* * *
Сарада нечасто приглашала в гости. Боруто при любом удобном случае тащил команду к себе на обед и на ужин, резаться в игры в его комнате, тренироваться на заднем дворе. У него секретов не наблюдалось, или они очень хорошо скрывались, а душа была нараспашку. А при любом неудобном случае, да и вообще когда заблагорассудится, седьмые зависали у Мицуки. Потому что «никаких тебе предков, свобода!» К слову, предки Сарады тоже редко гостили дома. После медицинских курсов она была сама не своя. Мицуки и Боруто её негласно выдвинули из рядов команды на эти самые курсы на основании того, что она дочь Сакуры-сан. А следовало бы пораскинуть мозгами, что судить следует не по наследственности, а по тому, как человек проявляет себя в дзюцу. Сараде легче поджарить рыбу до хрустящей корочки, чем реанимировать. В общем, упёрлась их сокомандница в цель «освоить медицину», билась в неё, как та рыба об лёд, но цель не поддавалась. Мицуки и Боруто пролезли тогда на медкурсы из любопытства, суть уловили, и теперь Сарада просила их помочь с тренировками. «Да без б! — согласился Боруто. — Только чур мы не будем подопытными пациентами!» И вот они сидели в аскетичной, строго функциональной комнате Сарады: ни мягких игрушек, ни безделушек, которыми пестрила, например, спальня Химавари. Мицуки крутил в руках срезанные по пути ветки миндаля с бутонами. Он знал лишь один способ заставить их расцвести: поставить в воду и подождать сутки. Но следовало напитать их жизненной силой немедленно. Сарада корпела над перемешанными водой и молоком. Жидкости не разделялись, несмотря на старания. Боруто, скрестив ноги и привалившись спиной к щитку кровати, уписывал лапшу с томатным соусом, выуженную из недр холодильника Учиха. Подогретую тут же, над пластиковым литровым стаканом из-под блендера, в котором Сарада безуспешно пыталась отделить молоко от воды, но почему-то в итоге доводила до кипения. «Сарада… — протянул Мицуки, в который раз сортируя миндальные ветви по длине, от малых к большим, — а ты уверена, что нашей команде нужен ирьёнин?» «Ирьёнин нужен всегда! — огрызнулась Сарада, встряхивая трясущимися от напряжения руками. — У мамули тоже не сразу получилось. Но она упрямая, и своего добилась!» «А мож, дело в призвании? — осведомился с набитым ртом Боруто. — Ну тёть Сакура хотела спасать чужие жизни, а у тебя лучше получается лома... командовать». «Боруто, щаз врежу!» «Ну как всегда… Чё ты мучаешься? Забей! Нафиг нам ирьёнин? Мицуки сам себя лечит, на мне, как на Узумаки, всё заживает. А исцелять саму себя ты всё равно быстро не научишься». «Мы не всегда будем в одной команде, мало ли каких слабаков мне подсунут». Мицуки впервые подумал о будущей перспективе. И понял, что другой команды ему не надо. Сильная рациональная Сарада, неугомонный неунывающий Боруто — это единственно верный расклад. «Я научусь! — Сарада потёрла лицо, откинулась назад, подальше от кипящего в стакане молока. Сидеть у такой водяной бани было жарковато. — Что я, глупее Иноджина?» Мицуки отвлёкся от выкладывания из веток домика. «Пожалуй, Иноджину проще, он менталист, а ментальные техники, как и медицинские, требуют тонкого контроля чакры. У мастеров иллюзий тоже хорошо получится. У нашей же команды наступательный профиль». Сарада надулась. Расстроилась. Ушла в себя. Разумеется, первым не выдержал такого настроя Боруто: «Не кисни, ну чего ты… А то это молоко скиснет за компанию. Мож, мы с самого начала пошли по неверному пути? Давай я попробую эти самые упражнения, буду вас потом лечить, а ты громи врагов на здоровье. Чё надо делать?» «По-разному отфильтровать чакру. Одновременно. В одной руке — одна частота. В другой — другая. У воды и молока разная плотность, надо найти резонанс и…» «Понял! — перебил Боруто, хотя Мицуки подумал, что ему не помешало бы послушать ещё разъяснений. — Зацени!» Мицуки успел вспомнить, что для Боруто, натренированного расенганом, управлять чакрой действительно не трудно, а в следующий миг друг, отставив недоеденную лапшу, поместил ладони с двух сторон от остывающего стакана. Избыток чакры вырвался ветром из-под пальцев, закрутился вихрем, забелённая вода завертелась в водоворот… А спустя ещё миг стакан лопнул и разлетелся осколками, а жидкость разбрызгалась по всей комнате фейерверком. «Упс… — больше всех удивился сам Боруто, подорвался. — Так, все сидите на местах, а то обрежетесь, я уберу все-все осколки. Сарада, совок, веник в кладовке, как обычно?» Сарада закрыла рукой глаза и то ли смеялась, то ли плакала от злости. «Ты здесь часто убираешься?» — сделал вывод Мицуки. «В каждый визит», — буркнула Сарада. Мицуки склонил голову набок, оценивая учинённый бардак. В принципе, суть упражнения он уловил. Вместо того, чтобы пользовать чакру однородным потоком, как все дети научаются сначала, следовало эти потоки расщепить, и более того, изменить их волновую функцию, подстроить под чужую. Или поляризовать, Боруто не дал Мицуки уточнить. Тем, кто практикует Стихию Воды и имеет дело с волнами, должно быть легче, но и без того ничего сложного в постановке задачи Мицуки не видел. В стакане разделить жидкости проще, достаточно завертеть в два потока с разной скоростью, как в новейших сепараторах. Но можно раскинуть чакру сетью, настроить её на улавливание определённых частиц, а после сжать, как в узелок, в компактную форму. Он выпростал из рукава правую руку, высвободил поляризованную ки, как петлёй ловя ею молочную субстанцию. Потом вытянул левую, собирая водяные капли. Молекул воды оказалось многовато, и далеко не все из разбитого стакана, и настроиться на них тяжелее, Мицуки то и дело сбивался на частоту первого потока. Сосредоточился, закрывая глаза и полагаясь на ощущение тепла. Ему нужна была нагретая вода, собранная в большие капли. Чакра завибрировала. Тенкецу на левом запястье заныли. «Вау!» — донёсся возглас Боруто. Мицуки приоткрыл один глаз. Боруто замер с осколками в руках. Сарада застыла в дверях с совком и тряпкой. А посреди комнаты висели два пузыря, один — молочно-белый, другой — прозрачный, преломляющий отражения. И оставшиеся капли со всех уголков комнаты, с волос и одежды седьмой команды, по спирали поднимались и присоединялись к собратьям. Мицуки аккуратно выдохнул слабый ток Футона, в висках заломило от перенапряжения. Расщеплять чакру аж на три течения ему раньше не приходилось. И пузыри вынесло через приоткрытое окно на улицу. Мицуки сбросил контроль и перевёл дыхание. «Чел, ты перевыполнил задание», — присвистнул Боруто. «Всего лишь помог убраться», — ответил Мицуки. Сарада с грохотом бросила совок, подскочила к нему, ногой отшвыривая отколотую ручку стакана. Встряхнула за плечи, забросала вопросами: «Как ты это сделал? Нет! Тебе удобно было? Понравилось? А когда твои раны заживают, я видела однажды зеленоватое свечение, что это?» «Побочный эффект, — отозвался Мицуки, смотря Сараде в глаза. — Утечка лишней чакры, в идеале такого не должно быть». «А твоя регенерация, ты её можешь контролировать? Или перенаправить? На другой орган или другого человека? А это явление сродни медтехникам или нет? У тебя же ещё иммунитет превосходный, антитела вырабатываешь мгновенно». «Ради достижения такого результата я перенёс пересадку костного мозга». Тут всполошился Боруто: «Давно? А тебе прям все кости вскрывали и все мозги пересаживали?» «Боруто! — в раздражении отвлеклась на него Сарада. — Не беси меня! Возьми вон ту медицинскую энциклопедию и сам найди, что такое костный мозг и как его трансплантируют! — и снова тряхнула Мицуки за плечи, как щенка. — Помнишь, ты в прошлом году сдавал антитела для пациентов с новым штаммом гриппа? Ты был рад, что им помог? Ты всегда учился на отлично, и память у тебя что надо. И твой родитель владеет медицинскими техниками, верно? Ирьёниндзюцу отнимает много времени, которое можно потратить на тренировки, но ты и без тренировок опережаешь чуть ли не всех нас, тебе должно быть не сложно затормозить боевые техники и прокачать медицинские, а? Подумай! Тебе подойдёт!» Мицуки с надеждой косился на Боруто, но тот не собирался его спасать. «Ну же, решайся! — давила Сарада, и от её громкого голоса голова раскалывалась ещё сильнее. — А я помогу! И мамулю попрошу! Вместе будем учиться! Надо будет, и Боруто подключим, да, Бо-ру-то? Представь, Микадзуки приболеет, пожаловаться не сможет, а ты его раз — и вылечил! И не надо будет мчаться в ветеринарку, как тогда, и бояться не успеть! Или Боруто всегда исцелишь, когда его подрежут, да-а-а? Полезное же умение!» «Сарада… — сглотнул Мицуки. — У тебя найдётся препарат для купирования микроспазмов сосудов головного мозга?»* * *
Сейчас перспектива попробовать себя в медицине распахнула перед Мицуки двери. А он застыл в нерешительности. Физиология живого организма — бесспорно, крайне занятно. И рука бы не дрогнула, лишними сантиментами Мицуки не страдал. И, пожалуй, взвешенный характер — то, что нужно в ситуациях, требующих мгновенных решений. Но он видел, как горела своим делом Сакура-сан. Она могла рассказывать им, детям на курсах, что пошла в медицину потому, что это её способ быть сильной, но Мицуки наблюдал её в госпитале, в те дни, когда приходилось там лежать. Сакура-сан оказывала помощь, так как не могла пройти мимо чужих страданий и горя. Для неё это стало не ремеслом, а призванием. А для Мицуки? Который любовью к людям не отличался? — Забавно… я думала, ты предпочитаешь слизней, — говорила между тем Цунадэ, и Мицуки с умным видом кивнул, будто внимательно слушал, хотя давно потерял нить беседы. — Ты всё детство не расставался с Кацую, которую тебе связал дедушка Дан. И мы бы с твоей матерью передали контракт. Это у тебя из-за увлечения динозаврами и рептилиями вообще? Но змеи — не самый удобный призыв, как и любое существо, сильно отстоящее от человека в эволюционном плане. Я порекомендовала бы тебе млекопитающих. Мицуки, прошитый догадкой, вскинул глаза. Одна из саннинов. Был бы он на её месте, он бы знал, где Сарада и Боруто. — А ваш сокомандник тоже повелевал змеями? — выпалил Мицуки и замер, ожидая ответа. — Откуда тебе это известно? — прищурилась Цунадэ. — Из карафона. — Хех, мы уже и туда попали… — в недовольном голосе впервые прорезалось что-то бунтарское, что Мицуки ожидал от Цунадэ. Скорее, его сбивало с толку её вежливое тактичное поведение. — Да, у Орочи с этими гадами особое родство… Орочи. Орочи?.. Орочи!! — А он поможет мне со змеями? — зачастил Мицуки, даже не прикладывая усилий, чтобы вести себя как Шиначику. Его самого крыли эмоции. — Например, призыв передать? Он далеко? Он сможет? — Если бы я знала, где он… — грустно улыбнулась Цунадэ, и Мицуки пробили мурашки несмотря на тёплый день. — Я не видела старого друга после третьей мировой… А если бы увидела, точно бы уже не потеряла! Береги друзей, я вот была счастлива, когда они были со мной. Когда Джирайя писал свои книжки про приключения, которые никто не публиковал. Многотомные сказания про Наруто, причём, нахал такой, брал реальных людей, давал им иные имена и придумывал новые судьбы. Я его за это ругала. Но твой дед, его ученик, знаешь ли, рос на «Сказке о Менме», даже в честь главного героя сына назвал, да-да, твоего папу. Хотя я знаю, как Джирайя выбрал имя Менма, лакомясь раменом. Теперь Джирайи нет, и не вернуть тех мгновений. И никому его писанина тем более не нужна, никто даже не вспомнит. Только у нас с мужем и осталась рукописи, и у твоего деда. А Орочи жив… жив, я чувствую, словно нити чакры нас навек повязали, — Мицуки слушал, открыв рот. Старики порой пускались в воспоминания, и зачастую то оказывались ценные наблюдения из жизни. Нити чакры, что навек повязали… Однажды за ужином в доме Боруто господин Седьмой обмолвился, что ощущает своих сокомандников, знает, что они живы и благополучны, что не страдают и не паникуют. У старых и новых саннинов особые узы, нерушимые, настолько, что новые даже, как выяснилось, сочетаются между собой браками в любых мирах. Великие легендарные тройки. А что у Мицуки с Боруто и Сарадой? Есть ли связь у них? Станет ли она такой же крепкой? И каково это — быть саннином?.. — Не знаю, где он, — продолжала между тем печальная Цунадэ. — Не дотянуться, не докричаться. И спроси меня, что такое счастье? А это такой же солнечный день, я в резиденции, заболевший Третий, наш Хирузен-сенсей, вместо себя на переговоры отправляет Дана, и тот в шляпе Хокаге жутко нервничает. А в коридоре Джирайя пихает почитать черновики Новаки, и Новаки тогда ещё жив, а не погиб на первой же миссии, а рядом Орочимару смотрит с укоризной. Мол, не приставай к ребёнку. Тот светлый день из юности… мне в него не вернуться. Ладно, любитель рептилий, пойдём обедать. Надо же, как тебя на них повернуло! А после я тебя осмотрю, будем готовить к выписке. В палате Мицуки первым делом взялся за карафон. Вспомнил, как открывать браузер, набрал в поисковой строке имя Орочимару. Кроме сведений о том, что Пятая Хокаге состояла в команде с почившим монахом Джирайей и неким Орочимару, ничего не нашлось. Одно лишь имя, не более. Во вкладке «Картинки» обнаружилась чёрно-белая фотография, где саннинам было лет по шестнадцать. Родитель оказался тем ещё модником в расписном кимоно с журавлями, а ладонь его лежала на рукояти катаны, закреплённой на шёлковом шнуре. И всё. Но хотя бы он в этом мире был. И, если верить шестому чувству Цунадэ, есть. Если быть честным, Мицуки не понимал, почему его тянет к родителю. Вполне возможно, что здешний Орочимару не вернёт его домой. Да и семейные узы отсутствуют, у них иные отношения: учёного и его эксперимента. И всё же… Орочимару хотелось увидеть. Хотелось, чтобы он одной фразой развеял страхи и сомнения. Как он всегда давал советы по змеиной связи, когда Мицуки сталкивался в Конохе с тем, чего не понимал. Или когда возникали неполадки со здоровьем, а родитель их с лёгкостью устранял. Мицуки предпочитал сам решать проблемы. Но привык, что если будет совсем невмоготу, за спиной есть тот, кто мудрее и сильнее. И сейчас… Родитель был нужен ему из корыстных соображений? Или здесь замешано нечто, не поддающееся чистому анализу? Он вздохнул и продолжил поиски, на сей раз незнакомых названных вчера Ооцуцуки. Мало ли что это за новые пришельцы, а если они в его отсутствие нападут на родной дом? Хокуто называл карафон величайшим достижением человечества. Потому что он и без чакры на расстоянии соединял людей из разных Скрытых Деревень, которые при ином раскладе и не встретились бы никогда. Мицуки же счёл сеть свалкой, куда каждый выпячивает собственную дурость, если больше ничего за душой нет. Соотношение информации — восемьдесят на двадцать. Двадцать процентов полезного, остальное — шелуха. Проклятая память! Имя Химемия Ооцуцуки Мицуки вспомнил, а имя Тора с трудом всплыло из недр недовоспомнаний, исключительно благодаря аналогии с тигровыми лилиями на клумбе у ворот. Лучше он всё будет записывать! Спустя десять минут чтения Мицуки почувствовал себя археологом, выкапывающим крохи информации из терракотового холма. Ресурсов нашлось много. Смысла в них — не очень. Приходилось фильтровать, отделять воду от молока. И даже подключая весь интеллект и критическое мышление, Мицуки сидел в недоумении. Он лично видел Ооцуцуки, имел несчастье. А после сражения с Боро, когда навещал раненых в госпитале, напросился на беседу с Саске-саном, так как считал его сильнейшим ниндзя наравне с господином Седьмым, хотя Мицуки и учили, что родитель с лёгкостью победит их обоих. Только к лучшим из лучших обеспокоенный Мицуки и мог обратиться. Потому что Боруто вёл себя странно. Потому что он не только использовал малопонятную силу, аналогичную той, что высвободил в бою, когда они впервые нашли Каваки, но и превратился если не в Момошики, то в кого-то очень похожего, причём напрочь об этом забыл. И Мицуки сообщил о своих опасениях Саске-сану, и сказал, что Боро назвал Боруто сосудом для Ооцуцуки. Саске-сан слёту отгадал его мысли, заявив, что Момошики не погиб, а, словно архив компьютерной программы, запакован в карме, тем самым дав ответ на загадку, над которой новая седьмая команда давно билась, пытаясь разобраться, что это за ромб на ладони Боруто. Связывали даже с печатью Бьякуго, очень уж были похожи внешне несмотря на иной цвет и края, и достали с расспросами Сакуру-сан. Возможно, общие истоки и имелись: фуиндзюцу Силы Сотни изобрели Узумаки, ведшие род от Кагуи Ооцуцуки; и что Бьякуго, что карма по сути своей представляли заархивированную чакру или заархивированные данные соответственно. Саске-сан тогда поделился сведениями, потому что, как сам выразился, Сарада и Мицуки в первой линии контактирующих с Боруто и должны быть в курсе, чтобы обезопасить себя и в какой-то мере сокомандника. В том числе упомянул про храм времён Кагуи, расположенный на крайнем севере, в точке, которая тысячелетия назад соответствовала магнитному полюсу Земли. И там в незапамятные времена поклонялись, как богам, голограммам тех Ооцуцуки, которые либо посещали планету, либо отвечали за этот сектор космического пространства, либо просто были связаны близкими узами. Пары Кагуя — Ишики. Момошики — Киншики. Урашики — некто не названный, поглощённый Урашики очень давно. Со схематическими изображениями рогов, похоже, у каждого рога были индивидуальны, как отпечатки пальцев. Положим, здесь, в этом мире, подобный храм тоже существовал. Голограммы Ооцуцуки теоретически могли видеть. Только так Мицуки сумел бы объяснить появление над Страной Молнии рогатого парня в белом, весьма похожего на Урашики, у которого за спиной угадывалось некое древковое оружие. Представленные в сети фотографии были размыты, якобы любительские, как и съёмка репортёров, но при сильном увеличении Мицуки рассмотрел, что никакая это не удочка, а нагината. Этот «Урашики» использовал мерцающий тенсейган, пока его не победил в поединке один на один, весьма красивом, надо сказать, поединке, светловолосый кудрявый мужчина с таким же тенсейганом, в белой хламиде и повязанным через плечо плаще. Тонери. Носитель древней фамилии Ооцуцуки из самоназванной побочной ветви. Напавший на Страну Молнии Ооцуцуки, похожий на Урашики, но вооружённый вместо удочки нагинатой, был поименован Торой. Мицуки закусил костяшку указательного пальца и только потом сообразил, что всё больше привыкает пользоваться левой рукой. Сходство Урашики и Торы было поразительным, что помимо воли передёргивало. Мицуки когда-то позорно ему проиграл, без шанса. А пустота после поглощённой чакры и крючок, вытаскивающий сквозь рёбра саму жизнь, и по сей день не забылись. Иногда Мицуки завидовал людям, у которых воспоминания тускнели. Эйдетическая память вынуждала воспринимать любую физическую или психологическую боль так, словно это происходило здесь и сейчас. Насчёт Химемии Ооцуцуки сведений нашлось ещё меньше. Якобы её видели на руинах Ивагакуре. Сохранились две фотографии. Её победил опять же лунный властелин Тонери. Но Мицуки смотрел на котлован, оставшийся на месте Скрытой Деревни, где когда-то сам побывал, и всё больше хмурился. Хокуто Хьюга сказал, что Химемия уничтожила Камень. Памятная хозяйка закусочной, болтающая по карафону, встреченная в первый день пребывания здесь и никак не выходящая из головы, потому что, как выяснилось, в нескольких жалобах умудрилась передать целый пакет сведений, утверждала, что её не надо пугать Ивагакуре. И где-то ещё Мицуки слышал, но память Шиначику не удосужилась зафиксировать, при каких именно обстоятельствах и от кого, что Ивагакуре сравняли с землёй за неповиновение Луне. Значит ли это, что единого мнения о произошедшей трагедии нет? Может ли быть так, что официальная версия одна, но между собой люди придерживаются иной? Или каждый думает по-своему? Так кто же на самом деле уничтожил Камень? Химемия Ооцуцуки при увеличении изображения оказалась миловидной девушкой с бьякуганами, что сверкали через газовую фату. И одета она была точь-в-точь как Момошики. Потому что кто-то, возможно, видел изображение Момошики, но не понял, что это мужчина? Девушка в вуали из него получилась ничего себе. Сочетание демонической красоты и разрушительности нравится массам. Тора и Химемия — нестандартные имена для Ооцуцуки. Всех, кого знал Мицуки, звали однотипно, что, наверное, показывало тождественность, родство или некую иерархию. Особенно учитывая, что произошедшие от Кагуи аристократы вроде Хьюга также предпочитали давать детям имена по единой схеме. А позже и другие вышедшие из грязи в князи рода переняли традицию одинаковых имён. Подобное практиковалось не только в Конохе. А ещё Ооцуцуки предпочитали действовать парами, но никак не единолично! Мицуки размял затёкшую шею, раскачиваясь на койке, чтобы лучше думалось. Сколько он просидел над карафоном, час, два? Затягивал проклятый прибор! В глаза словно песка насыпали. Что же происходит в этом мире? Поверить официальным версиям? Или тому, во что верит большинство? Или прислушаться к советам наставников — родителя и Конохамару-сенсея? Отойти в сторону и посмотреть на проблему. Составить своё мнение. Как сказал бы Шикадай, нормальный Шикадай: «Ну же, детективни что-нибудь!» Мицуки уже накопал сведения об огнестрельном оружии Луны. Понял, что его этим и ранило, сейчас придут бабушка и дедушка Шиначику, он у них поподробнее расспросит. Но имея такую мощь, доступную любому пользователю невзирая на уровень чакры вплоть до её полного отсутствия, почему бы Луне не завоевать Землю? Хотя зачем завоёвывать, если шиноби вроде Ино-Шика-Чо вместо оттачивания тактик во имя спасения соотечественников сидят каждый в своём карафоне и огрызаются друг на дружку. Даже больше, почему бы не создать образ врага, сильного, ужасного, беспринципного, от которого нет иного спасения, чем щит Луны? И чтобы обыватели не расслаблялись, этих самых врагов периодически общественности и подкидывали, как и доблестную победу над ними. Не существовало никаких Торы и Химемии Ооцуцуки. А была подстава. Липа. Совсем как та, которую облюбовали Ужи древесные. Кто-то придумал страшных Ооцуцуки на основе храмовых голограмм, не разобравшись, что Урашики вооружён, как бы это нелепо ни звучало, удочкой, а не нагинатой. И что Момошики, строго говоря, мужского пола. А из этого следует, что здесь не показывались настоящие Урашики и Момошики. А верят в эту защиту от Ооцуцуки и необходимость накрывать Скрытые Деревни куполами и не использовать чакру, или не верят… не так уж важно. Если до сих пор шиноби против не выступили, значит, не могут. Но что, если в этот уютный устаканившийся мирок явятся настоящие Момошики, Киншики и Урашики? Не кулинарного же блогера Чараске против них выпускать! И раз речь зашла о кулинарии… ...как далеко зайдут аппетиты Луны? После обеда его сморил сон, поверхностный, тревожный. Словно отголосок сновидения, которое пригрезилось по пути в Скрытый Звук. Только в этот раз Мицуки поднялся по кроваво-красной лунной дорожке так высоко, что Земля внизу показалась жемчужным шариком. Перед ним выросли огромные ворота, верхушки которых терялись в вечных сумерках. Створки были богато украшены бело-синими блестящими изразцами. Мицуки прислонил ладонь, и ворота послушно распахнулись. За ними стоял Тонери Ооцуцуки с закрытыми глазами. Позади простиралась серая равнина, изрезанная кратерами, а вокруг, медленно шевеля плавниками, плавали золотые рыбки. «Как ты смог попасть сюда?» — тихо, но враждебно спросил Тонери. «Что в этом удивительного? — похожим вкрадчивым тоном ответил Мицуки. — Я по праву крови истинный наследник Луны».