Закатное солнце

Хиаши сидел в кабинете, теперь, когда дочь уже не являлась главой, добровольно отдав правление Неджи, эта комната снова вернулась в его полное распоряжение. Послеобеденное время словно застыло: мужчина пытался погрузиться в содержание свитка, но не мог сосредоточиться. Что-то мешало, Хьюга понял, что должен разобраться в том, что именно отвлекает его. Утром он чувствовал себя хорошо: накануне проведя вечер в доме зятя, Хьюга проведал дочь и немного побыл с младшими внуками: те с каждым днем прибавляя в весе, все больше и больше походили на родителей. Дети настолько окрепли, что госпожа Хару даже доверила ему подержать на руках Таро. Нет, покачал головой почтенный Хьюга, определенно, утром он не ощущал никакой тяжести. Значит, это случилось позже. Хотя в последнее время он, наоборот, ждал полуденное время, заранее выходя во двор, чтобы без промедления встретиться с Эмико. Он чуть рассеянно посмотрел в раскрытое окно, вспоминая их недавний разговор — внутренним взором мужчина окинул короткую сцену у калитки. Мысленно повторил ее слова, но это ничего не дало: обмен привычными фразами, которыми они обменивались последние недели. Хиаши едва ли не пожал плечами, как вдруг чертыхнулся и совсем не солидно хлопнул себя по лбу. Да кому нужны те слова! Куда смотрели его хваленные глаза?! Вернее, они все заметили, а вот его обленившееся сознание — нет. Он досадливо покачал головой, конечно, все Хьюга при желании легко читают настроение окружающих, но и она — Хьюга, а потому владеет умением мастерски скрывать свои переживания. Стало быть, нужно все снова перепроверить — Хиаши начал считать знаки, которые уловил его бьякуган. Еще до того, как она подошла к его калитке, Хиаши в ожидании несколько раз включал свой Кеккей Генкай. И сейчас, воспроизводя в сознании все подробности, он готов был поклясться, что в это утро Эмико шла медленнее обычного, возможно, ей нездоровилось? Хиаши нахмурился — мысль о том, что ей было плохо, а он даже не справился о ее самочувствии, неприятно кольнула мужчину. Хьюга снова начал перебирать в памяти эпизоды их утреннего общения — да, вот на мгновение милое женское лицо показалось ему расстроенным: его глаза отметили мелькнувшую легкую морщинку между бровями и опущенные уголки губ; далее, сегодня Эмико словно прятала глаза, почти сразу же опуская взор, как только их взгляды встречались, а когда она уходила — сейчас он был в этом уверен, вежливые слова прощания прозвучали будто тише обычного. Хьюга отложил свиток и вышел из кабинета. Первым делом он намеревался исправить свое невнимание и успокоиться за здоровье Эмико. Использовать бьякуган на ком-то, столь по-доброму относящемуся к нему без его согласия Хиаши не стал — все Хьюга как никто другой понимают, что подглядывать за частной жизнью сородича неприлично и недостойно. Бьякуган хорош для дел крадущихся во время выполения работы — миссии. Это и уже давно покойный старик Хикэру подтвердит. Он шел по залитой солнцем улице, беспокойство за госпожу Эмико отвлекло его от совершенно простой мысли — сейчас его не мучила одышка и испарина, словно отступая перед лицом тревоги за небезразличного ему человека. Хиаши шагал, полностью отдавая себе отчет в том, что это посещение неоднозначно расценится её снохой, да и, быть может, другими Хьюга, заметившими его передвижения в квартале, но сейчас для него это было неважным. *** Настроения заниматься садом не было, также как и ее любимой вышивкой, на душе скребли мыши. Сегодня господин Хиаши убедился, что она самая заурядная, немолодая и далеко не самая красивая женщина, подходящая в самый раз лишь для доставки его о бенто. Она горько скривилась и, чтобы совсем уж не раскиснуть и не испугать своим видом молодую сноху, работающую сейчас в огороде, Эмико решила остаться дома и заняться уборкой. Казанок, начищенный до блеска порадовал её, как и любую другую хозяйку, видящую результат своего труда; руки потянулись к любимому фарфоровому чайничку для заваривания — подарка ее подруги, живущей в соседней деревне. Невольно залюбовавшись парой изящных журавлей, выполненных золотистой краской, она какое-то время стояла неподвижно, в то время как её чуткие уши уловили знакомые нотки, донесшиеся со двора, но, прогоняя вновь явившиеся ей мысли о господине Хиаши, она мотнула головой. Ну и почудится же такое! *** — Все в порядке, господин Хиаши, — она замялась — в старом сером фартуке поверх юкаты, посреди кухни в разгар чистки казанков и сковородок, женщина понимала, что даже если у него и были какие-то симпатии к ней, то уж сегодня Хиаши сполна получил всё, чтобы забыть их как нелепый сон. — Я здорова. Спасибо. Она поклонилась, не решаясь посмотреть в его глаза. Хиаши не уходил, напротив, он с уверенностью констатировал. — Значит, вас тревожит что-то иное. И я хочу знать, что это и как я могу вам помочь. В эту минуту Хьюга ненавидела себя за слабость перед ним, ей захотелось сбежать — но где найти укрытие от этого вопрошающего тона, и пронзительных глаз, если ты и так находишься в своем доме?! Не признаваться же ей, в самом деле, что она стыдится своей влюбленности на старости лет? Нет! Лично ей проще совершить сэппуку. — Не стоит беспокоиться, господин Хьюга, я хорошо себя чувствую. Правда. «Ложь» — несомненная и не очень искусная, теперь зная, что она неискренна с ним, Хиаши захотел добраться до истинного положения дел. Эмико стояла вперив взор в любимый заварник, который все еще находился в ее руках, внезапно к ней пришло решение — как сбежать от этих глаз и, кажется, она знает куда! Хьюга подняла голову и призналась: — Мне действительно стыдно перед вами. Я не знала как сообщить, что должна отлучиться из Конохи на несколько дней. Однако, мне неловко, поскольку я сама попросила госпожу Хару позволить позаботиться об о бенто… — Вы уезжаете? — Да, в соседней деревне живет моя подруга. Она давно приглашала меня к себе, к тому же на следующей неделе ее супруг празднует юбилей… — Как зовут вашу подругу? — Юми Сато. В юности мы были очень дружны и продолжили общаться после замужества и её переезда. Хиаши кивнул — последние слова Эмико произнесла уверенно. — Как долго вы там пробудете? — Около недели, — чуть помедлив, ответила женщина надеясь, что к тому времени Хару-сан вернется в дом сына, и это наваждение ее немного отпустит. *** Традиционный ответ Хиаши на намёки почтенной госпожи Хару о том, что пора бы сыну быть решительнее с Эмико, обычно выражался в совершенном отсутствии такового, он отмалчивался, не желая разочаровывать мать. Он прекрасно сознавал и надежды, и тревоги пожилой куноичи. Хьюга не позволял себе по отношению к Эмико никаких действий, выходящих за рамки уважительного дружеского общения. И дело было не только в его возрасте — в конце концов, в клане бывали случаи повторных браков уже взрослых Хьюга, и это не осуждалось. Но… Хиаши невесело усмехнулся, просто он сам не знал сколько времени ему ссудили ками. При этом бывшему лидеру Хьюга хватало честности не отрицать перед собой то, что Эмико нравится ему, он не видел в этом ничего удивительного — образованная, деликатная и симпатичная, наверняка, она привлекла бы многих, будь на то ее воля. Особенно ему нравилось слушать ее: когда она говорила о чем-то, что волновало её — женский голос звучал звонко с приятными, нежными переливами, иногда она рассказывала грустные истории, и тогда он становился глуше и тише, но чаще всего он оставался похожим на саму Эмико — мягким, теплым с еле уловимым придыханием. Он чувствовал, что и она к нему неравнодушна, иногда это проскальзывало в улыбке, взгляде, румянце, который порой вспыхивал на ее щеках, тогда она мило смущалась и жаловалась на жару. Мужчина покачал головой, а что он может предложить ей? Безответственно привязывать к себе человека, возможно, обрекая его на новые потери. Вспомнил, как она рассказывала про покойного мужа, в ее голосе было неподдельное уважение и печаль. В сознании всплыл образ покойного Хьюга Хитоши — очень спокойного, даже по меркам Хьюга, степенного мужчины. *** Женщина закончила собирать вещи. Она действительно решила поехать в деревню Трех Холмов и постараться привести свои мысли и чувства в порядок. Присев за низкий столик, Эмико написала короткое письмо Юми, предупреждая о скором визите. Закончив писать послание, она осталась сидеть: думая о подруге, глаза Хьюга мягко засветились теплом. Забавно, прошло столько лет, а она помнит себя бодро шагающей с Юми на уроки и то, как они подсказывали друг другу на занятиях, стараясь не попасться с этим строгому сенсею, а потом, вечером непринужденно болтали и смеялись во время возвращения домой. Помнила ту чистую детскую радость, когда иногда в выходные дни они ходили на рынок и покупали девчоночьи мелочи, в тот момент казавшиеся им верхом красоты и элегантности: цветастые бумажные веера, зеркальца и булавки для оби. Так было до тех пор пока Юми юной невестой не отправилась в деревню Трех Холмов к своему жениху. К счастью, подруга прижилась в семье мужа, и уже давно сама стала хозяйкой большого дружного семейства. Незадолго до этого сама Эмико вышла замуж за уважаемого шиноби Хьюга Хитоши, едва достигнув восемнадцати лет. Хитоши… Она скучала по нему. Хотя поначалу Эмико робела и даже побаивалась этого невозмутимого, почти незнакомого мужчину, годящегося ей в отцы: ей, вчера еще беззаботной семнадцатилетней девчонке было трудно представить свою взрослую жизнь с ним. Тогда Хитоши было уже тридцать семь лет, в молодости он чуть не создал семью, но незадолго до свадьбы его невеста куноичи погибла во время выполнения миссии, и он долгое время после этого ходил в холостяках. Эмико точно не знала, но по некоторым обрывкам из разговоров родителей, она догадывалась, что Хитоши заприметил ее шестнадцатилетней и засватал, согласившись терпеливо дождаться ее совершеннолетия. Став ее супругом, он был добр, мудр и терпелив — за всю их совместную жизнь Хитоши ни разу не возвысил на нее голос, вероятно, раз и навсегда приняв ответственность за молодую жену. В его заботе и покровительстве часто угадывалась отеческая нежность, хотя та и не всегда осознавалось Эмико. И эта забота проявлялась во всем, с ним она ни о чем не тревожилась, полагаясь на его рассудительность, ощущая в супруге опору и надежность. Эмико невольно улыбнулась, вспомнив их первую ночь. Очутившись в чужом доме, где ей полагалось провести всю оставшуюся жизнь, она будто во сне принимала поздравления гостей, благодарила и кланялась в ответ на пожелания счастья и благополучия, в то время как в девичьей голове царило смятение, приближенное к панике. Что будет, когда гости уйдут и он заявит свои права на нее? Одна эта мысль заставляла ее пальцы холодеть и дрожать, а спина покрывалась испариной под многослойным свадебным кимоно, казалось, ей не хватало воздуха. Молодая незаметно щипала свою руку, чтобы отвлечься от страха и не потерять лицо перед посторонними. Ночью, когда она ни живая, ни мертвая легла на футон, плотно зажмурив глаза, Хитоши, спокойно произнес: — Сегодня было много хлопот. Спокойной ночи, Эмико. С беспокойной души словно камень свалился, но что странно, после всех этих страхов перед мужем, девушка отчетливо осознала, что немного разочарована его равнодушием. Эмико снова улыбнулась — нет, конечно, потом это случилось. У них было все: и близость, и привязанность, и даже удовольствие, но только чуть позже — он как всегда дал ей время. Как бы то ни было, а она почти сразу же понесла, как и подобает молодой здоровой жене. Не прошло и года со свадьбы, как незадолго до своего девятнадцатилетия Эмико уже произвела на свет их первенца — Хидео. Еще через три года родилась дочка — папина любимица Хитоми. Когда супруг умер, ей было чуть за сорок, она искренне горевала, оценив по достоинству его вклад в их семейное благополучие. Теперь ей предстояло самой принимать ответственные решения за семью, по сути лишь в тот момент простившись с временем своего детства. Не всем достается такое — быть до сорока лет, по большому счету, девочкой, нежели взрослой женщиной, живя с мужем как за каменной стеной, но иногда цена этому — раннее вдовство. Эмико встала и прошла в дома, умывшись и приведя себя в порядок, направилась в зал. Встав перед камидана, женщина вознесла молитву ками, поминая супруга, совершила ритуальные поклоны и хлопки. *** После разговора с Эмико Хиаши решил пойти к Ханаби — возвращаться в пустой дом не хотелось. После беседы остался странный осадок: ему показалось, что он в чем-то виноват перед Эмико, но в то же время она не обвиняла его, а словно бы сторонилась его. Это было непонятно. Может сталось, что ей надоело возиться с этими пресловутыми обедами? Болван, нужно было решительнее отказываться от них, но сразу же память подбросила Хиаши воспоминания о том, как она искренне улыбалась, когда он хвалил ее стряпню. Путь к дому Коджи был неблизок, но и ему было незачем торопиться. Он двигался размеренно, по тенистой стороне улиц, пока не достиг южного края деревни, где располагалась усадьба зятя. *** Пришло время кормления внуков, Ханаби уединилась с младенцами в спальне, где ей помогала Хару, а Хиаши вышел на задний двор — там шла работа: господин Масаши вывел во двор красивую вороную кобылку с таким же вороным жеребенком, на вид которому можно было дать не больше недели. Почтенный Масаши-сан светился радостью, не спуская глаз с еще неуклюжего, на первый взгляд, нескладного малыша, который трогательно перебирая тонкими длинными ножками, осваивал окружающее пространство, по наитию не отходя далеко от великолепной породистой мамы. Чуткие уши шиноби уловили тихие шаги по дорожке к беседке, где он сидел, Хьюга обернулся, не включая бьякуган и увидел госпожу Акане, несущую ему поднос с чайником и чашками. — Господин Хиаши, — супруга Масаши-сан поклонилась и неторопливо налила ему чай. За долгие годы службы мужа в доме Накагава Акане привыкла к разным важным господам и умела держать себя с ними — почтительно, но с достоинством. Вот и к Хиаши она обращалась уважительно, но без лишней робости, несмотря на его обычно серьезный и немного строгий вид. Хиаши пил зеленый чай, наблюдая за тем, с какой заботой и вниманием относится к жеребенку пожилой управляющий. — Похоже, господин Масаши доволен жизнью в Конохе. Акане улыбаясь, закивала, подтверждая слова Хьюга. — Да, он — счастлив и спокоен здесь. — А вы? — Хиаши взглянул в ее глаза. — Не всякая женщина захочет покидать насиженное место. Она нисколько не смутившись, уверенно ответила. — Не стану говорить за всех женщин. Лично я — в порядке. Я просто спросила себя, что для меня важнее: человек или место? И я выбрала его. Хьюга задумчиво кивнул и добавил: — Наверное, вашему супругу было нелегко обращаться к вам с просьбой о переезде в Коноху. Ему повезло встретить в вас понимание. Сдержавшись от ухмылки, симпатичное лицо Акане, все же мило сморщилось в снисходительной усмешке, надо же, такой умный господин, а говорит такие смешные вещи! — Масаши ни о чем меня не просил. Это я попросила его переехать к господину Коджи. Поймав озадаченный взгляд Хьюга, она терпеливо объяснила: — Мы живем вместе очень долго, порой ему не нужно говорить мне о своих думах, я знаю его. Он бы в жизни не попросил меня о жертве. Масаши привык заботиться обо мне. По этой причине я сделала так, чтобы он поверил в то, что я всю жизнь мечтала жить в деревне Листа и на старости лет, наконец, дождалась! Хотя пару лет назад я сама бы в такое не поверила! Женщина тихонько, но так искренне рассмеялась, видя его удивление, что Хиаши сам улыбнулся. — И у вас нет сожалений? — все-таки уточнил мужчина. — Ну, может быть, иногда, — она непринужденно пожала плечами. — Но, право, — это такие мелочи. Лучше вместе преодолевать невзгоды, и идти в будущее, чем закрывать глаза на очевидное и потерять главное… Она вздохнула и серьезно пояснила: — Я имею в виду, что в Кумо Масаши сильно переживал за молодого господина, хотя и старался не огорчать меня своими тревогами. В то время я почувствовала, что если не помочь ему решить эту проблему, мы начнем отдаляться и рискуем семейным благополучием, а ведь мы давали брачную клятву, принимая ответственность за счастье друг друга. Впрочем, последние слова задорная по своей природе Акане произнесла с улыбкой, глядя на вороную кобылку с жеребенком, которых Масаши заводил в денник.