***
«Жанна» неторопливо рассекает водную гладь уже несколько часов кряду, только вот огни, кажется, не приблизились и ни на йоту. А когда за бортом внезапно слышится всплеск, учащающийся с обеих сторон, то пираты уже готовы обороняться. Но ничего не происходит. Однако Севика кладет ладонь на рукоять сабли, сжимая на той пальцы, и настороженно осматривается, готовая отразить любую атаку, что бы то ни было. — Дьявол морской решил наказать нас за излишнюю самоуверенность!.. Один из абордажников не выдерживает, слова сами вырываются; но тут же передаются остальным. А после — все затихает, и всплески более не слышны, что нервирует лишь сильнее. — Всем быть наготове! Вандер не собирается терпеть эту суеверную чушь, которая лишь разжигает между командой страх, но и игнорировать уже тоже более не может. Зерно сомнений со всей этой чертовщиной медленно дает ростки где-то в глубине души. И то, что они продолжают плыть в полной тишине, лишь сильнее заставляет напрячься. Кто бы там ни был в воде, он может нести угрозу. И то, что это неизвестная территория, а они на нее вторглись — опаснее вдвойне. А стоит буквально на минуту ослабить бдительность, потому как в этом чертовом тумане так ничего и нельзя разглядеть, кроме проклятых огней, которые не приблизились, а команда уже и так на пределе, вновь слышится всплеск. А через секунду — по палубе разливается такой красоты мелодичная песня, что в миг пираты забывают обо всем. Синхронно повернувшись в сторону звука, те глупо открывают рты и распахивают глаза, внемля мелодии. Посередине фальшборта сидит сирена — как из преданий, которое каждый выходящий в море знает: гибкий хвост с чешуей, которая при попадании света от зажженных фонарей отливает в золото; длинные черные волосы облепили грудь, скрывая ту от зачарованных взглядов; лицо будто выточенное из мрамора, да такой красоты, что ни одна земная девка не сравнится. Силко же застывает в проходе, стоит ему подняться из трюма и поймать взглядом сирену. Никто даже не успевает понять, когда нескольких пиратов, одного за другим стоящих ближе всех к фальшборту в мгновение ока кто-то утаскивает — они не успевают и вскрикнуть. А после — песнь обрывается и пока мужчины все еще в оцепенении, на палубу запрыгивают другие. И все это происходит у него на глазах, пока он пошевелиться не может. И явно не чарующая песня была тому виной — происходящее, что он считал глупой морской выдумкой, оказалось правдой. Первой сбрасывает с себя наваждение старпом, выхватив саблю и вонзив ту в сирену, которой не посчастливилось выпрыгнуть прямо у женщины перед носом. Как по команде — остальные пираты отмирают следом. Повсюду начинают раздаваться выстрелы и леденящий душу вой существ, у которых лица — из прекрасных сразу искажаются в хищные и жуткие, теряющие всю свою человечность. Мелодичный голос же вновь разливается по палубе, отвлекая. — Блядь, — Силко все же заставляет себя сделать шаг и тут же бросается вперед, туда, где сидит сирена, на ходу отцепляя револьвер от портупеи, что протянута через плечо. — Уши! Нужно закрыть уши! — С закрытыми ушами не очень удобно резать этих тварей! — один из пиратов рычит на его слова, пытаясь совладать с собой, чтобы вновь не поддаться гипнозу, пока на него наседает одна из сирен. Но стоит Силко все же выстрелить в сирену, которая отвлекала песней, заставляя ту оглушительно завизжать и спрыгнуть с фальшборта с громким всплеском, как с остальных спадает гипноз окончательно; некоторые отряхиваются как псы, пытаясь сбросить остатки наваждения, потому что нельзя терять ни секунды — бой продолжается. Но как только на борту появляется другая сирена и пытается вновь запеть, ее сразу разрывают дробью из огнестрельного оружия. Бойня заканчивается так же внезапно, как и начинается. Раненные сирены, понимая, что противник им все же не по зубам, успевают покинуть корабль, пока их не добьют окончательно; утаскивают с собой и мертвых сородичей, чтобы те не достались людям. И лишь одна из сирен не успевает уйти вслед за своими — ее пригвождают вилами к полу за хвост, заставляя издать вопль боли, что режет слух всем, заставляя морщиться. — Никуда ты не уйдешь теперь, тварь! И как только сирена раскрывает рот, готовая попытаться зачаровать мужчину, второй пират подскакивает на помощь, со всей силы пинает ту в спину; в острый плавник, что проходит по всему позвоночнику, заставляя ее сбиться и заверещать. А следом, получив еще один удар, задохнуться от боли, царапая острыми когтями дощатый пол. — Добьем ее и дело с концом! — Да! Вздернем! — Проклятые твари, столько наших утащили!.. Но пока сирену не успевают добить, к ним уже торопится капитан, перед которым расступаются. Все глядят на него в ожидании принятия решения, пока он наблюдает за прибитой к доскам палубы полурыбе, что мечется от боли, с ужасом переводя нечеловеческий взгляд с яркими звериными зрачками с одного на другого. — Капитан?.. Квартирмейстер первым подает голос, потому что молчание затягивается. — Убить ее. Довольный гул пиратов разносится вокруг, пока к ним торопливо не подходит Силко, бросив взгляд на забитую в страхе и боли сирену и остальных, у которых жажда крови уже играет на оскалившихся рожах. — Нет! Он успевает это рявкнуть прежде, чем квартирмейстер взводит курок на своем оружие. — Нет? Хочешь сохранить жизнь этой твари?! Разум потерял?! Боцман, который выше и крупнее Силко, тут же шагает на того, а глаза наливаются кровью. Силко же стоит на месте, но бросает взгляд на Вандера, который задумчиво наблюдает за развернувшимся представлением. — Может и тебя заодно с ней прикончить?! — Боцман тут же с яростью вперивает взгляд в каждого из экипажа по очереди. — Думаешь, никто не заметил, что на тебя их песня-то не сработала? Даже старпома, и ту проняло!.. Силко, хотевший ответить, тут же захлопывает рот, хмурясь. Он ведь и правда... не был под гипнозом. Видел все, но пение на него не действовало. Севика, конечно, тоже не была полностью под внушением да и очнулась первой, но он-то... Дыхание у него сбивается после такого обвинения, а в голове тут же проскакивает то, что расправиться сейчас с ним могут на раз два. Вся команда на пределе, и одно неверное слово — так и Вандер не спасет, ибо к мнению большинства прислушается. И к тому же пока молчит, никак не высказывая свою позицию. — Я... Силко тут же запинается, беспомощно переводя взгляд с капитана на Севику, что стоит сейчас у штурвала, но взгляд ее цепко устремлен на него. — Отставить, — Вандер, наконец, выдыхает, поджимает губы, а потом кивает Силко, — твой вариант, что нам с этой тварью делать. Остальные тут же замирают, наблюдая за происходящим с интересом или неприязнью на лицах, но помалкивают. Хотя нарастающее волнение можно ощутить — то буквально осязает вокруг них, сгущается плотным кольцом. — Предлагаю сдать ее коллекционерам по прибытии в Билджвотер. Нам за нее заплатят. Много. Выговорив это, Силко неслышно выдыхает, переводя взгляд на замершую синеволосую сирену. Та, кажется, уже смирилась со своей участью и теперь ждет лишь приговора. Команда же, услышав предложение навигатора, начинает довольно гудеть, тут же забывая про обвиняющие слова боцмана, думая только о том, сколько золота им отвалят. — Так тому и быть, — капитан кивает и довольно тянет в улыбке губы. Чуть щурит глаза, смотря на своего навигатора, а потом кладет тому руку на плечо, — раз на тебя песня не действует, ты и будешь с ней возиться, пока мы не прибудем в Билджвотер. После этих слов капитана, заставляющих Силко потерять дар речи, он так и остается на месте, растерянно глядя на лежащую сирену, по-прежнему удерживаемую вилами. И только когда ее, уже не сопротивляющуюся, связывают по рукам, а после выдергивают из хвоста вилы, он отмирает. Сирена шипит от боли, но не пытается ничего сделать. Но прежде чем поволочь ее в трюм, перед ней присаживается боцман, который единственный остался недоволен принятым решением. Цепко сжимает девичьи щеки, встряхивая ту, так что слышно как щелкают острые зубы. — Попытаешься использовать голос хоть раз — я вырежу твои голосовые связки, тварь, и отрежу язык. — Она тебя не понимает. Боцман же резко разворачивается, смиряя прищуром навигатора, и выплевывает: — Так может тогда ты ей пояснишь? Сдается мне, вы друг друга-то понимаете. Силко хочет закатить глаза, но выдерживает взгляд, который готов прожечь его насквозь. — Не думаю, что она вообще нас понимает, Беккер. Тот несколько секунд продолжает смотреть в лицо навигатора, а после фыркает. — Все эта тварь прекрасно понимает. А еще, думаю, вполне возможно и говорит. Надеюсь, ты это выяснишь. Иначе у всех могут закрасться по поводу тебя не самые лицеприятные мысли. А сменить навигатора не проблема. У нас есть люди, которые так же хорошо читают карты и пользуются компасом. Усек? Беккер договаривает последние слова почти склонившись к Силко, который лишь сцепляет челюсти до обострившихся скул. А потом хлопает того по плечу и, бросив взгляд, уходит, оставляя его вдвоем с другим пиратом. С которым они вместе утаскивают сирену в трюм, надевают на ее тонкие запястья тяжелые кандалы и приковывают идущую от них цепь к крепкой балке. А после помещают ее в одну из огромных пустых бочек из-под пресной воды, в которую теперь необходимо набрать морскую воду. И пока Силко занят тасканием, оставшиеся в живых пираты выясняют, кого утащили проклятые полурыбы. Дощатый пол под сапогами хлюпает от разлитой крови и выпотрошенных внутренностей, а резкий запах металла забивается в нос, оседая в гортани. Вандер, который уже не скрывает смесь эмоций на своем лице, осматривает команду, пока те снуют по палубе, все еще готовые к новому нападению. Кто бы мог подумать, что проклятые твари, о которых ходили лишь легенды, существуют?! Он с тревогой бросает взгляд на Севику — та, стиснув зубы осматривает свою перемотанную руку, раненную острыми когтями. Ему придется признать перед командой свое неверие, почем зря, но все потом. Сейчас главное быть все еще наготове. Кто знает, скольких тварей они перебили и сколько их еще здесь? Раздав команду готовить пушки и заряжать мушкеты, он вновь встает за штурвал. Но нападения более не происходит. «Жанна» тихим ходом идет дальше, в полной неизвестности и неведомости. И кто знает, что может ожидать их дальше?.. И как долго они будут плутать, потерявшись в пространстве?..Встреча
15 июля 2022 г. в 17:15
Стоило быстроходной «Ярости Жанны» выйти из спокойных теплых вод у берегов Шуримы, откуда вся команда корабля возвращалась, сбагрив неплохую добычу, как они поймали попутный ветер. Держа курс на Билджвотер, где планировалось с полученного золота расширить команду да обзавестись вторым судном, которое поможет обогатиться в будущем еще сильнее и выходить на пиратские промыслы чаще, заявляя о своем месте и праве в море.
Однако попутный ветер, что поначалу так прекрасно гнал «Жанну» к пиратским берегам Билджвотера, в один момент сменился штормом. Который можно было бы обойти. Но только в единственном направлении: к тем местам, куда в здравом уме бы не сунулся ни один человек, даже самый отъявленный головорез. Но выхода другого не было, и судно пришлось направить к мрачным островам.
Стоило им обогнуть шторм, лишь зацепив его край, как корабль попал в зону штиля, а обессиленный экипаж корабля замер в ожидании: все понимали, в каких водах они оказались. Давящая, будто осязаемая тьма, которая окутывает, забирается под ребра и сжимает сердце, заставляя то от ужаса или скакать в бешенном ритме или почти не биться.
Никто не мог даже открыть рта, потому что боялись накликать беду; лишь настороженно переглядывались меж собой. Только когда сам капитан «Жанны», Вандер, вышел на палубу, вместе со своим старпомом Севикой, дабы оглядеть происходящее и раздать приказы, уставшие пираты отмерли, смотря на его величественную фигуру. Они сами выбрали своего капитана, а за его старпомом шли в любой бой — ни разу не проиграв, за все время плавания, а лишь пополняя сундуки золотом и забирая трофеи. И даже то, что старпом, вопреки всем поверьям, была женщиной, им не мешало. Возможно потому, что в первый же день та поставила на место каждого, кто раскрыл было рот в ее сторону, хоть и потом сама так же плевалась кровью.
Но вот только всегда, всегда они обходили Сумрачные острова. До этого момента.
А теперь капитан лишь усмехается, стоит ему заслышать от квартирмейстера про это место. И про то, что лучше бы они прошли через або офо, чем пошли другим, проклятым курсом.
— Все это чушь собачья! — Вандер отмахивается от слов своего квартирмейстера и, не желая слушать ни его, ни боцмана, проходит к штурвалу. Они же лишь в ответ кривят губы, зная упрямство капитана и его нежелание соблюдать морские традиции и поверья. Которому они все, дьявол подери, доверяют!..
— Не зли морского черта, Вандер! Все корабли обходят эти острова, а ты заставил идти нас прямо на них! Лучше оказаться между Сциллой и Харибдой, чем здесь!
А когда вслед за Вандером на палубу выходит и Силко, который занимается навигацией, то он ловит на себе взгляд почти всей команды, а особенно самого суеверного боцмана, который неодобрительно качает головой. И стоит ему поравняться с ним, то слышит шипение:
— Вы с Вандером и Севикой привели нас к погибели. Когда-то это должно было случиться. Нельзя дразнить дьявола и бегать от него безнаказанным постоянно!..
И уходит, не сказав более ни слова, в трюм. Силко же хмурится; не верит в это так же как и Вандер. Все эти поверья да традиции морские пора бы искоренить, чтобы облегчить себе жизнь. Единственная традиция которую согласился уважить Вандер, когда они завладели этим кораблем, назвать его женским именем. И это действительно работало — море всегда к ним было благосклонно; даже не смотря на то, что в команде была женщина. Но Силко считает это такой же блажью, как и все остальное — Вандер просто пошел в тот момент на поводу у команды, чтобы не терять их расположения.
Только неужели в этот раз удача все же отвернулась от них?..
Он проходит к носу корабля, где на бушприте находится оберег в виде статуи молодой женщины с крыльями — сама душа судна. Ипостась Жанны. Встречается с ее пустым взглядом, разглядывая позолоту несколько секунд, а потом прикрывает глаза. Вокруг стоит такая тишь, и почти никакого ветра, словно они попали в мертвую зону. Судя по шепоткам за спиной — именно так и есть.
Никто не знает, сколько может продлиться штиль — с учетом того, что в этом месте даже неясно какое сейчас время. Вокруг них лишь серое марево, да такое, что неба не видно. Лишь ощущения того, что они попали в какое-то место, где ни секунды, ни минуты вовсе не текут. Все замерло. Но корабль все же дрейфует, подчиняясь капитану, следуя одному ему известным маршрутом.
А через несколько часов марево становится лишь плотнее, начинает клубиться влажным туманом. И кажется, что дышать тоже становится тяжелее. Словно какая-то взвесь чем-то тяжелым при каждом вздохе оседает в легких. Вандер заставляет зажечь фонари, чтобы не потеряться на палубе. Туман уже такой плотный, что, отойди на три шага — и тебя не будет видно. Правда, фонари тоже мало спасают. Им всем кажется, что они застыли во времени. «Жанна» будто увязла и вовсе перестала двигаться. Но если прислушаться — то тихий ход воды, разбивающийся о киль, все же можно уловить. А напряжение лишь нарастает.
Весь экипаж дежурит по очереди, потому что каждый из них ждет, что произойдет нечто непоправимое, хоть и молчат. Все еще боятся разгневать морского черта сильнее, хотя кажется — куда еще сильнее.
Так проходят сутки. А может, и вторые — время все еще потеряно для них. Силко даже не может построить маршрут, потому что туман не дает определить вообще где они находятся, а стрелка компаса ведет себя как обезумевшая. Да и даже если бы мог — карта этих мест лишь относительная: все, кто входил в эти воды — обратно не возвращались. Потому, он уповает на то, что они не сядут на мель или же, что хуже, — не наткнутся на скалы. Ничего не предвещает, что туман может рассеяться в ближайшее время — оттого и название — Сумрачные острова. Хотя он хотел бы верить в лучший исход, только вот общий настрой команды в этом нисколько не помогает. Ни Севика, ни Вандер не теряют боевого духа, но они и не должны. А вот Силко же уже готов сдаться и начать верить, как и остальные, хотя внешне этого тоже не показывает.
Но стоит ему случайно услышать разговоры, проходя мимо кают, как он замирает. Предпочитая игнорировать такого рода обсуждения ранее, сейчас же он не может сдвинуться с места.
— Говорят, сирены — хозяйки этих вод. Хоть и с рыбьими хвостами — а все же баба она и есть баба. Везде, кроме суши, только беды несет. Вот и мы долго уходили, но таки настигла и она нас.
— И то верно. А воды эти не зря обходят. Глядишь, дьявола-то задобрить можно, а этих!..
Силко слышит как кто-то из говорящих сплевывает, удар металлических кружек друг о друга, и продолжающийся разговор, но уже на пониженных тонах:
— Если правду говорят, ну, про сирен, пропали мы точно. Увлекут песней своей, так все сгинем. И старпом нам наш не поможет!..
— Типун тебе на язык!
Повисает тягостное молчание, но его тут же перебивают:
— Все ли мужики ведутся на голос? Аль какие способы есть?..
— Да, есть. Если ты глухой к примеру или любишь других мужиков. Чего выберешь?
В тоне сквозит издевка, но все дружно гогочут.
— Считаете на старпома-то нашего, подействует голос?.. Баба все-таки.
Молчание затягивается, потому как ответа никто не знает. А потом кто-то поднимает другую тему:
— Не думали, что под нами сейчас десятки кораблей на дне, а мы и знать не знаем. Сколько золота пропадает!..
— Ага, или кроме пустого дна и мертвых вод ничего здесь нет. Потому что умные люди, глядишь, сюда не суются!
— Если выйдем отсюда, будем первые. Можно и историю свою написать...
— Ты буквы-то знаешь? Крестик нацарапать — и то ровно не можешь. Писать он собрался.
После этого вновь раздается негромкий гогот нескольких пиратов, а Силко закатывает глаза и уходит дальше. Но вот слова про сирен теперь не выходят у него из головы.
И только когда «Жанна» медленно прокладывает себе курс дальше, в какой-то момент кто-то из пиратов замечает вдали огни. Вся команда тут же собирается на палубе, пытаясь высмотреть, не мерещится ли им это; но, кажется, что огни становятся ярче.
Вандер же лишь усмехается, словно и не могло быть другого исхода.
— В каждой тьме есть свет, и мы бы рано или поздно на него вышли.
Из всех только Силко успевает заметить на мгновение, будто Вандер сам уже не хотел верить своим словам. А когда следом сталкивается с его тяжелым взглядом, отводит глаза. И от этого ему становится не по себе. Потому что если уж их бесстрашный капитан перестанет верить, то пиши пропало. И золото, которым набит их трюм, никому уже будет не нужно.