Высокое разрешение

В нашей квартире весна, медленно сходим с ума Ты выдыхаешь молитвы свои дымом в глаза В нашей квартире весна, медленно сходим с ума Скажи когда, никогда, белая полоса*

Всю дорогу едут молча, коротко переговариваясь по мелочам при необходимости. «– Не холодно?» – «Нет, все в порядке». «– Сидеть удобно?» – «Да, нормально, спасибо». «– Ты можешь отодвинуть сидение назад, если хочешь». – «Нет, спасибо, все хорошо». С тех пор, как Арсений выруливает на дорогу и они снова оказываются на Невском, Антон пытается придумать нормальную тему для разговора, но в голову лезут только нелепости в виде работы, которую уставший Арсений явно не горит желанием обсуждать, и новинок супергеройского кино, которые мужчине явно будут неинтересны. Антон гоняет мысли в голове, как тягучую жвачку, которая давно потеряла вкус, а потом решает забить. Мужчина кажется спокойным и умиротворенным, словно его совсем не напрягает густая тишина салона. Он внимательно смотрит на дорогу, положив обе руки на руль, периодически сверяется с картой в телефоне, и Шаст разрешает себе расслабиться: если хорошо Арсению, ему тоже должно быть хорошо. Он откидывается на сидение и наконец позволяет себе рассмотреть город, в который приехал впервые в жизни. Антон отвлекается от внутренних переживаний и с замиранием сердца разглядывает яркие, подсвеченные огнями улицы, что проносятся мимо них на большой скорости. Они едут в самое начало Невского проспекта, и Арс коротко показывает Шасту знаменитые Гостиный двор, магазин братьев Елисеевых и здание Зингера. Антон только и успевает крутить головой в разные стороны да запоминать. Арсений водит хорошо. Он едет не очень быстро, позволяя Шасту разглядывать окружающие его красоты, плавно перестраивается в нужный ряд и аккуратно тормозит. Они проезжают около Эрмитажа, Арс поворачивает налево, а Антон глазеет, как маленький, потому что ему все очень нравится. Его завораживают красивые старые дома, новый город, завораживает ощущение непривычной близости Арсения и сам факт того, что он все-таки решился на авантюрную поездку. Антон уехал и никому ничего не сказал. До последнего боялся говорить даже Диме, чтобы не сглазить, хранил поездку в тайне, надеясь не спугнуть капризную удачу. Он до последнего не верил в осуществимость сумасбродной затеи, даже с билетами на руках, даже с бронью хостела, что по итогу оказала ему огромную услугу, даже с сообщениями Арса, который не мог дождаться его приезда. Парень достает телефон из кармана джинсов, отодвигая мешающий ремень безопасности, и коротко улыбается отвлекшемуся на него Арсению. Мужчина кивает и галантно отворачивается, включает поворотник и сворачивает направо, а Шаст пишет Позову короткое сообщение. От: Я, 22:45 Уехал на выходные в Питер. Не выйду на связь в пн – вызывай поисковую бригаду Все вопросы потом) Антон поднимает голову и обмирает: они едут по длинному мосту, и тот весь целиком горит разноцветной иллюминацией, от яркости которой режет глаза. Он видит синее небо, светлее, чем характерно для этого времени суток, видит широкую Неву под колесами и думает, что таким счастливым не был никогда в жизни. Он не может перестать улыбаться, потому что не понимает, что же он творит. Господи, сорваться в другой город к незнакомому мужчине, ехать в его машине к нему домой и провести с ним ночь, пусть и на разных кроватях? Да если бы об этом узнала мама, она бы точно вызвала сыну санитаров с носилками. Когда же Антон успел так сильно сойти с ума? В какой именно момент он вляпался в Арсения так глубоко, что насовсем попрощался со здравым смыслом, который и без того не жаловал его своим вниманием? Когда мужчина стал ему настолько важен? Антон силится вспомнить, когда же стал так безответно зависим от Арсения, но сдается: после драки кулаками не машут. Поздно уже, ведь наворотили они вместе столько, что Шасту и за жизнь не расхлебать всех своих чувств. Он сидит рядом с Арсом, слушает с ним одну музыку, которая облизывает смущенных парней легкой мелодией, дышит одним воздухом, который все еще пахнет мятой и виноградной жвачкой. Смотрит на мост, приоткрыв рот от удивления, пока Арсений тихо смеется себе под нос и рассказывает еще какой-то интересный факт о мостах. Внутри него тихо. Впервые за долгое время в голове нет ни страхов, ни сомнений, а по телу приятно разливается молчаливый восторг, восхищение и безграничное, переполняющее счастье. Он счастлив. Полностью и без остатка. Арсений съезжает с моста, поворачивает налево и какое-то время едет прямо, а Шаст замечает, что до конца маршрута осталось всего несколько сотен метров. Он осматривается вокруг, отмечает для себя пышечную, в которую обязательно должен попасть с Арсением, и замечает в достаточно старом районе красивый, явно после капитального ремонта дом. К которому, судя по всему, они и направляются. Белый Ниссан мягко подкатывается к двенадцатиэтажке, пока Арсений достает из кармана небольшой пульт с кнопкой. Шлагбаум перед ними поднимается, и машина заезжает на огороженный высоким забором участок, который выглядит совсем не так, как привычные Шасту московские дворы: слишком богато и презентабельно. Арс катит автомобиль к железным воротам, которые гостеприимно поднимают свои серые роллеты, пропуская их в темные коридоры подземной парковки. Арсений уверенно выкручивает руль в разные стороны, ловко маневрируя в запутанных лабиринтах паркинга. Машина долго петляет по витиеватым бетонным коридорам, а Антон отвлекается от монотонного спуска и тайно залипает на побелевшие костяшки и напряженные сухожилья запястий, что играют под кожей от резких движений, пока руки Арса крепко сжимают руль. Как перестать представлять эти руки на своих бедрах? – Мы на месте, – Арсений в очередной раз вклинивается в развратные мысли Антона, невольно вгоняя того в краску, и довольно улыбается. Антон нервно сглатывает и отводит глаза, улыбается в ответ и бубнит что-то невнятное, пока мужчина едет по белой разметке с номерами парковочных мест. Машина останавливается практически у самого лифта, и Арс паркуется на месте под номером «118». Глушит мотор, выключает фары и отстегивает ремень безопасности. Антон спешит отстегнуться следом, аккуратно поправляет шлейку ремня, чтобы она не болталась длинной сосиской, и замирает с руками на рюкзаке. Он ждет дальнейших указаний и теребит язычок молнии, боится поднять глаза, потому что точно знает: Арсений видел его долгий взгляд. Антону предстоит провести с ним ночь в одной квартире. В его квартире. С ним наедине, защищенным только стенкой. И эта ночь обещает быть длинной. – Пойдем в квартиру или хочешь заночевать прямо тут? – Арсений улыбается, а в глазах искрится сладкое ребячество. Он разворачивается к Антону и снова касается рукой его колена, не прикрытого старым рюкзаком. Он привлекает внимание, и Шаст дергает головой в его сторону. Да он готов просидеть здесь до старости, только чтобы ощущать тепло мужчины на себе как можно дольше. – Сидения, конечно, раскладываются, но по ночам бывает прохладно. Да и тебе с твоим ростом будет не очень удобно. – В таком случае мне стоило остаться в парке, – Антон отшучивается и нервно смеется, поглядывая на Арсения через раз, а тот даже и не думает убирать от него руку. Колено горит чужим прикосновением, раскаляется наивной влюбленностью внутри, и Шаст буквально плывет от порхающего пальца, который рисует круги на плотной ткани потрепанных джинсов. – Лавочка явно длиннее будет. Смысл примерно тот же? – Хэй, птичка моя, ты успел передумать, пока мы ехали? – веселье уступает место волнению, и улыбка гаснет на розовых губах. Арс спешно убирает руку и занимает ее телефоном, забирая его с подставки: смотрит время, снимает с блокировки, вертит в руках и блокирует обратно. Посматривает на парня, вцепившегося в рюкзак. – Все нормально? – Нет. Ну то есть да. Да бля… – Антон ругается и прикрывает лицо руками, потому что умудрился запутаться в собственных словах. Он дышит и пытается не думать, что лимит позора перед Арсением определенно еще не достигнут, когда чувствует невесомое прикосновение к своим костяшкам. Он опускает руки и ловит ободряющий кивок: – Я хотел сказать, что нет, я не передумал, и да, все нормально. Прости. – Не извиняйся. У меня тоже мысли путаются, – улыбка тянет губы напротив, а Антон, как стаканчик с растаявшим мороженым – тоже весь взмокший. Арсений практически прямым текстом признается, что волнуется, что его, возможно, волнует Антон и его непривычная близость, и Шаст к такой откровенности совершенно не готов. – Ну что, тогда пойдем? Антон кивает, слышит звук снятия блокировки, и они одновременно открывают свои двери. И пока Антон корячится в попытках не вписаться в потолок, выставляет рюкзак на улицу и с горем пополам выбирается из низкой машины, Арсений уже стоит рядом и галантно протягивает ему руку в попытке помочь. Выбритые сгоряча щеки вспыхивают алым, и парень сыпет скомканными благодарностями, принимая из его рук протянутый рюкзак. Воистину, какой-то олимпийский огонь, а не тряпичная сумка с его трусами. – Ты оказался выше, чем я себе представлял, – между делом бросает Арс, пока ведет Антона к лифту, и нажимает на кнопку вызова. Антон старается сдерживаться, потому что от слов «представлял себе» внутри все сиренами воет. Он думал о нем. Конечно, блин, думал, только вот в каком контексте?.. И что именно он представлял? На что он рассчитывает? Чего ждет от Шаста? И ждет ли вообще? Антон оставляет замечание мужчины без ответа, пожимает плечами, как бы говоря: «Ничего не поделаешь». Под мерное гудение механизмов они стоят и ждут, пока лифт отвезет их на нужный этаж, а вокруг разливается тишина ночной парковки, разбавленная мутным звуком предсмертно моргающей лампочки. Антон с деланным интересом рассматривает бетонные потолки, перекрытия и крашеные стены, ощущая на своих плечах смертельную усталость: непрекращающееся нервное напряжение дает о себе знать головной болью и ноющими от долгой дороги мышцами. Двери лифта раскрываются, готовые впустить в себя поздних гостей, и Антон заглядывает внутрь перед тем, как войти. Металлическая кабина кажется ему откровенно маленькой, но он не может объективно судить о ее размерах, потому что любое замкнутое пространство рядом с Арсением автоматически сужается до размеров атома. Парень делает несколько шагов и втягивает в себя раскаленный воздух, потому что, несмотря на свободное пространство, Арс становится почти вплотную. Антон выше мужчины всего немного, чуть меньше, чем на голову, но в его присутствии все время ощущает себя маленьким ребенком. Арсений смотрит на него с вызовом, смотрит с поразительной уверенностью во взгляде, отчего невольно хочется вжаться в стену или просочиться сквозь щель и спрыгнуть прямиком в шахту при попытке к бегству. Ну или быть в эту же стену вжатым, но это уже совсем другая история. Арсений жмет кнопку последнего – двенадцатого – этажа и разворачивается лицом к Антону, отчего остатки воздуха между ними мгновенно воспламеняются. Кислород сгорает за жалкие секунды, и дышать становится невыносимо сложно. Дышать становится практически невозможно, когда их тела разделяют считанные миллиметры. Арсений близко, непозволительно близко, с горячей кожей и открытой футболкой шеей, с голой коленкой, фактически вжимает Антона в стену. Не касается его от слова совсем, но смотрит. А Антон не смотрит. Не может. Им не хватает только последнего шага, чтобы шагнуть за грань. Антон уверен на миллион долларов: Арсений его разглядывает. Смотрит, не отрываясь, следит за реакцией, смотрит, как Антон сдает себя с потрохами, хотя беспечно надеялся контролировать эмоции. Он предан собственным телом, что так остро реагирует на близость мужчины, предан мозгом, который ушел в запой и даже записку не оставил. Арс смотрит, а Антон вскрывается, выкладывает на стол все, что происходит внутри, потому всегда отвратительно играл в покер и не умеет блефовать. На, смотри. Смотри, что ты со мной делаешь. Смотри, во что ты меня превратил. Антон вдыхает, и в легкие снова попадает терпкий запах полюбившегося парфюма. Чувствует запах геля для душа и сдает все пароли. Лифт едет мучительно медленно, тянется хромой черепахой, и Антон поднимает глаза вверх. Он не ошибся: Арсений смотрит, не отводит глаз ни на секунду, и его тягучий, раскаленный взгляд ворочает внутри валуны самоконтроля. Взгляды встречаются, и по ребрам идут неровные трещины от силы удара гулко котящегося сердца. Перед ним уже не тот милый парень с экрана. Перед ним теперь взрослый мужчина, серьезный, с густым возбуждением в глубоких синих глазах. Мужчина, от взгляда которого Антон готов потерять сознание, покорно упасть на колени и позволить делать с собой все, что угодно. У парня поджилки трясутся от поразительного контраста, потому что такого Арсения он не видел еще никогда. И как же невообразимо хочется его поцеловать. Арсений не отходит ни на шаг. Смотрит, дышит прямо в его губы, от чего хочется облизывать их бесконечно в надежде почувствовать его вкус. Арс так близко, что его запах окутывает юношу густым туманом, от которого кружится голова, забирается под кожу и пропитывает собой прокуренные легкие. Запах приятный до мурашек на затылке, и адски хочется прижаться ближе, лишить их гребанного расстояния, уткнуться носом в мягкие волосы, почувствовать больше, крепче, сильнее, ближе. Антон вдыхает сильнее и старается не дышать, чтобы сохранить в себе большую его часть. Сохранить навсегда. В легких и в сердце. Звук прибытия лифта на нужный этаж выводит обоих из транса жестокой оплеухой реальности. Антон дергается, рефлекторно делает шаг назад, отчего Арсений прерывает их долгий зрительный контакт. Мужчина дергает головой, улыбается сам себе и кивает Антону в сторону выхода. Он пропускает парня вперед, который идет на негнущихся ногах и пытается под длинной байкой скрыть возбуждение. Стыдно? Очень. Неловко? Максимально. Хочется еще? Пиздец как сильно. Антон останавливается и пропускает мужчину вперед, задерживаясь около лифта. Мужчина проходит, жестом просит его не отставать, и Шаст семенит за ним в сторону квартиры в самом углу длинного коридора. Арсений достает из кармана связку ключей, гремит ими и находит нужный, не с первого раза попадая в замочную скважину. Усмехается себе под нос, а Антон старается не смотреть ниже пояса, разглядывая причудливые рисунки на стенах. Какая красивая бабочка! Надо маме сфотографировать. – Проходи, – Арсений стоит на пороге, держит или держится за открытую железную входную дверь и улыбается уголками губ. Он показывает рукой в темноту коридора, в котором еще не горит свет, и Антон делает несмелый шаг за порог. За порог адекватности. Проходит чуть дальше, роняет на пол рюкзак, замирает в нерешительности и слышит за спиной хлопок двери и серенады закрывающихся замков. Ну вот и все. Пути назад нет. – Вот шкаф, можешь сюда вещи повесить. Вешалок пустых полно, выбирай любую, – Арсений щелкает выключателем, лишая укромной темноты небольшое помещение коридора, и вешает связку ключей на специальный крючок. Второй связки Антон на нем не видит. Парень стягивает с себя байку и надеется, что плотные джинсы и длинная футболка помогут сохранить его постыдный секрет. – Сюда же вниз можешь убрать обувь. – Спасибо, – Антон берет протянутую ему вешалку и пристраивает на нее байку, застегивая молнию и совершенно забывая про сигареты в кармане. Неловко мнется на месте и смотрит на мужчину, который стоит, сложив руки на груди. – Прости, что потревожил тебя в выходной. Ты вообще не обязан был меня звать, я бы сам как-нибудь справился. Так что, если ты передумаешь или… – Антош, тормозни, – Арс прерывает поток бессвязных мыслей и улыбается шире. Подходит к Антону, ловит его руку в свою и заставляет поднять глаза. Антон слабый, и вообще, кто может в добром здравии сопротивляться такому магнетизму? Вот и он не может. Так и стоит, с вешалкой в руках и «Антошей» под ребрами. – Все в порядке. Я уверен в том, что делаю и что предлагаю. Квартира большая, места всем хватит, так что не переживай, ты меня не стеснишь. Тем более, я сам тебя пригласил: и в гости, и в Питер. Антон улыбается и протягивает мужчине байку, согласно кивая. Решает, развязывать ли кроссовки или стянуть с пяток, как он привык всегда делать, пока Арсений вешает свои и Антона вещи в шкаф и также принимается расшнуровывать шнурки на ботинках. Антон наклонятся, тянется за шнурком и тихо хихикает, сдерживая в себе неуместную шутку. Они оба стоят раком, при каких еще обстоятельствах такое возможно? Шаст решает забить и разгибается, придавливает задники и стягивает кроссовки так. Арсений к этому времени успевает снять свои ботинки и ставит их в шкаф на коврик в правой половине. Антон ставит свое старье рядом и старается не думать, как убого смотрится его обувь рядом с дорогими мартинсами Арса. Наверное, так же, как и сам Антон рядом с Арсением. – Тапочки? – Антон – любитель голых ног без лишних посредников между ними и полом, поэтому отрицательно мотает головой и с улыбкой отмечает, что Арсений тапочки тоже не надевает. Они в носках топчутся в коридоре, и Антон поднимает с пола рюкзак, закидывая себе на плечо. Мужчина улыбается: – Пойдем, покажу тебе квартиру. Квартира возмутительно большая для одного человека, и Шаст первые минуты теряется от непривычности свободы. Его маленькая студия теперь кажется ему еще меньше, пока они проходят дальше по коридору, а Арсений показывает Антону расположение ванных (господи, их бывает больше, чем одна), двух спален и кухню-гостиную. Когда они проходят около единственных закрытых дверей в квартире, мужчина коротко бросает что-то про рабочую спальню и санузел, и Шаст не настаивает на подробностях: он и так там все видел. Вторая спальня оказывается личной спальней Арсения и временным пристанищем Антона на сегодняшнюю ночь. Парень сопротивляется и настаивает на том, что будет спать на диване гостиной, но Арсений непреклонен в своем гостеприимстве и буквально стягивает с него рюкзак, оставляя его у кровати. Спать на диване он будет сам, и Антон обреченно кивает, потому что правда здесь ничего не решает. Но спальня ему нравится. Он оставляет вещи, кладет на тумбочку около кровати солнечные очки, достает из карманов телефон, ключи и наушники и идет к Арсению, который успел улизнуть от него на кухню. Шаст чувствует себя неуютно в чужой квартире, пусть и в самых ярких фантазиях мечтать о таком не мог, поэтому тихо проскальзывает из спальни в гостиную, которая огорожена от кухни только небольшой перегородкой посередине, покрытой черной мраморной плиткой с мерцающим на ней легким блеском. Арсений не включает верхний свет: по всему периметру потолка тянется светодиодная подсветка белого и нежно-голубого цвета, непроизвольно окружая их интимной атмосферой полумрака. Антон проходит ближе к кухне, опирается плечом о перегородку и тактично молчит, думая, что, когда Арсений смеется, его глаза такие же светлые и голубые. Небось под них, стервец, и подбирал. Вообще вся квартира Арсения словно сошла с обложки модных дизайнерских журналов. Классическая, светлая, она прямо кричит о консервативности своего хозяина. – Кушать хочешь? – Арсений оглядывается на Антона, который неловко переминается в дверях, и все-таки щелкает выключателем. Кухня варварски погребена под ярким светом, и атмосфера интима утеряна безвозвратно. Антон дальше не проходит, остается позади, рассматривая широкую спину мужчины. – Еды немного, но могу по-быстрому что-нибудь сообразить. – Не, спасибо. Я не голодный, – Антон бессовестно врет: его живот урчит так громко, что мужчина легко может услышать этот дикий крик раненого кита даже из гостиной. Он и рад бы согласиться перекусить, ведь не брал сегодня полноценный обед, но он и так злоупотребляет гостеприимством Арсения, поэтому упорно идет в отказку. Шаст думает, что идеальным для него вариантом было бы просто лечь спать и дать себе передышку, но нерешенным остается важный и страшный вопрос: – Тут такое дело… Мне бы в душ сходить. Можно? – Да, конечно. Прости, я как-то не подумал, – Арсений смущенно улыбается и разворачивается к Антону лицом, комкая в руках кухонное полотенце. Шаст замечает составленную в раковину посуду и не без удовольствия понимает, что Арс все же не такой идеальный, как он успел себе придумать. Антон возвращает улыбку в ответ. – У тебя есть полотенце или тебе дать? – Да было вроде. Ща гляну, – Антон спешит скрыться в гостиной и скользит носками по ламинату в «свою комнату». Все еще жутко непривычно передвигаться в одиночку в чужой квартире, но он потихоньку начинает осваивается на маленьком кусочке «кухня-гостиная-спальня» и чувствует себя чуть более уверенно. Дальше он не лезет. Шаст заходит в такую же светлую комнату и присаживается на край кровати, расстегивая молнию рюкзака. Стопка за стопкой он выкладывает на кровать собранные впопыхах вещи, которые все-таки удостоились встречи с Арсением. Он видит среди них две майки – белую с рисунком Венома, и черную – с Железным человеком – самые приличные, что были у него в гардеробе, и злится, что так и не удосужился купить себе несколько базовых вещей без супергеройских принтов. Обнаруживает две пары трусов и носки все с теми же Мстителями, от которых не готов отказаться даже под страхом смерти (а вот под страхом Арсения очень даже), и пару сменных черных джинсов, непривычно для него узких, которые ему когда-то купила Ира. Шаст до сих пор ни разу их не надевал, не рискуя выходить в люди в почти что лосинах. Зачем Антон взял их с собой в поездку, остается загадкой даже для него, но вдруг все же подвернется случай? Венчает высокую стопку белая, помятая в какашку рубашка, которая смотрит на парня со скептически ироничным сомнением. Ну, Антон даже близко не имеет понятия, что для него приготовил Арсений, поэтому выбирал из своего гардероба самое нейтральное и на все случаи жизни. Ага, и выбрал же в итоге невероятно узкие джинсы и рубашку с выпускного. Молодец, хуле. Антон осматривает привезенные вещи и качает головой, оставшись недовольным своим выбором. С другой стороны, все остальное выглядело еще хуже, поэтому в условиях ограниченного выбора парень выбирал меньшее из зол. Веном смотрит на него и смеется в лицо, отсчитывая минуты до того, как Арс будет смеяться над его детским гардеробом, а он ведь всегда закупается в отделе для взрослых, между прочим! Случай с футболкой из коллекции с Майлзом Моралесом не в счет. В том магазине даже указателей с отделами не было! Антон глядит на стопки с одеждой и скучает по домашним спортивкам, в которые приятно забираться после душа. От мысли, что ему придется снова напяливать на себя плотные джинсы, в которых он и так проходил целый день, невольно передергивает, но других вариантов нет. Он смотрит еще раз и только с третьего раза замечает, что в стопках не хватает чего-то важного. Кажется, душ все-таки отменяется. Шаст так психовал, пока собирался дома, что совсем не удивительно, что полотенце он оставил на спинке дивана, заваленного непригодной после отбора одеждой. Он чешет затылок, проверяет, взял ли с собой хоть зубную щетку, и с облегчением нащупывает ее в боковом кармашке. Ну, всяко проще, чем и без нее тоже. Вздыхает и грустный от перспективы ложиться спать грязным со следами трудного дня на теле плетется обратно в гостиную-кухню. – Полотенца нет, душ отменяется, – Антон безобразно нагло плюхается на чужой диван, абсолютно забыв о приличиях, и громко зевает. Этот день проехался по нему двадцатитонным катком с разгона, а маленькие подушки такие непозволительно мягкие, что парень утопает в них и старается держать глаза открытыми. Точно знает: если даст слабину – уснет прямо здесь. – Глупости не говори, – Арсений кричит из кухни, пока мельтешит за перегородкой и ходит взад-вперед, а Шаст мнется в нерешительности, прижав к себе одну из подушек. Его неловкость можно лепить, как детский пластилин, но мелочные желания комфорта в конечном итоге перевешивают. Перспектива смыть с себя долгую поездку привлекает как никогда. – Иди в ближайший душ, там на полках найдешь гель и шампунь. Полотенце я тебе принесу, а ты бери все, не стесняйся, – Арс делает короткую паузу и добавляет важное замечание, от которого Антон тихо хихикает: – Кроме мочалки. Мочалка моя. – Вас понял, капитан, – Антон отвечает громко, повысив голос так, что Арс смог его услышать из кухни. Он мнется еще минуту, больше для вида/галочки/успокоения души, после чего откладывает от себя прижатую к груди подушку и встает с дивана. Решает, что все же сможет это пережить, а вот спать грязным в чужой постели – совершенно точно нет. Парень по памяти находит в коридоре нужную дверь и тянет ее на себя. Нажимает на выключатель и входит в небольшую светлую ванную, определенно меньше рабочей ванной комнаты. Стены и пол выложены плиткой под светлый мрамор, все металлические смесители начищены до блеска, а керамика унитаза радует глаз сияющей белизной: все в лучших традициях рекламы моющих средств. Хоть сейчас съемочную группу зови. Знакомая по последнему привату душевая кабина колет острым воспоминанием, и Антон сглатывает образы возбужденного до предела Арсения, того, как тот прижимался всем телом к прозрачному пластику и умолял Антона разрешить ему кончить. Они проносятся перед глазами сепией киноленты, заставляя парня невольно зажмурить глаза. Не хватало еще подрочить в душе Арсения на самого же Арсения. Шаст, ты пиздец. Антон осматривается и замечает стиральную машину, корзину для грязного белья рядом, раковину и шкафчик с большим зеркалом на стене. Он стягивает с себя носки и становится голыми ногами на мягкий коврик, медлит несколько секунд, вспоминает про Арса и дверь на замок не закрывает. Прикрывает, чтобы не было холодно, но закрываться не спешит: ему же нужно полотенце. Только из-за этого. А то, что он надеется на компанию в душе, это все грязные, недоказуемые инсинуации. Он будет все отрицать. Шаст стягивает через голову уставшую майку, складывает рядом с носками, смотрит на понурое тело в зеркало и тяжело вздыхает: Арсений даже ночью выглядит так, словно с подиума сошел пару минут назад – такой же сексуальный и горячий – а Антон сейчас больше похож на вареного Фантомаса, чем на привлекательного парня. Антон усмехается глупой шутке, подмигивает своему отражению и стягивает джинсы вместе с трусами. Оставляет одежду на стиралке и залазит в душевую кабину, плотно закрывая за собой дверцы и открывая кран. Шаст делает воду погорячее и устанавливает лейку на специальную подставку. Тропический душ льется сверху приятным дождем, и Антон прикрывает глаза, поднимая голову вверх. Он чувствует, как ему сразу становится легче, чувствует, как вода расслабляет уставшие мышцы и прочищает мысли в голове. Хотя насчет последних Антон явно погорячился. Вода безжалостно воскрешает в памяти неуместные фрагменты их последнего привата, и Антон бессилен перед своим телом, которое тут же с готовностью отзывается на мужчину. Арсений был прямо здесь. Был в своем душе. Не в рабочей ванной, которую использует только для съемок, не в рабочей спальне. Был тут, пустил юношу в свою личную жизнь, доверил свою душевую, где обычно моется. И не только моется. Боже… Антон – молодой парень с бешеными гормонами и позорно слабый перед низменными, животными желаниями. Либидо зашкаливает, и Арс, который даже дома выглядит, как его ожившая порно-мечта, ситуацию совсем не спасает. Воспоминания жаром опаляют помятое дорогой тело, а тугие струи бьют по воспаленной, покрасневшей от горячей воды коже. Антон пытается от них отмахиваться, пытается игнорировать, но они накатывают снова и снова, застилая зеленые глаза мутной пеленой похоти. А когда парень берет в руки баночку с гелем для душа, то понимает, что все. Война проиграна, выносите белый флаг. Он сдается, безоговорочно и окончательно, потому что именно так пахнет Арсений. Арсений, который целый вечер непозволительно рядом. Далекий обычно, сегодня невероятно близок и ощутим физически. Арсений, которого отделяет от Антона тонкая кирпичная стенка. Арсений, который вытворял в этой душевой страшные, грязные вещи, вытворял то, о чем просил его сам Антон. И стонал так пошло и громко, что сводил Антона буквально с гребанного ума. Арсений вспыхивает ярким летним образом перед наглухо закрытыми глазами. Антон так и стоит, подставив лицо под мягкие струи, стоит, запрокинув голову назад, и практически ощущает на себе невесомые, нереальные прикосновения мужчины. И пока призрачный образ Арса извивается перед ним так же, как ранее на тусклом экране старого ноутбука, Антон запускает руки в мокрые волосы и силой оттягивает их, только чтобы болью притупить острое возбуждение. Не выходит. Тупит в этой ванной только он один, и его возбуждение не перекрыть даже атомной войной. Член бессовестно стоит, касается розовой головкой низа живота и реагирует на колючую воду – Шаст возбужден до предела одним лишь жалким воспоминанием и отчаянно хочет больше. Хочет Арсения. Хочет до белых пятен перед глазами, хочет коснуться, поцеловать, хочет прижать к стене и сделать с ним хоть что-нибудь. Хочет, но не может. Поэтому двигает рукой на члене так быстро и жестко, что перед глазами пляшут искры в безумном танце. Арсений в его видении весь в пене от геля для душа, как в пошлом дешевом порно. Он сжимает мочалку в своих руках, поднимает вверх, и белые потоки стремительно стекают на смуглое, разгоряченное тело. Он водит мыльными руками по груди и торсу, размазывает пену на себе, пачкает ею всего себя и широко улыбается. Отбрасывает мочалку куда-то в сторону и подходит к Антону вплотную, вжимая застывшего парня в пластиковую стенку. Он жмется к Шасту, обнимает его двумя руками за шею и горячим дыханием шепчет на ухо какой-то горячий бред. Антон плывет. Он прижимается лбом к прохладной дверце душевой, сжав член в кулаке, и не может раскрыть глаза. Он не может собственноручно лишить себя прекрасной картины, прекрасного Арсения, который пеной пачкает все его тело и извивается перед ним как в последний раз. Одним кулаком он глушит стон, что так отчаянно рвется из его груди, вторым сжимая член у основания, потому что Арсений, который вылизывает его шею и кусает за мочку уха, уже чересчур. Он не слышит ничего вокруг себя. Гулкий шум воды перекрывает все на свете, а кровь, отбивающая четкий ритм в его артериях, шумит в горящих ушах и буквально кипит, пока Арсений в его голове потирается своим членом о его бедро. Шаст долго терпеть не может: он обхватывает руками оба члена, полностью испачканные в белой пене, и мучительно медленно двигается вперед-назад, ладонью ощущая неровности чужих вен. Арсений стонет ему в плечо, трется щекой, ищет большего контакта, но Антон жесток в своем желании подразнить мужчину и оттягивает разрядку до последнего. Шаст поднимает голову Арсения, держит пальцами за подбородок и заглядывает прямиком в темные от возбуждения радужки. Целует, не закрывая глаз, долго и сладко, вбирает в себя пухлые губы и языком проводит по гладкой коже. Смотрит, следит за реакцией, ловит рваное дыхание и собирает себя по кусочкам. Отрывается и спускается по скуле вниз, целует подбородок и опускается на место за ушком, протяжно мажет языком и собирает в свою воображаемую копилку протяжный стон. Арсений тихо стонет, пока Антон выцеловывает его шею и скользит языком по двигающемуся кадыку. Он оставляет невесомые поцелуи на чувствительной коже, прикусывает острую ключицу и вдыхает любимый запах, навечно хороня его глубоко внутри. Арс запускает руки в мокрые кудри, сжимает их в кулаках и тянет назад так, что Антон шипит от боли. Он ловит руки мужчины и отстраняет его, хитро улыбаясь. Так просто ты не отделаешься, родной. Рука на членах продолжает двигаться очень медленно, и Арсений ведет бедрами, пытаясь ускорить ритм. Антон ловит рукой его бедро и сжимает, оставляя на коже красные отметины, но Арс его не слушает. Он слепо толкается вперед, толкается в ладонь, что не приносит ему желанной разрядки, пока Антон и вовсе не убирает ее в сторону. От потери тепла и напряжения собственный член болезненно пульсирует, но видеть реакцию мужчины – бесценно, поэтому он готов потерпеть. Арсений скулит и утыкается лбом в его плечо, руками цепляется за предплечья и бока, впиваясь зубами в шею. Он сбивчиво что-то шепчет, просит о чем-то часто-часто, просит дать ему больше, но Шаста просто так не пробить. Он гладит мужчину по волосам, целует макушку и дышит, дышит, дышит Арсением, пусть только в своей голове. Убирает его руки за спину, проводит своими по смуглой груди, где еще недавно были мыльные подтеки, а теперь их безжалостно унесло водой в слив. Антон порхает прикосновениями по всему телу Арсения, оглаживает рельефы мышц и нежную кожу лобка, он не сомневается, выбритого специально для него. Скользит по бокам, опускается на бедра и крепко сжимает в руках мясистые половинки призывно отставленной задницы. Арсений с готовностью подставляет ему все тело, требует больше контакта, и Шаст старается дать ему так много, как он заслуживает. Ведь этот мужчина заслуживает всех оргазмов на свете. Антон на грани. Он переворачивается и всей спиной припадает к стенке душевой, пока вода вовсю хлещет мимо. У него коленки подгибаются от представления такого Арсения, который доведен до исступления, который готов на все и молит о большем, и он опускает голову вниз, по-прежнему не открывая глаз. Он слепо размазывает на себе гель для душа, наносит на себя его запах, закапывая себя все глубже с каждым вдохом. Вымышленный Арсений теряет терпение и практически падает на колени перед стоящим на дрожащих ногах Шастом. Он хитро щурится и улыбается, крадется и облизывается, пока Антон сжимает невидимую стену в кулаках и сдерживается из последних сил, чтобы не свалиться следом вниз. Арс приближается почти вплотную, поднимается на коленях и вжимается в его пах, глубоко вдыхая, а Антон улетает. Комкает воздух в ладонях и улетает. Арсений умело обхватывает руками член Антона и облизывает ствол по всей длине. Он лижет долго, протяжно, наслаждается моментом, словно ребенок желанной конфетой. Антон опускает голову и смотрит, когда мужчина решает сменить тактику и без подготовки берет член в рот, пытаясь протолкнуть его в раскрытое горло. Шаст давится воздухом. Боже, Арс, что же ты делаешь? Антон воскрешает в памяти блядский взгляд из-под полуопущенных ресниц, припухшие губы, искусанные из-за него, и ускоряется, чувствуя, как внизу живота зарождается скорый оргазм. Он дрочит быстро и яростно, распаляясь от невыносимой близости мужчины за стенкой, и злится на невозможность воплотить все его мечты в реальность. Вот он, Арсений, всего в двух метрах от ванной, бери не хочу. Хочет. Но честно не представляет как. Арс в его голове сосет быстро и жадно. Почти не давится, профессионально берет глубоко и играет горлом на чувствительной головке, отчего Антона реально потряхивает. Мужчина вжимается пальцами в бледные юношеские бедра, упирается ногами в твердый кафель ванны, отчего на острых коленках наверняка останутся большие красные пятна. Двигает головой и играет не только с членом Антона, но и с его тонкими нервами. Шаст поднимает голову и двигается в сторону, отчего вода снова попадает на разгоряченное уже не кипятком тело. И пока придуманный Арсений облизывает поджавшиеся яички, Антон в реальности гладит их рукой и сжимает у основания. Пока старательный Арсений сосет и втягивает для пущего эффекта щеки, Антон усиливает нажим на члене и замедляет скорость, растягивая с удовольствием каждое влажное движение. Арсений берет глубоко, на грани своих возможностей, и давится от грубых, резких движений: Антон срывается с цепи и больше не может стоять неподвижно. Он вцепляется в темные волосы, сжимает их, почти наматывая на кулак, и грубо трахает горячий рот, раскрытый только для него. Он втрахивается в раскрытое горло, пока Арсений старательно держит его открытым и почти не дышит, пуская слюни на свой же смуглый торс. Шаст срывается на беспорядочные толчки, прижимает голову мужчины близко, вплотную к своему паху и тихо, надрывно кончает, сжав зубы в немом стоне. Оргазм накрывает Антона быстро и обезоруживающе сильно. Он выдыхает и буквально сползает по стенке вниз, потому что ноги его больше не держат. Шаст присаживается на корточки, пока разрядка смывает все посторонние мысли из ноющей головы, а вода – белые следы его постыдных преступлений с подрагивающих рук. Он надсадно дышит, отплевываясь от лишней воды, а в глазах – непроглядная темнота. Антон не хочет их открывать. Не хочет упускать из головы образ Арсения, стоящего перед ним на коленях. Не может отпустить. Расслабленное тело совершенно не хочет двигаться. Антон так и сидит на полу душевой кабины с закрытыми глазами и запрокинутой головой, пока не слышит грохот на кухне, который за считанные секунды приводит его в чувство. Он распахивает глаза и слепо осматривается, пытается подняться, хватаясь за скользкие стенки. От горячей воды стенки душевой запотели, и теперь парень оставляет на них размытые следы ладоней. Он поднимается, берет с полки злосчастный гель и выливает на руку еще немного, потому что так и не успел помыться. Что он будет говорить Арсению? Почему он так долго был в душе? Страшно даже представить, что мужчина может подумать. Или узнать. Антон быстро намыливает все тело, смывает с себя остатки геля и косится на шампунь. Решается воспользоваться щедрым предложением, открывает вторую баночку, выдавливает горошину на ладонь и намыливает голову, с ног до головы укутанный запахом Арсения. Он трет кожу головы, пропускает волосы сквозь пальцы и думает, как после такого смотреть Арсу в глаза? Шаст и без того ведет себя как девственница на первом свидании, а сейчас что? Поплывет после первого же долгого взгляда и начнет заикаться при попытке заговорить? Да уж, вот тебе и аукается решение подрочить в чужой ванной. Антон смывает шампунь и перекрывает воду, раскрывая дверцы кабинки. Он мылся действительно долго, и все помещение купается в густом паре, от которого запотели все зеркала. Шаст видит на стиральной машинке стопку каких-то незнакомых вещей, лежащих рядом с его грязными, большое белое полотенце и не сдерживает рвущийся наружу стон отчаяния. Конечно, Арсений к нему заходил! Он же должен был принести полотенце. Боже, и как же много он успел услышать? Видимо, достаточно для того, чтобы молча уйти и плотно закрыть за собой дверь. Даже разгоряченный теплой водой Антон чувствует, как на лице разгорается нелепый, липкий стыд. Он утыкается носом в пушистое полотенце, которое пахнет свежестью порошка и кондиционера, и думает, что был бы совсем не против тут же и заночевать, только бы не выходить из своего временного укрытия. Он хочет спрятаться, запереться, замуровать себя в этой комнате, но тут даже ванны нет, поэтому спать отчаянно негде. Шаст наскоро вытирает тело, ерошит мокрые волосы, убирая с них лишнюю влагу, и вздыхает. Арсений принес ему сменную одежду. Антон не может сдержать улыбку, которая тянет уголки губ в разные стороны: ну вот как можно не влюбиться в этого человека? Юное сердце плавится от такой неочевидной, незначительной заботы, и Шаст, не в состоянии сдержать внутри лавину эмоций, тихо скулит в свое полотенце. Подходит ближе и рассматривает серые спортивные штаны и черную майку с каким-то абстрактным рисунком, откладывает полотенце в сторону и натягивает предложенную одежду на влажное тело. Штаны оказываются ожидаемо короткими и не прикрывают щиколотки, но приятно свободными, а с ростом Антона выбирать не приходится. Он последний раз глубоко вдыхает, сгребает свою одежду и, подумав буквально секунду, выходит из ванной. Антон выключает за собой свет и босыми ногами шлепает по коридору обратно в спальню. В квартире непривычно пахнет чем-то вкусным и болезненно домашним, и в животе у парня снова громко урчит. Он кладет вещи на кровать, складывает их кое-как в кривую стопку и относит на комод. Стягивает с пальцев все кольца и браслеты с запястий, хотя по-хорошему это нужно было сделать перед душем, кладет их на тумбочку к другим своим вещам и, затаив дыхание, медленно возвращается в гостиную. Без привычного металла он чувствует себя бесконечно голым. – Проходи, я суп разогрел и сымпровизировал кое-какие брускетты, – Антон проходит в кухню и видит, как мужчина оборачивается и широко ему улыбается. Кивает в сторону стола и подмигивает, словом, ведет себя как ни в чем не бывало, и парень с надеждой думает, может, он и правда ничего не слышал? Боже, ну конечно же он знает, Шаст. Он же не глухой. – Тебе чай или кофе? Прости, дома больше ничего нет, а магазины уже не работают. Я б чего посерьезнее придумал. – Ого, – Антон несмело отодвигает тяжелый стул и садится. Видит на столе небольшую миску, из которой на него приветливо смотрит борщ, замечает баночку сметаны и тарелку с небольшими бутербродами. На странном маленьком хлебе лежат тонко нарезанные кусочки мяса сверху, а рядом насыпана горка оливок. Или маслин? Хер их разберешь. – Ты сам это приготовил? – Ну, да? – Арсений хмурится, критически осматривая блюда на столе, пока Антон вдыхает вкусный запах домашнего супа. От тарелки идет горячий пар, рот невольно наполняется слюной, и парень изумленно смотрит на мужчину, который развернулся к нему и держит кухонное полотенце в руках. Смотрит и с сомнением добавляет: – Если ты боишься, то можешь не есть. – Ты фто, это капец фкусно, – Антон успевает найти ложку и зачерпнуть ею суп на пробу. Он говорит с набитым ртом и, пусть и понимает, как это некрасиво, перестать жевать не может. Потому что ему правда вкусно, а Арс смотрит на него с широкой улыбкой, выдыхает и, тихо отодвинув второй стул, присаживается рядом. Только вот теперь хмурится Шастун. – А ты чего не ешь? – Не хочу, – мужчина кладет подбородок на ладони, а локтями упирается в стол. Он смотрит на жующего Антона, который очень хочет перестать есть и добиться от Арса ответа, но он такой голодный, что ложка сама лезет в рот. Он черпает еще супа и довольно прикрывает глаза, совсем забыв про сметану. – Так что? Чай или кофе? – Это потому, фто я съел твой суп? – Антон старается сначала жевать, потом говорить, но получается из рук вон плохо. Он не может перестать есть, потому что, во-первых, суп нереально вкусный, а во-вторых, ел он последний раз часа в два дня отхваченную в общем буфете черствую булку. Арсений тихо хихикает и не перестает улыбаться. – Чай, пожалуйста. Если есть, то с сахаром. – Это потому что я не ем по ночам, – Арс усмехается и поднимается со своего места, подходит к шкафчику и достает из него кружку. Ставит ее на столешницу, достает странную баночку с иероглифами и засыпает в ситечко крупные листья черного чая. Лезет в нижнюю полку, достает откуда-то сахарницу и лезет за ложкой в боковую полку. – Стой! Подожди, – Антон не рассчитал и говорит чуть громче, чем нужно. Арсений проливает из чайника немного воды на столешницу и оборачивается, а в глазах – непонимание. Антон виновато улыбается и поднимается, громко отодвигая стул. Чешет влажный после душа затылок и кивает головой в сторону: – Я ж в магазин не просто так ходил. Ща приду. Антон очень хочет доесть, но дело важнее, поэтому он тащится обратно в спальню и в темноте находит свой рюкзак. Открывает молнию и выкладывает на кровать прозрачный пакетик, небольшую коробочку и полную бутылку, хитро улыбается и, прихватив купленное добро, топает обратно. Ногой отодвигает с прохода рюкзак, последний раз осматривает темное помещение и возвращается обратно в гостиную. Шаст буквально вплывает в кухню, держит в руках скромный улов из вечерней «Пятерочки» и улыбается, как довольный чеширский кот. Ставит все на столешницу и оборачивается к мужчине, складывая руки на груди. Потом осматривается еще раз и возвращается за стол, как ни в чем не бывало. Арсений долго смотрит и не понимает. – Ты как-то писал, что никогда не пил какао с маленькими зефирками, – Антон спешит пояснить мужчине свой странный список покупок подростка, которого впервые оставили одного дома, и возвращается к успевшему остыть борщу. Менее вкусным тот не становится, и парень за несколько ложек доедает до конца. Отодвигает тарелку и откидывается на спинку стула, пожимает плечами. – Я подумал, что нужно исправлять это маленькое недоразумение. – И поэтому решил купить целую коробку какао, литровую бутылку молока и целый пакет маршмеллоу? – Арсений внешне выглядит серьезным, но уголки губ подрагивают в отчаянной попытке сдержать улыбку. Он закатывает глаза и откладывает полотенце в сторону, а в голубых глазах пляшет адское пламя. – Вообще-то, мне нельзя есть сладкое, а тем более, ночью. Мне за фигурой следить надо. – А ты сними наблюдение на одну ночь, – Антон игриво подмигивает и чувствует, как уши загораются от такой неслыханной наглости. Он поднимется, на этот раз отодвигая стул аккуратно, берет в руки грязную тарелку с ложкой и подходит к раковине, рядом с которой стоит Арсений. – Пока я мою посуду, ты доставай маленькую кастрюльку. Покажу тебе, как варить настоящее какао. Мне мама в детстве всегда такое варила. У тебя нет аллергии на коровье молоко? – Нет и нет, – Арсений подходит ближе и теперь дышит Шасту в область шеи. Мужчина пытается подвинуть Антона и отобрать у него посуду, но юноша непреклонен в своих желаниях. Он ловко уворачивается и звонко смеется, пока Арс упирает руки в бока и, нахмурившись, пыхтит себе под нос. – Хэй! Ты не будешь мыть посуду у меня в гостях. – Еще как буду. Я помою за собой миску с ложкой и, скажу тебе больше, – Антон понижает голос, подходит ближе к Арсению и слегка наклоняется, чтобы их глаза находились на одном уровне. Он ловит заинтересованный взгляд, в порыве детской игры показывает ему язык и, пока Арс изумленно таращится на него и молча открывает рот, так же тихо договаривает, – даже сварю тебе настоящее какао. И ты поешь со мной, иначе я на тебя обижусь. – Шастажист, – Арсений выдыхает ему в ухо очередной каламбур и пораженно улыбается, качая головой, пока Шаст ловит на себе неугомонные мурашки и празднует маленькую победу. Он медленно, но верно обретает уверенность и перестает стесняться каждого своего слова и взгляда, что не может не радовать. Удивительно, что делает с людьми дрочка в душе любимого мужчины. Пока Антон тщательно моет посуду теплой водой и мыльной губкой, Арсений шарится по полкам в поисках необходимой посуды. Шаст нещадно отвергает предложенные варианты (не, ну Арс реально собрался варить какао в десятилитровой кастрюле?), и мужчина в конечном итоге находит подходящий сотейник, раздраженно ставит его на плиту и смешно выпячивает нижнюю губу. Снова закатывает глаза и кивает Антону, мол, сейчас доволен? Антон доволен, как стадо слонов в саванне, и светит ублюдско яркой улыбкой на весь Питер и его окрестности. Вытирает миску, ложку, кладет их рядом с раковиной, пока мужчина стоит рядом, сложив руки на груди, и ждет. Арс не успел переодеться после улицы и ходит все еще в той же одежде, в которой был на вокзале. Антон мажет взглядом по голой коленке и отворачивается, вытирая руки влажным полотенцем. – Ни черта не умею готовить, но какао – единственное, что всегда получается, – Антон смеется и заливает в сотейник молоко из бутылки, добавляет немного воды, чтобы молоко не пригорело ко дну кастрюльки. Арсений заинтересовано смотрит и улыбается, подает парню ложку, когда тот требовательно протягивает руку, держа в другой открытую пачку с какао. – Дома, правда, мама всегда его варила. А то после меня долго кухню нужно было отмывать. – Маленький поваренок, – Арсений хихикает и едва заметно придвигается ближе, а Антон ставит сотейник на плиту и помешивает молоко, закипая внутри без всякого огня. Близость мужчины все еще заставляет молодое сердце биться чаще, и парень до сих пор не может поверить, что все, что происходит вокруг, – реально. Неужели он правда решился? Боже. – Меня вот бабушка учила готовить. Все, что я умею, только благодаря ей. Арсений грустно улыбается и замолкает, а Шаст не рискует задавать лишние вопросы. Он сейчас на очень зыбкой почве, да и лезть в душу в принципе не привык: если мужчина захочет, то расскажет обо всем сам. Парень засыпает в сотейник две ложки какао с горкой, просит подать ему сахарницу и всыпает такие же большие две ложки сахара. Арс делано ужасается степени сладости и отказывается пробовать «убийственно сладкий сироп, который точно сведет его в могилу». – Скорее, сначала к зубному, – Антон смеется и чувствует, как тревоги отпускают натянутые струнами нервы. Они вдвоем стоят на кухне, за окном почти ночь, вместе готовят и смеются. Арс смотрит на него своими непозволительно красивыми глазами, улыбается, а ямочки на его щеках апперкотом бьют прямиком в челюсть. Антон прищуривается и понижает голос: – Хэй, ты что, мне не доверяешь? – Доверяю, конечно, просто не хочу получить гликемический удар и умереть раньше времени, – Арс усмехается, получает от Антона возмущенный тычок в плечо, отчего начинает смеяться еще сильнее и трет пострадавшее место. Антон разбивает ложкой комочки какао, размешивает сахар и чувствует себя самым счастливым человеком на планете. Глупым, но бессовестно счастливым. – Я слишком молод, чтобы умирать. – Да уж, драматичности тебе не занимать. Поможешь? – Антон качает головой, не переставая улыбаться ни на секунду. Он передает ложку Арсению, касается пальцами его ладони, отчего подушечки начинает неумолимо жечь желание касаться больше. Парень рефлекторно протирает руки о штанины чужих штанов, пытается избавиться от навязчивых образов в голове и занимает руки упаковкой зефирок. Влажными от пота руками он пытается открыть скользкую упаковку, но та никак не поддается, пока Арс не забирает ее, открывая в одно движение. – Спасибо. Антон смущен, но благодарно кивает и забирает пакетик обратно. Высыпает на ладошку несколько штук и закидывает себе в рот, высыпает еще несколько и предлагает Арсу. Мужчина выставляет ладони вперед и отказывается, пытается защититься от настойчивого юноши, но Антон в своем желании накормить Арсения абсолютно непреклонен. – Открой рот, закрой глаза, – Шаст вспоминает глупую фразу из детства и прячет руки за спину, отчего Арс снова закатывает глаза и тяжело вздыхает. Он делает шаг назад, но от Антона не так-то просто сбежать. Он шагает вперед и ловит себя на мысли, что если они продолжат в таком ритме, то начнут танцевать прямо на маленькой кухне. Что может быть романтичней? – Арс, ну ты чего? Это вкусно, попробуй. – Какой же ты приставучий, – мужчина выдыхает и сокрушенно кивает, а радостный Шаст с готовностью протягивает ему раскрытую ладонь. Арсений аккуратно цепляет небольшую маршмелину и кладет себе в рот, жует, прикрыв глаза от удовольствия. – Говорю же, мне нельзя сладкое. Страсть как люблю все вредное, но его последствия приходится долго отрабатывать в зале. – По мне, ты и так красивый, – Антон говорит раньше, чем успевает себя остановить, но делает вид, что помешивание закипающего молока – самое важное и ответственное занятие на планете. Он взгляд не отводит от противной пленочки, что собирается на коричневой поверхности, позволяет себе скосить глаза вбок и замечает на скулах мужчины едва заметный румянец. – Можешь кружки достать? – Ты другого меня не знаешь, – Арс открывает шкафчик и тянется за кружками, пока Антон помешивает какао еще раз и отключает плиту. Да, пусть он не знает. Он много чего еще не знает, и это нормально. Они ведь познакомились совсем недавно, и ему только предстоит узнать удивительный мир Арсения. И только от его настойчивости и упорства зависит, доверит ли ему Арс свои секреты и свое прошлое. – Такие подойдут? Антон молча кивает, разворачивается боком и сыпет в ладошку еще несколько зефиринок. Протягивает Арсу, и в этот раз мужчина уже не ломается. Широко улыбается, вздыхает и берет две из рук Антона, цепляясь на мгновение за его ладонь. Шаст улыбается. Антон вообще весь вечер улыбается. Щеки уже болят. Парень разливает какао по кружкам, каждому строго поровну. Под неодобрительным взглядом и под старческое ворчание Арсения про его какое-то неправильное гостеприимство моет за собой еще и кастрюльку, ставит ее обратно на плиту, отчего вода на стенках шипит от контакта с горячей конфоркой. Антон завершает свой эксперимент и насыпает маршмеллоу прямо из пачки: себе – с горкой, Арсению – чуть меньше. Чайными ложками финально перемешивает и двигает кружку к Арсению. – Очень вкусно, – Арсений делает первый глоток, не дожидаясь Антона, а у того кончики ушей загораются гордостью. Он выдыхает и улыбается, пока Арсений облизывает шоколадные губы, и Шаст теряется в долгом взгляде на чужой вертлявый язык. Парень зависает и совершенно забывает про свой напиток, пока Арс не стреляет в упор голубыми озерами. – Ты молодец. – Спасибо, но ты все равно вкуснее готовишь, – Антон берет свою кружку, пробует и понимает, что действительно угадал со всеми пропорциями: какао вышло идеальным. Он возвращает комплимент и садится за стол, громко отодвигая массивный деревянный стул. Плюхается на него, хватает с тарелки один бутерброд и жадно впивается в него зубами. Вкусно. – Какао – мой максимум. А вот ты прирожденный повар. Я супы такие вкусные только у мамы с бабушкой ел. Сам вот готовить не научился. – А что же ты ешь тогда? – Арсений отодвигает стул напротив и присаживается рядом с Антоном. Ставит кружку на специальную подставку под горячее, откидывается на спинку, а Шаст ногами чувствует чужое прикосновение стоп в носках. Обнаженную кожу ног жжет непривычный контакт, и юноша не двигается, только чтобы не спугнуть удачу. – Ничего хорошего, – Антон усмехается и пожимает плечами, цепляет еще один бутерброд и отправляет его в рот, щурясь от приятного и необычного вкуса солоноватого мяса. – В основном полуфабрикаты покупаю в магазине, а так еще могу пиццу заказать, роллы и все такое. Супы ем, только когда домой езжу, но сейчас редко у них бываю: отпуск на работе не дают, козлы. А ты это, давай, тоже цепляй. Очень вкусные бутеры. – Это не бутеры, а брускетты, – Арсений поправляет его и хихикает, но сдается и берет один бутерброд, аккуратно откусывая от него кусочек. Шаст по привычке громко сербает горячим какао и сбивчиво извиняется, пока Арс роняет на стол зеленый листочек, быстро поднимает его и кладет обратно на мясо. – Тут, между прочим, обжаренная чиабатта с крем чизом, кусочки груши под пармой и рукола. А ты взял и обозвал классическую итальянскую закуску обычным бутербродом. Еще изысканный хамон ветчиной назови. – Назову обязательно, не переживай. Я ж в таком богатстве не разбираюсь, – Антон смеется и берет с тарелки еще одну брускетту. Он неприлично счастлив, счастлив настолько, что хочет кричать об этом на весь мир. Ему кажется, что он начинает светиться изнутри, и даже не пытается это скрывать. Тягучее, сладкое счастье заполняет уставшее тело, хочется кричать, хочется молчать, хочется выть и одновременно таить его в себе так долго, насколько это вообще возможно. Арсений сидит рядом. Арсений смотрит на него и улыбается. Арсений смеется. Он тут, рядом, только руку протяни. Живой. Настоящий. – Расскажешь о себе? – Арс наклоняет голову вбок и тянет руку к тарелке, берет с нее кусочек хамона, зеленую оливку и обворачивает ее мясом. Отправляет незамысловатую закуску в рот, пока Антон кивает и делает еще один глоток какао, на этот раз стараясь сделать это тихо и не позориться. – Я же явно еще многого о тебе не знаю. – Как и я о тебе, – Шаст хитро щурится, стараясь не обращать внимания на болезненный укол под лопаткой. Арс редко рассказывает о себе что-то личное, практически не говорит про детство или личную жизнь, а те жалкие крохи, что Антон прикрепил на свою воображаемую доску с информацией об Арсении, дались ему или долгими расспросами, или же неслыханной удачей. – Что ты хочешь узнать? – Насколько я понимаю, ты не москвич, – Антон кивает в ответ, потому что это довольно очевидный факт про него. Про маму с бабушкой он говорит часто и не всегда к месту, потому что, несмотря на то, что он звонит им довольно редко, очень скучает. Шаст давно собирается съездить домой, но чертов отдел кадров снова что-то напутал с его графиком. – А приехал откуда? Если не секрет, конечно. – Не секрет, конечно, – эхом отзывается Антон и улыбается Арсению так, словно тот говорит совсем уж очевидные глупости. Мужчина кажется ему одновременно уставшим, но непривычно расслабленным, а идеально уложенные волосы незаметно для него немного растрепались, вызывая у парня теплое жжение в районе сердца. – Я из Воронежа. Провел там все детство, закончил школу, а после друг настоял на моем переезде и поступлении в московский универ. – Какой хороший друг, – Арсений улыбается, но взгляд становится чуть более напряженным и колким. Шаст замечает тонкие корочки льда в голубом океане напротив, но мужчина никак не выдает изменений в своем настроении. Он делает глоток из своей кружки, ловит чайной ложкой последнюю нерастаявшую зефирку и прячет взгляд в шоколадной жидкости. – Он молодец, правильно настоял. – Он для меня просто друг и друг действительно замечательный, – Антон не понимает, почему пытается оправдываться перед Арсом, но считает нужным «пояснить за базар». Арсений смотрит на него долго, но расслабляется, и улыбка на темных губах неизбежно становится мягче. Вот они, все козыри личной жизни на столе. Чей ход следующий? – Терпит меня вот без малого пятнадцать лет. Вы с ним, кстати, почти ровесники. Мне даже кажется, что вы бы поладили. Он временами бывает таким же невыносимым душнилой. – Считаешь меня душным? – Арсений возмущенно втягивает в себя воздух и сдерживает смех, профессионально отыгрывая злость. Он прикладывает руки к груди и драматично закатывает глаза, но сыпется и тихо хихикает, поднимая кружку в руке. Прищуривается и наклоняется ближе к столу, понижая голос: – Так вот откуда в тебе тяга к мужчинам постарше, еще со школы, получается? Уже тогда сводил с ума всех молодых учителей? – Боже, Арс, – Антон теряется в пошлых, откровенно непристойных намеках, и чувствует, как стыд затапливает его по самые уши. Он уверен, что щеки уже покрылись красными пятнами, и выдыхает, пряча лицо в ладони. Он совсем забывает и про зефирки, которые высыпались из пачки на стол, и про остывающее какао, потому что Арс способен лишить его спокойствия одним лишь двусмысленным замечанием. – Птичка моя, не смущайся ты так, – Арс наклоняется еще сильнее, приподнимается и через стол тянет руку к Антону. Касается его сложенных домиком ладоней, заставляет опустить руки от лица и плюхается обратно на свое место, утягивая руку Шаста за собой. – Я же шучу. Я очень рад, что у тебя есть такой крутой заботливый друг. – А у тебя такой есть? – Антон расслабляется под нежными прикосновениями и улыбается, позволяя себе наглость личных вопросов. Арс поглаживает большим пальцем тонкую кожу запястья и бегает хрупкими пальцами по выступающим костяшкам и играющим под кожей сухожилиям, а Антон изо всех сил пытается контролировать неконтролируемую дрожь, которая от коленок перебирается на всю поверхность тела. – Есть, и, честно говоря, ближе него у меня только мама, – улыбка Арсения становится какой-то другой, и от былого веселья в ней мало что осталось. Мужчина не выпускает руку Антона из своей, из-за чего парню приходится наклоняться и вплотную прижиматься грудью к столу, но он готов вытерпеть любую боль острых углов, только чтобы получить еще хотя бы крупицу информации. – Мы с ним полжизни дружим и прошли через такое, что лучше даже не вспоминать. Но цену дружбы я, уж поверь мне, знаю. – Это здорово. Я очень рад за тебя, – Шаст не особо понимает, как правильно нужно отвечать, ведь то, что говорит Арсений, вызывает в нем тупую, давящую печаль. Неужели Арс настолько одинокий? Неужели действительно никого близко к себе не подпускает? Но чем тогда Антон заслужил подобную привилегию? Почему именно он удостоился столь высокой награды? Шаст пытается выкрутить разговор из минорного настроения: – А ты из Питера, получается? – Приехал из Омска тринадцать лет назад, – после короткой паузы все-таки выдыхает мужчина и выпускает руку Антона из своих. Холод остро обжигает ладони, и Антон торопится их спрятать под стол, теребит край майки, чтобы хоть чем-то их занять. Как же сильно не хватает сейчас привычных колец: их хотя бы можно крутить на потеющих пальцах. Арсений задумчиво смотрит перед собой, крутит полупустую кружку и молчит. Приятное теплое молчание осталось где-то внизу, в машине Арсения на стоянке под домом. Молчание сейчас болезненно давит на Антона удушающей тяжестью, и от него никуда не спрятаться. Мужчина больше не делает попыток поговорить, он ушел глубоко в себя, и Шаст поздно понимает, что, кажется, сам того не желая, поднял неприятную для Арсения тему. Момент откровения отчаянно упущен, и парень пьет какао молча, потому что это явно лучшее, что он может сейчас сделать. Договорился уже, спасибо пожалуйста. Они сидят так еще какое-то время. Изредка перебрасываются короткими фразами, но разговор адски не клеится. Антон успевает допить свое какао до конца, почти полностью съесть остатки маршмеллоу из пачки, пока Арс не выцедил и половины шоколадного напитка. Парень по-прежнему прокручивает разговор в голове и силится понять, что же он такого успел наговорить, но вины своей так и не находит: по всей видимости, прошлое мужчины было совсем не радостным, и Антон своими расспросами не вовремя вскрыл болезненные воспоминания. Ну вот откуда он мог знать, что упоминание родного города загонит Арсения глубоко в себя и, кажется, с концами? Или разговор о близких друзьях, который Арс охотно поддержал в самом начале? О чем таком он напомнил мужчине, что тот скис прямо у Антона на глазах? Почему тот смеялся и озорно шутил, умудрившись смутить Антона, а в следующую секунду совсем размяк? Как и почему его настроение скачет хуже кардиограммы у человека с аритмией? Ответов нет, и Антон смотрит на мужчину за столом, который держится одной рукой за чашку, а второй подпирает подбородок. Невидящий взгляд уткнулся в стену за спиной юноши, губы плотно сжаты, а поверхностное дыхание едва слышно в тотальной тишине кухни. Шаст хочет сделать уже хоть что-нибудь, подняться и выключить свет, оставив только тусклую подсветку, чтобы или не видеть больше безжизненных голубых глаз, или попробовать растормошить мужчину, вытащить его из личного филиала ада. Но жопа словно приросла к стулу. Антон боится тревожить Арса, который дрейфует на волнах воспоминаний, боится трогать его или, что еще хуже, навредить своим вмешательством. Его сюда позвали только из вежливости, и Шаст не имеет никакого права влезать в жизнь Арсения, а уж тем более, в его голову. Туда его точно не звали, и грубое нарушение транса и вторжение в его личную жизнь ничем хорошим Антону точно не аукнется. Хочется в туалет и спать. Выпитое какао давит на мочевой, и Шаст закидывает ногу на ногу, чтобы хоть как-то притупить желание пописать. Он тихо зевает куда-то в плечо и смотрит на электронные часы, блестящие на плите: почти час ночи. Хотел бы он всю ночь просидеть на кухне с Арсением и проговорить обо всем на свете, обсудить всех и вся, рассказать про школу и про КВН, рассказать про Диму и послушать еще про друга Арсения, ведь тот, вроде бы, действительно ему дорог, но… Антон снимает ногу с другой ноги, упирается ею в пол, и стул предательски громко отъезжает от стола, оставляя после себя едва заметный след на полу и невероятно громкий непозволительный скрип. Арсений подрывается со своего места и мотает головой в разные стороны. – Бля, Арс, прости, – Антон неуклюже встает следом, отчего стул едет еще дальше и так же противно скрипит деревянными ножками по плитке. Юноша матерится и отодвигает его руками, оставляет так далеко, чтобы, не дай бог, не услышать ублюдский скрип еще раз. С волнением смотрит на Арсения, который промаргивается, и виновато улыбается. – Извини, пожалуйста, я не хотел тебя беспокоить. – Не извиняйся, это я должен просить у тебя прощения, – Арс давит из себя усталую улыбку и плюхается обратно на стул. Он откидывается на спинку и трет лицо руками, поднимает очки на голову и трет глаза, смотрит на парня невидящим взглядом и переводит его вбок. Опускает очки на переносицу, смотрит еще раз и, встревоженный, быстро поднимается. – Боже, что ж ты не говоришь, что уже так поздно? Тебя нужно срочно спать укладывать. – Я же не маленький, чтобы меня укладывать, – Антон возмущенно бурчит, опустив голову вниз, но, честно говоря, совсем не против, чтобы Арс его уложил, а еще лучше, чтобы лег рядом и совсем не давал ему уснуть. Шаст смаргивает нелепые образы с глаз и поднимает голову, несмело улыбаясь. – Спасибо, Арс. За то, что приютил у себя. – Маленький, конечно. Тебе сколько лет? – Арсений улыбается, и туман грусти над голубыми озерами медленно испаряется. Он снова наклоняет голову вбок и смотрит на Антона долго-долго, почти не моргает, а у Антона во рту пересыхает от такого пристального внимания. Он мнется на месте, умоляет себя не опускать глаза в пол, и сердце плавится от того, что кто-то снова считает его маленьким мальчишкой. – Пожалуйста, птичка моя. Но за такое не благодарят. Я не мог поступить иначе и оставить тебя на съедение бомжам. – У вас в Питере и такое бывает? – Антон прыскает от смеха, но с опасением косится на мужчину, не понимая до конца, шутит он или говорит серьезно. Он много разных историй читал про потаенные питерские улочки и про то, какие порой «находки» там можно обнаружить. Лицо Арса непроницаемо, но мочевой решает напомнить о себе неприятным спазмом. Антон тушуется: – Слушай, мне бы отлучиться ненадолго. – У нас и не такое бывает, – Арс подмигивает и отворачивается к столу, собирает кружки с тарелками в центр и отходит к столешнице. Открывает дверцу шкафчика и чем-то гремит, после чего возвращается с подносом и составляет грязную посуду на него. Антон терпеливо ждет и стоит рядом со столом, смотрит за мужчиной, пока тот не поворачивает на него голову и с удивлением спрашивает: – Ты что, моего разрешения ждешь? Боже, Антош, ну иди, конечно. Иди куда только захочешь. На сегодняшнюю ночь это и твоя квартира. Антон тупит глаза в пол, тупит в целом и, тихо поблагодарив Арсения еще раз, идет в туалет. Ну ты и тупень, Шаст. Зачем каждый раз выставлять себя таким додиком? Ну и чего ты там застыл? Ты же не разрешения ждал, а чего? Чего ты ждал? Антон закрывается в ванной, смывает за собой и подходит к раковине. Моет руки, заглядывает в зеркало и, опустив голову вниз, моет лицо холодной водой. Плещет ею и в глаза, и в рот, трет, пока щеки не немеют от холода, только чтобы привести себя в чувство. Он понимал, что ночь с Арсением будет длинная, но чтобы ему было настолько тяжело... Утром он точно займется поиском хостела. На обратном пути Шаст застает Арсения уже в спальне. Замечает на кровати отсутствие покрывала и стопку свежего постельного белья, рядом с которой растет еще одна стопка. Арс ковыряется в открытом шкафу и периодически кладет что-то в стопку поменьше, тянется вверх и пытается достать подушку с самой верхней полки. – Давай помогу, – Арс оборачивается на него, улыбается и благодарно кивает. Отходит в сторону, и Антон одним движением достает подушку, передавая ее в руки мужчине. Они вдвоем держатся за хлопковую ткань, пока Шаст рассматривает удивительные ямочки и не закашливается комплиментом, отпуская руки. – Что-нибудь еще достать? – Спасибо, больше ничего не нужно, – Арсений осматривает шкаф, кивает самому себе и задвигает дверцу. Кладет подушку сверху небольшой стопки и машет рукой в сторону кровати: – Думал, успею тебе постельное поменять. Тебе, может, еще чаю или кофе сделать? Я перестелю, пока ты попьешь. – Не нужно, – Антон выпаливает быстрее, чем Арс успевает договорить, и прикусывает язык. Тот, нахмурившись, смотрит на парня, а паника внутри Антона разрастается хуже сорняков на грядке. Как объяснить мужчине, что он не хочет перестилать его постель? Ему стыдно признаваться даже самому себе, что он хочет спать, укутанный запахом Арсения: он мылся шампунем Арсения, весь вечер провел в одежде Арсения, и раз уж ему не светят объятия Арсения, то светит хотя бы его белье. Постельное. Только постельное. Боже… – Арс, я… Я сам перестелю. Иди отдыхай. Тебе, может, одеяло нужно забрать? – Ага, и оставить тебя без него. У меня плед на диване лежит, – Арсений кивает в сторону кухни-гостиной и мнется на месте, осматривая кровать, постельное и Антона. Шаст молится всем существующим и не существующим богам, только чтобы Арс не начал задавать еще вопросы, потому что точно не выстоит и сольется. Еще и опозорится, потому что его желания мощно пованивают каким-то маньячеством. Арс расслабляется: – Тебе точно помощь не нужна? – Точно не нужна. Я мальчик самостоятельный. Почти всегда сплю с заправленным пододеяльником, ты же сам видел, – Антон видит, как теплая улыбка растекается по темным губам напротив, и улыбается сам. Они провели в онлайне непозволительно много времени, и, чаще всего, именно в кроватях друг друга, как бы двусмысленно это ни звучало. Шаст все на свете бы отдал за возможность спать с Арсением, да даже просто спать, без намеков на большее, но он терпит и события не торопит. – Спокойной ночи, Арс. – Спокойной ночи, птичка моя, – Арсений поднимает подушку с самого верха стопки и прижимает ее к груди, перехватывая двумя руками. Стоит и смотрит на Антона, после вздыхает и, ухватив свое постельное, выходит из спальни. Старается закрыть за собой дверь ногой, потому что руки заняты, хлопает ею слишком громко и извиняется через дверь. Антон посмеивается и присаживается на кровать, выдыхая. Теперь он остался один. Наедине со своими сжирающими мыслями. Он упирает локти в коленки и запускает пальцы в подсохшие кудряшки, опуская голову вниз, прикрывает глаза. Может, у него у самого аритмия? Потому что сердце целый вечер разгоняется от неспешного постукивания до скорости света за считанные секунды. Парень, как завещал Нойз, за закрытой дверью может делать все, что хочет, но хочет только поскорее отключиться. Он слышит, как Арсений возится на кухне, решительно встает и стаскивает с себя штаны с майкой. Бережно складывает каждую вещь, кладет их на комод и ложится на кровать сверху, складывая руки на груди. Арсений был прав: в квартире не холодно, и Антон в одних трусах чувствует себя более чем комфортно. Шаст замечает на тумбочке свой телефон, берет его и снимает блокировку. Видит новое сообщение от Поза, читает на экране лаконичное: «Не убейся, жду», и широко улыбается. Очень в стиле Димы: с заботой и без лишних вопросов. Макар уже, наверное, обзвонился бы, выведал у Антона все подробности и организовал бы вертолет с репортерами и камерами по всему периметру. Арсений на какое-то время затихает, и Шастун думает, что тот улегся спать, но полоска света под его дверью снова загорается. Следом за ней он слышит шум включенной воды, звон посуды в раковине, и решает все-таки ложиться. Пришло время закончить этот насыщенный событиями день. Парень кряхтит и с трудом поднимается, потому что уставшие мышцы уже умоляют его улечься и отдохнуть. Достает из рюкзака зарядное и, подключив его к ближайшей розетке, оставляет телефон на тумбочке заряжаться. На этот раз забирается сразу под одеяло, укрываясь им с головой. Он был прав: все отчаянно пахнет Арсением. Хочется погрузиться в его запах с головой, хочется принять из этого запаха ванную, хочется стать парфюмером и навсегда законсервировать его в бутылке. Хочется вырвать легкие из груди, чтобы только больше не ощущать никаких других запахов, кроме этого. Потому что Арсений – лучшее, что Антон когда-либо нюхал. Антон лежит на спине, пока мягкая ткань пододеяльника касается обнаженного тела. Он слушает, что происходит за стенкой, прислушивается к происходящему на кухне и расслабляется, вдыхая глубже, заполняя прокуренные легкие лучшим запахом на свете. Настойчиво гонит из головы пустые надежды, что мужчина в любой момент может зайти к нему. Например, спросить, все ли в порядке? Узнать, перестелил ли он постельное? Просто молча зайти и посмотреть на наглеца, что решил спать в его постели. Прийти к нему и остаться..? Антон гонит мысли, словно скот на выпас, но они упрямые и возвращаются обратно, совершенно его не слушая. Арсений успокаивается через несколько минут. Шум воды затихает, шагов тоже не слышно, и полоска света под дверью через какое-то время пропадает. Только вот тишина квартиры совершенно не помогает Антону уснуть. Он слушает звук машин, изредка проезжающих во дворе, замечает стук часов, висящих над комодом, концентрируется на них и начинает раздражаться. Чем настойчивее Антон пытается уснуть, тем сильнее отталкивает сон от себя. Шаст лежит на спине, закрывает глаза, но сон не идет. Переворачивается на бок и начинает медленно считать от единицы до тысячи в жалких попытках побороть бессонницу, но в какой-то момент ловит себя на том, что отсчитывает секунды в такт часам, и сбивается, злится еще больше. Через время становится невыносимо жарко, и Антон откидывает от себя одеяло, переворачивается на живот и утыкается лицом в подушку. В таком положении дышать практически невозможно, и он возвращается на бок и возвращает одеяло обратно на себя: спать без него он совсем не привык. Подушки у Арсения гораздо удобнее, чем у Антона дома, одеяло тонкое и приятное на ощупь, но кровать слишком широкая и большая для него одного. Шаст сначала ложится посередине, но спустя время понимает, что ему слишком пусто, и скатывается на левую сторону. Слишком много места. Свободного места. Как можно одному спать на таком траходроме? Хотя, наверное, он в первую очередь и не для сна предполагается. Антон старается не думать, чем Арс мог заниматься здесь и кого вообще водил в свою квартиру, берет вторую подушку и прижимает ее к своей груди, крепко обнимая. Необходимость касаться воет внутри страшными сиренами, ведь никакая подушка, пусть даже насквозь пропитанная любимым запахом, никогда не сможет заменить Арсения под боком. Пусть даже на экране телефона. Тело успокоить в разы проще, чем голову. Воспоминания насыщенного вечера крутятся заводной юлой по кругу, Антон гоняет их одно за другим, анализируя и наслаждаясь нелепыми разговорами, сложными взглядами, странным поведением Арсения и своим перманентным смущением. Сердце тянет в груди, и парень не может перестать улыбаться. Наружу рвутся крики радости, вопли счастья, но уже слишком поздно, да и он не маленький мальчик, чтобы стать посреди магазина и закричать, поэтому он может только тихо пищать. И он пищит в подмятую под себя подушку, потому что все это слишком. О нормальном сне можно забыть. Как можно спокойно спать, когда за стенкой лежит Арсений? Арсений, который всегда был так болезненно далеко, а теперь они спят в одной квартире. Арсений, который еще вчера спал в этой кровати и даже не догадывался, чем закончится его пятница. Антон искренне благодарен хостелу за такую подставу, ведь именно из-за нее у него появился шанс познакомиться с Арсом поближе и узнать его настоящего, без многочасового вылизывания квартиры перед приездом гостей. Мужчина позволил ему увидеть чуть больше, чем планировал, позволил увидеть, чем и как живет. По-настоящему. Антон тонет все глубже и глубже. Влюбляется сильнее с каждой секундой, хотя порой кажется, что сильнее уже невозможно. Арсений неизбежно раскрывается перед ним, дарит крупицы знаний, пусть и нехотя и иногда случайно, но делится личным и понемногу пускает парня за свои каменные стены. А Антон благодарен. Он бережет все знания, подкалывает их в воображаемое личное дело с аккуратным почерком на картонной папке, где пока красуется простое, лаконичное «Арсений», и просто ждет, наслаждаясь небольшими победами. Антон в очередной раз переворачивается на живот, и с сожалением выдыхает. Снова хочется в туалет и смертельно хочется курить, да попить не мешало бы после сладкого какао. Чертово какао! Парень пытается отвлечься и силится заснуть, но сна как и не было, так и нет до сих пор. План проваливается, и, провозившись в кровати еще несколько минут, Антон побежденно садится, натягивает на себя майку и встает. Главное, не наебаться где-нибудь по дороге и не разбудить Арсения. Шаст решает начать с простого и идет сначала к туалету. Свет не включает, чтобы не беспокоить мужчину на кухне, находит дорогу по памяти. Тихо щелкает выключателем, быстро закрывает дверь ванной, чтобы свет оттуда не добрался до гостиной, и счастливый быстро облегчается. Пока вода шумно набирается в бочок, Антон разглядывает еще теплое помещение с запотевшим зеркалом и понимает, что Арс тоже успел принять душ. Знакомые вещи лежат в корзине для белья, и Антон в ужасе останавливает себя от того, чтобы начать в ней копаться. Больной, что ли? Господи, ну ты же не извращенец, ей-богу, куда тебя несет? Но, судя по всему, только пока, потому что Шаст определенно начинает сомневаться в адекватности своих поступков. Антон мотает головой и тихо открывает дверь. Замирает, слушает привычную тишину без возни на диване, ступает в коридор и выключает за собой свет. Стоит какое-то время, чтобы глаза успели привыкнуть к темноте коридора, думает, стоит ли идти к Арсу или все-таки вернуться и попить из-под крана, но вспоминает металлический привкус воды и с сожалением отказывается от этой идеи. Проваляться в инфекционке все выходные он точно не планировал. Шаст возвращается в спальню, достает из рюкзака новую пачку сигарет, берет с тумбочки зажигалку и, зажав все добро в руках, выдыхает. Медленно идет в гостиную, стараясь не шлепать босыми ногами по ламинату, крадется мимо спящего на диване мужчины в полной темноте и проникает за перегородку в кухню. Глаза видят отчаянно плохо, как бы часто Антон ни промаргивался, и парень зажмуривается еще раз, шарится руками около мойки в надежде, что Арс не убрал помытую ранее кружку. Ему бы сначала зажмуриться, а потом уже начинать свои безуспешные поиски кружки, вот только Антон тогда не был бы Антоном. Он случайно цепляет рукой ложку, оставшуюся на раковине, пока тянет руку вперед, и ложка с грохотом падает на пол, лишая парня желанной приватности. Шаст зажмуривается и замирает, практически переставая дышать. Операция позорно провалена, капитан. – Тоже не спится? – хрипло интересуется Арсений, который, судя по звукам, ворочается на диване. Верхняя подсветка над Антоном загорается привычным синим свечением, и спустя несколько секунд на кухню тихо вплывает Арс. Его волосы все еще влажные после душа и безобразно красиво взъерошены подушкой. Антон пытается майкой прикрыть трусы с Капитаном Америкой, но она для этого неприлично короткая. – Прости, я не хотел тебя будить, – Антон смущен и не знает, куда себя деть. Он видит, что Арс тоже вышел к нему в майке и черных боксерах, но парень определенно не готов к такому уровню доверия и близости. Нет, безусловно, это то, чего он хочет больше всего на свете, но блядь, не тогда же, когда его Кэп может поднять свой щит в любой момент! – Пришел попить, а потом думал спуститься вниз покурить. – А я и не спал, – Арс трет глаза руками, привыкая к свету. Босые ноги аккуратно касаются светлой плитки на кухне, и мужчина медленно подходит к столу, слепо нашаривая на нем свои очки. Надевает их, поправляет на переносице и широко улыбается пристыженному Антону, который так и замер с одной вытянутой рукой, а второй прикрывая свои позорные трусы. – Сейчас налью. Арсений подходит ближе, и Антон не может себя контролировать. Он буквально отшатывается от мужчины, делает широкий шаг назад, а изо рта вырывается нервный смешок. Он сбивчиво извиняется и прячет глаза в батарею, потому что смотреть на Арсения не может. Тот в своих привычно неприличных боксерах, которые невозможно тесно обтягивают его тело, и Антону стоит титанических усилий не смотреть вниз. Он уязвлен, и если позволит себе слабость, то сдаст себя со всеми потрохами. И голышом сбежит, забыв здесь все свои вещи. Арсений открывает дверцу шкафчика, снимает с подставки две кружки и ставит рядом. Открывает специальный кран и набирает фильтрованную воду сначала в одну кружку, потом в другую. Одну протягивает Антону, снова мазнув пальцами по грубым костяшкам, вторую оставляет себе и отпивает. Антон благодарно улыбается и прячет взгляд в кружке, пока легион мурашек выдвинулся в наступление. – Курить можешь на любом из балконов, ибо на улицу в такое время суток я тебя не выпущу. И точно не в таком виде, – мужчина не смотрит в сторону Антона, прячет улыбку в кружке, но по его хитрому оскалу Антон понимает, что тот все прекрасно видел. Парень смотрит на оставленные на столешнице сигареты. Он знает. И знает, что Антон знает. Знает, что все видел. Щеки горят огнем, а Арсений привычным жестом поправляет челку и добавляет чуть тише: – Кэп. Антон жалеет, что не имеет в роду страусов, потому что совсем не против сейчас провалиться под землю. И, желательно, там и остаться, потому что пережить такой позор точно не сможет. Ему не сбежать, не упасть, не пропасть, и он стоит в одних трусах перед предметом своих влажных снов и не находит никаких слов. Что он там говорил, что не откажется от кастомных вещей? Можно смело об этом забыть. Вернувшись в Москву, он сразу же пойдет и купит себе парочку классических черных, блядь, трусов. Антон допил, но уходить не торопится. Ставит кружку на столешницу рядом, стоит, воткнув взгляд в пачку сигарет, несмело переступает с одной ноги на другую. Арсений тоже допивает, забирает кружку Антона и ставит две в раковину. Складывает руки перед собой и не уходит. Совсем не двигается. Стоит. Ждет? Но чего ждет? Антону плохо до черных мушек в глазах. Он не вывозит того, что творит с ним близость мужчины. Бессовестно почти обнаженного, спокойно стоящего напротив и смотрящего в упор. Можно протянуть руку и ощутить торс, который Антон успел изучить до мельчайших родинок, торс, который до безумия часто мелькал на экранах его устройств. Можно ощутить кончиками пальцев нежную кожу бедер, которыми мужчина множество раз бесстыдно светил перед камерой. Можно. Только руку протяни. Но он не может, пусть пальцы и сводит от желания прикоснуться хоть на мгновение. Страх сковывает и мешает нормально дышать. Они стоят рядом, в опасной близости друг от друга, стоят на расстоянии черт-возьми-шага. Антон слышит, как тяжело дышит мужчина, и сам дышит чуть ли не ему на ухо. Неосторожно мажет взглядом по его лицу и замирает, словив ответный темный взгляд. Лишь один слой тонкого хлопка отделяет парня от тела, о котором тот мечтал многие месяцы. Вот только между ними гораздо больше, чем просто ткань. Молчание. Непонимание. Недосказанность. Неопределенность. К кому приехал Антон? На каком основании? В качестве кого он спит в его кровати? Просто знакомого? Человека, которому негде ночевать? К кому приехал Антон? К чужому человеку? Хорошему знакомому? Другу? Или его позвали для разового перепихона? Но почему тогда их общение буквально пропитано густой неловкостью? Он не находит ответы и хочет спросить напрямую, но связки сковывает нарастающее возбуждение. А игра в гляделки и молчанку лишь накаляет градус. – Максимально неловкая ситуация, – хрипло бросает Арсений, приподнимая уголки губ, а у Антона кончики пальцев леденеют. Арс хрипло смеется, и Шаст ловит в его глазах что-то… призрачное, что-то важное, что-то, что прячется за искрами веселья в привычной синеве, что-то прошу-помоги-мне-понять-что. Антон смотрит, пытается разобрать, но ничего не выходит. Арсений молчит. – Боже, да, – выдыхает Антон и нервно смеется. Он прерывает зрительный контакт и проводит рукой по лицу, прикрывая глаза. Под ребрами сладко ноет, а пальцы дрожат от клокочущего волнения. Парень не двигается, не уходит, банально не может сделать ни шага: ноги словно стали деревянными. Что же он видел? – Есть вино, бренди и коньяк, – Арсений поворачивает голову и теперь стоит немного боком. Мужчина хрипит, и этот откровенный хрип пробивает Антону под дых, так, что он почти задыхается. Он чувствует, что безвозвратно теряет контроль и на негнущихся ногах отворачивается от мужчины. Это неправильно. Это слишком. Боже. – Коньяк, – парень выпаливает ответ быстрее, чем нужно, но Арс этого, кажется, не замечает. В неравной борьбе с собой Антон отчаянно проигрывает. Опирается на отодвинутый стул, вжимается в деревянную спинку руками и из-под полуопущенных ресниц наблюдает за мужчиной, стараясь не опускать глаза ниже дозволенной футболкой поясницы. – Спасибо. Арсений молча кивает, отходит в сторону и достает с верхней полки большие коньячные бокалы и маленькие привычные рюмки. Дергается в другую сторону и вытаскивает из нижнего шкафчика пузатую бутылку с запечатанной крышкой, до краев наполненную карамельной жидкостью. Ставит ее на столешницу, выпрямляется, дергается от громкого звука захлопнувшейся дверцы. Стекло бокалов тихо звенит. Мужчина мельтешит на кухне, его движения рваные и резкие. Он торопится, ходит в разные стороны, достает из холодильника лимон и берет разделочную доску. Та выпадает из его рук, когда Арс лезет за ножом, и оба предмета чуть не падают ему прямо на ноги. Он сдавленно ругается и возвращает доску на место. Антон со своего места видит, как руки подрагивают, не слушаются, и скользкое лезвие ножа соскакивает с лимонной кожуры на доску, едва не задевая изящные пальцы. – Я сейчас вернусь, – Антон понимает, что для них двоих будет лучше побыть наедине какое-то время, и быстро сбегает из кухни, оставляя Арсения бороться с вооруженным кислотой лимоном в одиночку. Он не дожидается ответа и выходит из гостиной, скользит в спальню и даже дверь не закрывает: сейчас Арс точно к нему не пойдет. Шаст прячется в темноте комнаты, присаживается на кровать и закрывает лицо руками, выдыхая. Протирает его, зачесывает волосы назад, решительно встает и ищет глазами спортивные штаны. Забирает их с комода, пытается натянуть на себя и едва не падает, запутавшись в правой штанине. Тихо матерится и все-таки падает на кровать, лежа надевает штаны, но вставать не торопится. Что же они делают? Сексуальное напряжение между ними способно воспламенить квартиру. Антон уверен, что Арсений чувствует то же самое, только вот почему никто из них не спешит поторопить события? Почему такой уверенный на словах Шаст не может даже заикнуться о том, чтобы поцеловать мужчину? Только стоит рядом и сходит с гребанного ума от вида открытой шеи и длинных, голых, до помешательства знакомых бедер. Антон поднимается, хлопает себя по пустым карманам и вспоминает, что оставил сигареты на кухне. Проверяет еще раз телефон: новых сообщений от Димы нет, Макар энд компани молчат в общем чате, а часы за это время успели натикать почти два ночи. Парень оставляет телефон на тумбочке, несколько раз глубоко вдыхает, выдыхает и возвращается к Арсению. Тот тоже успел одеться, но черные обтягивающие лосины делу совершенно не помогают, плотно обтягивая все непозволительно округлые места. Интересно, у Арса фетиш на неудобную узкую одежду? Антон сглатывает и думает, что коньяк в их случае будет очень кстати. Мужчина порхает на кухне и визуально выглядит заметно успокоившимся. Расслабленная улыбка играет на розовых губах, и только изредка подрагивающие пальцы выдают в нем плохо скрываемое волнение. Антон подходит ближе к Арсению и заглядывает через его плечо. Тот едва заметно вздрагивает, но поворачивает голову и выдыхает, обжигая горячим дыханием щеку Антона. Парень смущенно улыбается и делает шаг назад, пока Арс поворачивается к нему и отходит куда-то за его спину. Мужчина успел сообразить незамысловатую закуску, и маленькие тарелочки с сыром, лимоном, остатками хамона и оливками, прижавшись друг к другу, стоят на небольшом подносе. Сверху, опасно накренившись, болтается небольшая миска сухариков. М-м-м, чесночные. – Как видишь, насчет еды я не соврал. Ее действительно нет, – Арсений виновато улыбается и пожимает плечами, а Антон не может перестать улыбаться. Арсений, который терпеть не может признавать свои ошибки и не привык показывать свою неидеальность, сейчас перестал делать вид, что все контролирует. Очередная стена между ними с грохотом падает. Арсений, который смущен и которому неловко, – что-то невероятно неописуемое. – А поднос зачем? – Ты же курить собрался, – Арс хмурится и оглядывается на Антона. Вытирает вымытые руки бумажным полотенцем, кивает в сторону подноса, и парень в самом углу замечает свою закрытую пачку сигарет с зажигалкой. – Пойдем на большой балкон, посидим там. Хотел тебе завтра все показать, но раз уж все равно не спим, будем пользоваться моментом. Если замерзнешь, вынесу тебе накинуть что-нибудь. – Большой балкон? Сколько же их у тебя? – Антон искренне удивляется, потому что всегда жил в квартирах вообще без них. Он поворачивается за Арсом и, когда тот отодвигает плотную штору, замечает спрятанную за ней балконную дверь. Арсений проворачивает ручку, впускает в квартиру приятную прохладу летней ночи, и только сейчас Антон замечает, что на улице стемнело не до конца. Город купается в сумерках. – Тебе же не нравится запах сигарет. – У меня их два, и запах твой я как-нибудь переживу. Так ты заходишь? Курить на кухне точно не разрешу, даже не проси, – Арс грозно складывает руки на груди, но все равно улыбается. Антон фыркает и подходит ближе, изо всех сил сдерживая в себе желание показать мужчине язык. В очередной раз удивляется огромной квартире и хочет уже спросить, зачем одному человеку столько места, но так и замирает с открытым ртом, осматривая новый для него город. Балкон выходит на сторону Невы и большого моста, по которому они буквально несколько часов назад ехали на машине. Только вот сейчас центральные секции этого моста подняты вверх и широко раскинуты в стороны, пропуская под собой редких ночных посетителей. Вдалеке виднеются тусклые огоньки корабля, который, судя по всему, недавно проплывал под мостом, а горящая подсветка моста приветствует гостей яркими ночными огнями. Антон ловит челюсть, которая почти падает ему под ноги. В его глупой, детской голове совершенно не укладывается, как такая массивная и тяжелая конструкция может подниматься вверх, а после даже опускаться вниз, но глаза видят то, что видят. С искренним восторгом маленького ребенка Антон поворачивается к Арсению и даже не может ничего сказать. Он смотрит то на него, то снова на мост, открыв рот, а Арс, который все еще стоит на пороге, прислонился к стене и широко улыбается. – Хотел завтра показать тебе развод мостов с воды. С балкона, конечно, не тот эффект, но вижу, что тебе и так понравилось, – Арсений говорит тихо и проходит вглубь следом за Антоном. Тот не заметил, как подошел к самому краю, и стоит, держится за перила, смотрит на красивый мост, что раскинул перед ним свои широкие плечи. Глубоко вдыхает свежий летний ветер и оборачивается. – Очень красиво, Арс, – он широко улыбается и аж жмурится от счастья. Парень чувствует себя самым счастливым ребенком, которого мама наконец отвезла в Питер на экскурсию, и пусть он уже давно не ребенок, да и с мамой давно не виделся, но главная детская мечта наконец сбылась. Он в Питере. Антон открывает глаза и смотрит на мужчину, который стоит около маленького столика и одного шезлонга. – Что? Я люблю красиво пить кофе по утрам, – Арсений тихо хихикает, по всей видимости, как-то по-своему растолковав взгляд Антона. Хотя тот с сомнением поглядывает на узкий шезлонг и не понимает, как они вдвоем на нем уместятся, пока Арс ставит поднос на столик и выставляет с него небольшие тарелочки с едой. Парень вопросительно приподнимает бровь, а мужчина тушуется: – Придется нам уместиться на одном шезлонге. Я, как ты успел заметить, не привык к гостям. Он выставляет на стол последнюю посуду, ставит бутылку с бокалами и отставляет поднос в сторону прямо на пол. Придвигает шезлонг так, чтобы тот стоял к столу своей широкой частью, а они могли сидеть и смотреть на ночной город. Антон ощущает под ногами холод плитки, жалеет, что не взял предложенные тапочки, и не может понять, говорит Арсений серьезно или все-таки шутит и сходит за стулом. Они действительно будут сидеть рядом? Почти касаясь друг друга? Для такого стола кухонный стул будет слишком высоким, да и Арс выходить с балкона никуда не собирается, поэтому Антон несмело подходит к нему и топчется на месте. Им же противопоказано находиться так близко друг с другом, а судя по тому, что места катастрофически мало, раздвинуться по краям будет практически невозможно, и они точно будут задевать друг друга руками. Арс, видимо, решил проверить терпение Антона на прочность. – Ты из бокала будешь или из рюмки? – Арсений хлопочет около стола и отрывает целлофан, которым запаяна пробка на бутылке. Срывает акциз и хрустит пробкой, открывает бутылку и замирает с ней, повернув голову к Антону. Тот смотрит на руки Арсения, эротично сжимающие плотное стекло, и сглатывает. – Из рюмки пить проще, а из бокала лучше аромат открывается. – Давай бокал, – выдавливает Антон и заставляет себя подойти ближе, присаживается на краешек деревянного сидения. Сидит, держит спину ровно и обнимает руками коленки, которые из-за низкого шезлонга находятся на уровне его груди. Арсений разливает коньяк в широкие бокалы на ножке, и юноша чувствует приятный аромат алкоголя. Рюмки остаются пустыми, и Шаст успевает пожалеть, что согласился на бокал. Они с Димой никогда ничем подобным не занимаются, а уж тем более, не нюхают коньяк. Они пьют его стопками и закусывают чем попало, не особо прицениваясь к вкусу напитка. Арс же, по всей видимости, эстет и любитель, потому что берет свой бокал, топорно крутит в руках, отчего янтарная жидкость омывает стеклянные стенки, и вдыхает запах. Мужчина присаживается рядом, и Шаст чувствует бедром жар чужого тела. Тонкие штаны совершенно не спасают, он все равно чувствует Арсения, пусть, возможно, большую часть и додумывает в своей голове. Мысль о близости Арса все еще кажется какой-то нереальной. Арсений всегда был частью его телефона, красивой картинкой на экране или картинкой побольше в ноутбуке, всегда был недостижимой, далекой мечтой. А сейчас он сидит рядом, пьет, говорит с ним и смеется, а у Антона сердце заходится от мысли о нем. Мог ли он в апреле подумать, что через два месяца встретится с героем любимых видео? Конечно, не мог. А сейчас сидит в его квартире, на его балконе, в его вещах на расстоянии меньше пяти сантиметров. Или двух. – Не жалеешь, что позвал меня? – Антон подает голос после недолгого молчания, берет в руки свой бокал и повторяет за Арсением его движения. Коньяк и коньяк, что там нюхать? Шаст ценителем никогда не был, поэтому делает небольшой глоток, чувствует, как алкоголь обжигает горло, и смаргивает подступившие слезы, потому что он сильный. Он справится. А еще он боится услышать ответ, который разобьет все его мечты, но не задать вопрос не может. Потому что неизвестность пугает сильнее ненужности. К ней-то он давно привык. – А ты жалеешь, что приехал? – Арсений привычно отвечает вопросом на вопрос, чем против воли вызывает у Антона улыбку. Хмурится, делает первый глоток и ждет, пока Антон тоже пробует коньяк на язык, на этот раз дозируя порцию. Крепость коньяка жжется на языке, а сердце жжет тупая надежда. – Как я мог отказаться от возможности приехать в город своей мечты? – Антон смеется и пытается все свести к шутке, но вымученная улыбка Арсения не оставляет парню никаких шансов отделаться малой кровью. Он теряется, выдыхает, но решается пойти ва-банк, потому что ну а что терять? – Конечно, я не жалею, Арс. Я был рад принять твое приглашение. Эта поездка – лучшее, что со мной случалось. – Вот и я не жалею, что позвал тебя. И в город, и к себе. Я рад, что ты решился приехать, – Арсений уверен в каждом своем слове и совершенно не делает паузы «на подумать». Он не колеблется, а Антон не сдерживается и широко улыбается. Надежда уже не просто жжется – она разгорается внутри огромным пожаром, сжирающим на своем пути все густые заросли сомнений и страхов. – Но как ты можешь говорить, что она лучшая, если ты приехал всего пару часов назад? – Я уже знаю, – Арсений поворачивает к нему голову, и Антон вкладывает в своей взгляд максимум уверенности. Антон действительно знает. Уверен на тысячу процентов, что лучше, чем сейчас, никогда себя не чувствовал. Он сидит бок о бок с мужчиной своей мечты, пьет коньяк на его балконе с охренительным видом на ночной Питер в белые ночи. Да у него на подобное и фантазии бы не хватило, но все капец как реально: и коньяк, и Питер, и Арсений. Нереальны только эмоции Антона. Арсений молчит и улыбается. Смотрит куда-то вдаль и медленно тянет коньяк, не закусывая от слова совсем. Антон же так не может. Он честно пытается, но в несколько глотков осушает большой бокал, закидывает в себя горсть любимых сухариков и довольно жует. Смотрит на поднятую центральную часть моста, на удивительно светлое для этого времени суток небо и не перестает восхищаться. Однако ноги, скованные неудобной позой, быстро затекают, а спина вообще готова уйти в незапланированный отпуск, и никакие красивые виды не могут отвлечь Антона от немеющей правой ноги. Сидеть на самом краю неудобно, и Антон немного поворачивается влево, выпрямляет ногу, чтобы восстановить приток крови. Наклоняется, чтобы размять мышцу и хоть немного сменить положение, но теряет равновесие и спиной втыкается в Арсения, почти выбивая из его рук бокал. – Бля, Арс, прости, – Антон кое-как разворачивается и пытается тянуть за собой скованную судорогой ногу, отчего выглядит максимально нелепо. Арс отставляет бокал на столик, нежно улыбается и наклоняется ниже, позволяя себе пальцами массировать пострадавшую мышцу юноши. Антон перестает дышать, пока Арсений шепчет успокаивающие слова, и пытается не отбросить коньки раньше времени. Он ведь так и не сходил на каток прошлой зимой. Арсений возвращает в чувство ногу Антона, а заодно и его самого. Подливает в бокалы еще коньяк, пододвигает ближе тарелку с мясом, и Шаст хватает пальцами большой кусок незнакомого для него мяса. Хамон оказывается вкусным и непривычно соленым, но очень похожим на парму или – как там говорил Арсений? – на прошутто, но Антону, в целом, пох: ему вкусно все. Главное – съедобно, а остальное вторично. Однако вот Арсений по-прежнему не ест, и такой расклад парню совсем не нравится. Крепкий алкоголь практически на голодный желудок бьет в голову, и Антон чувствует себя удивительно свободным. И бессовестно счастливым. Он дурачится, смеется, когда берет в руки оливку, обернутую мясом, и пытается накормить импровизированной закуской мужчину, но совершенно не думает о последствиях. Арс смеется, отбивается, как может, мямлит что-то про диету, но Антон настойчив и сдаваться не собирается. Арсений заражается его весельем, хватает губами зажатую в холодных пальцах оливку и бесстыдно проходится по ним языком. Смазанное, опрометчивое, необдуманное движение будоражит раскрасневшихся от алкоголя парней. Безумные взгляды встречаются, и в каждом из них расплавленным оловом плещется густое возбуждение. Воспоминания накатывают с новой силой, желание закипает под тонкой кожей, и даже прохладный ночной ветер не в силах его остановить. Он лишь раздувает разгорающийся костер, и вот они уже не просто знакомые: они те, кто провели вместе не одну ночь, пускай только в онлайне. Они те, кто видели друг друга обнаженными, видели оргазмы друг друга и даже становились их причинами. Они уже не просто люди. Они любовники, больше не разделенные километрами. Больше нет. Антон останавливает себя в последний момент, когда рука почти поднялась поправить сбившуюся челку Арсения. Он резко отшатывается, отъезжает на деревянном сидении назад и чуть не падает на спину. Выпрямляется, тихо матерится, проливает коньяк, который, оказывается, все это время держал в руке, и матерится еще раз. Арсений смотрит на лихорадочные метания и тихо смеется практически Антону на ухо. Места катастрофически мало. Его просто нет. Антон устал. Нет, Антон заебался сдерживать себя. Ему, черт возьми, всего двадцать три, у него может стоять на любую непредсказуемую херню, а он целый вечер играет в кошки-мышки с фантастически горячим мужчиной и даже не может прикоснуться к нему. Полный пиздец… – Можно тебя обнять? – Антон не особо даже задумывается над тем, что говорит. Его мотает на эмоциональных качелях, и он ничего не может с собой поделать. Фильтр адекватного в голове вышел из строя из-за постоянных перегрузок, и парень решает озвучивать все, что приходит ему в голову. Ощущение холодной пустоты накатывает неожиданно, но болезненно остро. – Лучше я. Иди ко мне, – Арсений будто только этого и ждал. Он делает короткий глоток коньяка, практически не морщась, ставит бокал на стол и тянет в немой просьбе руки вперед. Тепло улыбается, наклонив голову вбок в любимой манере, откидывается на приподнятую спинку шезлонга, упирается в нее спиной и ждет. Смотрит устало, но расслаблено и счастливо, а Антон понимает, что глупая игра однозначно вымотала обоих. Антон ставит свой полупустой бокал рядом с бокалом Арсения и несмело двигается ближе к мужчине. Он сидит боком, но потом, немного подумав, поворачивается к нему спиной и буквально ложится в теплые, такие желанные объятия. Сильные руки смыкаются у него на груди, и тепло чужого тела покрывает Антона с ног до головы. Парень рад, что сел спиной: гораздо проще не видеть глаз друг друга, проще для них обоих, потому что делать первые шаги всегда непросто. Но так здорово. – В следующий раз можешь не спрашивать, – Арсений выдыхает Антону на ухо, а у Шаста в буквальном смысле спина горит огнем. Мужчина прижимается к нему вплотную, кладет голову на плечо и жжется тихими фразами в чувствительную мочку, и у Антона внутри все екает, кружит, дрожит и падает. Выдержка трескается, идет неровным замысловатым рисунком, рискуя разрушить все живое вокруг себя. Объятия Арсения ощущаются крепкими и уверенными. Антон прикрывает глаза и расслабляется в руках мужчины, отдавая ему всего себя. Он снова с ног до головы укутан любимым запахом, только в этот раз причина этого запаха рядом с ним, под ним, здесь и сейчас. Крышу сносит от нереальности происходящего. Антон захлебывается своими чувствами, тонет в отчаянной влюбленности и боится даже предположить, что с ним будет дальше. Смотрит то вверх, на слишком светлое для двух часов ночи небо, то на город и разведенный мост, изредка подмигивающий им яркой подсветкой, то вниз, на руки Арсения, плотным кольцом обхватившие его грудь. Бегает глазами в страшной попытке осознать, что ему не мерещится. Это диво, ново, непривычно и до опизденения страшно, но так сладко и волнительно, что хочется плясать канкан прямо тут. Голову кружит осознание реальности, и Антон напряжен и расслаблен одновременно. Он лежит на мужчине, чувствует спиной каждую напряженную мышцу чужого тела и то, как часто дышит Арсений. Рук не отпускает, а когда Антон начинает ворочаться, сжимает их сильнее. Антону боязно и неловко, он боится сделать мужчине больно или неприятно, но то, как тесно жмет его к себе Арс, подкупает и лишает рассудка. Он несмело касается пальцами теплых запястий, радуется, что руки его свободны от привычного металла, когда Арсений ловит его пальцы и переплетает со своими. – Так странно ощущать тебя вживую, – Арсений дышит ему в затылок и пьяно улыбается, почти касаясь губами сбитых в кудряшки волос. Антон слышит, как Арс громко втягивает в себя воздух, и осознание прошибает тело мощным разрядом: его только что понюхали. Он приподнимается, двигается еще ближе к парню, не оставляя между ними ни единого свободного миллиметра. – Ты всегда был частью моего телефона, а теперь сидишь тут. А еще я тебя обнимаю. Понимаешь? Дикость такая. – Да уж, странно не то слово, – Антон соглашается и пьяно потирается щекой о чужое предплечье, изо всех пытаясь не представлять, как поцелуями поднимется выше и вылижет всю открытую только для него шею. Юноша ощущает чужое дыхание позади, ощущает непрерывно, чувствует его на своей коже и не может не хотеть Арсения. Подобные мысли будоражат молодое сознание, но Антон пока не рискует озвучивать подобные мысли вслух. Пока. – Странно, но охеренно круто. Теперь я наконец-то могу тебя потрогать. Я так долго хотел этого, хотел увидеть тебя вживую, и вот теперь ты тут. Боже, я даже не верю, что это все реально. Что ты реален. – Я более чем реален, не переживай. Можно трогать, – Арсений тихо смеется и вытягивает руки вперед, позволяя Антону делать все, что тому заблагорассудится. Парень счастливо скользит пальцами по голым предплечьям, бережно очерчивает пальцами выступающие вены, наслаждается воплощением собственной мечты с завидным упорством и детским восторгом. Антон доходит до длинных пальцев и на этот раз сам переплетает их со своими. Это ощущается так правильно и так приятно, что парень сдается и едва касается губами замка из ладоней, когда тихий, несдержанный выдох обжигает чувствительную шею. Выдыхает, утягивает руки на себя и оплетает грудь, дышит часто и жадно, так, что Арсений руками точно чувствует его частое сердцебиение. Смотри, чувствуй, знай. Пойми, что ты со мной делаешь. Посмотри, что же ты натворил. Руки затекают, и Арсений их опускает, не сдвигаясь при этом ни на миллиметр. Он зачесывает челку назад, чтобы не мешала и не лезла в глаза, и Антон чувствует плечом, что тот широко улыбается. Парень откидывает голову назад, отчего кудряшки рассыпаются по мужским плечам, и прикрывает глаза. Чужие пальцы скользят по плечам, шее и забираются в волосы, перебирают кудри и зарываются глубже, распутывают пушистые волосы, пока Антон готов урчать, как самый настоящий мартовский кот, от переизбытка нескрываемой нежности. Молчание между ними снова становится приятным и легким. Они так и сидят: Антон – с запрокинутой головой, и Арсений – с запутавшимися в кудряшках пальцами. Он мягко массирует кожу головы, гладит Антона где придется, касается его бесконечное число раз, пока шея парня предательски не затекает. Наполовину пустая бутылка коньяка обиженно смотрит на парней, которые совершенно про нее забыли: главную свою задачу она уже выполнила. Антон выпрямляет спину, а Арсений кладет свою голову ему на плечо. Юноша прижимается щекой к гладкой горячей коже, готовый на месте растаять от непозволительно близкого контакта. Один лишь поворот головы отделяет его от желанных розовых губ, раскрытых от частого дыхания, но Шаст и без того позволил себе слишком много за один вечер. Он гонит прочь неуместные желания, наслаждается моментом и растворяется в невесомом поглаживании пальцев. – Уже так поздно, – Арсений шепчет тихо, чтобы не спугнуть расслабленного Антона, а у того сердце щемит от одной мысли, что придется прервать их интимное уединение. Ему плевать на сон, он спать по-прежнему не хочет, а хочет Арсения. Во всех возможных и невозможных смыслах. Кончики ушей вспыхивают, пока чужие губы практически касаются места за ушком. – Завтра вставать рано. Может, спать пойдем? – Не хочу уходить, – все чувства наружу и душа нараспашку. Чувства Антона оголены, как поврежденные нервы, а Арсений продолжает прижиматься к нему сзади, и последнее, чего хочется, – это лишаться его ласковых прикосновений. Шаст готов все на свете отдать, чтобы остаться в этом моменте навсегда, чтобы никогда не покидать теплых объятий. – Пойду, только если ты пойдешь со мной. – О чем ты? – Арсений теряется, и пальцы на груди замирают. – Не нужно спать на диване, – Антон выдыхает и решительно разворачивается в руках Арсения. Он поворачивает голову и почти касается чужой щеки губами, совсем немного отстраняется, чтобы заглянуть в темные глаза, в которых плещется непонимание и… страх? Арс, чего ты боишься? Ты меня боишься? – Я не буду к тебе приставать, не переживай. На диване спать неудобно, а твоя кровать слишком большая. Один я в ней точно потеряюсь. Придется вызывать поисковый отряд. – Но и ты не маленький, – губы смеются, а в глазах металлом загорается напряжение. Мужчина замирает и почти не двигается, и Антон практически всем телом ощущает его страх. Ему бы замять его безумную затею и не играть с Судьбой, а спокойно пойти спать, но любопытство пересиливает здравый смысл, поэтому он стойко держит лицо и смотрит мужчине в глаза. – Слушай, я не уверен… – Можем построить стену из подушек, – Антон не дает Арсению договорить и выкладывает на стол последний козырь. Ловит на себе заинтересованный взгляд и чувствует, как напряжение медленно сползает на пол. Пальцы снова начинают бегать по его холодным рукам, беспорядочно оглаживая грубые костяшки, и Антон прикрывает глаза от нежности прикосновений. Зрительный контакт не разрывает, смотрит долго, открыто и не таясь. Смотри, Арс. Смотри, во что ты меня превратил. – Так сказать, в лучших традициях классической американской комедии. – Что же ты со мной творишь? – Арсений неожиданно вторит внутреннему голосу Антона, отворачивается от парня и тяжело вздыхает. Антон пугается по-настоящему. Он снова что-то сделал не так? Сказал что-то не то? Перешел личные границы? Когда-нибудь он точно научится вовремя затыкаться и не лезть на рожон, а сейчас остается только с сожалением наблюдать за результатом стараний. Арсений отодвигается на самый край и закрывает лицо руками, а Антон, несмотря на теплую ночь, чувствует болезненный холод. – Я не знаю, Антон. Не уверен, что это хорошая идея. – Хэй, Арс? – Антон не уверен, что нужно усугублять и без того плачевную ситуацию, но уйти и оставить мужчину одного не может ни в одной из возможных вселенных. Не после того, что произошло между ними. Он на свой страх и риск придвигается ближе, дотрагивается до напряженного плеча мужчины и даже через тонкий слой майки чувствует исходящий от крепкого тела жар. Арсений на прикосновение не реагирует, но и не уходит от него. – Прости, если я давлю на тебя или перегибаю. Я не прав и не должен предлагать тебе такие вещи, поэтому не переживай. Я просто дурак и сейчас уйду спать. – Нет, пойдем, – Арсений решительно поднимается со своего места, отчего Антон чуть не падает задницей с шезлонга прямо на холодную уличную плитку. Парень ошарашенно смотрит на мужчину и не понимает причин такого резкого изменения настроения. Его пугают подобные порывы, он совершенно сбит с толку, но, когда Арс молча протягивает ему руку, просто не может ее проигнорировать. Арсений берет Антона за руку и уводит с балкона. Бессовестно забытая еда остается одиноко лежать на столе, рискуя стать жертвой голодных птиц, но мысли парней заняты совершенно другими вещами. Антон молчит и скотски затыкает голос совести внутри, который буквально кричит о необходимости решить возникшую недосказанность, бесчестно обещает ей решить все вопросы завтра. Они заходят в квартиру, закрывают балконную дверь и, не останавливаясь в гостиной, идут прямиком в темную спальню. Антон только сейчас обращает внимание на плотно завешенные шторы, из-за чего темнота внутри помещения почти непроглядная, но даже она не мешает Арсению разглядеть его старое постельное, которое Антон так и не сменил. Мужчина тихо смеется и, хитро щурясь, смотрит на Антона, отчего тот отчаянно краснеет и отворачивается. Арс снимает с себя штаны и, отложив их в сторону, забирается под одеяло с правой стороны. Смотрит на Антона, вынуждая того переступить через себя, и парень стягивает спортивные штаны подрагивающими руками, смирившись с позором детского нижнего белья, ложится на левый край и осторожно накрывается. Руки на одеяло, мысли в окно. Про стену из подушек забыли сразу же после разговора. Лежат, как подростки, отодвинувшись на максимально возможное расстояние: еще чуть-чуть и точно свалятся на пол. Ноги прямо, глаза в потолок. Неловкость висит в воздухе плотным, душным туманом, таким густым, что можно задохнуться, если его не развеять. Антон слышит тяжелое дыхание рядом и понимает, что сам дышит так же тяжело. Рискует и поворачивает голову, сталкиваясь с ледяным взглядом напротив. – О чем думаешь? – Арсений говорит еле слышно, практически одними губами, но для Антона его слова звучат громче реактивного двигателя самолета. Он облизывает губы и смотрит на юношу, сердце которого заходится в бешеном ритме, и улыбается. А10, убит с одного выстрела. – Все еще максимально неловко, но я рад, что ты со мной, – Антон думает совсем недолго и тихо смеется, поворачиваясь к мужчине всем корпусом. Он укладывается поудобнее на подушке и пропускает одеяло между острых коленок, а ладошки укладывает под щеку. Делает небольшую паузу, но все же не сдерживается: – Не могу позволить твоей спине страдать. Говорят, старость нужно уважать. – Как благородно с твоей стороны, – Арсений фыркает и тихо хихикает себе под нос, разворачивается следом и ложится на бок. Антон невольно облизывает губы, замечая, каким долгим взглядом провожает Арсений его язык, а когда поднимает глаза и видит привычную темноту в личном голубом океане, захлебывается вдохом. Желание плещется в синих глазах штормовыми волнами и грозит неминуемой гибелью всему живому в радиусе километра, но Антон не боится. – А вот за старость придется завтра пояснить. Тоже мне нашелся молодняк, блин. Он готов утонуть. Антон улыбается и протягивает руку вперед. Кладет ее посередине, не намекая и не заставляя, но чувствует, что должен первым сделать шаг. Он дает Арсению право выбора, не давит, ведь только Арс вправе решать степень дозволенного между ними. Антон-то готов всегда и на все, но официально они по-прежнему никто друг для друга, и Шаст не настаивает. Сходит с ума, беснуется внутри себя, но не настаивает. Ждет. И надеется. Арсений протягивает руку в ответ и переплетает их пальцы. В груди становится тесно. Антон улыбается и со смехом думает, что обычно, когда лежишь в одной кровати с красивым парнем, думаешь совсем о другом, но что делать, если его выбор невелик? Ему хорошо и так, ведь иметь возможность не только видеть Арсения на экране, но и трогать, касаться и чувствовать его всем телом – ценнее всего остального. Шаст чувствует, как остатки уже вчерашнего дня медленно его отпускают. Железные тиски волнения разжимаются на тонком горле, и парень может вдохнуть полной грудью, расслабляясь. Сон приходит к нему незаметно, подкрадывается и предательски нападает со спины, накрывая юношу волной усталости. Антон беззвучно зевает, трет уставшие глаза и зарывается щекой в мягкую подушку. Он измотан до предела и может уснуть в любой момент. Дыхание рядом с ним становится тише и размеренней с каждой секундой, замедляя свой ритм. Арсений под боком тоже засыпает. – Арс? – Антон зовет тихо, одной ногой провалившись в сон. Язык ворочается с трудом, говорить все сложнее, но ему нужно услышать последний ответ на волнующий его вопрос. Он хотел задать его весь вечер, носил с собой с момента первого появления в квартире, но никак не мог найти предлога его задать. – Почему мой портрет висит у тебя в гостиной?