Девятый

— Сатору! Неистовый зов Тадаши несколько мгновений отражался от тонких деревянных стен, напоминая эхо измученных призраков, что преследовали живых. Оно разнеслось по коридорам, исчезая по мере продвижения и полностью стихнув у дальней стены. Впрочем, покой уже был нарушен, и к тому времени, когда дверь в комнату Сатору резко распахнулась, в поместье Норисавы уже никто не спал. Молодой человек, наделавший столько шума, замер на пороге, бледный, как полная луна. Он стоял там, прерывисто дыша и в растерянности не замечая, что его старший брат был далёк от своего обычного презентабельного вида. — Он…! Он…! — дрожащие руки рассекали воздух, рисуя бессмыслицу для полусонного человека. — Сатору! Он…! Сатору потребовалось довольно много времени, чтобы побороть в себе остатки сна, цеплявшиеся за его разум, и ещё немного, чтобы понять, что у Тадаши на самом деле была незначительная паническая атака. Следы волнения были хорошо заметны на юном лице, кожа местами покрылась морщинами, добавив ему несколько лишних лет. Это было тревожным знаком, поскольку клан ниндзя посвятил себя победе над Колдуном, так что любые сильные отрицательные эмоции, вроде страха, были давно заперты в самой глубокой части их сердец. — Успокойся, — Сатору поднял руку в умиротворяющей манере, — и объяснись. Старший Норисава жестом пригласил брата войти. Он мог следовать правилам и традициям, но бывали времена, когда эти вещи нужно было отодвинуть на второй план, чтобы решить более насущные проблемы. И если Тадаши был так напуган, то, что бы не случилось, надо в этом немедленно разобраться. Молодой человек тяжело побрёл к указанному месту, внезапно ощутив себя вымотанным. Это отражалось в его сгорбленных плечах, опущенном взгляде и во вздохе в тот момент, когда его колени коснулись изношенного татами. — Я… Сатору, ты должен мне поверить, — начал он, как только к нему вернулся дар речи. — Моё имя было скрыто от глаз и слуха тех, кто не принадлежит к этой семье. Ни разу я его не использовал за пределами этого дома. Однако… Тадаши замолчал, но слова не были нужны, чтобы заполнить гнетущую тишину между ними. Сатору прекрасно понимал, что происходит. Каким-то образом ребёнок, находящийся на их попечении, знал их имена, или, по крайней мере, имя младшего брата. Это действительно беспокоило, так как наличие такой информации в чужих руках могло навредить владельцу. Его руки вцепились в одеяло, всё ещё лежавшее у него на коленях, грубая ткань оставила слабые отпечатки на мозолистых пальцах, и Сатору почувствовал, как та же паника, что охватила Тадаши, поднимается из его желудка. — Кто сейчас с ним? — его голос был тяжёлым от беспокойства, почти надломленным, и внезапно ночь показалась ему намного холоднее, чем он думал. Не каждый день их клан сталкивался с встревоженным лидером, и Тадаши испытывал чувство вины, сообщая такие плохие новости. — Рокуро. — тихо ответил он. — Он позовёт меня, если что-то случится. Старший из семьи Норисава коротко кивнул в знак понимания. Его руки отпустили одеяло и потянулись к голове, чтобы привести в порядок длинные пряди за ушами. — Присмотрите за мальчиком по очереди с Ясуси. — сказал он. — Остальные члены клана будут нести караульную службу, пока мы не узнаем, что происходит. Я не хочу быть застигнутым врасплох, если это действительно уловка, чтобы застигнуть нас врасплох. Как только поручения были озвучены, Тадаши быстрым шагом покинул комнату. Он всё ещё выглядел взволнованным, но уже не так паниковал, как тогда, когда разбудил старшего. Лёгкая улыбка от увиденной перемены заиграла на лице Сатору, но стала ещё теплее, когда он услышал слабое шарканье, доносившееся из других комнат. Его братья уже действовали, выполняя указания, прежде чем те были переданы им напрямую. Только когда воцарилась тишина, Сатору потянулся к своей красной рубашке, надев её поверх чёрной, которую он носил постоянно. Если бы его опасения были реальными, для него и остального клана эта ночь стала бы очень долгой и утомительной. Тем не менее, он был готов преодолеть любое препятствие, если бы это значило, что он сможет обезопасить свою любимую семью. Пока его разум разбирался в беспокойных мыслях, он откинул голову и уставился в тёмный потолок комнаты. — Пусть всё будет не так мрачно, как мне кажется. — прошептал Сатору. — Я не желаю братьям никакого зла. Они и так слишком много страдали… Внезапное головокружение охватило всего его чувства, и прежде чем он успел что-либо сделать, он обнаружил, что проваливается сквозь пол. Он изо всех сил пытался удержаться на плаву, руки его судорожно цеплялись за неестественно изгибающуюся поверхность, но вскоре он уже падал в пропасть, которую видел лишь однажды. Мимо него проносились разрозненные символы, иногда приближаясь так близко, что их чернильные детали раскрывались даже при беглом взгляде, прежде чем исчезнуть за его спиной. Он нашёл бы это захватывающим, если бы не был слишком занят криком, от которого за время всего падения уже пересохло горло, пока он не приземлился на твёрдую поверхность, возникшую из ниоткуда. Удар о землю был сильным, едва ли не переломавшим кости, тело изнывало от адской боли в течении нескольких долгих ударов сердца. Затем та отступила, оставшись в глубине его сознания не более чем мутным воспоминанием. Он приподнялся и сел, одной рукой держась за голову, а другой упираясь в поверхность, похожую на старый пергамент, стараясь сохранять равновесие. Это было больше, чем просто сон. Это было слишком ярко и реально, чтобы походить на плод его воображения, и он про себя задавался вопросом, было ли чем-то вроде видения, которыми, насколько ему известно, обладали некоторые из могущественных служителей и дев святыни. Но место было пустым, лишённым всякой жизни, кроме его собственной. Не было ни духов, с которыми можно было бы поговорить, ни богов, которым можно было бы передать потустороннее знание. Единственными примечательными вещами были персонажи, лениво парившие высоко в бескрайнем небе и время от времени собиравшиеся вместе, образуя неразборчивые слова. — Где это я? Голос Сатору звучал напряжённо, и он внезапно почувствовал себя очень маленьким. Словно юнцом, впервые попавшим в обширный дворец аристократа. Он был потерян и одинок, мысль о том, что он застрянет здесь навсегда, пугала его, несмотря на все его усилия подавить страх. Движение в небе привлекло его внимание, глаза моментально сосредоточились на ярко-синей линии, извивавшейся вокруг чернильных символов. Она вертелась и тыкалась в них, напоминая Сатору играющего ребёнка, затем зацепилась краями за два и нырнула куда-то вниз. Цветная нить столкнулась с землёй прямо перед ним, но вместо того, чтобы вызвать дрожь или образовать дыру, она безвредно прошла насквозь, оставив на поверхности символы, взятые ей с неба. Некоторое время они лениво подрагивали, затем выстроились в более читаемое слово. Норисава неуверенно наклонился поближе, борясь со своими эмоциями, дабы понаблюдать за странным явлением, которое он мог расценивать только как попытку общения. — Мудрость…? — спросил он в пустоту. Сатору почти коснулся дрожащей рукой слова, но в испуге отпрянул, когда с неба посыпались новые линии, выстраиваясь во фразу подле первой. Перед глазами только мелькали оттенки оранжевого, ярко-зелёного, светло-розового и ещё больше синего. Нити так же беззвучно прошли сквозь землю, оставляя на ней всё новые символы, которые покачивались, точно захмелевшие танцоры. — Мудрость не имеет смысла, — вслух прочитал он, когда буквы замерли, — без понимающего сердца. Сатору так и сел на месте, сконфуженный и, возможно, немного сбитый с толку этим посланием, которое ему только что передали. — Что… — прошептал он, затаив дыхание и ощущая, как его губы становятся суше с каждым глотком воздуха. — Что это значит? Это было бессмысленно. Мудрость всегда имеет значение, будь то весомое или не очень. Она всегда несёт в себе истину, ведущую к праведной жизни. Даже без понимающего сердца, что бы то ни означало. Словно обиженная его неспособностью понять очевидное, земля сильно содрогнулась. Она смялась и разорвалась, вынуждая Сатору пытаться изо всех сил удерживать равновесие таким же устойчивым, каким оно было, когда он приземлился. Было страшно, особенно когда бумажный пол под ним полностью обрушился и он провалился в бескрайнюю пропасть, судорожно размахивая конечностями в поиске чего-либо твёрдого, за что можно было бы ухватиться. Он закричал. Возможно, куда громче, чем раньше, даже если не был в этом уверен, поскольку свист эфирного ветра глушил его. Но всего мгновение спустя он оказался в своей комнате. Перед глазами всё ещё плыли призрачые чёрные пятна, застилая собой тускло освещённый свечами потолок. Сатору моргнул, не припоминая, чтобы зажигал что-то ранее, и малая доля его разума — та, что ещё не совсем потеряла рассудок — задалась вопросом: а не нашёл ли его кто-то из братьев? Он надеялся, что это был не Мамору. Бедный парень был достаточно травмирован в юности, так что одного вида брата, вот так лежащего на полу или, на худой конец, вообще исчезнувшего из дома (если это было не просто ментальное путешествие), хватило бы, чтобы сломить его. Неважно, насколько все готовы к возможным потерям из-за своей работы, — второй по страшинству из клана Норисава пострадает больше всех. Но, к счастью, ему удалось вернуться, пусть всё ещё оцепеневшему и потрясённому, затаив страх в глубине сознания. Мягкий толчок в левое предплечье вырвал его из запутанных мыслей, пробудив некую болезненность в конечности. Он неловко дёрнулся в надежде сбросить онемение, чтобы раздражающее чувство снова утихло где-то в тайниках его разума и тела. Однако последовавший за этим шумный вдох стал неожиданностью, и Сатору повернул голову в сторону источника. — Сатору! Брат! В свете свечи Исаму выглядел более нездоровым, чем обычно. Тени на его лице и впрям выдавали признаки умеренного истощения, которое терзало его ежедневно, а его длинные каштановые волосы безжизненно ниспадали на плечи, отсвечивая серым. В целом он больше походил на пожилого человека, чем на двадцатилетнего юношу. Тем не менее улыбка, появившаяся на его тонких губах, даровала старшему чувство покоя, которое тот старался удерживать настолько долго, насколько мог. — Исаму, — спросил Сатору. Его собственный голос прозвучал для него странно, и он мельком подумал, а не из-за того ли это крика, — что произошло? Конечно он знал, что произошло. Он оказался в действительно ярком видении ради послания, которое всё ещё не мог понять. Но ему хотелось слышать это от других и знать, сколько он отсутствовал. — Мы больше не видели тебя, Сатору, — ответил Исаму. Он уронил пергамент, который держал в руках, на землю, осторожно прикрывая ладонью свечу рядом с собой, — Дайсуке пошёл искать тебя и обнаружил, что ты… потерял сознание. Твои глаза были открыты, ты дышал, но совершенно ни на что не реагировал. И ещё… Он взял брата за левую руку и приподнял её так, чтобы тот видел. Светились отметины двухдневной давности, полученные при контакте с ребёнком, за которым они следили. Красный свет был мягким, едва заметным. Похоже, маркировка постепенно возвращалась к своей дремлющей форме. — Они излучали интенсивный свет. — юноша кивнул на руку и отпустил её, позволяя Сатору получше рассмотреть отметины. — Я так и не понял, к чему это, но ясно, что это как-то связано с произошедшим. Старший Норисава опустил руку обратно на кровать. — Мне кажется, это было видение. — он закрыл глаза, чувствуя себя психически изнурённым. Впрочем его тело поправлялось после испытаний с противоестественной скоростью, и он был признателен этой милости. — Мудрость не имеет смысла без понимающего сердца… Дверь в комнату резко распахнулась, и оба брата увидели, как Дайсуке остановился в проходе, заметив, что Сатору очнулся. Он улыбнулся, и напряжение, которое ранее прослеживалось в его плечах, исчезло. — Ты проснулся, — вполголоса произнёс он, — я так рад. Мне надо сообщить остальным! Старший вздрогнул и стукнулся бы головой о подушку, если бы уже не лежал. — Давай, конечно. — он сел, нахмурившись, когда ощутил лёгкую скованность в конечностях. — Я уверен, они все волнуются. Особенно Мамору. — Дайсуке, — обратился Исаму к младшему, пока тот не успел исчезнуть в коридоре, дабы сообщить всем радостную весть, — вы проверили мальчика? Помедлив с выполнением просьбы брата, Дайсуке в неловком замешательстве смотрел на них, пока слова Исаму, наконец, не отложились в его голове. — Э-э… а, да! Да, я так и сделал, — ответил он, и улыбка снова озарила его лицо. Правая рука начала теребить один из саи, которые он носил на поясе. — Ты был прав, Исаму. Рокуро и Тадаши подтвердили, что видели сияние красных отметин. Сатору глубоко вздохнул и наклонился вперёд, закрыв руками лицо. Его волосы беспорядочно теснились между пальцами, образуя завесу, скрывающую его глаза от пытливых взглядов братьев. — Спасибо, Дайсуке, — сказал он через некоторое время, понимая, что младший всё ещё волнуется, — иди уже. И держи Мамору подальше от нашего… гостя. Ему не причинят никакого вреда, пока я не прикажу. Даже после всего, что произошло этой ночью, он не мог считать странного ребёнка пленным. Несмотря на окружавшую его таинственность, мальчик по-прежнему не причинял сознательного вреда его семье, и, возможно, был такой же жертвой сверхъестественной аномалии, как и он сам. В конце концов, активация двух магических печатей в один и тот же момент не была совпадением.