Забери меня

      Ей неприятно сводит челюсть, — видимо, слишком сильно сжала зубы, пытаясь не вгрызться ими в мистера Томлинсона, — потому она пальцами прикасается к щеке, злобно соскальзывая взглядом с его ухмыляющегося лица и дерзкого жеста закидывания ноги на ногу.       — Ты мне можешь объяснить, что ты еще хочешь? — сухо говорит Пристли, не желавшая в принципе произносить слова, выдавать звуки в некогда своем, но уже совсем чужом доме на 76-й авеню.       Ублюдок, надменно сидящий в кресле не спешит давать ответов, приковавшись, прицепившись взглядом к стеклянным свадебным фигуркам: мужчина во фраке, женщина в пышном платье и с волнистыми волосами.       — Знаешь, в чем секрет идеального брака? — обращается будто и не к ней, а к тем, кто пристально за ним смотрит, фанатично преследует и радуется каждому изреченному слову, к тем, кто существует только в его голове, воображении, желании.       Уставшая Миранда лишь закатывает глаза, ожидая продолжения.       — В том, что взгляд этой стеклянной женщины всегда одинаков, она не закатывает глаз, как ты, — с театральным выдохом и медленным взмахом кисти, проговаривает Стивен. — Она не поджимает губ, как ты на своих показах. Тебе нравится доминировать и властвовать, но ты заигралась. Всё, что мне нужно — причитающаяся мне по праву половина тех акций, которыми ты владеешь.       — Ты прекрасно знаешь, — опустив руки и чуть отойдя в сторону, начинает Миранда; она расхаживает по мягкому совершенно безвкусному ковру, который категорически не хотела расстилать на сливочного цвета паркете. — Что ты по закону никак не можешь претендовать на эти акции.       — Потому я и хочу, дорогая моя миссис, ой, прости, мисс Пристли, чтобы ты отдала мне их добровольно, — слегка подается вперед, совсем не убирая, не стирая с лица довольной ухмылки, продолжая радовать безмолвных существующих поклонников.       — А ты прекрасно знаешь, что этого не будет.       Ей не нравится говорить с ублюдком, ей не нравится сложившаяся, утомляющая ситуация, пробирающая до костей каким-то непривычным непорядочным предчувствием длительной и грязной войны; она только-только вылезла, вытянула себя из грязного болота развода, когда вся желтая пресса со своими вонючими журналюгами пыталась раскопать, выпотрошить и заснять ее грязное белье. И почему-то сейчас, стоя на 76-й ей безумно хочется, чтобы больше никто не видел, не слышал, не знал, что они с этим гадом, подонком были вместе, что она снова вынуждена появляться здесь, в теперь уже до безобразия убого обставленном доме.       Вытащив мобильник из сумочки, Миранда долго листает контакты, отметая первой, конечно же, Эмили, затем водителя, затем многочисленных друзей-знакомцев, и останавливается на записи, которую как-то даже поленилась переделать: «Э-2» — Эмили вторая.       И Миранда знает, чувствует, понимает, что именно этот человек все равно здесь появится. Потому нажимает вызов и растянуто говорит в телефонную трубку:       — Заберите меня.       Он звонит ей снова и снова, ищет предлоги, пытается задеть, уколоть, проткнуть, да хоть как-нибудь да привлечь внимание: детьми, акциями, разговорами, манипуляциями; разрушить этот чертов глянцевый мирок, за которым прячется истинное лицо его обожаемой бывшей жёнушки. Его действия насквозь прогнившие, поганые, совсем нечестные, в них укрывается шуганным вором дикая, отчаянная, обидчивая ревность.

***

      Андреа щурится от яркого света собственной кухни, когда Миранда щелкает выключателем, заставляя все лампы разом вспыхнуть. Кажется, Энди никогда их все не включала, черт, да даже не знала, что это возможно.       — Сделаю кофе и отвезу вас домой, — все еще колотясь изнутри, говорит девушка, стараясь заставить собственные руки не дрожать.       — И исчезнете навсегда, выбросив телефон и сменив место жительства? — сев за стол и подперев рукой подбородок, продолжает за нее мисс Пристли. Андреа вздрагивает, просыпает растворимый кофе, пытаясь унять или скрыть, уже сама не знает, грызущий вины, распирающий еловыми иглами изнутри страх.       Миранда смотрит на нее хищно, но без желания убить, — она играет, мучает, пугает, гоняет жертву, заставляет задыхаться, озираться, бояться.       — Нет, я… — девушка ставит банку с кофе обратно на полку, свободной рукой ища опору в окружающем мире; ей хочется свалиться, навалиться на что-нибудь.       — И вы забыли, Андре-а, что я не пью растворимый кофе? Вы забыли, что я люблю?       — Я… — заикается потерявшаяся в неожиданно зашевелившемся мире Энди, — помню… Я…       — Я оттолкнула вас не потому что вы мне не нравитесь, Андре-а, а то опять придумаете себе бог знает что, расстроитесь и сбежите, а мне… — создает небольшую паузу, — будет неприятно и тяжело, если вас не будет. А потому что вы, прекрасная, гостеприимная, Андре-а, даже не позволили мне до конца раздеться.       С шипением выкипающей воды щелкает старенький и простенький электрический чайник, обдавая плотной волной пара мисс Сакс, затвердевшую возле него, со стучащим в ушах африканским бубном сердцем.

***

      В том Стивене, с которым она познакомилась, еще будучи замужем, была искра, что пленила и интриговала. Он казался простым, обычным, легким и азартно влюбленным в жизнь. Миранде хотелось, желалось и жглось заполучить его, подарить ему красивый мир, которого у нее, как казалось, было в избытке. Вся ее жизнь — это бег за трофеями; то, что приходит само, дается легко, кажется совершенно бездарным и бесполезным. Легко влюбиться в нее при ее блеске и лоске, а легко ли влюбить того, кто совсем ничего не знает? Того, кто увлеченно занимается чем-то своим, далеким от мира моды? Потому ей казалось, когда Стивен все же сдался, вступил с ней в брак и переехал на 5-ю авеню, что он полюбил ее душу, ее как человека, а не как Миранду Пристли.       …Только есть ли любовь в этом чертовом мире?

***

      — Что вы на самом деле хотите, Андре-а? Сбежать или снова меня поцеловать? — Миранда поднимает взгляд, выискав, поймав и завладев глазами Сакс, в которых мертвенно застывший ужас плещется в активно разгоняемой пылающим сердцем крови. — Как далеко вы собираетесь зайти?       — А вы? — Сбежав, увернувшись от цепких кошачьих лапок, Энди, мышкой, часто моргая смотрит, разглядывает в ответ. Загнанный зверек, для которого все кончено, но инстинкты все еще призывают искать пути и возможности спасти свою жизнь.       Пристли не отвечает, совсем чуть-чуть растягивает губы в некоем подобии улыбки, лишь блеском глаз выдавая собственный азарт. Кухонька кажется дешевой, больше похожей на яркую, стерильную операционную; нет, скорее на маленькую комнатушку для препарирования.       Цап!       — Я… — опуская плечи, почти мямлит Энди, — хочу остаться… С вами… Я…       — И вы даже готовы пожертвовать работой? Своим статусом? Мне вы, конечно, ничего не говорите, но вас приглашают на небольшие показы, чтобы вы написали про новых модельеров, не так ли? Вы готовы перечеркнуть это? Ради чего, Андре-а?       Теперь молчит Сакс, в чертовых тщетных попытках заставить себя не дрожать, не ронять крупные, горькие слезы.       — Здесь нет времени на сантименты. Нет времени стоять, уставившись в пол, глотая слезы. Бизнес этого не прощает. Жизнь этого не прощает. Стремитесь, рвитесь, бегите вперед. А вы хотите лишь… — и ее речь прерывается поцелуем. Коротким, сухим, резким, возникшим из неоткуда поцелуем.       Сделав это, совершив, решившись, Андреа, создавая видимость неспешности, четкой и сильной уверенности, твердым шагом, словно и позабыв, что только что тряслась, дергалась как осенний листок на зимнем ветру, выходит из кухни, доходит до дивана и падает лицом в подушки.       — Я исчезну. Перееду, — хрипло говорит девушка, вышедшей следом и вставшей в дверном проеме Миранде. — Вы правы: работу я всегда найду, с таким опытом меня возьмет любой журнал. Только ведь…       — … дело не в журнале.       — Дело не в журнале. — Энди отрывает лицо от подушки, переворачивается сначала на спину, ощущая больно толкающееся сердце, затем садится, подбирая под себя ноги и всматриваясь в лицо мисс Пристли. — Дело в том, что я хочу остаться вашим другом. Хотя бы до тех пор, пока вы не закончите историю с мистером…       Миранда обрывает ее взмахом руки, ей не хочется говорить об ублюдке, не хочется впускать его в эту простенькую квартирку Эмили-2, что давно уже носит собственное имя, растянутое чуть нараспев.       — Только лишь другом? — женщина слегка склоняет голову на бок.       — Хотя бы другом. Или… Простите меня, Миранда, — Энди проводит по волосам, зачесывая их пальцами назад. Ее трясет-колотит изнутри.       — Вы удивительно ультимативны, Андре-а, — Пристли входит в комнату, медленным шагом приближаясь к дивану. — Именно это вас отличает от всех остальных: вы все равно добиваетесь своего, а, если это невозможно, — присаживается совсем рядом с вздрогнувшей весенней птичкой девушкой, — вы оставляете всякие попытки, увлекаясь чем-то еще. Вы учитесь, хоть и отнюдь не быстро, не так, как мне бы того хотелось. Вы не довольствуетесь малым, это прекрасная черта. Это мне в вас очень нравится.       — А мне действительно, кажется, прочно… — Энди подается к ней, тянется, — нравитесь вы… — прикасается остывшей от нервного напряжения ладонью к сухой щеке Миранды, приближаясь, осторожно подползая и прикасаясь, легко, почти неощутимо, своими мягкими губами к пленяющим, подкрашенным красной помадой, губам мисс Пристли.       — Неплохой у вас вкус, Андре-а, — лисьей улыбкой растянув губы, произносит Миранда. — Попробуйте посидеть на двух стульях, только со мной, как вы…       Энди кладет ей на губы указательный палец, растворяя нежность во взгляде, заглядывает в глаза, все еще неровно, сбито дыша:       — Энди, не Андреа. И, пожалуйста, на «ты», мы же друзья… И плевала я на твой-ваш возраст.       — Хорошо, Андре-а, но иначе я тебя называть не буду, не нравится это мальчишеское прозвище, словно детский сад. Я не склонна к «дружбе» с детьми.       Расслабившаяся девушка, усаживается, устраивается поудобнее, подогнув одну ногу под себя, освобождается от зажимов в плечах и груди, улыбается, искрится глазами.       Они говорят, перемешивая слова с редкими, но теплыми, как ранней осенью разведенный камин, поцелуями.       Энди не решается спросить у Миранды про других женщин, не решается узнавать, интересоваться и о мужчинах, она хочет верить, надеяться, что такое у них обеих впервые, если не считать пьяных поцелуев с подружками, имен которых Андреа уже и не вспомнит, в колледже.       Губы Миранды намного пленительные, чище, будто бы и роднее, чем чьи-либо еще.