стирает линии на ладонях, в самом сердце рождает песню. в открытых глазах провожает небо и смех в предчувствии смерти ♫ Немного Нервно — Atlantica
Черное пламя, такое жаркое, такое горячее, что в нем может сгореть даже сам огонь. Пламя, своим жаром походящее на пламя ада или жар солнца. Глаза использующего технику кровоточат, огонь пожирает все на своем пути, он будет гореть семь дней и семь ночей, неугасимый никем, кроме того, кто его вызвал. Невозможно блокировать. Невозможно потушить водой. Все обращает в пепел, поглощает и уничтожает.Аматерасу.
Ее именем назвали столь сильную технику, что, наверное, это лестно. Богиня солнца слышит, как мужской голос произносит ее имя, улыбается сама себе, скрываясь за деревом, незримая для чужих глаз, и наблюдает за битвой двух парней, не зная, кому из них готова отдать свое благословение — или никому. Не только имя Аматерасу используется для названий техник — богиня слышит имена Цукиёми и Сусаноо, и снова улыбается сама себе. Неужели они трое столь неразделимы в глазах людей — они, те, кто давно уже не видятся и не говорят друг с другом?***
Такие разные миры, такие разные реальности. Шиноби, военные деревни, враждующие кланы, ниндзя — Аматерасу здесь не так давно, но ей нравится наблюдать за здешними жителями. И, хотя она против войны, всегда была против любых сражений — она не вмешивается, интуитивным чутьем понимая, что в этом бою сражаются не просто те, кто хочет убить друг друга ради одной лишь победы или забавы. Здесь замешано что-то намного большее, чем желание завладеть чужим или навязать свое. Аматерасу Омиками смотрит, тихая и незримая, и понимает почти сразу, что один из сражающихся обречен, причем без битвы. Его тело разрушает болезнь, и если он победит в бою — это не спасет ему жизнь. Он проигрывает, и Аматерасу кажется, что он делает это специально. В последний момент перед тем, как умереть — улыбается, протягивает руку и касается двумя пальцами лба другого, того, кто выиграл. С небес обрушивается дождь. Второй шиноби некоторое время стоит, прижимаясь спиной к обломку стены, и дождевые капли смывают с его лица кровь. Потом он тоже падает без сознания. Аматерасу Омиками выглядывает из-за камня, подходит к двоим лежащим и присаживается рядом с ними. Мертвы? Нет, не мертвы. Живы, но один на грани, балансирует на тончайшей нити, тоньше паутинки и легче солнечного луча. Это почти смерть, но — еще не совсем. Богиня солнца принимает решение — может быть, необдуманное, но она не может — не хочет — позволять умереть человеку, который сражался, используя ее имя. Тем более, она ощущает, что он в чем-то прав. Прав то ли в своей жизни, то ли в своей смерти… Аматерасу кладет ладонь на лицо парня, стирая кончиками пальцев кровь на щеках, закрывает глаза, и они исчезают. Оба испаряются из развалин, оставляя лежать лишь одного раненого, и дождь все так же льется с небес, смывая алые пятна.***
Это Такамагахара — одно из мест священных небесных полей, владений Аматерасу. Она забирает раненого сюда, зная, что воды океана окажут благотворное влияние на его организм, хотя для богини достаточно и желания, чтобы не дать чужой жизни исчезнуть. Тончайшая нить-паутинка превращается в крепкий канат — он больше не рискует умереть. Но он долго был на самом краю, и лучше ему было некоторое время провести здесь, да и Аматерасу хотела узнать о нем больше. Что-то в парне интересовало ее. И он достаточно быстро приходит в себя. Алое кимоно шуршит о скалы, пока богиня подходит к нему сзади, сжимая в руке белый веер, на котором летят золотые журавли. Ее присутствие ощущают — она это знает, она сама хочет, чтобы ее почувствовали, но не раскрывается полностью. Своеобразная проверка на внимательность, рефлексы и чутье. Проверка пройдена. От тела девушки исходит сияние, не слепящее глаз, но приятное и нежное. В то же время солнце в небе Такамагахары становится ярче и теплее, ветер затихает, и в повисшей тишине вопрос «кто ты?» звучит тем же шелестом ветра и алой шелковой ткани. — Аматерасу, — отвечает солнечная богиня, и спустя паузу в несколько секунд добавляет, — Аматерасу Омиками. Верховная богиня солнца. Правительница небесных полей Такамагахара — это то место, где мы сейчас находимся. Мгновение — и она исчезает, чтобы появиться перед парнем. Маленькая, с черными волосами, сплетенными в прическу, которую носят императрицы, с золотой тиарой на голове, в алом кимоно с золотым узором. Аматерасу приветливо и тепло улыбается, склонив голову немного набок — чужой холодный тон ничуть ее не настораживает, как и звучащее в нем равнодушие. — А кто ты, Итачи Учиха? — узнать имя человека легко и просто, достаточно прикоснуться или взглянуть в глаза, чтобы прочитать мысли, увидеть его прошлое, угадать желания и стремления. Но только если это обычный человек. С Итачи у Аматерасу такое не получилось — лишь имя ей удалось прочесть, остальное осталось загадкой, покрытой таинственной дымкой. — Почему ты называл то черное пламя моим именем? Почему ты использовал имена моих сестры и брата? Океанские волны тихо плещутся о камни, и плеск их напоминает дивную мелодию. Аматерасу продолжает улыбаться с той же нежностью.***
Шелест волн о камни, крики чаек над головой, ветер, развевающий волосы и касающийся щек прохладными нежными поцелуями — этот мир существует. Аматерасу смотрит на Итачи, изучает его лицо, вглядывается в глаза, не стесняясь проявлять столь пристальное внимание. Она здесь — хозяйка, она — богиня, она имеет право не смущаться в разговоре с… да с кем угодно. Верховный бог на то и верховный, чтобы ни перед кем не отвечать за свои поступки, кроме собственной совести. Боги всегда правы. — Это мой мир. Это Такамагахара. Небесные рисовые поля, мои владения. Я реальна. Я не плод воображения, — чтобы доказать это, Аматерасу шагает вперед и берет Итачи за руки. Ее ладони теплые и вполне материальные, как ладони обычной девушки. — Я существую. Ты существуешь. Ты жив, Учиха Итачи, потому что я приняла такое решение. Он сражался с братом — Аматерасу ощущает короткий укол болезненной горечи. Она тоже была готова сразиться со своим братом. Когда она узнала, что Сусаноо разрешили попрощаться с сестрами перед тем, как отправиться в Ёми, Аматерасу готовилась к войне. Она доставала стрелы и была готова все до единой выпустить в цель. И она бы попала. Аматерасу Омиками не любит войны, всей душой она против сражений, особенно между родными людьми, но также она понимает, что иногда война необходима именно ради мира. Бывают такие ситуации, выход из которых можно найти лишь кровью других людей. Бывают такие ситуации, когда убийство — необходимая мера, и лучше убить одного или нескольких, чем допустить гибель сотен и тысяч. Бывают непростительные преступления, за которые караются даже боги. Аматерасу плакала, изгоняя Цукиёми, но она была вынуждена. — Ты мог умереть. Ты почти умер. Ты был на грани, на самом-самом краю, еще немного — и даже я не смогла бы тебя вытащить. Но я смогла. Она не целитель, но могущества для исцеления ей хватает. Аматерасу Омиками молятся, в нее верят, ее просят о заступничестве, на нее надеются, и она старается отзываться на все молитвы — большинство, ибо не всегда люди в молитвах своих просят о добре. Все это — молитвы, подношения в синтоистских храмах, вера, солнечным светом пылающая в людских сердцах — дает ей силу и (все)могущество. Но Итачи балансировал на такой тонкой нити, что и солнцу не хватило бы сил его вернуть из черной бездны мрака и пустоты. Ему повезло — все произошло вовремя. Ему повезло, что он использовал технику с именем богини солнца, тем самым обратив на себя ее внимание. Ему повезло, что у богини доброе сердце и она не может пройти мимо того, кому рано умирать. Учиха Итачи рано умирать, его время еще не пришло, даже если он и хотел погибнуть и собирался прервать свою жизнь — не ему принимать такие решения. Не он подарил себе жизнь, и не ему у себя жизнь отнимать. Перерезать нить способен только тот, кто ту самую нить подвесил, спрял из шерсти, выткал из солнечных лучей и аромата лилий. Время Учиха Итачи еще не пришло, отчасти потому Аматерасу и удалось вытащить его из тягучей пропасти. — Тебе не нужно ничего понимать. Тебе нужно знать. Тебе нужно верить. Я — Аматерасу Омиками, я — первая слеза Идзанаги, я — божество солнца, я — прародительница императорского рода, я — изобретательница возделывания риса, технологии изготовления шелка и ткацкого станка, и ты назвал мое имя. Так расскажи мне, Итачи Учиха — почему? Что может заставить братьев сражаться друг с другом? Что может заставить человека желать смерти от чужих рук? Аматерасу Омиками — реальна. Тепло ее рук — тепло солнечных лучей, ласкающих кожу, одновременно материальна и нет. То ли живая и настоящая женщина, то ли сотканное из солнечного света создание иного — высшего — мира. Итачи видит ее человеческий облик, она показывает ему только это обличье, ибо он не верит в нее, не может до конца осознать: она — настоящая, он — жив. Она могла бы ощутить свою вину за то, что спасла жизнь тому, кто так тщательно планировал свою смерть, но нет, никогда, ни за что. Аматерасу Омиками не нравятся самоубийцы. Жизнь дается человеку свыше, жизнь — это подарок, и дарят жизнь отнюдь не люди, не родители, не мать — жизнь дарят боги. И они сердятся, когда их даром пренебрегают. — Думаешь, что с твоей смертью твой брат перестал бы о тебе вспоминать? — ее губы трогает тонкая насмешливая улыбка. — Не перестал бы. Люди так устроены. Он все равно вспоминал бы о тебе каждый день, задавал бы себе вопросы, терзался неведением… Ты — его брат, — богиня печально вздыхает. — Вы связаны кровными узами. У людей эти узы прочны и неразрывны — и болезненны. Даже у богов узы родства крепки… Я знаю. У меня тоже есть младший брат. Сусаноо — горечь на языке и в сердце. Сусаноо — не дающая уснуть по ночам гроза, раскатами грома и вспышками молний мешающая сомкнуть веки. Сусаноо — лжец, убийца, наглец и преступник. — Ты хотел пойти против высшей воли. Ты хотел выбросить божий дар, как грязную тряпку… ты будешь жить, Учиха Итачи, — в теплом голосе звенят нотки металла. — Убил свою семью, свой клан, обрек на страдания брата, положил начало войне… и решил, что имеешь право наказать себя сам? Аматерасу Омиками поднимает тонкую черную бровь. — Это наказание. Не смертью — жизнью. И это дар — поскольку у тебя есть шанс все исправить. Он есть у всех и всегда. Черное пламя вспыхивает посреди солнечного и теплого мира, пляшет на траве, на деревьях, на камнях, уничтожает их — уничтожает все. Аматерасу любуется этим спокойно и невозмутимо — любуется пламенем, что носит ее имя. Какая ирония, что ее именем назвали эту технику… Какая ирония, она ведь никогда не хотела никого уничтожать. Солнце не уничтожает, солнце — созидает и дает жизнь. Взмах ресниц — черное пламя гаснет, не оставляя и следа. Никакой обугленной земли, никаких сгоревших деревьев. Все, чего касался огонь, остается нетронутым, таким же цветущим, как и ранее. Такамагахара — мир Аматерасу, она способна здесь почти на все, а остановить технику-тезку и вовсе не составляет труда — достаточно пожелать. Аматерасу шагает к Итачи ближе и в ее руке появляется белый шелковый платок. Коснувшись его щеки, она утирает кровавые следы, и смотрит не сердито, а печально и нежно. — Перестань, — она говорит так, как мать, которая пытается увещевать чересчур шумного и непослушного ребенка, что не желает садиться за обеденный стол. Сейчас она и есть — мать. Прежде всего не богиня, а мать, которая хочет утешить дитя, дать ему советы, позаботиться о его благополучии, а если и наказать — то не строго, а лишь ради порядка. В солнце нет ненависти, в солнце нет мстительности, эти качества с лихвой достались ее брату-урагану. Аматерасу немного сердится на Итачи, но сочувствия в ней все же больше — и желания разобраться, прежде чем выносить окончательный приговор. После смерти каждый получает свое — так думают некоторые люди. Рай. Ад. Чистилище. Забвение. Где-то это действительно так, где-то есть Рай и Ад, где-то есть Вальгалла и Хельхейм, где-то есть Аид и Тартар, но те, что умирают под небом Такамагахары, под землей, озаренным сиянием Аматерасу — не умирают навсегда. Круговорот смертей и рождений, бесконечный путь; смерти нет, есть движение, не вперед, не назад, просто движение, полет в пустоте, порхание легкокрылой бабочки. Вечность замыкается в укусе змеи за собственный хвост. Кто-то навсегда закрывает уставшие веки и испускает последний вздох, кто-то впервые распахивает глаза и исторгает первый отчаянный крик. Души вечны и бессмертны. Снова стоит лишь пожелать, и местность меняется. Не море, бьющееся волнами о берег, не небо, не травы и цветы — дворец, которому позавидовал бы любой император, поскольку он испещрен драгоценными камнями, золотом и серебром, но при этом не выглядит вычурно и аляповато, а наоборот — элегантно и изящно, как и его хозяйка. — Добро пожаловать в мой дом, Итачи Учиха. Служанки появляются тоже только по одному желанию своей госпожи — из ниоткуда возникают красивые девушки, все как одна похожие, кланяются Аматерасу, сложив руки, и богиня не приказывает им, а скорее просит, как просила бы подруг: — Принесите чай и моти, приготовьте ужин, чай подайте сейчас, ужин — когда скажу. Они снова кланяются и испаряются в воздухе. Аматерасу Омиками следует на террасу, где открывается вид на ее владения — рисовые поля, зеленеющие под солнечным светом, бесконечное голубое чистое небо, пасущиеся на лугах жеребцы, цветущие камелии — здесь больше всего камелий. Аматерасу первая присаживается на дзабутон и плавным движением руки указывает Итачи на соседний. На столике возникают две чашки ароматного травяного чая и блюдо с моти. — Хочешь, я расскажу тебе сказку? Аматерасу не дожидается ответа. — Однажды один король решил уйти из своего царства, и отдать престол старшей дочери. Именно ей, а не ее младшему брату, хотя тот был мужчиной и думал, что получит власть. Младший брат новоиспеченной королевы смертельно оскорбился. Он досаждал ей и ее придворным, он поднимал смуты, он вызывал ее гнев раз за разом, но она прощала его и оправдывала, до последнего не желая изгонять. Но после наступила последняя капля, что переполнила чашу терпения… Обиженный брат убил любимого жеребца королевы, содрал с него шкуру и сбросил эту шкуру в ткацкую комнату. Девушки-ткачихи так испугались, что покончили с собой, а сама королева не умерла, но тоже была напугана, и убежала прочь, спрятавшись в самой дальней комнате. Она не хотела выходить, но без нее ее царство умирало, и ее придворные долго пытались выманить ее оттуда. У них получилось. Королева взяла себя в руки и вышла на свет, и нашла в себе силы и решимость судить брата так, как он того заслуживал. Он принес ей тысячу даров, ему обстригли бороду и вырвали ногти, и он навеки был изгнан из королевства, где родился и вырос… Знаешь, почему я тебе все это рассказываю? Черные глаза светятся улыбкой. — Потому что ушедшего с престола короля звали Идзанаги, а оскорбленного брата королевы — Сусаноо. Королеву же звали — верно, Аматерасу. Это моя история. Мой брат тоже ненавидит меня. Я тоже была готова к сражению с ним. Аматерасу делает глоток чая, вдыхая аромат трав. — Но я не стала бы умирать, чтобы он перестал меня ненавидеть.