Разрушение

Гриффин часто заставлял Густаво работать в бешеном темпе, поэтому два дня на запись уже готового трека не казались ему чем-то невозможным. Парни всё ещё не осознавали опасности в полной мере, хоть и старались вести себя более послушно: никто не дрался подушками, не отвлекался и не злил вспыльчивого композитора другими изощрёнными методами. — Ура, наконец-то, – радостно воскликнул Густаво, после чего ребята довольными вышли из студии. — Как думаете, у нас есть шансы? – спросил Логан в попытках усмирить нерешительность. Он не верил в шестое чувство, но сегодня что-то как будто переворачивалось внутри. Возможно, он просто переволновался. Келли улыбнулась и одобрительно подняла палец вверх: — Вы были на высоте, ребята, всё получится. — Хорошо, а разве мы можем выкладывать песню на музыкальные платформы без разрешения Гриффина? – вопрос Кендалла немного озадачил остальных, ведь Густаво, кажется, действительно не имел на это прав. — Можете! Когда Гриффин увидит, что он теряет, то быстро нас простит. За дело! — Не стоит, это рискованно, – взволнованно произнёс Логан. — Формально, – начала Келли. – Действия по взаимодействию с платформами будут запрещены только после подписи всех бумаг. Ваш бойз-бенд ещё не разорвал отношения с Rocque Records, так что риск получить от Гриффина есть, но нас вряд ли засудят. Логан почесал затылок и посмотрел на остальных: другого выбора не было, поэтому все лишь утвердительно улыбались. Про себя парень подумал, что это не к добру, но попытался сделать уверенное выражение лица. Судя по бегающим глазам, Келли тоже была не в восторге, и всё же предпочитала молчать и надеяться на талант Густаво.

***

— Я же говорил, триста тысяч прослушиваний за сутки, мы круты! – радостно произнёс Густаво, практически каждую секунду обновляя интернет-страницу. – Вы никуда не едете и я остаюсь вашим композитором, псы. — Мы молодцы, – одобряюще сказал Кендалл. Другие парни тоже были до безумия счастливы, казалось, что совсем скоро всё вернётся на свои места. Что Кендалл опять будет вдохновлять других на новые свершения, что Логан помирится с Камиллой, что Карлос сможет снова нырять со шлемом в уже ставший культовым бассейн Palm Woods. Джеймс почувствовал особое облегчение, от которого на щеках появился привычный румянец. — Зря ты так думаешь, Густаво, – сказал Гриффин, последние пару минут наблюдающий за командой со стороны. – Знаешь, мне всегда приходят уведомления об изменениях на аккаунте, так что ещё вчера я увидел ваш трек. — Но, босс... — Мне стало интересно, что из этого выйдет, произойдёт ли чудо. А оказалось то, что и ожидалось. Келли опешила и даже подошла к директору: — Гриффин, на песне триста тысяч прослушиваний! — А на прошлой было пятьсот, на позапрошлой что-то вроде миллиона. Напомнить, сколько их было на песнях первого альбома? — К сожалению, график идёт только вниз, – подчинённая Гриффина указала на кривую, которая неуклонно опускалась всё ниже и ниже. Затем она дорисовала на графике число прослушиваний последней песни, и та оказалась в самом низу. — А разве триста тысяч – это так плохо? – вмешался Кендалл. – Многие начинающие артисты за всю свою карьеру не видели и таких цифр! — Многие артисты не работают на мою студию, не оплачивают дорогостоящее оборудование, декорации, костюмы, помещения… – спокойно продолжил Гриффин, вновь не по-доброму улыбнувшись. – Ах да, и персонал. Огромный персонал – сотни, тысячи человек, которым тоже надо платить. Ещё вопросы? В зале наступила гробовая тишина. Ни у кого не было хотя бы одного веского аргумента, способного переубедить начальника. Густаво даже не пытался. Он уже не мог представить, какой выговор его ждёт за нарушение условий контракта. — А что насчёт тебя, Густаво… – продолжил Гриффин, медленно расхаживая по комнате. – Я тебя не уволю. Но только потому, что ты мне нужен для песен новой восходящей звезды. Здесь слишком опасно разглашать подробности, вдруг кто-то из ребят захочет отомстить. Мы непременно всё обсудим, когда Big Time Rush вернутся в Миннесоту. Гриффин чётко подмигнул охраннику, поэтому тот уловил сигнал и принялся выталкивать парней из студии. Келли лишь отчаянно провожала их взглядом. Она понимала, что теперь единственное верное решение для них – вернуться домой, но всё же с трудом сдерживала слёзы. Густаво молча смотрел на дверь, всё ещё не желая верить в провал. Он, великий композитор, не смог сделать хит. Может, это закат его карьеры, пора покончить с творчеством? И снова он нормально не попрощался с псами... Густаво уже почти не слушал Гриффина, хотя понимал, насколько это рискованно для его карьеры. Он думал только об одном: о том, что теперь уж точно наступил конец.