Ветры в небесах
Сохраните врата для
Белых облаков!
Ещё одно мгновенье
Дайте мне насладиться.
Монах Хэдзё.
Солнечный свет, проникший в комнату сквозь створку сёдзи, разбудил спящего прямо на полу Бэнитору. – Ох, голова болит, – протянул он, оглядываясь в поисках, чем бы ему похмелиться. Уведенное заставило его изумлённо распахнуть глаза: столы перевёрнуты, повсюду беспорядочно разбросана одежда и обеденные приборы. Прислуга, видимо, ещё не пришла убираться, и потому картина бурной ночи налицо. – И что это тут было? – спросил сам себя Бэнитора. – Никак оргия, а я ж всё проспал! И никто ведь не разбудил! Тигр решительно отодвинул фусума, ведущую в соседнюю комнату с твёрдым намерением разобраться с этим двумя негодяями, оставившими его этой ночью без причитающейся ему доли развлечений, и… неподвижно замер на пороге, не в состоянии вымолвить ни слова, а представшее перед его глазами зрелище, казалось наваждением или первыми симптомами белой горячки. Сползшее одеяло бесстыдно выставляло напоказ два обнажённых тела. Закинув руки за голову, на футоне довольно растянулся Кё, а рядом с ним, примостив голову у того на груди и страстно прижавшись к нему всем телом, спал Санада Юкимура. Одна рука Юкимуры полуобнимала Кё, вторая покоилась на его плече. Тонкие белые запястья полководца выглядели такими изящными и хрупкими на фоне широкой груди Кё. Бэнитора завистливо скользнул взглядом по всей длине стройной спины Юкимуры и ниже, туда, где полускрытые одеялом обрисовывались очертания упругих ягодиц, обратив внимание, что одна нога Юкимуры многозначительно закинута на бедро Кё. Не укрылись от его взгляда и следы засосов, зубов и ногтей на коже обоих – доказательства бурной ночи. Мечи аккуратно лежали по обе стороны от футона. Совершенно ненужная, по мнению Тигра, мера предосторожности: любой наёмный убийца, посланный за головой Демоноглазого Кё или Санады Юкимуры, увидев подобное, забудет, зачем пришёл, или свихнётся на месте и тут же сделает себе сэппуку. – Бэнитора, – произнёс Кё, не разлепляя век, – сделай так, чтобы я тебя искал и долго не мог найти! Не заставляя повторять дважды, Бэнитора вылетел вон, плотно прикрыв за собой фусума. Он снова обвёл взглядом комнату, события прошлой ночи теперь представлялись ему совсем в ином свете! Тигр возбуждённо выдохнул и поспешил убраться отсюда, поняв, что если он немедленно не выльет на себя ведро холодной воды, то вернётся обратно и поимеет их обоих. Хотя гораздо вероятнее они его порежут на мелкие кусочки, причём даже не особо напрягаясь. – Кё, – сонным голосом поинтересовался Юкимура, – а как мы здесь очутились? – А ты разве не помнишь, – проворчал Кё, – как я притащил тебя сюда, чтобы наконец отъиметь по всем правилам: с комфортом, на футоне, не отбивая локти обо всё подряд и не натирая задницу о татами. – М-м, – протянул Юкимура, – меня ещё никто не носил на руках… – И, кстати, – запоздало опомнился Демоноглазый, – куда делось твоё вечное «сан»? – Но, Кё, – игриво возразил полководец, – разве я могу называть тебя на «сан» после всего, что ты делал со мной ночью?! Кё не ответил. Он молча глазел в потолок, досадуя на себя, на Санаду, на всё это безумие. Вчерашнее его бегство от проблемы и попытка забыться, привела к тому, что проснулся он в постели с мужчиной и, следовательно, к возникновению другой проблемы. Бэниторе можно пригрозить и он будет молчать, впрочем… Юкимура вчера поднял столько шума, что теперь, наверное, весь квартал в курсе произошедшего. Ладно, плевать на остальных, но что делать с самим Юкимурой? Надо, пожалуй, скорее сказать, что его совершенно не интересуют мужчины, и всё это – глупость, недоразумение, сиюсекундная блажь. Не хватало ещё, чтобы подобное повторялось каждую ночь! Кё пошевелился, намереваясь подняться, но тут Санада, только что абсолютно расслабленный, вцепился в него, прижимаясь сильнее, и произнёс: – Пожалуйста, прошу… ещё немного… – Юкимура до белизны стискивает плечи Кё, подтягивается чуть выше, почти ложась сверху, до боли вжимается всем телом, и неторопливо трётся щекой о его грудь, – пожалуйста… прежде чем ты уйдёшь… прежде чем мы забудем обо всём… прежде чем сделаем вид, будто бы ничего и не было… пожалуйста, ещё несколько минут… продли этот прекрасный сон ещё чуть-чуть… Глаза Демоноглазого медленно округляются. Он уже едва понимает происходящее. Хотя нет, наоборот, понимает слишком остро. Неужели всё именно так, как он думает? И это – тот самый Санада Юкимура, полководец, которого до смерти боится Токугава Иэясу? Кё осторожно убирает руки из-под головы и в неожиданном приступе то ли нежности, то ли сострадания обнимает Юкимуру, прекрасно осознавая, что ещё немного, и он потеряет над собой контроль, и всё повторится снова, потому, как просто нет сил оставаться равнодушным, глядя на это восхитительное тело, жадно льнущее к тебе. Но через мгновение Юкимура приподнимается, опираясь о плечи Кё, и мягко прикасается губами к его щеке. Это не попытка раздразнить и спровоцировать на дальнейшие ласки, нет. Это – конец, прощание. Санада склоняется к его уху и шепчет тихо и печально: – Кё, спасибо за эту ночь. Я никогда её не забуду. И всё. Конец. Юкимура одним плавным движением поднялся и сел рядом, оборачиваясь одеялом вокруг талии. На лице ни тени улыбки, даже как-то непривычно видеть его таким сосредоточенным. Нет, разумеется, Кё знал, что Санада – далеко не беспечный мальчишка, каким хочет казаться. Он умеет, когда надо, быть и серьёзным, и решительным, и беспощадным, но это было что-то иное. Он смотрел в глаза Кё, ни на секунду не отводя взгляда, и любой другой на месте грозного самурая мечтал бы провалиться сквозь землю. Впрочем, лишь собственная гордость и непомерное самомнение заставили Демоноглазого спокойно выдержать этот взгляд. – Я помогу вернуть твоё тело, – произнёс Юкимура, – чего бы мне это ни стоило. Будем считать это благодарностью… за всё, – выражение его глаз на миг смягчилось, но тут же опять стало серьёзным. – У меня будет к тебе только одна, последняя просьба: убей Иэясу! Ты – единственный, кто сможет. Взамен я… – повисла недолгая пауза, – если хочешь, я убью Кёширо… – бровь Кё непроизвольно дёрнулась. – А потом я сражусь с тобой. Победа, достойная сильнейшего самурая. Ты ведь мечтаешь об этом, не так ли? Я отдамся этому поединку с той же страстью, с какой отдавался тебе ночью. И… я позволю… – Он говорит это серьёзно, с жаром. Недосказанность фразы повисает в воздухе, но никакой недосказанности на деле нет. В глазах Юкимуры – смерть. Смерть и в его словах. Он не собирается убивать Демоноглазого, о нет. Он сам охотно примет смерть от его клинка. У Кё по спине пробежали мурашки. Хотелось – он и сам не знал почему – ударить его, со всей силы, наотмашь, чтобы отлетел к другой стене, чтобы выбить из его головы эту дурь, стереть это выражение с его лица, спросить: «Что же ты такое говоришь, идиот безмозглый?» – Юкимура-сама, что вы такое говорите?! – озвучил его мысли неожиданно материализовавшийся в комнате Сайзо. В считанные доли секунды на лице Юкимуры последовательно отразились: испуг, удивление, досада, замешательство, сожаление, стыд. Он отпрянул от Кё и резко развернулся. Сайзо стоял, опустившись на одно колено, и выглядел растерянным и взбешённым одновременно. – Юкимура-сама, зачем? Почему? – почти кричит он. – Что с вами происходит? Неужели вы совсем забыли о своём клане?.. Почему вы так поступаете?.. Почему?.. Как вы можете?.. – мысли путались у него в голове и никак не связывались вместе, чтобы обличить в слова то единственное, что действительно хотелось сказать. Ниндзя задыхался от негодования, от неправильности всей ситуации. От неслыханной дерзости этого выскочки, покусившегося на тело его господина. От необъяснимого поведения самого Юкимуры. Недаром Киригакуре с самого начала терпеть не мог Демоноглазого! – Как же так?.. Какая низость?.. Как вы могли… с ним?.. – Сайзо! – негромко, но внятно произнёс Санада и добавил, отчеканивая каждое слово. – Кто тебе позволил повышать голос на твоего господина? Киригакуре обиженно замолчал. Юкимура умел быть жестоким… – Похоже, твои люди тебя ни во что не ставят, Санада Юкимура, – усмехаясь, проговорил Кё. – Что ж, у меня нет желания слушать вашу ссору. Он поднялся, прихватив меч, и, ни капли не стесняясь своей наготы, направился в соседнюю комнату. – Будь ты проклят, Демоноглазый Кё! – в сердцах воскликнул Сайзо, а в следующее мгновение бросился на него, на ходу выхватывая, спрятанный в складках одежды, кинжал. Кё не двигается и лишь, недобро улыбаясь, смотрит на приближающегося противника. Нодачи по-прежнему в ножнах. – САЙЗО!!! Ниндзя замер на месте, словно парализованный, почти оглушённый злой аурой Юкимуры. Всё, что он смог – бросить виноватый взгляд на господина. Санада – словно натянутая струна, хищник, готовящийся к прыжку: каждый мускул напряжён, рука сжимает катану, в прищуренных глазах решимость. Между Сайзо и Кё три шага, между Сайзо и Юкимурой – десять, но последний преодолеет это расстояние быстрее, чем Сайзо успеет хотя бы коснуться Кё. – Если ты его тронешь… – Санада не договаривает, но взгляд его красноречивее любых слов. Рука ниндзя, сжимающая нож, безвольно повисает, а сам он опускается на пол, отказываясь верить в происходящее. – Юкимура-сама… Юкимура-сама… – шепчет он потрясённо. Кё равнодушно проходит мимо и скрывается в другой комнате. Как только за Демоноглазым задвинулась фусума, напряжение спало. Юкимура выронил меч и, хлопнув себя по лбу, в отчаяние вцепился пальцами в волосы. – Прости меня, Сайзо, – пробормотал он, поникнув головой, – пожалуйста, прости… Киригакуре всё никак не мог прийти в себя, в ужасе взирая на господина. – Юкимура-сама, – тихо произнёс он, – неужели вы… «Неужели вы бы убили меня?» – закончил он мысленно. Нет, Юкимура бы этого не сделал, а вот Кё – наверняка! Разумеется, вот так самоубийственно бросаться на Демоноглазого Кё, можно было только потеряв самообладание, что неприемлемо ни для самурая, ни, уж тем более, для ниндзя! Но когда дело касалось его господина, Киригакуре совершенно лишался здравого смысла. Кё рассёк бы его мечом, и глазом не моргнув. И тут Сайзо на ум пришла ещё одна, более страшная, мысль, что, если бы он не остановился… Санада, конечно, его не убил бы. Ударить, оглушить – это да. Но Демоноглазому выхватить меч – одно мгновенье, и если бы именно в этот момент Юкимура оказался между ними… – Юкимура-сама, – выдавил из себя Сайзо, дрожащим голосом, но быстро собрался, сел, как подобает, на пятки, и пал ниц, коснувшись лбом сложенных рук. – Это вы меня простите, Юкимура-сама, я подверг вас опасности своим опрометчивым поступком, в то время как моя обязанность защищать вас ценой собственной жизни! – Сайзо… – мягко произнёс Юкимура. Ниндзя ждал продолжения, но его не последовало, тогда Сайзо осмелился взглянуть на господина. Юкимура, слегка наклонив голову, наблюдал за ним из-под длинной чёлки, падавшей на лоб, в глазах его отражалась нежность, в то время как на губах блуждала лукавая улыбка. – Сайзо, ты в самом деле думаешь, что я не успел бы оттолкнуть тебя и одновременно отвести его меч? Похоже, ты и в правду невысокого мнения обо мне… – А если бы не успели? – упрямо спросил ниндзя. – С тех пор как вы встретили его, вы совершаете такие поступки, которых никогда не совершали!.. Вы постоянно ходите по лезвию ножа. «Ох, Сайзо, мало ты знаешь о моих поступках…» – с горечью подумалось тут Юкимуре. – А разве так было не всегда? Особенно после моего побега с горы Кудо? – как можно более беспечно откликнулся Санада. – Нет, это совсем другое! Демоноглазый Кё – слишком опасный человек, рядом с ним постоянно ходит Смерть! – Ты всё ещё боишься его? Всё ещё не доверяешь? Даже после всего, что мы пережили вместе? – Ну, вам-то, конечно, виднее, – проворчал ниндзя, скользя взглядом по полуобнажённому телу господина и многозначительно останавливаясь на засосах на груди и плече. Неожиданно осознав, что он сказал, Сайзо попытался замять свою бестактность: – Я имел в виду… я… Но уже было поздно, Юкимура всё понял. Обычно его было трудно смутить, он, как правило, откидывал голову назад и громко смеялся, а потом говорил что-нибудь само по себе приличное (грубость ему в принципе была не свойственна), но настолько двусмысленное в данной конкретной ситуации, что мог вогнать в краску любого. Но сегодня реакция оказалась совершенно иной: Санада вспыхнул до корней волос и, отвернувшись, стыдливо натянул одеяло на плечи. – Сайзо, – едва слышно, – прошу, не осуждай меня за это… прошу тебя… Юкимура обхватил руками себя за локти, судорожно сжимая пальцы с такой силой, что на бледной коже тут же проявлялись отметины. Киригакуре сам не помнил, как оказался рядом и взял его за руку. – Юкимура-сама… – сдавленно произнёс он, не зная, как продолжить. Не может же он сказать: «Всё хорошо. Я понимаю. Ну, переспали с Демоноглазым Кё. Ну, с кем ни бывает!» – Я… не осуждаю… Его пальцы успокаивающе гладили руку господина и неожиданно наткнулись на едва заметные полукруглые углубления. На внутренней стороне запястья Юкимуры до сих пор остались следы от зубов. Санада, тоже заметив это, поспешил вырвать свою руку, но Сайзо не позволил. Прижав его кисть к своей груди, он вдруг сказал: – Вы ни в чём не виноваты, Юкимура-сама. Это… это Тоётоми… – Что? – Санада вопросительно уставился на Сайзо. – Тоётоми Хидэёши – это он вас испортил… он вас растлил… Вы ведь спали с ним? Лицо Санады побледнело, глаза расширились от удивления, и в них промелькнул ужас. Юкимура схватил ниндзя за плечо и требовательно вопросил: – Это он? Эта сволочь, Дате Масамуне?! Это он рассказал? Что ещё он говорил? Кому? – Только это… только мне… – растерянно проговорил Сайзо, он никогда не видел своего господина таким: его едва не трясло от ярости, отчаяния, и только ками-сама знают, от чего ещё. Услышав ответ, Юкимура облегчённо выдохнул и устало уткнулся головой в грудь Сайзо. Ниндзя обнял его и словно ребёнка погладил по волосам, пытаясь успокоить. «Не волнуйся за него, Сайзо, – нагло ухмыляясь, шепчет на ухо Масамуне, – старина Хидэёши давно его всему обучил! Или ты думаешь, Тоётоми так к нему благоволил, что даже позволил носить свою фамилию, только за красивые глаза?» – Он любил меня, – произнёс вдруг Юкимура с горечью в голосе, а ниндзя вздрогнул, как если бы Санада прочитал его мысли, – действительно любил. Это было… так необычно. Я не помню свою мать, а мой отец… Мой отец всегда учил меня, что настоящий самурай должен уметь чем-то жертвовать для достижения своей цели. Он говорил, что любые средства хороши. Однажды… он пожертвовал даже своим сыном… – Юкимура-сама… – потрясённо пробормотал Сайзо, – вы имеете в виду тот случай, когда Масаюки-сама отправил вас к Уэсуги Кагэкацу-сама в качестве заложника? Но ведь вашей жизни ничего не угрожало. А как только появилась опасность атаки армии Токугавы, Кагэкацу-сама тут же тайно отправил вас обратно. – Да, наверное, ты прав, – говорит Юкимура, но думает он совсем иное: «Нет, мой милый Сайзо, Кагэкацу-сама тут не при чём. Всё гораздо хуже, но тебе об этом знать не стоит: о моём грязном прошлом. Кто угодно, но только не ты! Рокуро лишь пожмёт плечами, ему нет дела до того, что уже прошло. Саске скажет, что я – идиот, за которым нужен глаз да глаз, словно бы это не я подобрал его ребёнком в дебрях Аокигахары, а он меня. Коске – она женщина, она поймёт. Остальные Дзююши как-нибудь смогут смириться. Но ты… Ты этого не вынесешь». – Пожалуйста, Сайзо, – это уже вслух, – не думай обо мне плохо. Кто угодно, но только не ты! Даже, если услышишь обо мне что-то, что покажется тебе омерзительным, прошу, не думай плохо!.. Обещай мне! Я… я не переживу, если ты будешь думать обо мне плохо. – Юкимура-сама, – положив руки ему на плечи, ниндзя немного отстраняет от себя Санаду, чтобы взглянуть тому в лицо, и говорит сбивчиво, но очень серьёзно: – Юкимура-сама, о чём вы? Я… да я никогда не смогу в вас усомниться!.. Ведь вы… вы – всё для меня!.. Самое главное, что у меня есть! Санаду поражают не столько слова, сколько взгляд Сайзо, устремлённый на него. Неужели он сам вчера ночью смотрел на Кё подобным взглядом? Пожирал его глазами настолько, что заставил того потерять голову и наплевать на всё на свете? И он что же, всё время так смотрит на Демоноглазого?! Или даже хлеще того? Тогда удивительно, почему над ним ещё не смеются его собственные люди. Неужели Сайзо чувствует к нему то же самое, что и он испытывает к Кё? А Кё – к Юе, а Юя… Проклятие! Но в таком случае это – замкнутый круг, лабиринт из чувств, в котором они обречены скитаться, без надежды когда-либо вырваться из него. Санада глубоко вздохнув, мягко глядит на Сайзо и говорит то, что, наверное, не следовало говорить, но слова вылетают сами собой: – Сайзо, если хочешь… я отдамся тебе… «Даже если ты перестанешь уважать меня, даже если я растеряю остатки самоуважения…» – Юкимура-сама, – совсем расстроился ниндзя, снова прижимая его к груди, – ну что вы такое говорите? Да, я люблю вас!.. Но это не то. Это совсем другое. Вы для меня… я бы никогда не посмел даже думать об этом… Всё, что я хочу – защищать вас… В первую очередь, от вас же самого! Вы… вы совсем запутались и не знаете, чего хотите. – Я действительно запутался, – чуть слышно говорит Юкимура. – Но, к сожалению, я знаю, чего хочу. И знаю, что мне этого не получить. Некоторое время в комнате стоит тишина, и всё вокруг как будто бы замерло, лишь ладонь Сайзо, едва касаясь, скользит по волосам Юкимуры. – Спасибо, Сайзо. – За что? – За то, что ты рядом… Обещаю… Я постараюсь не умирать из-за собственной глупости…