Дождь пропитал рубашку и затушил сигарету, заставляя Гокудеру недовольно ругнуться под нос и зайти в не особо примечательный бар, так одиноко стоявший в самом неудачном месте для привлечения внимания клиентов – в переулке малопроходимой улицы Токио.
Вывеска «Вонгола» не горит в темноте, отчего название прочитать выходит не сразу. Это, потёртая дверь и скользкие от капель дождя ступеньки в подвал почти заставили парня передумать. Но всё-таки он заходит внутрь.
Не очень просторное помещение встречает его приятным и незнакомым запахом, лёгким инди-роком и тусклым освещением от мириады светильников-звёздочек. Тёмная барная стойка и симпатичная девушка с растрёпанной копной каштановых волос за ней. Первое впечатление вполне сносное. А дальше? Дальше хуже.
Пыль на столиках, разводы от стаканов на стойке и въевшееся пятно крови на полу у самого входа. Барменша при приближении всё так же симпатична, но есть нюанс. Слишком молодая для работы здесь. Её юность не скрывает макияж – обильно подведённые глаза, яркие губы. Угловатую фигуру не спрятать за просторной чёрной футболкой.
– Добрый вечер! – девушка ярко улыбается ему, чересчур открыто для встречи клиента, для местного менталитета тем более.
Она протягивает ему барную карту, и Хаято понимает, что местечко пустое – а оно пустое, помимо него за дальним столиком спал только один человек – и непопулярное не только из-за неудобного расположения. Цены тут заоблачные.
Пока Хаято, непонятно зачем решивший покрасоваться своей материальной обеспеченностью, выбирал напиток, девушка поменяла музыку. Шуберт. Серенада.
– И что же во мне выдало любителя классики? – усмехается парень, в душе леденея. Она не могла его узнать. Он не был известным исполнителем даже в Италии. Да и не играл уже целую вечность.
– Не знаю. Вид у вас такой… – она неопределённо взмахивает руками, звеня многочисленными браслетами. – И пальцы музыкальные.
Хаято смотрит на свои пальцы. Музыкальные? Он не садился за фортепиано лет пять. Эти руки сейчас чаще держали пистолет, сигареты или динамит.
– «Пламенный ураган», – называет он напиток, переводя тему. Коктейли тут все звучат чрезмерно экстравагантно, Гокудера выбирает что-то наиболее приличное и с приглянувшимся составом.
– Будет сделано, – звонко отзывается барменша и отходит. Взгляд невольно отмечает короткую клетчатую юбку и вырез во всю спину футболки, выставляющий напоказ чёрную татуировку змеи в окружении оранжевых пионов. Рисунок большой, агрессивный и очень красноречивый.
Хаято лишь хмыкает и с интересом следит за движением тонких запястий, смешивающих алый ликёр с тоником.
– Ах, да, – она ставит перед ним хайбол с ярким напитком. – Меня зовут Тсуна.
– Мне обязательно знать твоё имя? – фыркает в ответ, делая вид, будто недавно не пытался отыскать на её груди бейджик.
– Всегда удобнее рассказывать свою историю, если знаешь человека чуть ближе, – нисколько не обижается Тсуна на его пренебрежение. – Как мне называть вас?
– Гокудера, – не сопротивляется он, делая сразу после глоток.
Удивительно, коктейль приятным послевкусием задерживается на языке, согревает горло и чуть освежает сознание. Он мог ожидать чего угодно после увиденной грязи на стойке и молодой работницы, но алкоголь тут на редкость хороший… хотя цена всё ещё задрана до небес.
– В этом баре есть правило: обращение только по именам, – подмигивает ему Тсуна, радостно облокачиваясь о тёмное дерево от увиденной реакции явного одобрения её трудов.
Странное правило для японского заведения. Местные же такое не особо любят. Вежливость в японцах сидит где-то на подкорке мозга.
– Хаято, – говорит, не выдерживая этот мягкий взгляд цвета виски с кофе.
– Отлично, – она улыбается, обнажив немного зубы. – Какую историю поведаете мне, Хаято-сан?
– Никакую, – он морщится. – И опусти хонорификсы.
– Замётано, Хаято! Ещё одно правило этого бара: клиент прав всегда, если только он не неправ.
– Хах. Потрясающее в своей точности правило.
Он чуть двигает бокал, и Тсуна понимает его, сияя ещё ярче и принимаясь за смешивание новой порции.
– Ладно. Сегодня без историй, но в следующий раз буду ждать. Уверена, у вас найдётся что-то захватывающее.
– Следующий раз? Его не будет, – он почти залпом выпивает второй бокал, чуть жмурясь от терпкости и удовольствия. Хлопает наличкой по столу. Как дурак оставляет чаевые, хотя и понимает, что наценка тут бешеная. – Я больше не приду.
***
Он приходит. Через полторы недели. В самый ужасный день в этом году после самого дерьмового задания.
Перед глазами – пожар, в ноздрях – запах гари и палёной плоти, в ушах – чужой крик.
А в баре «Вонгола» всё тот же тонкий аромат, инди, приглушённый свет и улыбчивая барменша, на которую ругалась какая-то парочка. Парень с девушкой явно не угадали с местом для свидания и атмосферой не прониклись.
– О, я вас ждала, Хаято, – кажется, с такой радостью его ещё никто не встречал. – Добро пожаловать! Вам как в прошлый раз, или вы попробуете что-то новенькое?
– Можно и что-то новенькое.
Она снова переключает музыку, хотя и признаётся, что ни черта в классике не разбирается, просто взяла уже собранный плейлист. Однако слушает она Хаято с удовольствием. Как он угадывает композиторов, симфонии, называет инструменты.
Когда он начинает говорить не о музыке, Гокудера даже сам не помнит. После стакана третьего? Угадала девчонка, что во второй раз рот-то у него развяжется. Разумеется, говорит он не про работу. Не хочется, чтобы Тсуну пристрелили в подворотне за лишнее знание. Нет. Он рассказывает про уроки фортепиано, про маму, нежную Лавину, и худшего в мире отца.
Тсуна слушает. Внимательно. Смотрит мягко, золотые отблески виски в её глазах заботливо согревают, как и ладонь, ободряюще сжимающая его пальцы. Наверное, тот, кто говорил, что в бары ходят не за выпивкой, а за молчаливой поддержкой, не шутил.
– Ты хоть совершеннолетняя? Можешь тут работать? – он сам не знает, зачем спрашивает.
– Вау, – светлые брови девушки удивлённо выгибаются. – Обычно это первый вопрос, который мне задают. А вы только сейчас любопытствуете.
Она чуть слышно смеётся.
– Да, мне есть двадцать один, – признаётся она. – Так что не переживайте. И да, я вот совершеннолетняя, а он нет.
Гокудера не сразу понимает, о ком речь. Где-то в сторонке лениво подметал пол молодой парнишка, который тут был в прошлый раз. Только тогда Хаято решил, что это заскучавший посетитель, уснувший за столом.
Оказывается, второй работник – лет восемнадцати на вид, европеец, русые волосы – халтурно, постоянно зевая, убирал в одном и том же углу пыль, хотя лучше бы протёр стойку и попытался отмыть кровь, всё так же пятном встречающую всех на пороге.
– Не стоит об этом так открыто рассказывать, – бурчит Хаято. – Проблемы могут быть.
– Во-первых, я и не говорю кому попало, только постоянным клиентам.
– Постоянным? – он допивает остатки коктейля. На душе легко. Мысли о прошедшем задании уже не бередят сознание, а разговор о детстве впервые не вызывает злости. Что именно ему помогло? Вкусные напитки или миниатюрная барменша с мягкими ладонями и красивой бледной спиной? – Я тут всего второй раз.
– В этом баре как-то повелось: либо отсюда сбегают после первого посещения, либо остаются навсегда.
– Навсегда? Звучит угрожающе, – Хаято позволяет себе издать смешок вслух.
Тсуна пытается мрачно и таинственно улыбнуться, но выходит слишком очаровательно и невинно.
– А что во-вторых?
Девушка чуть медлит, не соображая, о чём он.
– Во-вторых, правило бара гласит, что мы никого не сдаём и нас не сдают тоже.
– В этом баре очень много странных правил.
– Станет ещё больше. Пока мне не надоест придумывать, правила будут добавляться!
Под «Зиму» Вивальди, под тихий смех, что восхитительнее любой мелодии, и скрип протираемых бокалов Хаято понял, местечко это странное, но он не прочь стать здесь постоянным посетителем.
– Я пойду.
– Увидимся, Хаято.
Действительно, они ещё увидятся.
***
Бар «Вонгола», одиноко стоящий в самом неприметном уголке на самой малолюдной улице их префектуры, с незаметной вывеской, сколотыми ступенькам и пыльными столиками, всегда будет вас ждать. И ведь вы придёте.
За горечью коктейля и сладостью чужой улыбки. За глотком счастья.
За Тсуной.
