***
— Ира, умоляю, до нового года осталось всего лишь семь часов! — просит Антон девушку, стоя в коридоре и нервно переминаясь с ноги на ногу. И ведь знает, чертовка, что никуда от нее не уйдет, ведь она хорошо подбирает подарки под людей. И хорошо разбирается в мужчинах. Странно звучит, конечно, но не в этом суть. — Терпи, Антон! Даже шоколадку не принес в качестве подарка! — возмущается Ира, переворачивая в своей комнате все вверх дном, выискивая свой любимый теплый свитер, — Стой теперь и мучайся, пока я собираюсь! — А вообще-то принес! — одногруппница тут же выглядывает из-за двери, а после, увидев, не пойми откуда взявшийся в руках парня пакет, выходит из комнаты, принимая подарок, — Ты даже не заметила пакет, когда впустила меня в квартиру, — усмехается Антон, получая в ответ радостную улыбку красавицы напротив. — Спасибо большое, — приобнимает она друга и, оставив пока пакет на тумбе в коридоре, забегает в комнату, теперь уже ища свой привычный свитер. Спустя пару минут выходит из коридора, поправляя свой темно-зеленый оверсайз свитер с рукавами фонариками на концах, — Я, так-то, тоже без подарка тебя не оставлю! — под удивленный взгляд зеленых глаз, достает из шкафа в коридоре коробку с красивым красным бантом и милой записочкой, прикрепленный в корешке. «Милейшему, зеленоглазому и ушастому другу Антону! :)» — Что ж, откроем свои подарки, сидя у елки, как положено, — скрывает за шуткой свое смущение Шастун, крепко обняв подругу. И ничуть не жалеет времени на то, пока та наденет теплое пальто, пока натянет шапку и поправит все, что только можно. Она всегда старается выглядеть идеально, этого у нее не отнять. Зато Антон не парится, стоит с криво надетой шапкой, без одной перчатки, и нет, не посеял ее, просто убрал в карман, ибо неудобно с ней писать на телефоне. Потому эти двое так и дополняют друг друга, даже не будучи парочкой. И, теперь уже, этот расклад кажется для них самым правильным из всех. Долгий путь пешком до станции метро, потом несколько остановок уже на электричке, остаются позади. Антон стоит в канцелярском магазине и никак не поймет, что забыл здесь. Думал, что купит какие-нибудь крутые носочки, парочку сладостей и на этом все. Но его дорогая подруга, набирающая в корзинку все больше и больше вещей, так не думала. Она брала все: маркеры, бумагу, наклейки, и все разных видов. Отдав это все на кассу, парень расплатился под умиляющийся взгляд кассирши. Кажется, она восприняла все не так, как есть на самом деле. Подарок ведь будет адресован мужчине, его самому дорогому другу — Арсению. — Зачем мы теперь идем в продуктовый? — не выдерживая, спрашивает юноша. — Чтобы ты купил своему Арсению Серьезневичу его самых любимых вкусностей, — просто отзывается Ира, отбирая у друга пакет с покупками. — Все забываю переписать его так в своих контактах, — качает головой Антон с усмешкой и тут же устремился в отдел со сладостями. Там берет простые леденцы разных вкусов, и еще один вид не очень сладких конфет. Запомнил ведь, что Арсений не сильно любит сладкое. От этого сложно выбрать конфеты… Собрав уже все, что только можно в виде канцелярии, три крутых пары носков, браслетик и кучи сладостей, Антон и Ира наконец вернулись оттуда, откуда пришли. Усевшись на диване, девушка стала давать указания, что и куда клеить, как красиво разместить главные подарочки и прочее, прочее, прочее… Шастун почувствовал себя на паре, но в отличие от пар в колледже, здесь слушал внимательно. Пальцы несколько раз склеились между собой, несколько неудачно приклеенных бумажек лежали на полу, а несколько конфет, штуки четыре от силы, купленных в качестве подарка, были съедены. И вот, через час подарок был готов — самодельная открытка внутри красиво украшенной коробки. Открытка раскрывалась, стоило потянуть, и на каждой страничке было куча пожеланий и прочих милостей, которые Антон писал, прикрыв бумагу ладонью, чтобы Ира не смотрела. Дальше уже лежат подарки: конфеты, носочки, а на самом дне браслет, тщательно подобранный и даже собранный самим Шастуном. Пускай и недорого вышло, это не крутые часы или вроде того, зато от души! — Осталось Арсу позвонить. А то вдруг он уехать решился куда-нибудь, — облегченно выдыхает юноша, и, набрав номер, ждет, когда ответят. — Не забудь спросить еще, можешь ли притащить своих друзей. А то вдруг такой интеллигент постыдится твоих мальчиков, — ухмыльнулась Кузнецова, получив легкий удар локтем в предплечье. Только успокоившись, только почувствовал новогоднее настроение опять, Арсений слышит звонок и дергается, роняя столовые приборы на пол. Быстро поднимает их, кидая в раковину, и подходит к дивану, заглядывая на экран телефона. Стоило прочитать только начало имени, мужчина тут же подхватывает телефон и отвечает на звонок. С души груз упал, стоило услышать такой знакомый, озорной голосок. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич! — Привет, Антош. Что надумал в итоге? — спрашивает Попов, возвращаясь на кухню и продолжая готовку, придерживая телефон у уха с помощью плеча. — Я хотел спросить как раз по этому поводу, — Антон переводит взгляд на Иру, а та кивает в ободряющем жесте, показывая большие пальцы вверх, — Я бы хотел справить еще со своей компанией, и Иру позвать. Можно будет отпраздновать все вместе? — Хм., — издал Арсений, задумавшись над таким предложением. Он вспоминал ребят, с которыми один раз довелось посидеть. И те кажутся довольно неплохими. Разве что, Сережа может быть занозой в заднице, но эту занозу легко выдернет Даша, которая, вроде как, его девушка, — Я не против. Нас много, будет только веселее, — жмет плечами мужчина, услышав по ту сторону радостный вздох и какое-то шуршание. Это Антон кивал головой Ире, давая знать, что все прошло успешно. — Спасибо большое! Я попрошу ребят вести себя чуть приличнее, чем обычно, — обещает юноша, и, услышав смешок и такое теплое «до встречи, Антош», прощается, бросив трубку, — Придумывай образ, пока время есть. — А ты не пойдешь к родителям что ли? — удивленно интересуется Ира, вставая с пола и высматривая в своем шкафу, где недавно все перевернула, что-нибудь интересненькое. На глаза бросилось нежно-голубое платье, вытащив его, девушка стала разглядывать, прислонять к себе, смотря в зеркало. — Я могу сейчас зайти к ним, посидеть чуть-чуть, а потом мы с тобой пойдем собирать остальных. Ты не против? — интересуется Антон, глядя на подругу, которая теперь разрывается между нежно-голубым платьем, словно холодное, декабрьское небо, и темно-зеленым с красивыми, блестящими вставками, так напоминающее елочку. — Я не против. Главное ребят предупреди, что зайдешь за ними, а то могут ведь назначить планы и все, — отзывается Кузнецова, глядя на друга через зеркало, — Дверь открыта, если что. — Хорошо, тогда через час зайду за тобой, — улыбаясь, Шастун подходит к ней, приобнимает, когда та поворачивается, и, собравшись уже в коридоре, выходит из квартиры. Путь долгий и не особо приятный из-за снега, что летит прямо в лицо, оставляя после себя мокрые следы. И как же девушки ходят с макияжем зимой, когда такая погода…***
— Мам, я дома! — вздыхая, Антон снимает мокрую шапку с себя, разувается, а подняв голову, встречается с мамой взглядом, — Я буду отмечать у Арсения с ребятами, — перед фактом ставит, снимая с себя куртку. — Я понимаю, Антош., — задумчиво крутит в руках полотенце женщина, и, осмотревшись и поняв, что ее муж в своей комнате и пока выходит не собирается, подходит к сыну, откладывает свое полотенце на полочку, берет личико сына в свои ладони, — Понимаю, что с родителями тебе отмечать уже не особо хочется в силу своего возраста. Но я буду рада, если ты проведешь со мной хотя бы немного времени, — ласковая улыбка, от которой уже устоявшиеся морщины становятся еще заметнее, обезоруживает. Шастун-младший вздыхает с грустью, берет руку матери и ведет ее на кухню, а сам уходит в комнату. Сначала в его комнате стоит шум, затем, выйдя он что-то прячет за спиной, шумит уже в гостиной, кажется, под елкой. Заходит Антон, как ни в чем не бывало и садится за стол. — Конечно я посижу с тобой, мам. И еще, я попросил деда мороза доставить тебе подарок после полуночи под елочку. Обязательно загляни под нее потом, — чуть смущаясь, говорит юноша, а его мама, умилившись такой прелести, целует сына в лоб, пусть тот показушно фыркает после. — Как приятно, Антош. Я обязательно потом передам деду морозу спасибо, — усмехается женщина и включает чайник, чтобы тот кипятился. Заваривает чай, ставит на стол тарелку с имбирным печеньем и садится напротив сына, глядя, как тот уминает печеньки одну за другой. После болтают, о том, как проходили последние пару месяцев. И Антону так непривычно от этого, что порой даже запинается в рассказе, путает слова. Но сердце так сильно колотится, а глаза чуть пощипывает. Это… приятное чувство. Он рад, что мама в этот новый год так мила с ним. Да и в последние месяцы они будто взглянули друг на друга иначе, поняли, почему так поступали друг с другом и смогли поменять это отношение. Раньше Шастун-младший мог сорваться на маме, когда ему доставалось от отца, но теперь понимает, что она такая же жертва, что ее стоило поддержать, нежели еще больше обижать. Становится совестно и Антон правда старается исправить ситуацию, но смущение, пока что, слишком сильное, чтобы сказать маме какое-то приятное слово. Особенно трудно даже представить, как можно сказать «я люблю тебя, мам». Но Антон исправится. Он обязательно скажет ей это. — О, блудный сын вернулся, — заходит на кухню отец, разрушая атмосферу счастья и любви, словно взрыв ядерной бомбы, — Ждать тебя сегодня или пойдешь шляться дальше? — Пойду к Арсению Сергеевичу отмечать, — чуть ли не рыча, отвечает младший, отпивая чай, давится, когда над душой возникает крупная тень. И знает, кому та принадлежит. И знает, что сейчас начнется. Это слишком очевидно. Но уже все равно. Он может ответить, может поставить на место и теперь не так боится последствий. — А, к педику этому, да? В задницу долбится будете? —яркие зеленые глаза встречаются с такими же тусклыми. Антон глубоко вдыхает, раздув ноздри, смотрит, ничего не говоря. Словно сейчас ударит молния. Резко, неожиданно и очень больно. — За языком следи, — младший чувствует, как на руку, что лежит на столе и придерживает кружку чая, ложится сверху теплая, материнская. Кажется, только это сейчас сдерживает, чтобы не заехать кулаком по какому-нибудь (конкретному) табло. — А то что? Расскажешь парню своему? — подстебывая, спрашивает с ехидной улыбкой старший. Женщина убирает руку от сына, отодвигает чай, понимая, что сейчас будет. Она понимала, что если отец дома, то не упустит возможности поиздеваться над своим сыном, унизить. Но тот не учел одного — Антон вырос и теперь может постоять за себя и за мать. Медленно убрав руку со стола, сжав в кулак обе, резко заезжает одним по скуле мужчины, от чего тот отлетает к стене и ударяется еще и второй стороной о нее. Удар был неожиданным и слишком сильным, чтобы устоять, удержать равновесие хотя бы физическое. — Мне не нужен кто-либо, чтобы за себя постоять. Лучше бы тебе это запомнить, — склонившись над свернувшимся отцом, что держится за щеку, угрожающе процедил Антон. Не собирался продолжать, да и в день нового года не хочется устраивать драку, портить настроение маме еще больше. Но, почему-то, младшего более чем удовлетворил растерянный старший, что все никак не мог подняться и прийти в себя. Кажется, даже, смог его оглушить своим ударом. — Наверное, я к маме пойду отмечать, — встает женщина со стула, закидывая посуду в раковину, — Давно не отмечали новый год у нее дома. Если что, Антош, приходи к нам, — улыбнулась на мгновение она, оставив легкий поцелуй на лбу сына и ушла в свою комнату. Шастун-младший проследил за тем, как она собирается, сопроводил ее, взяв и свой шоппер с некоторыми вещами, а в другой руке держал несколько пакетов с подарками. Вышел с мамой из дома и пошел на остановку. Им двоим нужен был разный автобус, но благо они ходили с одной остановки. — Антош, а у тебя с Арсением Сергеевичем что-то есть? — интересуется родительница, глядя на своего сына с интересом. А тот, не ожидая вопроса, встал в ступор, автоматически закачав головой, — Надо же. Вы так близки. Он за тебя заступается, помогает, теперь вот новый год отмечать будете. — Мам, что ты такое говоришь? Мерзко же это. Ну, в смысле, я и Арсений Сергеевич… — тупит младший, скривившись, и не найдя приличных слов, которые мог бы подобрать для описания. — Это папа у тебя двинутый на этой теме, готов прибить за неправильный взгляд мужчины на другого. А мне все равно, главное, чтобы отношения были без насилия, — жмет плечами женщина с улыбкой, пока ее сын стоит с открытым ртом, принимая несколько летящих снежинок, — О, а вот и мой автобус. Закрой ротик, сынок, а то снега наглотаешься и заболеешь, — прикрывая рот мальчишке, она заходит в автобус, прикладывая карту к валидатору. Антон провожает маму взглядом, машет ей рукой в окно, когда та уже садится. Автобус уезжает, оставляя в полном недоумении и ступоре. «Мир вокруг меня, походу, окончательно ебнулся. Один я адекватный остался…»***
Шастун заходит за Ирой, берет ее пакеты с подарками, как настоящий джентльмен, и вдвоем идут за остальными ребятами. Первый по списку для них — Дима. Благо, его удается украсть без каких-либо проблем, напротив, он еще и помогает забрать Катю. Уже вчетвером идут за Сережей, но звонок в домофон никто не берет. Антон звонит другу и узнает, что тот уехал на дачу со своей девушкой и родителями еще вчера. Грустно, конечно, но ничего не поделаешь. Все так же вчетвером едут к Арсению, и Шастун в вк предупреждает его об этом. Приехав в район, ребята удивляются его престижности и уже предполагают, какая там может быть квартира, если двор выглядит шикарно. Поднявшись на нужный этаж, они еще какое-то время ждут, пока волнующийся, суетливый мужчина найдет ключи, которые как на зло лежат не на своем месте. Открывает дверь, представая перед подростками в темно-синей толстовке без принта и черных джинсах. Зато тапочки с оленями никуда не делись. — С новым годом, Арсений Сергеевич! — звучит синхронно от ребят, поставив Попова в ступор. Тот неловко улыбается, пропускает подростков вперед, пожимает руку Диме и Антону, а девушек приобнимает. — Я подготовил для вас гостевые тапочки. Все подарки можете отнести под елку, она в гостиной. После полуночи все дружно их откроем, — дает наставления, как самый настоящий препод, пока подростки снимают куртки и меняют уличную обувь на домашние тапочки, — Правда, я особо много не готовил. Время еще есть, можете сходить за продуктами, — Дима, Катя и Ира тут же одеваются обратно, между собой обговаривая, что бы хотели купить и сделать. У Арсения лишь два салата, оливье и с морепродуктами, да и то, не до готовленные, а ребята захотели, чего попроще — один с куриной грудкой и грибами, второй типичный крабовый, ну и курицу решили захватить, чтобы зажарить. И картошечки взять, чтобы сделать пюре. Куда без этого. — Я помогу Арсе… Арсу с приготовлением оставшихся блюд и закусками. Ну и стол накроем, — осматриваясь, поясняет Антон и ребята, кивнув в ответ, выходят из квартиры. Дверь захлопывается, оставляя парней вдвоем. Арсений кидает взгляд на кухню, как бы приглашая, а Шастун, тут же поняв его, послушно идет следом. Теперь уже вдвоем готовят салаты, иногда прислушиваясь к фильму, что идет по телевизору. Теперь там идет «Иван Васильевич меняет профессию». Классика. Мужчина, словно наставник, шеф-повар, помогает начинающему поваренку готовить, объясняет, как нарезать овощи и сколько. Антон рад, что все же ушел из дома и решил отмечать у своего дорогого друга. Тут уютно, пахнет мандаринами, кофе, терпким одеколоном мужчины, а его мягкий, бархатный голос еще больше располагает к себе. Атмосфера домашняя и парень даже жалеет, что не родился чуть позже в качестве сына этого чудесного мужчины. Даже представил, как посещал бы с ним спектакли и другие выступления, как с самого юного возраста был бы частым гостем закулисья, и никогда-никогда не нуждался бы во внимании и любви. Звучит как мечта. — Родители не были против? Мне стоит отзвониться им, дать полный адрес и план того, как мы будем отмечать или ты написал расписку под свою ответственность? — интересуется тот, усмехнувшись, но, взглянув на личико рядом, понял, что шутка осталось незамеченной, — Что-то случилось? — Отец, — тихо отвечает Антон, не задумавшись, скидывает нарезанные овощи в миску и начав перемешивать большой ложкой, — Опять назвал нас педиками… — вырвалось у него, и, неосознанно стал мешать агрессивнее, от чего даже пару маленьких кусочков выпали из миски. Арсений вздохнул, отложил приборы и, вытерев руки салфеткой, что лежала на столе, положил руку на плечо парню. Пришлось проигнорировать его слово «опять», иначе агрессия подступит еще сильнее и это только усугубит ситуацию. — Ты же понимаешь, что он просто пытается вывести тебя из себя, задеть, — подросток откладывает ложку в сторону, смотрит в миску с салатом поникшим взглядом, а затем кивает, — Ты же умный парень, конечно понимаешь. Попытайся не реагировать. Сохранишь нервы себе, — пытается дать совет мужчина, получая в ответ грустный взгляд зеленых глаз. И сердце будто падает в пятки от этого взгляда. — Я до этого не реагировал, думал, что ему надоест и прекратит, но нет. Устал уже от этого. Почему именно он мой отец… — Шастун хочет добавить «а не вы», но не решается, понимая, насколько глупо и сопливо это будет звучать. Арсений разворачивает его лицом к себе за плечо и расставляет руки в стороны, как бы показывая, что готов поддержать, дать хотя бы ощущение защиты и заботы, а еще умеет крепко обнимать. Антон тут же бросается к нему, приникает головой к его груди, прижимаясь, несмотря даже на то, что гораздо выше, — Мама стала такой доброй со мной. И она получает от него оскорбления, пощечины. Я устал от его злости, но не могу ничего изменить, — нервно вздыхает, сжимая руки в кулаки так, будто отец где-то рядом и опять говорит гадости. Злость начинает вскипать внутри, но теплые, большие ладони на спине успокаивают, медленно поглаживая вверх-вниз. Тело в объятиях еще несколько раз напрягается, кажется, когда вспоминаются какие-то моменты в голове, но быстро успокаивается, обмякая в руках вновь. А затем становится окончательно хорошо, спокойно и тепло в душе. Будто это все осталось каким-то кошмаром, который рассеется в сознании, оставив лишь неприятное послевкусие и больше никогда не повторится. Шастун поджимает губы. Почему со знакомым мужчиной чувствует себя защищенным, действительно нужным и важным, нежели с родным отцом? Ответ прост — этому человеку ты действительно нужен. Арсений искренне старается ему всегда помочь, защищает, старается уберечь. И так становится жаль, что собственный отец на такое не способен. — Антон, — тихо начинает Попов, как бы проверяя, готов уже говорить парень в его объятиях или еще нет, — Ты же знаешь, что можешь всегда обратится ко мне. Я, конечно, не смогу поменять твоего отца, но ты всегда можешь прийти ко мне за поддержкой. Я помогу, чем смогу. — Почему? — Что почему? — растерянно переспрашивает Арсений, повернув голову к Антону. — Почему ты так помогаешь мне? — парень поднимает голову, смотрит в голубые глаза напротив, видя, как те чуть расширились от удивления. У двоих возникает чувство дежавю — такой вопрос уже звучал пару месяцами раннее. Если тогда ответа не последовало в силу обстоятельств, то теперь ничто не мешает получить его. И он правда звучит. — Потому что вижу в тебе себя, — просто отвечает Арсений, отстраняя Шастуна, держась за его предплечья, — Тем более сегодня. Отец звонил мне, поздравлял с новым годом. В первые за несколько лет, что я живу здесь, — поясняет, после вздыхая и грустно улыбаясь, — Ему потребовалось восемь лет на то, чтобы просто позвонить, представляешь? Он обращался со мной так же, как твой отец с тобой. Может, даже хуже, я ведь точно не знаю, какие у вас взаимоотношения, — улыбается чуть ярче, затем опускает взгляд, глядя на свои оленьи тапки, стараясь так себе поднять настроение. Больная это тема — отцы. Для двоих сразу. Антон слушает, боясь испортить такой момент, даже старается почти не дышать. Арсений. Впервые. Открылся ему. Это так удивляет, ставит в ступор, но при этом… Чувствует, будто стали еще ближе, будто человек приоткрыл ему завесу, за которой хранится много тайн, ошибок и достижений. Будто человек показал ему давние шрамы на сердце, которые прятал под несколькими слоями своего характера, точнее шуток и беспечности. И они так похожи, эти шрамы. В них двоих не верят отцы, их двоих унижали, их двоих отговаривали быть теми, кем они хотят быть. И теперь они есть друг у друга, два человека с одинаковыми шрамами на сердцах. Бам. Подростковое сердечко стучит так громко и так сильно, кажется, от волнения из-за такого откровенного момента. Руки становятся холодными, кажется, сейчас все силы сердце отдает на то, чтобы быстрее биться в ровном ритме и не сойти с ума. Фильм, что до этого был слишком шумным, становится лишь фоновым шепотом, остается где-то там, вдалеке, стараясь не мешать. Арсений поднимает взгляд, побоявшись такого молчания, но натыкается на заинтересованные, удивленные и такие искренние зеленые глазки. Им можно доверить все и это останется в секрете. Мужчина рассматривает лицо напротив: большие глаза, чуть впалые щеки, а затем и губы. Те искусаны, на нижней много небольших ранок с запекшейся кровью багрового оттенка. Так хочется провести по ним, ощутить их шершавость и мягкость от нежной кожи самих губ одновременно. Благо, или к сожалению для мужчины, раздается громкий звонок из телефона подростка. Оба вздрагивают, словно просыпаясь, скидывая с себя наваждение, что накатило будто от приема чего-то веселящего — алкоголя, или наркотиков. И у двоих в голове повис вопрос: «Что произошло?» — Ало? — резко ринувшись к телефону, берет трубку Антон, выслушивает вопрос и вздыхает, — Бери мультифрукт, не прогадаешь, — делая паузу, хмурится, —Ну тогда возьми и себе виноградный, че ты? Ир, если что, я переведу тебе за сок, — кажется, этого и ждала девушка по ту сторону звонка. Тот завершается, а он смеется, — Ира сок выбрать не могла. — А когда вы с ней так сблизились? — интересуется Арсений, уже доделывая второй салат. Время двинулось дальше, фильм вновь стал громким, слишком отвлекающим. Будто этот интимный момент про тайны друг друга был где-то в тумане или и вовсе был сном. Странное чувство, не очень приятное. — Иногда переписывались после Хэллоуина. Сначала по каким-то вопросам учебы, а потом и мемами перекидываться стали, — жмет плечами Антон, подходя ближе и беря миску с салатом, который сделал, в руки, — Иногда на переменах болтали. В общем, как-то так и стали хорошо общаться, — закончив с усмешкой, уносит салат в гостиную, где ставит его на стол посередине, на красивую кружевную салфетку. Спустя минут 20 возвращаются ребята с большим пакетом продуктов, который несет Дима, как истинный джентльмен. Теперь уже в пять рук готовят еду, потому справляются быстро, чем если бы их было двое. Иногда смеются, когда что-то не получается, пробуют на вкус закуски, пока еще не подали их на стол, получая нагоняй от Арсения Сергеевича, который мысленно называет происходящее «детским садом». Но ему приятно быть в этом шуме, в этом веселье в новый год и в этом «детском саду». Это явно всяко лучше, чем если бы он посидел один, молча послушал обращение президента, поел и лег бы спать под хлопки фейерверков. Стол накрыт, тарелки стоят пока пустыми, а рядом с ними лежат столовые приборы: вилка, ложка и нож. Типичный набор. Ира и Катя поправляют макияж косметикой, которую додумались взять с собой, параллельно спрашивая, где кто ее ухватил и по какой цене, а мужская половина компании общается о своем — об учебе, да и о жизни в целом. Их не так парит внешний вид, потому сидят в толстовках, даже не желая надеть что-то поинтереснее в такой праздник. Один Арсений отличился, все же сходил и надел свитер со снеговиками и снежинками на нем, получая восторженные взгляды от девушек. Осталось полчаса до нового года. Вся пятерка садится за стол, начинает брать салаты, еще теплую курицу и картошку в свои тарелки. Антон и Дима часто шутят о чем попало, вызывая смех у всех остальных. Все с нетерпением и особым трепетом ждут обращения президента, а затем и бой курантов. Дурацкий голубой огонек с уже старыми звездами эстрады прерывается и наконец начинается речь. Все слушают в пол-уха, больше увлекаясь салатами и горячими блюдами, пока не звучит: «всех с новым две тысячи двадцать…». Никто не дослушивает, все поднимают бокалы с соком, вскрикивая от радости, а затем считают бой курантов. Все в голове загадывают желания на предшествующий год, как было принято всегда. Никто не слышит их, все загадывают их в своей голове, чтобы оно точно-точно сбылось в скором времени. Арсений, глядя на Антона, загадывает свое, самое сокровенное: «Пусть у Антона все будет хорошо.» Антон переводит взгляд на мужчину и ярко улыбается, будто бы почувствовав столь доброе желание. «Пусть жизнь наладится, и Арсений Сергеевич будет всегда рядом.» Три. Два. Один! — С новым год-о-ом! — кричат ребята в унисон, поднося бокалы к друг другу, издавая звонкий стук стекла, параллельно с радостными и восторженными криками. Каждый допивает сок до дна, дослушивая гимн России, а затем принимаются за еду. Все безумно проголодались из-за этой подготовки, потому с особым наслаждением уминают еду, которую сами и приготовили. Когда все уже наелись, из-за стола выходит Ира и вытаскивает из пакета, где были продукты, коробку с бенгальскими огнями, размахивая ей и привлекая к себе внимание. Никому не нужно было что-либо говорить, все дружно поднялись со стульев и начали в спешке одеваться, желая поскорее выбежать на улицу. Уже через пять минут, стоя посреди сугробов, Ира зажгла каждому бенгальский огонечек предоставленной Антоном зажигалкой. Стоило зажечь последний себе, как в черном небе засиял фейерверк. Кажется, кто-то из дома по соседству вышел и устроил такое чудесное шоу. Где-то и сзади раздались хлопки, но совсем вдалеке, а затем еще, еще и еще… По всей Москве раздались выстрелы фейерверков, обозначая, что новый год наконец наступил. Ребята подняли вверх бенгальские огни, наслаждаясь красивыми огоньками и в их руках, и в небе, которые друг другу ничуть не уступали в красоте. Арсений переводит взгляд на Антона, что стоит рядом с ним, практически прижимаясь к нему плечом. Видит его яркую, радостную и предвкушающую улыбку, понимает, что самая главная и яркая искорка его жизни стоит рядом с ним и никакой фейерверк не сравнится. Насмотревшись, будто бы, настоящего чуда, ребята вернулись в теплую квартиру, спешно разделись и побежали к елке. Арсений говорил, что положил все подарки подростков туда, но какого же было их удивление, когда увидели подарки и для себя от него. Теперь понятно, почему два простых салата были не сделаны за пару часов. Кажется, кто-то бегал и экстренно покупал подарочки. Понятно, что это не как подарок для Антона, это кое-что гораздо проще, но ничуть не милее. Шастун, разглядывая реакции на свои подарки от одногруппников, принимается за свои. От ребят подарки безусловно милые, девушки подарили сладости и побрякушки, Дима крутую футболку с их общим мемом и дезодорант, который как бы служил напоминанием их первой тусовки. Но стоит раскрыть коробочку с подарком от Арсения… Все тут же стихают, заглядывая внутрь: лежит две коробки с конфетами на дне, затем идет сложенная футболка крутого бренда, а еще выше… — Арс-Арсений. Вы с ума сошли? — растерялся Антон, вытаскивая небольшую коробочку и открывая ее. Внутри лежит толстое колечко с каким-то камнем по центру, возможно розовым кварцем, кажется, само оно из добротного серебра. Вынимая, видит гравировку своего имени изнутри красивым шрифтом и пробу, но она ничего ему не говорит, ибо не особо разбирается в дорогих украшениях. Одногруппники молчат, но многозначительно переглядываются. У каждого своя мысль на этот счет, но все понимают одно — Антон очень важен для этого преподавателя. И теперь все видят, насколько. — Ты не подумай ничего. Просто я знаю, как ты любишь кольца. Вот и решил подарить такое индивидуальное кольцо, которого ни у кого не будет, — пожимает плечами Арсений, собирая на себе шокированные взгляды, — И вы тоже ничего такого не думайте! Не носки же мне ему дарить, в самом деле! Ира начинает заливаться смехом, а Антон стыдливо опускает голову, сдерживая глупую улыбку. После распаковка продолжается, и когда Арсений доходит до своего подарка от Шастуна, то рассыпается в благодарностях и, под жалостливым взглядом упомянутого, обещает открыть самодельную открытку, когда никого рядом не будет.Распаковка заканчивается, ребята поднимаются с пола, обсудив до этого свои подарки как следует, и продолжают праздник: танцуют, бесятся и кто-то еще ест. Антон надел кольцо почти сразу, как достал, и не снимал, даже несмотря на то, что сначала было непривычно.