Сказание о златокрылой птице

      — … Вскипяти воды.       — Но если я уйду, он же замерзнет…       — Инда.       Алатус ощутил легкий призвук дыхания у себя на лице, на мгновение его вдавило в жесткий матрас, когда пиро якша перебиралась через него, и стало как-то зябко и неуютно. Он с трудом шевельнул рукой, нащупав легкое одеяло, покрывавшее его.       — Горячий чай — лучшее лекарство, — негромко отозвался Меногиас.       С трудом разлепив ресницы, Алатус повел глазами и встретился взглядом со старшим якшей, размешивающим что-то в глиняной пиале.       — Как себя чувствуешь?       Алатус нащупал расстегнутый ханьфу и шершавые влажные бинты на груди. Повязки были холодные. В неясном отсвете небольшой масляной лампы мокрые потолочные балки поблескивали инеем, изо рта вырывался пар. Значит, они все еще там…       — Нормально, — Алатус попытался приподняться на локтях и в следующее же мгновение поспешно опустился на валик, набитый соломой и служивший подушкой. В ребрах прострелило так, что у него на мгновение потемнело в глазах.       — Тебя чуть не выпотрошили как куропатку. Можешь не храбриться, — сам Меногиас выглядел не лучше. Его лоб охватывала плотная повязка с подсохшими бурыми пятнами, на щеке наливался синевой кровоподтек с жирной ссадиной, а мешкам под глазами позавидовала бы очковая панда.       — Как остальные? — последнее, что Алатус помнил, была упавшая на колени Гуй Чжун и Моракс рядом с ней. И алые разводы на нежном белом платье. Много алых разводов.       — Если бы ты не освободил Владыку от иллюзии, все закончилось бы… — Мену не договорил, но судя по его кислому виду, он не питал надежд об их с Индой участи. — Госпожа тоже в порядке. Я отправил сообщение Босациусу, дождемся подкрепления и группы зачистки и выдвинемся обратно в Гуйли.       — Сиире покрыла паутиной всю деревню. Минимум двумя слоями иллюзий. И… там, внизу было ее логово… — Алатус облизнул пересохшие губы и осторожно вдохнул, стараясь не дышать глубоко, чтобы не отдавалось в ребрах.       — Откуда ты знаешь, что ее там нет? — Мену чуть нахмурился. От юноши не укрылось, как он напрягся при этих слова, даже глиняная пиала словно чуть хрустнула в его пальцах.       — Предположил, — честно ответил Алатус. Едва ли Меногиасу стоит знать о том, чего ему это знание стоило. Как и подробности их взаимоотношений с Сиире: — Она бы не выпустила нас. А эта иллюзия походила на эхо… реальных чувств паучихи ко мне.       Несколько мгновений Меногиас молчал, словно раздумывал, стоит ли посвящать новенького в подробности, но потом все же продолжил:       — Мы с Владыкой спустились в шахту. Там все пропитано ее миазмами и вонью. Словно это было ее лежбище…       — Одним из многих. Когда вырезаешь целую деревню, это пугает людей и привлекает ненужное внимание Властелина Камня, — негромко проговорил Алатус, с трудом сглатывая ком в горле.       Только в этот раз она охотилась не только на жителей деревни. К своему стыду, Алатус осознал, что даже не ожидал от Богини Кошмаров такой дерзости и нахальства. Раньше она натравливала его на подручных Моракса и Гуй Чжун, но сама даже не помышляла о прямой конфронтации с тем, кто уже когда-то победил ее и посадил в клетку. Насколько же сильно она отожралась, что смогла накрыть иллюзией целую деревню и заморочить голову самому Мораксу?       Меногиас сверлил его тяжелым взглядом золотистых глаз. Если бы не контракт с Мораксом, стал бы Мену няньчиться с ним?..       Отставив пиалу, гео якша склонился над Алатусом. Юноша поморщился от боли, чувствуя, как Мену возится с повязками у него на груди. Бережно, стараясь лишний раз не потревожить его раны, он ослабил их и приспустил их вниз.       — Когда ты разрушил иллюзию, с деревни словно сдернули полог, и все жители… — Меногиас на мгновение закрыл глаза и сжал губы, Алатус отчетливо ощутил, как дрогнули его пальцы.       — Были мертвы. Высосаны досуха. В своих кроватях, на огородах, по пути за водой, — тихо проговорил Алатус. Он слишком хорошо представлял, какое отвратительное зрелище открылось взглядам Мену и остальных, как только спала паутина иллюзий. — Их нужно нормально захоронить и запечатать, иначе их тела станут вместилищем для других злых духов.       — Эта земля и так осквернена. Боюсь, что драконья порча и паучьи миазмы отравили тут все на долгие годы, — покачал головой Меногиас, осторожно меняя компрессы, пропитанные какой-то мазью. С перевязкой он управлялся ловко, словно только и делал что занимался врачеванием, а его жесткие сухие пальцы отчетливо напомнили Алатусу Хранительницу Облаков. Такие же чуткие и ловкие. — Тебя снова нужно латать. Последний удар Моракса повредил не только тело, но тут я уже помочь не могу.       Скосив взгляд на сосредоточенное лицо Меногиаса, осторожно втиравшего свою травяную мазь в края рваных глубоких порезов, наискось пересекавших его грудь, Алатус неуверенно дернул уголком рта — улыбаться тоже было больно.       — Спасибо.       Мену только цыкнул и вздохнул, явно почувствовав себя неуютно под золотистым взглядом младшего.       — Та техника очищения. Я не знаком с ней. Откуда она? — наконец спросил он.       — Нас этому обучают с детства.       — Фидус не использовал трехгранный кинжал, — возразил Мену, заправив за ухо бронзовую прядь. На его щеке отпечатался травянисто-зеленый след от мази.       — Фидус был не Духовным Старейшиной, а Защитником. Он был избран оберегать наш клан.       — Этому можно обучиться якше из другого племени?       Алатус удивленно моргнул, глядя на сосредоточенное лицо Меногиаса. Тот напрягся, словно ожидал насмешек или отказа, учитывая, как он прежде относился к «паучьей марионетке».       — Я могу попробовать, но… — замялся Алатус.       — Эти знания очень помогли бы нам. Ярость убитых богов отравляет землю и воду, вызывает мор и болезни среди смертных. Если техники небесных якш способны хотя бы немного очистить их останки, это того стоит, — вытерев руки, Меногиас стал осторожно возвращать на место повязки.       Негромко скрипнула дверь, пламя в лампе всколыхнулось, и из полумрака соткался бледный силуэт Индариас, несущей в руках еще одну дымящуюся глиняную пиалу. В морозном воздухе протянулся тонкий горьковатый аромат цветков циньсинь. Взглянув на девушку, Меногиас поднялся с грубо сколоченного табурета.       — Приготовлю что-нибудь поесть, — тихо сказал он, уступая место Инде. На мгновение он задержался рядом и мягко сжал ее плечо, и она вздрогнула от этого прикосновения как от удара плетью.       Ее личико было мертвенно-бледным даже сквозь слой пыли и разводов сажи, расчерченных светлыми дорожками на щеках. Поставив пиалу с чаем на прикроватный столик, девушка присела рядом с кроватью и посмотрела на Алатуса.       — Ты как? Цела? — он попытался ободряюще улыбнуться.       Губы пиро якши дрогнули, жалко искривились. Она попыталась смахнуть навернувшиеся на глаза слезы, но лишь еще сильнее размазала грязь по щекам.       — Спасибо тебе, — прошептала она, не поднимая глаз. — Спасибо, что не бросил меня. Даже после того, что я сделала…       — Паучиха одурманила тебя, — стиснув зубы, Алатус с трудом подтянулся на локтях и попытался сесть на кровати. Боль в сломанных ребрах простреливала до позвоночника, но видеть всегда живую и улыбчивую Индариас такой сломленной было невыносимо. Инда встрепенулась и поспешно приобняла его за плечи, помогая ему сесть.       — Я знаю, каково это. Переживать свои худшие кошмары, из раза в раз, не отличать реальность от морока. Отнимать жизни у тех, кого ты знаешь, кто тебе дорог, — Алатус нащупал холодные пальцы Инды у себя на коленях и крепко сжал.       — Ты научишь меня сопротивляться кошмарам? — хлюпнула носом та.       Алатус кивнул, а Индариас неожиданно обхватила его за талию и уткнулась чумазым личиком в его расстегнутый грязный ханьфу, едва прикрывавший пропитанные мазью повязки. Юноше только и оставалось что легонько поглаживать ее спутанным влажным волосам и дожидаться, когда Инда соберется с силами.       Они просидели так, наверное, три четверти часа, пока скрипучая дверь не приоткрылась и внутрь не заглянул Меногиас. Опираясь о руку Инды, Алатус последовал за ними наружу. Ночь была холодная и туманная, в чистом безоблачном небе дрожал бледный серп луны, и лишь небольшой костерок, над которым дымился котелок, разгонял эту зыбкую тьму.       — Выпейте горячего. Нужно согреться, — Мену подал ему пиалу с дымящимся травяным отваром, после чего нацедил такую же для Индариас.       — Кажется, ты влил в меня уже пару кувшинов этого зелья, — слабо улыбнулась девушка, обхватив ладонями шероховатую растрескавшуюся кружку с отбитой ручкой.       — Здесь бы лучше подошел бульон, но не всем он по вкусу, — нарочито ворчливым тоном отозвался Меногиас, продолжая хлопотать над котелком, словно от этого чая зависела чья-то жизнь.       — Может… — глядя на серп луны, отражающийся в его пиале, начал было Алатус, но потом все же продолжил: — Может, стоит отнести горячий чай Госпоже и Господину?       — Возможно, Госпожа еще не пришла в себя… Эй, Алатус! Погоди… — но бежать с черпаком и со своим котелком за неугомонным даже с его сломанными ребрами мальчишкой Мену не стал.       Стоило отойти от огня, тьма вокруг показалась непроглядной и почти осязаемой. Подождав, пока глаза немного привыкнут, Алатус медленно двинулся между крестьянскими хижинами. Было холодно. Настолько холодно, что у него буквально зуб на зуб не попадал, а пропитанные снадобьем Меногиаса бинты ощущались на груди обжигающей ледышкой. Под ногами похрустывала трава, и чем дальше юноша углублялся в поселок, тем отчетливей в морозном воздухе проступал неприятный душок, оседающий на языке тошнотворным знакомым послевкусием.       Особенно острым трупный запах был в центре поселка. В холодном отсвете молодой луны и дрожащих звезд угадывались множество свертков, выложенных рядами на свободном участке между домов возле колодца. Кто-то, а скорее всего Мену, принес сюда всех жертв паучихи и даже успел обернуть их в найденные одеяла и верхнюю одежду. Алатус ненадолго задержался здесь, стараясь поменьше вдыхать миазмы смерти, которые источали тела людей, и в который раз мысленно проклял себя, что не сумел разглядеть ее иллюзию, как только они вошли в деревню. Она не просто сумела скрыть от них ужасающую картину разоренной деревни, она обманула все их органы чувств, ведь если подумать… Они могли даже… ступать по мертвым…       От одной лишь этой мысли внутренности скрутил сухой спазм тошноты и, поспешно зажав рот и нос сгибом локтя, Алатус поспешил убраться с этого новоявленного погоста. Ему потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться, восстановить обоняние и различить легкий призвук горьковатого циньсин, напомнивший ему лекарство, которое изготавливала для него Гуй Чжун. Лагерь якш остался позади, а значит, это могли быть только они.       Полуприкрытое ставнями окно одного из домов было слабо освещено, сквозь дощатую дверь пробивался бледный свечной отсвет. Коснувшись холодного влажного дерева подушечками пальцев, Алатус ощутил тепло — кажется, единственное среди этого могильника напоминание о том, что солнце еще где-то там, за далеким морем и горами, что оно взойдет утром, как ему и положено, и согреет своим теплом отравленную смертью и обожженную северными ветрами приграничную землю.       Присутствие Гуй Чжун ощущалось очень слабо. Настолько слабо, что Алатус, до этого напрягавший слух в попытках различить в потрескивании масляной лампы и нескольких свечей дыхание богини, все же набрался решительности и подобрался к окну, почти полностью скрытому плотной не первой свежести занавеской. Стараясь сильно не приближаться, чтобы не попасть в полосу тусклого оранжевого света, юноша заглянул в комнату, расчерченную дрожащими тенями Моракса. Демонобог сидел полубоком, изредка бросая взгляды на дверь. Наверное, иным бы показался, что он словно коршун склонился над добычей в лице Гуй Чжун, сидевшей в кольце его рук, но только не Алатусу.       За все это время он научился различать многое, и в позе богини, прижимающейся щекой к груди Моракса, не было ни малейшего напряжения — одна лишь бесконечная усталость. Демонобог держал ее ладонь в своей и нежно поглаживал, не касаясь жутковатых на вид порезов, покрывавших нежное запястье и предплечье.       — Наконец-то ты перестала от меня убегать, — тихо проговорил Моракс, почти касаясь губами ее спутанных багряных волос, в этом освещении казавшихся темными, словно кровь в старой ране.       — Я… — кажется, впервые Алатус слышал в ее голосе неуверенность и растерянность. Гуй Чжун лишь прикрыла глаза и едва слышно вздохнула.       Коршун? Нет, щит.       — Я и не убегала, — она улыбнулась снова, теперь Алатус понимал, что так она прятала собственные мысли. За смехом-колокольчиком, за добрыми глазами и ворохом слов. Сегодня попыталась тоже, но, может быть, была ранена слишком сильно, а может, Моракс, а за ним и сам якша, попросту научились видеть ее насквозь.       — Гуй Чжун, — демонобог вздохнул, и она встрепенулась, завозившись в его объятиях.       — Вот что. Мы поговорим позже. Я обещаю, — богиня вздохнула тоже под его расстроенным взглядом и закатала единственный оставшийся целым рукав до плеча, а после развернулась и мягко ткнула Моракса в грудь. — Снимай. Нужно сначала помочь тебе.       — Мы можем поговорить сейчас.       Властелин Камня шевельнулся, сбрасывая верхнее одеяние, как змея старую кожу, взялся за пуговицы рубашки, но Гуй Чжун покачала головой, и он подчинился. А после уже Алатус ощутил движение воздуха вокруг и то, как приподнялись пылинки над землей и медленно, повинуясь зову богини, потянулись к ее ладоням, всколыхнув волосы у его лица. Он оцепенел, забыв, что надо дышать, боясь, что она заметит его и спросит, почему он до сих пор торчит под окном, нарушая их уединение. Но Гуй Чжун смотрела только на Моракса, глаза в глаза, и, кажется, тоже почти не дышала. Только когда кончики ее пальцев засияли золотистым теплом, демонобог улыбнулся, нежно и будто бы даже дурашливо.       — Нижний даньтянь?       Золотистая печать расцвела на мораксовом животе, и Гуй Чжун наконец отмерла, кивнула и опустила глаза, едва касаясь чужой кожи. Она повела пальцами вверх, по ей одной известным точкам, задержалась на груди, потом, затаив дыхание, двинулась обратно, переливая энергию. Она ничего не поясняла, как делала для Алатуса, и тот на мгновение заподозрил, что боги общаются без слов. Но нет… Пальцы Гуй Чжун все так же мелко подрагивали, а Моракс сидел неподвижно, но смотрел прямо на нее.       Прошла минута или две, а потом лицо Гуй Чжун посерело и она, утратив свой золотистый свет, не удержалась даже сидя, заваливаясь вперед. Моракс встрепенулся, ловя ее в объятия, и что-то мягко и укоризненно зашептал ей на ухо. Она вздрогнула, но упрямо сжала губы, впрочем, тому, чтобы сесть и откинуться на широкую грудь демонобога, не воспротивилась, а потом вспыхнула вовсе, потому что теперь уже ей на живот легла его ладонь.       Алатус отпрянул от окна с широко распахнутыми глазами, но картина, которую он увидел, будто отпечаталась у него на сетчатке яркими росчерками, продолжавшими тлеть, даже когда он яростно принялся тереть глаза, будто пытался тем самым развидеть то, чему стал невольным свидетелем… Но чувствующий колебания воздуха каждой клеткой своего тела, юноша словно продолжал бесстыдно стоять рядом с ними и слышать каждый удар их сердец, каждый вздох и еле слышный шепот, а гулкий гравий под ногами, казалось, загремит оглушительной горной лавиной, стоит ему пошевелиться.       Моракс не был так же умел, а потому его пальцы скользнули в прореху на одеянии и надорвали тонкую ткань, касаясь кожи. Гуй Чжун испуганно вздрогнула, вскинула в сторону руку без рукава, которая быстро обросла белыми перьями, но они так же быстро опали, когда прижавшийся к ее уху Моракс зашептал что-то, и богиня, прикусив губу, изогнулась под его рукой ласковой кошкой. Он коснулся губами ее виска, и Алатус был готов поклясться, что слышит тихое «не бойся», с которым Моракс мягко ее уговаривает. И теперь уже под его ладонью, пробиваясь сквозь полупрозрачную ткань, расцветала строгая геометрическая печать, а за ней и легкий румянец на щеках богини.       Она дышала быстро-быстро, как пойманная птичка, цеплялась за чужое запястье, и, когда свет угас, обернулась к Мораксу с решимостью во взгляде. А тот поддался ей, склонился, когда Гуй Чжун вплела пальцы ему в волосы, и охотно ответил на поцелуй.       Прижимая ледяные ладони к пылающим щекам, Алатус медленно, словно ступая по углям, попятился от слабо освещенного окна и только сейчас ощутил, что легкие горят от боли — похоже, все это время он действительно не озаботился тем, чтобы дышать. Спустившись на ощупь впотьмах к ручью, журчащему у подножья холма, юноша неловко опустился на землю, охнув от боли в груди, и погрузил руки в ледяную воду. Поплескав себе родниковой водой в лицо, Алатус наконец отдышался — холод привел его в чувства. Нужно было убираться отсюда поскорей, не хватало еще и выдать свое присутствие.       Мену уже закончил возиться с котлом, и бдил на коньке ближайшей хижины. Выпрямившись во весь свой немалый рост, гео якша прислушивался к доносящимся из пелены тумана звукам и на едва слышный шорох шагов Алатуса в темном проулке резко обернулся. С кончиков его пальцев брызнули на мгновение золотые брызги, которые Мену резко загасил, сжав пальцы в кулак. Алатус молча прошел к костру и протянул к трещащему пламени озябшие руки. Сидевшая неподалеку Индариас на мгновение взглянула на него осоловевшим усталым взглядом и вновь опустила голову. Шерстяное одеяло сползло с ее плеч, Алатус поднял его и вновь накинул на плечи девушке, после чего опустился рядом с ней. А Инда с готовностью прижалась к нему.       Ночь перевалила за половину.       От изнеможения двоилось в глазах, но Алатус продолжал бдить у костра и изредка подкладывал в него заготовленный сушняк. Рядом клевала носом Индариас и изредка тихонько всхлипывала. Как ее утешить, Алатус не знал, а сама девушка продолжала молчать. Мену уже давно не было видно, но ощущалось его незримое присутствие. Глядя на языки пламени, Алатус вновь и вновь прокручивал в голове произошедшее. Где Паучиха? Как она сумела набрать столько последователей? Неужели люди настолько рады обманываться. Алатус, конечно, знал, насколько верным вынуждает быть страх, но теперь, увидев, что бывает иначе, никак не мог уложить все это в голове. И, когда он в очередной раз сравнивал Сиире и Гуй Чжун, то услышал звук шагов.       — Алатус.       Юноша вскинул голову. Моракс больше не был похож ни на статую, ни на великого Дракона, а всего лишь на очень усталого человека, у которого осталось много-много дел, которые нужно успеть сделать в остаток ночи.       — Господин, — он торопливо поднялся, избегая встречаться с Мораксом взглядом, боясь, что демонобог прочтет по его глазам, что подглядел пронырливый мальчишка пару часов назад. Но Моракс лишь поманил его за собой.       Они отошли подальше от небольшого их лагеря, но так, чтобы не терять из виду Меногиаса, все так же стоявшего на страже на кровле одной из хижин. На окраине у подножья утеса они остановились. Моракс — первый и тяжело вздохнул, отчего Алатус замер, вытянувшись струной. Наверное, он ожидал чего угодно — мягкого выговора, приказа вернуться в храм и оставаться там до конца жизни, но только не того, что демонобог склонит перед ним голову.       — Я хочу попросить у тебя прощения, Сяо.       — Г… Господин?       — Я поступил недостойно. Не разобрался в том, что происходит. И ранил тебя, — Моракс говорил медленно и спокойно, будто сам себе приговор зачитывал. Алатус растерялся настолько, что вскинул на него голову, хоть и боялся встречаться с ним взглядом какие-то несколько минут назад.       — Это не ваша вина, — резче, чем ему бы хотелось, возразил он. — Если вы поверили, то, может, и она бы поверила…       — Вышло довольно убедительно, — уголки губ Моракса чуть приподнялись.       Алатус сконфуженно замолчал, но Властелин Камня не выглядел разгневанным, как тогда. Пальцев одной руки хватило бы сосчитать, когда Господин говорил бы с ним после того, как забрал из той пещеры.       — Если бы я продолжил служить ей, этого бы не случилось, — подумав о кургане из высушенных тел в центре деревни, тихо проговорил Алатус.       — Оставаясь ее марионеткой, ты не прожил бы и до конца этого года, — спокойно ответил Моракс и надавил на плечо юноши. — Присядь. Попробую подлечить тебя.       Алатус открыл было рот, чтобы возразить, но вспомнил слова Гуй Чжун, «кормления» паучихи и промолчал. Не упрямься он тогда, в пещере, долго бы он еще протянул? Пожиратель Снов нашел Сиире достаточно последователей, способных своими подношениями и верой поддерживать ее существование.       Моракс опустился перед ним на одно колено и коснулся кончиками пальцев забинтованной груди якши, медленными круговыми движениями прощупывая ребра. Алатус морщился, стискивал поросший мхом валун, на котором притулился, и лишь шумно втягивал воздух сквозь зубы от особо болезненных прикосновений. Закончив осмотр, Властелин Камня осторожно надавил ладонью на грудь юноши, от его пальцев брызнули ломаные линии печатей, подсвечивая бледную кожу якши. Энергия гео элемента растекалась по телу Алатуса, вливаясь в его мышцы и кости. Ощущения были сродни, как если бы сквозь ребра и позвоночник пропустили горячие стальные нити, которые по воле Моракса начали стягивать воедино сломанные ребра, словно невидимым давящим корсетом.       — Извини, — видимо, от взгляда демонобога не укрылась гримаса боли, которую Алатус старательно пытался сдержать. — Обычно я так укрепляю свое тело. Помогает в сражении…       Якша удивленно посмотрел на сосредоточенное лицо Моракса. Значит, такова цена несгибаемости воли и непобедимости Властелина Камня?       На мгновение между нахмуренных бровей мужчины обозначилась морщинка, словно он производил в уме сложнейшие вычисления. Алатус чувствовал, что тот пытается перелить в него часть своей энергии, как это делала Гуй Чжун, но по неопытности там, где нужно было цедить по капле, как через бутылочное горлышко, выплескивал будто из гейзера. Поэтому юноша коснулся пальцев демонобога на своей груди и стал осторожно смещать их по уже знакомым ему точкам и линиям, как его учила Богиня Пыли. Моракс подчинился и следовал за рукой Алатуса — поверх на глазах подсыхающих и рубцующихся следов от драконьих когтей.       В отсвете золотистого сияния под его пальцами лицо Моракса, казалось, осунулось еще сильнее, под тускло светящимися янтарными глазами залегли тени и резко обозначились складки в уголках рта. Теперь он едва ли напоминал непобедимое божество, одной своей аурой вселяющее трепет и страх в своих врагов, скорее в край измотанного смертного. Настолько, что Алатус осторожно перехватил его за запястье и отвел руку.       — Дальше я сам. Спасибо, — тихо сказал он.       — Как скажешь, — оперевшись о колено, Моракс с усилием поднялся и выпрямился. Понимая, что иной возможности может не быть, а теряться в догадках — верный способ растерять остатки веры, Алатус вскинул голову.       — Почему вы заключили со мной контракт?       Моракс задумчиво посмотрел на него и ничего не ответил. На душе Алатуса встрепыхнула крылышками птичка паники. И зачем он только спросил? Властелин Камня никогда не питал к нему теплых чувств и даже в момент заключения контракта думал лишь о том, чтобы выследить паучиху с помощью пленника.       — Просто действовал по наитию, — неожиданно ответил тот.       Алатус растерянно взглянул на него, а Моракс уже негромко продолжил:       — Ты, верно, думаешь, что меня попросила об этом Гуй Чжун, оставившая на тебе свою метку тогда. И она действительно просила меня не убивать тебя, но только я решаю, с кем заключать контракт. Для меня это не просто двустороннее соглашение, это вложение в будущее. Чем дольше я живу, тем больше я осознаю, что нельзя смотреть на вещи узко, важны разные точки зрения. И твоя мне показалась важной, Сяо, — легонько сжав плечо якши, Моракс медленно двинулся к первой линии домов, пока не растворился в начинающем светлеть холодном тумане.