От куда попахивает антихристом

Москва, Россия. 2012 год. — Дремин Иван Юрьевич, двадцать четыре года, родился в Уфе…— растягивая слова, читал данные полицейский, из под лба глядел на арестанта, — Значит вы, Дремин Иван Юрьевич заявляете нам, митинг несанкционированный на Болотной площади устроен не вами и вы здесь вообще не причем. Правильно я понимаю? Или вам есть, что добавить интересного? Может мы, чего-то не знаем о вас? — усмехается над собственной хохмой, презрительно глянул, на поникшего парня, что сидел напротив, с досадой опустив голову, на него внимания мало обращал, — Не волнуйтесь, отвечайте все, как есть. — Я вам сто раз сказал, я понятия не имею, кто являлся или является организатором. Я сам пришел на площадь, стоял вместе с остальными митингующими. Сколько раз нужно, повторить, чтобы вы наконец отпустили меня на волю? По всей стране преступников сплошь и рядом! Вы докопались до простого парня, — раздражается Ваня, вгзляд по прежнему не решался, поднять прямо на продажного стража порядка. — Допустим, вы не были, осведомлены об организаторах сегодняшней вакханалии. В это я возможно поверю. Однако вам вряд ли удастся, убедить меня, что вы не знакомы с этими людьми. Уж тем более с ним, — последнее слово специально выделяет, давая понять всю значимость. Мент протягивает Дремину, пять распечатанных чернобелых фотографий, растягиваясь в самой омерзительно-противной ухмылке, на какую только подлец способен. Иван внимательно изучает фото. Ему хватает несколько минут для опознания. На первой изображен самый важный человек в судьбе парня, приемный отец, лидер российской рок-группы «ДДТ» - Юрий Шевчук, человек приютивший маленького Ваню много лет назад, ростил точно родного сына, он всем обязан ему. Переслитывая фото отца, карие видят фотку Алексея Навального, близкого друга семьи, с ним приходилось, много раз иметь дело. Отношения сложились теплые, практически дружеские, Ваня доверял Навальному, считал того наставником и всегда прислушивался к многочисленным советам оппозиционера. На третей парень увидел того, кого больше всего страшился, найти среди разыскиваемых преступников. Борис Немцов. Кто бы сука сомневался, властям повод только нотыщи, житья Немцову не дадут, молодой человек нервно сглатывает, наверное слышит даже коп, поднимает глаза сразу. С Немцовым довелось, лично встретиться, как раз на митинге на Болотной площади, они стояли в одной толпе, вместе держали растяжку, без страха выкрикивали различные лозунги, сливаясь с другими протестующими воедино. На пару с Борисом Ефимовичем и каким-то Ильей Яшиным, Дремина упаковали в автозак. Немцов хвалил парнишу за проявленную смелость, ясное дело без всякой похвалы взрослых он не станет, показывать никому слабость ни под каким предлогом, даже дуло пистолета не заставит, отказаться от принципа. Дрогнувшей рукой отлистнул последний снимок. Там предстал ему Сергей Шнуров. На минуту Ваня обрадовался, ведь именно Шнуров заставлял, делать кучу грязных вещей, на что Иван не соглашался, Сергей долго, упорно мстил, правда позже выяснилось, тот действовал по указке Питерского мэра Беглова, второму в одно время рэпер нахамил по не знанию, еще молодым парнишкой перешел дорогу, когда отец возил в Питер на каникулах. Тот случай запомнил на многие годы. Думал до сегодняшнего дня, удалось тихо, мирно замять конфликт, Шевчуку пришлось, слегка по потеть, чтобы вытащить сына, спустя годы выяснилось, обиду Беглов просто затаил, Шнура сделал собственной куклой для выполнения самой грязной работы: шантажа, вымогательства и прочего беспредела. Шумно выдыхает, отдает снимки полицейскосу обратно, без каких-либо лишних слов дожидается ответа. — Узнали кого-нибудь? — Узнал. Там мой отец. Оставьте батю в покое, — недовольно шипит рэпер, призрительно сузив глаза, — Он ничего противозаконного не сделал! Вам посадить не кого? Сажайте кого угодно, но только не моего папку! Хотите? А сажайте меня, я на зло отсижу, сколько потребуется. Плевать, я хотел. — Ну к чему это показушечное самопожертвование? — Мужчина пораженно уставился на собеседника, — Раз просишь, мы-то без труда тебя упечем за решетку, черт побери. Мест на валом, на всех хватит! Ваня твердо возразажает: — Самопожертвование — не подростковая показушка. Будь на моем месте, допустим ваша семья. Как тогда поступите? Оставите близких людей в беде? На произвол судьбы бросите? Или, как там в полиции обычно делают. Кому я это все говорю? — хмыкает Иван, прерывается на не большую паузу, задумчиво смотрит в облупившуюся стену грязно-зеленого цвета, — Ментам не знакома эмпатия. О сострадании ни хрена вы не знаете. Испорить судьбу человку для любого мента, на раз плюнуть. Наверняка и на семью вы плевать с высокой колокольни, хотели. Какое там дело до самых близких людей на свете. Пусть рыпаются, пыжатся, как хотят. Эмпатия у вас, товарищ подполковник, притупилась окончательно. Я семью всегда на первое место ставлю. Не существуй моих самых близких, я перед вами тут не сидел бы. Это уж точно…