смерзается все внутри. Укуса он не ощутил. Онемение разливалось по рукам к плечам, парализуя каждый нерв, приглушая нарастающую боль в запястьях. Алатус обессиленно уронил руки и, чувствуя, как слабеют колени, привалился плечом к мокрой стене штольни.       Он знал это чувство. Если бы только он мог его забыть.       — Нет… Меногиас, стой! Не надо! Не трогай завал! — срывая горло, завопил Алатус.       В голове отчетливо прозвучал язвительный смешок, на горле с силой затянулись, впиваясь в трахею, режущие нити.       «Ну вот мы и встретились, птенчик. Спасибо, что помог мне. Снова».       — Мену… Стой! — голос сорвался на сип, режущая удавка стянула глотку еще сильнее, а рот и нос зажала холодная когтистая ладонь, не давая ему не то что подать голос, но и даже дышать.