.
.
Саске падает. Его голова раскалывается, глаза закрыты; пламя ревет к жизни в его венах. Вдалеке он осознает, что его проклятая метка корчится, ожидая, когда ее выпустят, желая отомстить, и Саске знает, что не должен выпускать ее, хотя прямо сейчас и здесь он не может вспомнить, почему это такая плохая идея. Но теперь в нем живет что-то другое, что-то новое, яростное, мощное и величественное. Оно пронизывает его, давление на глаза нарастает... ...его глаза горят..
Когда он открывает их, мир окрашивается в другой красный цвет, более ясный, более ошеломляющий. Все остро (он может видеть каждую прядь волос, каждую пору; он может видеть перья у птиц, летящих над головой, может сосчитать муравьев, цепляющихся за дальнее дерево), увеличенное и ослепляющее своим блеском, и он знает (знает, как ощущение крови под ногтями, знает, как жар катона в груди), что он пробудил Мангекью. Перед лицом этого осознания Учиха Саске имеет только одну цель: смотреть, как горит мир… — Эй! ТЕМЕ! Он знает этот хриплый голос. — НЕ ПОДДАВАЙСЯ ЭТОМУ! Хотя Наруто не его кровь, он все же его брат по оружию. Саске тренирован в бою и не (не может себе позволить) отвлекается на кровь (кровь Итачи, всегда так много чертовой крови), покрывающую его руки, или обмякшее тело Итачи у его ног. Его огненный взгляд останавливается на Наруто и Саске, выжидающий и ожесточенный (и отчаянно нуждающийся в поддержке, в постоянной, в ком-то, кто, возможно, может быть сильнее, чем он мог бы быть перед лицом агонии, потому что, несмотря на его каменный фасад, Учиха Саске рушится из внутри). — Не волнуйся, Саске. Мы поймаем его, даттебайо!.
...нет. Крик вырывается из пересохшего горла. Нет. Ноги в сандалиях коснулись земли; земля трескается под каждым шагом. Нет-нет-нет-нет-нет... Она уворачивается от нападающего, описывая широкую дугу ногой, чтобы погрузиться под вражеский клинок, прежде чем выпрямиться и поднять размашистую ногу, безжалостно обрушив пятку на шею ниндзя Звука. Громкий треск не доходит до ее ушей, пока она продолжает двигаться. К тому времени, когда тело упало на землю, она уже исчезла. Сакура резко останавливается, за ней поднимается пыль. — Итачи… — шепчет она, переворачивая его на спину. — С тобой все будет в порядке, я… я держу тебя, Итачи, ты меня слышишь? Тридцать секунд — это не так уж много. Большую часть ее жизни тридцать секунд приходят и уходят, а молодая женщина даже не замечает, что они прошли. Тридцать секунд, которые требуются, чтобы пересечь поле битвы и добраться до павшего Учихи, кажутся не короче, чем тысяча дней ее самых страшных кошмаров..
Орочимару внушает страх. Орочимару безжалостен. Но больше всего Орочимару любит манипулировать. — У тебя ничего не осталось, — шипит он своему сбежавшему сосуду. — За что ты борешься сейчас? За деревню, которая так боялась твоей семьи, что казнила тебя? К несчастью для Орочимару, Учиха Саске перестал быть объектом для манипуляций. Он не слушает шепчущиеся ужасы, эхом отдающиеся в его голове. Он откидывает сомнения, ярость, горе. Его новый Шаринган позволяет ему видеть сквозь все уловки, скрытых змей, предназначенных для проникновения под его кожу, предназначенных для того, чтобы разбудить тьму в расщелинах его разума, отбрасывает их всех новым видом огня, который он призывает к существованию: Этот огонь является воплощением гнева, и его свет отбрасывает чудовищные тени на лицо наследника Учиха. Кусанаги, окутанная молнией и покрытая кровью, поет, прорезая воздух и все и вся, что имеет несчастье существовать между Саске и его целью. — Твой дом разрушен. — Заткнись. — Я спас тебе жизнь! — Заткнись! Саннина окружает не менее тысячи версий Наруто, все светловолосые, шумные и возбужденные, несущиеся одновременно. Орочимару легко расправляется с ними, наполняя воздух дымом, когда копии Наруто массово издают «пуф» и отправляются в небытие. Как только дым рассеивается, глаза Орочимару расширяются, когда он смотрит на клинок Учихи. Кусанаги проскальзывает сквозь приоткрытый рот Змеиного Саннина. Брызги крови. Край губ Саске дергается от удовольствия только для того, чтобы замереть, когда Орочимару перед ним исчезает… Куда он делся? Куда, черт возьми, он делся?! — БЛЯТЬ! — вырывается у него, и он сразу начеку. Саске едва уворачивается от массивной змеи, прыгает в воздух и призывает свой новый адский огонь. Черное пламя ползет по змеиной коже, и он ревет от боли. Его голова нацеливается на Учиху, и он наносит удар вперед, обнажая клыки. Саске готовится разрезать существо пополам, когда перед ним вспыхивает серебристо-зеленое пятно. — Какаши?.. — Саске — ИДИ! — командует джонин, отражая атаку змеи. — Мы займемся этим! Иди за Орочимару! Генерал моргает, когда вокруг массивного призыва появляются Генма, Суйгецу и Неджи. — Чего ты ждешь?! — Генма кричит со своей позиции. — ИДИ, МАЛЫШ! — Мы сделаем это, Саске! Доверься нам! — уверяет Суйгецу. Хьюга указывает ему направление. При активированном Бьякугане радужные глаза сужаются: — Двадцать градусов к северу отсюда. Поторопись! Саске кивает, переполненный кучей эмоций, которые он даже не может начать распутывать. Прежде чем он успевает сказать что-либо, чтобы выразить или подтвердить их неослабевающую поддержку, Суйгецу язвительно замечает: — Я уже говорил тебе! Ты сможешь пресмыкаться перед нами после того, как мы вернем наш дом! Он встречает глазами своего подчиненного, своего друга, брата, которого он приобрел много лет назад. Мужчина с волосами цвета мокрого снега ухмыляется, отдает честь, и Саске кивает: — А-а, конечно, — он направляет свой взгляд на светловолосую электростанцию. — Пошли, Наруто! Чунин вспыхивает своей чакрой: — Прямо позади тебя, генерал Учиха-ублюдок, сэр! Несмотря на состояние его разума, безумие, происходящее вокруг него, на грани того, чтобы поглотить его целиком, Саске не может сдержать ухмылку, которая дергает уголки его рта..
Зелень повсюду. Она в листве деревьев на поляне, в траве под ногами. В ее глазах она свирепая и решительная. Она покрывает ее руки, изливает неземное сияние. — Одного спасения жизни недостаточно, а? Слезы текут по ее лицу, затуманивают зрение, и она качает головой, призывая больше чакры к своим пальцам, пропуская ее через мышцы, сухожилия и кости. — Черт возьми, Итачи, останься со мной… Ее трясет, ладони обжигает от горящей чакры, но это не важно; это не имеет значения, потому что Итачи все еще не отвечает. Она гоняется за каждым органом, пока он ломается, но его тело быстро отказывает, и она не может его догнать, черт возьми, она его теряет… — Пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, Итачи… Это бесполезно. Это бесполезно — это бесполезно... — Не делай этого! Сакура не может призвать Кацую, когда та уже занята помощью Цунаде. Без колебаний она погружается в чакру, которую годами хранила в центре своего лба… Чья-то рука находит ее плечи. Она вздрагивает, теряет фокус, запрокидывает голову и видит пару медовых глаз, смотрящих в ответ. — Ты унаследуешь мою технику, — рявкает Цунаде, передавая чакру своей ученицы. — Я слишком стара, чтобы носить мантию Саннина, черт возьми. Сакура задыхается, когда по ней проходит поток свежей чакры. — Шишоу… — Сосредоточься, Сакура..
Кислота разъедает рукав его рубашки, обжигает кожу. Его плоть пузырится, прежде чем превратиться в тонкий шрам на предплечье. Его люди, которые случайно оказались поблизости, сдерживая подкрепление, поднимают хор беспокойства. — У тебя никого не осталось, — издевается Орочимару, стоя так близко, что его нос почти касается носа Саске, — твоей семьи больше нет… — Ты ошибаешься, — бурчит Саске, выбивая их сцепленные клинки и отпрыгивая назад. — Семья — не обязательно должна состоять из крови… Рассенган Наруто едва не попал в голову Змеиного Саннина. — ВОТ ЧЕРТ! — ревет блондин, рассеивая дзютсу и вскакивая на ноги. Это бесполезно. Орочимару слишком быстр, слишком опытен. Как два шиноби сразятся с человеком, который все это видел? — Эй, теме, помнишь, как мы с Сакурой-чан надрали тебе задницу во время теста? Саске сверлит блондина взглядом. Проклятый идиот. — Это чертово гаремное дзютсу не… — Не это! — ворчит чунин. Саске моргает, и ему требуется доля секунды, чтобы точно понять, о чем думает непредсказуемый блондин. Чертов гений. Он встречается взглядом со своим подчиненным, резко кивает, и улыбка Наруто становится шире..
Ногти Цунаде оставляют полумесяцы на веснушчатых плечах, пробивая бледную кожу. Зеленый, освещающий окрестности, исчезает, пока не остается только красный, такой глубокий, что он покрывает землю черным. Черным, как пламя Аматэрасу, черным, как небо без луны. Как кто-то может построить башню на зыбучем песке? Дрожащее дыхание, безудержный всхлип. Они не могут..
Саске никогда этого не признает, но количество теневых клонов, которое Узумаки может создать, граничит с чудом. Сотни блондинов несутся к Саннину со всех сторон. Орочимару достаточно легко избавляется от них всех, но здесь дело не в этом. Важно то, что он не замечает трех клонов, которые остаются рядом с Саске, превращаясь в один массивный сюрикен. — Это все, чему ты научил свой отряд, Саске? — Орочимару насмехается. — Один и тот же трюк снова и снова? — (Когда он смеется, у Саске мурашки идут по коже.) — Может быть, вместо этого мне следовало нацелиться на Итачи?.. — Земля под его ногами рябит, отрезая его. Саннин вскакивает, чтобы избежать встречи с настоящим Наруто, спрятанным под землей и взрывающимся, как фейерверк, укрывшимся в бурлящей красной чакре. Орочимару хватается за лицо, не обращая внимания на то, как бурлящая энергия обжигает его кожу и растекается по его предплечью. Лицо Наруто, сжатое руками, становится диким. Ветер поднимается, кружится вокруг них, угрожающий и опасный. Наруто хватает Орочимару за запястье, сцепляет ноги вокруг его шеи. Когда он кричит, это похоже на нечеловеческое рычание: — СЕЙЧАС, САСКЕ! Саске бросает оружие. Оно летит по воздуху с ослепительной скоростью, направляясь прямо к шее Орочимару… ...и делает дугу вокруг своей цели. (— ТЫ ПРОМАЗАЛ?! — сквозь суматоху раздается голос Кибы. — КАК МОЖНО НЕ ПОПАСТЬ, КОГДА ОН ПРЯМО ТАМ..?! — Посмотри еще раз, — бормочет генерал так тихо, что Инузука не слышит, но чунин слышит, потому что его чувства обострены, и Саске умудряется уловить рассвет понимания на его лице, когда гигантский сюрикен возвращается и исчезает, открывая трех клонов Наруто, два из которых яростно помогают третьему в формировании шара вращающейся чакры.) Орочимару отрывает от себя Наруто, отправляет мальчика в полет и кувыркается по земле. Не сводя глаз с Саске, саннин аккуратно приземляется на землю. — Жаль, что твоего брата нет рядом, чтобы помочь тебе овладеть твоими новыми глазами… (— РАСЕНГАН!) Рука пронзает живот Орочимару. Узкие глаза расширяются от удивления. Орочимару смотрит на сгибающиеся пальцы, на закрученный узор, который разрывает его одежду в клочья. Две пары рук хватают его за руки, держат его неподвижно; его поддерживают три белокурых идиота. А Саске? Саске ухмыляется, бросаясь вперед, быстро, как молния, сверкающая над кусанаги. Все это происходит за одно мгновение, и вот что видит Орочимару: Красный, потом синий, потом ослепительная вспышка, потом, наконец... ...пустота..
Хатаке Какаши более чем знаком с жизнью шиноби. Война играла неотъемлемую роль на протяжении всей его жизни, поэтому кровопролитие, смерть и террор — все, что знает Копирующий ниндзя. Каждый шрам на его теле — это история его храбрости или безрассудства, хрупкости мира. Все эти вещи, с которыми вырос Какаши, они как старые друзья, постоянные. Даже его глаз — искаженный храм жизни, которая выбрала его и которую он продолжает выбирать каждый божий день. Хатаке Какаши не чужды ни шрамы, ни ужасы битвы. Но самое тяжелое бремя — это шрамы, которые остаются незамеченными. Какаши становится на колени рядом с павшим Учихой и не может не задаться вопросом, сколько близких он потеряет в войне, прежде чем вселенная наконец решит, что он достаточно настрадался..
Это первая война Учихи Саске. Часть его ожидает, что чувство благоговения ляжет на его усталые плечи, солнце прорвется сквозь тучи и осветит деревню неземным, спокойным сиянием, чтобы обозначить конец битвы, подчеркнуть их победу. Он ожидает облегчения или неверия или чего-то в этом роде. Он ожидает, что его люди будут ликовать, праздновать, люди будут кричать, танцевать и петь. Он рассчитывает поцеловать Сакуру, встретить ее с распростертыми объятиями, раскачать ее и отпраздновать их триумф. Он ждет конфетти и похлопывания по спине. Но когда он находит ее, женщину, которая была его маяком, его спасением, его надеждой, он испытывает только страх. Сакура наклоняется над телом его брата, всхлипывая, сжимая плечи. Саске не может дышать. Она чувствует его присутствие и поднимает взгляд; лицо красное, глаза налиты кровью. Извинения падают с вечно обветренных губ, но он их не слышит. Саске просто падает на колени, убирает ее дрожащие руки с талии Итачи. Он не смотрит на нее, его лицо сосредоточено на теле брата. Зрение Сакуры расплывается; Саске — не что иное, как аморфный сгусток бледности, тьмы и красного (так много красного), и она поправляет свою руку, чтобы переплести их пальцы. Он сжимает сильно, отчаянно... (и она вспоминает обо всех случаях, когда она помогала ему в самые трудные моменты, и задается вопросом, является ли это ее целью: привязка, напоминание, что, хотя он чувствует себя потерянным, маниакальным, одиноким, он не такой — никогда не был, не может быть один — потому что она всегда будет рядом, чтобы держать его за руку) ...и она сжимает в ответ. Сакура не любит тишину; наоборот, неподвижность часто ей доставляет дискомфорт. И все же, сидя рядом с мужчиной, которого она любит, слыша, как смерть его брата разрушает его, ломает ветхую структуру наследия Учиха... ...она никогда так отчаянно не желала тишины..
Памятный камень носит новые имена. Слишком много новых имен, думает генерал-майор. Он щурится от яркого солнца, ненавидит то, как оно жарко светится в небе над головой. Это неверно. Они оплакивают потерю своих близких, и солнце горит ярче, чем он видел или чувствовал за последние годы. Множество людей только что похоронены под пропитанной кровью землей, и мир просто продолжается. («Как вы думаете, вселенная наказывает нас за то, что мы делаем?») Похороны короткие. Нечего сказать после признания храбрости павших. Все это так безлично, и он ненавидит это. Они вернули свой дом, но потеряли то, что делает его домом. Стоит ли оно того? Сакура фыркает рядом с ним, утыкаясь лицом ему в плечо. Они стоят перед мемориальным камнем, спустя много времени после того, как другие ушли. Его люди остаются дольше, но в конце концов тоже уходят. Они становятся просто Учихой и Харуно под тихой луной, и это как-то по-своему похоже на дом. Саске смотрит на иэроглифы, из которых состоит имя его брата. Рука Сакуры ловит его руку, и его пальцы инстинктивно проникают сквозь ее пальцы. — Саске? — Она поднимает голову, прижимается губами к его плечу и шепчет: — Ты готов? Он вдыхает, выдыхает, затем поднимает голову к небу. Тепло лета Конохи разливается по его коже, горячее и знакомое, как огонь Учиха. Саске не готов, кажется, он никогда не готов к любым испытаниям, которые жизнь решает бросить ему — от командования своим первым отрядом на войне, от присвоения титула, оставленного его отцом, от почти убийства своего последнего родственника до собственной смерти и возвращения; от того, чтобы быть во власти Орочимару, к побегу и влюбленности, к потере своего брата по-настоящему. Ни разу Учиха Саске не был готов. Он судорожно вздыхает, крепче сжимает ее руку и открывает глаза. — А-а..
четыре месяца после войны
.
Коноха восстанавливается, а Цунаде руководит реконструкцией. Как новый Хокаге, она внесла поправки в множество архаичных законов, первым из которых был закон, запрещающий женщинам присоединяться к силам армии шиноби. Она поручает Тентен возглавить обучение всех претендентов на звание шиноби, прежде чем отправить их в качестве генинов в отряды. Публике раскрывается правда о резне в Учихе — предполагаемый переворот, негодование. Чтобы смягчить дальнейшее инакомыслие, идея правления Учих была полностью упразднена; вместо этого армия Конохи была объединена в три подразделения во главе с генералами Хатаке Какаши, Хозуки Суйгецу и Ширануи Генмой, все под контролем генерал-майора Учиха. С медиком в качестве лидера Конохи, Цунаде создала подразделение ниндзя-медиков, назначая двух своих учениц во главе. Ни отряд, ни команда из трех человек не обходится без настоящего ниндзя-медика. Сакура и Шизуне возглавляют это предприятие с помощью Ино и Карин. Все эти изменения знаменуют собой конец эпохи. (Всегда двигаться вперед.) Послевоенная травма существует в робких улыбках и запавших глазах. Она создает дом в пустых полостях, оставленных любимыми, отзывается эхом в каждом одиноком скрипе дерева, который отражается в слишком пустом доме. Но не только. Мир держит ее в компании. Дайме Страны Рек требует возмещения ущерба от Листа за нападение на его караван и ранение его дочери, но делегат Нара Шикамару указывает, что, пытаясь вступить в сговор с Орочимару, Страна Рек предала свой контракт со страной Огня. (И защита Маюри от имени Конохи не повредит.) Кусочки разрушенных деревень были собраны и спаяны вместе, смесь безрассудства и печали и понимания того, что только путем сотрудничества они могут преодолеть любые угрозы своему народу. Как может Сакура думать иначе, когда она становится свидетелем того, как деревни пришли им на помощь? Она видит это в отношениях, которые культивируются между Конохой и Суной, видит это в иностранных шиноби, подающих надежды на обучение в Конохе. Она может видеть это в любви, которая расцвела перед лицом невзгод. (Карин успокаивающе кладет руку на плечо Ино, когда она теряет пациента; Суйгецу приносит двум своим целителям их любимый чай; прикосновение Ино задерживается, пока она учит Карин правильно сращивать кости. Неджи остается допоздна, чтобы помочь Тентен обучать новых шиноби. Наруто делится своим раменом с покрасневшей Хинатой. Шикамару отказывается от предложенного ему повышения до генерала и вместо этого становится послом в Суне.) — Ты хорошо справилась. Сакура вырывается из своих мыслей, отворачиваясь от окна. Она улыбается в знак приветствия. — Шишоу. Цунаде выгибает бровь и входит в больничный кабинет. — Что вы здесь делаете? Вы знаете, что у нас все под контролем, — говорит младший медик, откидываясь на подоконник. Цунаде просто мычит, садясь в кресло для посетителей. Она не говорит ни слова, ей это и не нужно. Сакура открывает окно и садится за стол. — Все нормально..? ...глухой удар. Бледно-розовые брови поднимаются, когда саннин ставит бутылку саке рядом со стопкой папок Сакуры. — Цунаде-сама, сейчас не время… ...щелчок. Сакура вздыхает и качает головой, глядя на две чашки, которые добывает ее наставница. В тишине Цунаде наливает сначала в одну чашку, потом в другую, ставит бутылку и пододвигает чашку к Сакуре. Единственная элегантная бровь дергается в ожидании. Сакура берет свое саке, ухмыляясь. — Канпай, — бормочат в унисон. Цунаде смотрит на свою ученицу, момент растягивается в бесконечность. — Тебе пора перестать называть меня «шишоу». Сакура, привыкшая к пристальным взглядам наставника, задыхается. — Что? Почему? Что я сделала? Цунаде хмурится. — Я говорила, что ты сделала что-то не так? — ругает она, как всегда резко. — Просто пора. — Она наливает себе вторую порцию, взбалтывает. — Ты давно смотрелась в зеркало? Сакура хмурится. — Нет, — начинает она, — я… Блондинка наклоняет голову, подносит ко лбу руку, держащую чашку саке, и тыкает указательным пальцем в печать Инь. Самодовольная улыбка растягивается на красных губах. Зеленые глаза расширяются от удивления, и она бросается к окну, чтобы вглядеться в свое отражение. Там, посреди ее лба, темно-фиолетовый бриллиант. Цунаде подходит к ней сзади, кладя руки ей на плечи: — Я так горжусь тобой, Сакура..
шесть месяцев после войны
.
Жар кипит на загорелом веснушчатом плече; рука в перчатке сбрасывает пастельные локоны. Ее волосы теперь длиннее, разделены посередине на два свободных хвостика — дань уважения ее наставнику. На ее хаори, черном и без рукавов, красуется эмблема Страны Огня. — Быстрее, Конохамару! — Сакура наставляет. Они находятся на Четвертой учебной базе Учиха. Теперь, когда подразделение ниндзя-медиков работает, она оставила Ино и Карин во главе. Поскольку Шизуне хочет и может присматривать за больницей, Сакура решает помочь обучить боевых медиков-чунинов во всех трех отрядах. Она провела трудный месяц в подразделении Генмы и перешла на помощь Какаши. Сакура бьет Конохамару по лбу и отправляет его в полет. — Нечестно! — чунин восклицает: — Ты слишком быстрая! Она ухмыляется. — Не расстраивайся. Генерал Хатаке хорошо меня обучил. Он будет тренировать тебя так же хорошо. — Тебя тренировала одна из Саннинов, — ворчит мальчик. Ухмылка Сакуры становится волчьей. — М-м-м, — уступает она, — а я ее преемница, так что тебя тоже обучает Саннин. Будь благодарен, сопляк. Прежде чем Конохамару успевает возразить, Какаши вмешивается: — Поблагодари капитана Харуно за то, что она потакала тебе, и возвращайся к тренировкам. Брюнет закатывает глаза, но смягчается, произнося деревянное «спасибо, Сакура-тайчо», прежде чем вернуться к назначенному партнеру. Сакура хихикает, присоединяясь к седовласому генералу, прислонившемуся к столбу. — Ты стал мягок с ними, — дразнит она. — Ты размяк, старик? Какаши фыркает под маской. — Я с ними точно такой же, как был с вами, — заявляет он. — Возможно, ты только что поняла, как нежно я обращался с твоим хрупким эго. — Кстати, о бережном обращении с вещами, — хмыкает розововолосый капитан, слишком проницательно глядя на Копирующего ниндзя, — что мне сказать Ируке? … — Да ладно. Он отправил тебе посылку. Я должна вернуться и ничего не говорить от твоего имени? — Конечно нет. Скажи ему, что я ценю это. — Ты ценишь это, — попугайничает Сакура. — Да. Она молча смотрит, затем: — Ирука хороший парень, правда? Какаши ерзает под ее пристальным взглядом, прежде чем спросить: — Неджи хороший парень, верно? — но напряжение в его голосе, воспоминания, на которые он ссылается, говорят: еще слишком рано. Сакура вздыхает, сдувшись, но в конце концов понимает. Стук копыт сопровождает лязг металла, взгляды устремляются на периметр лагеря. На лице Сакуры расцветает автоматическая улыбка. — Внимание! — кричит Какаши, отталкиваясь от столба. — Генерал-майор идет! Появляется Саске, окутанный тенью, веер Учиха прижимается к его спине. Его конь, такой же черный, как глаза и волосы Учихи, названный в честь постоянного огня, который он может вызывать («Спокойно, Ама»), останавливается посреди лагеря. Чунины спешат выстроиться в шеренгу. — Генерал-майор Учиха, — приветствует Копирующий ниндзя. Саске хмурится от звания. — Генерал Хатаке. Между ними что-то происходит: признательность, понимание, уважение — вещи, которые ни один из них никогда не распознает словами. Однако Сакура приветствует его, уперев руки в бока. — Ты опоздал. Саске бросает на нее властный взгляд и спешивается. — Я не потерплю упреков от капитана, который не знает, как правильно носить ее хитай-ате, — заявляет он, делая движение, чтобы ткнуть ее в лоб. Она отмахивается от его руки. — Я буду носить его должным образом, когда буду драться с достойными противниками, — фыркает Сакура, игнорируя череду протестов недовольных чунинов. — Ты просто хочешь показать всем свою печать Инь, — возражает Саске, на что медик отрицательно усмехается, возможно, слишком громко. По правде говоря, бриллиант ему нравится, он ей идет, дает ему точку фокусировки, помимо ее выразительных глаз (где он тысячу раз пересчитывал ее ресницы), ее губ (всегда потрескавшихся, но форму которых он запомнил), и другие ее штуки, делающие тепловую катушку там, где она категорически не должна сейчас наматываться в присутствии отряда... Какаши прочищает горло: — Хорошо, на что вы все смотрите? Вернемся к тренировкам. Вам нужно пробежать наше ката еще сорок раз. Саске и Сакура отводят глаза, когда чунины сникают. Когда в следующий раз она смотрит на него, он склоняет подбородок к озеру. Молча они пробираются к ненадежному причалу, сидя точно там же, где сидели много раз, впитывая солнце после утренних ката. Такое ощущение, что прошла целая жизнь. — Сакура… Сакура обводит его профиль на фоне неба и поражена тем фактом, что до сих пор восхищается его видом. Учиха Саске так же захватывает дух, как и в первый день, когда он въехал в ее лагерь — резной мрамор и угольно-черные глаза, Его бровь нахмурена, губы изогнулись; он хочет спросить ее кое о чем. Медик дает ему время подобрать слова, довольствуясь сидением у воды. — Сакура, — пробует он снова, устремляя на нее свой непостоянный взгляд (иногда Сакуре кажется, что он применяет к ней гендзютсу, потому что она клянется, что время останавливается всякий раз, когда он смотрит на нее). — Ты будешь моим заместителем? Она не уверена, чего ожидает (честно говоря, слишком много еще предстоит сделать, последствия войны слишком очевидны, вездесущи, где бы она ни искала ее, чтобы обдумать что-то более конкретное — неважно, что Ино настаивает на том, чтобы они сплетничали каждую ночь), но это точно не то. С момента окончания битвы Саске путешествовал из страны в страну, встречаясь со скрытыми деревнями, дайме, улаживая недоразумения и гася пресловутые пожары в разных странах. Он человек с миссией, в поисках мира, искупления и чего-то еще, чего Сакура не знает. — Хочешь, я пойду с тобой? — уточняет она, и что-то надувается в ее груди от этой мысли. Она сможет отправиться с ним в земли, где она никогда не была, в его добровольном путешествии. Саске восхищается ею, что-то недосказанное в его глазах, что-то сдержанное. — Да, — отвечает он. — Я доверяю тебе. Я... Сакура улыбается, наклоняется вперед, чтобы заглянуть ему в лицо. Он знает ее, может читать ее, как карту огня, поэтому он точно знает, чего она от него хочет. Саске наклоняет голову, чтобы прижаться своим лбом к ее лбу. — Я бы последовала за тобой на край света, Учиха Саске, — шепчет она. Он выдыхает, тепло его дыхания ложится на потрескавшиеся губы. Когда он целует ее, он делает это так, как человек, отчаянно нуждающийся в воде, отчаянно нуждающийся в воздухе, отчаянно нуждающийся в чем-то, что составляет неотъемлемую часть жизни, потому что это то, чем она для него является: необходимостью. Он не был бы тем, кто он есть, не был бы там, где он есть, если бы не розововолосая, зеленоглазая, огромная гребаная заноза в заднице, и хотя жало его недавнего прошлого все еще ранит его душу, пока у него есть и она, и Коноха, и Какаши, и его подчиненные (его друзья, поправляется он)... (— Я думала, отношения внутри отряда не… — Заткнись, Сакура.) ...тогда у него всегда будет кусочек дома..
.
Синергия — это полезное взаимодействие, эффект от которого превосходит суммарное действие поодиночке всех его сторон.
.
.