ЧАСТЬ 1. Глава 4. Борьба за рассудок
13 июля 2022 г. в 22:32
Образ моего дневника не дает сойти с ума. Моему плану было суждено провалиться и сейчас. Лежа в грязи, скрытый от глаз оставшихся в живых трибутов, я представляю, как сижу за столом в спальне Тренировочного центра и пишу эти строки в свою, наверняка уже несуществующую, тетрадь.
Строчка за строчкой. Я хочу уйти из своей жизни в рассудке, полностью поняв, в какой момент мой план рухнул. Рухнул и рухнул. Надеюсь, моя гибель не будет напрасной и даст Китнисс шанс на спасение. Разлинованный лист помогает мне не сойти с ума. Я обещал себе и обещал ей, что Игры меня не изменят. Хочу лишь остаться собой.
Сколько у меня времени, чтобы подвести итог? Думаю, не так много, поэтому начну.
Профи мне доверились целиком и полностью. Особенно, когда чисто случайно я провел их мимо ее силков. Они поняли, что я как никто полезен в выслеживании Китнисс, ставшей опасной после одиннадцати баллов. На моих руках кровь девчонки из девятого. Но можно ли это учитывать, исходя из того, что мой поступок, скорее, является актом гуманности? Она просила это сделать. Значит, я лишь исполнил ее волю. Надеюсь, после того, как я аккуратным движением закрыл ее остекленевшие глаза, вложил букет цветов и показал на камеру знак, который в моем Дистрикте означает уважение и скорбь по погибшим, они поняли мой мотив.
Профи не видели этого, потому еще раз убедились в том, что я целиком на их стороне. Если бы не Игры, я бы подумал, что с Катоном мы стали друзьями, потому как, постоянно заступая в дежурство в паре, мило общались и делились своей жизнью до Игр, от скуки метали ножи вместе и даже устраивали легкие тренировки на мечах. Глупо, но оба не боялись получить друг от друга смертоносный удар.
Катон оказался по-своему мудрым парнем. Он с самого начала замечал внимание Диадемы, даже усмехнулся, что завидует тому, что не он выдумал историю любви. Но потом горестно опустил голову вниз и сказал, что в такую девушку, как она, он бы влюбился искренне, но хочет вернуться живым. Если позволит себе слабость, сделает все, чтобы она дошла до финала, а там ее смерть окажется его работой. Он убил бы ее, в этом Катон не сомневался. Но он боялся жить с этим, поэтому старался не обращать внимание. Хотя ему было ее жалко. Всегда жалко, когда накануне возможной смерти человек пытается прожить всю жизнь — даже влюбиться.
Диадема умерла, выкрикивая имя Катона, который убегал подальше не от ос. Он бежал, чтобы не было соблазна ей помочь. Потому что, сорвавшись, он бы сделал все, чтобы она дошла до конца. А там — вспомни, Пит, предыдущий воображаемый абзац.
Я выдал себя, когда думал, что Катон не вернется. Но как только выстрелила пушка Диадемы, его охватили сантименты и он вернулся к ней. Туда же приблизилась и Китнисс, догадавшаяся забрать лук. Пока я пытался поднять обессиленную девушку и заставить бежать, меня застал Катон. Поддавшись сиюминутному духу товарищества в попытке убежать от гнезда, мы повалили друг друга уже на поляне перед Рогом.
От мнимой дружбы не осталось и следа, когда подобие нашей игровой тренировки стало настоящим боем на смерть. Мне удалось его тяжело ранить, и я занес было над его головой топор, как справа просвистело копье Марвела, которое меня отвлекло, и я получил мечом по бедру.
От боли я не заметил, что отвлекло их. Наверное, желание догнать Китнисс. Тогда мне удалось собрать последние силы и, закусив ворот куртки, убежать сюда, к ручью, где я упиваюсь жалостью не к себе, а к тому, что провалился мой расчет, казавшийся в Капитолии идеальным.
Удалось ли мне что-то изменить в Играх? Нет. Их смысл изменил бы лишь счастливый финал, во время которого спонсоры и зрители не допустили бы, чтобы мы сделали друг из друга фарш.
Удалось ли мне изменить отношение Китнисс к себе? Вряд ли. Только если она не сочла мои попытки спасти ее бредом от яда ос. Или маленькая девчонка, хвостом преследовавшая ее и меня, не ляпнула ей о том, что я водил профи вокруг их же носа, стараясь защитить.
Удалось ли мне остаться собой? Едва ли, потому что чувствую, как меня охватывает безумие раньше, чем начнется предсмертная агония.
Бесконечно жаль, что эта история записана на воображаемых листах. Ей место там, где хранится вся моя история. История о сыне пекаря, который с самого детства хотел что-то изменить.
В эту самую секунду я слышу, как недалеко от меня пробежала Мирта. Кажется, что я слышу взрывы и крики. Слышу выстрелы. Слышу соек-пересмешниц. Снова выстрелы. Какой из них принадлежит Китнисс? Или эта пушка про меня?
Я не вижу над своей головой планолет. Значит ли это, что мое тело, наверняка, уже давно в Капитолии, а дух мой навсегда заточен на этой Арене? Тогда почему я не вижу Диадему? Надо спросить у нее, как все устроено на этой потусторонней Арене. Для этого нужно встать, но мне все еще чертовски больно.
Рев гимна. Голос Темплсмита. Выжить могут оба трибута одного Дистрикта.
Моя ставка сыграла, но какой в этом смысл, если я уже мертв?
Я понял. В найденной в школьной библиотеке книге я как-то прочитал о теории квантового бессмертия. Я мертв, а то, что я услышал сейчас — это уже в другом мире. Где-то там Китнисс либо уже мертва, либо продолжает бороться за свою жизнь. А в этом мире я пока не умер, хотя и на грани. И пока мой план успешно реализован. Либо это объявление — плод моей фантазии. Желание выдать придуманное за действительное. Мой план должен был осуществиться в самом конце, когда Китнисс направила бы на меня лук со слезами на глазах, а я вытащил бы из трупа Катона меч и с сожалением приготовился к атаке на нее. Тогда сердобольные капитолийцы должны были поднять бунт и вытащить с арены обоих влюбленных.
Сейчас такие нововведения нелогичны. Поэтому единственный вывод — я их придумал, потому что уже сошел с ума.
На Арене очень яркое солнце. И то, что для меня оно стало тусклым, говорит лишь о том, что я погружаюсь в мрак. Я ухожу, и свет меркнет для меня. Кажется, еще и начинаются галлюцинации, потому что слышу голос Китнисс, который зовет меня.
Даже обидно, что я так хорошо подготовил себя к смерти, а сейчас придется открыть глаза, потому что любопытство берет верх. Это не солнце меркнет, а прямо надо мной стоит Китнисс и вглядывается вдаль. Хорошо, что я глаза открыл. Могу увидеть перед смертью хотя бы галлюцинацию.
Хватаю ее за голень, как хватаюсь за последние секунды жизни, но понимаю, что в моей руке видение слишком материально, чтобы продолжать считать ее плодом воображения.
— Пит! — хрипло восклицает Китнисс и наклоняется надо мной.
Она реальна. Значит, объявление Темплсмита тоже.