Связь

Свидетелей произошедшего даже не пришлось вылавливать — они сами столпились вокруг, желая узнать побольше подробностей. Такова человеческая природа — жаждать зрелищ, пусть даже самого низменного пошиба. Жандармы, следившие за порядком на этой части улицы, также подошли к месту преступления. В том, что это именно преступление, у Якова не было ни малейших сомнений. «Ида, Ида, что же ты хотела мне рассказать?» — мысленно обратился он к своей старой знакомой. Она ему уже не ответит. Разве что при помощи Николая, но доставить его сюда прямо сейчас не получится. Касаемо собственных выводов, Яков пока мог выделить лишь несколько очевидных фактов. Первым было отсутствие видимых повреждений. Да и когда Яков наблюдал за тем, как Ида приближалась, он не заметил, чтобы кто-то предпринял агрессивные действия в её сторону. Подозрительным был лишь столкнувшийся с ней мужчина. Его задержали и задали несколько вопросов. Ничего оригинального он не сказал. Звать — Столбов Михаил Павлович. Оказался здесь, потому что спешил на службу после перерыва. Женщина сама внезапно возникла у него на пути. Всё верно, Яков сам был тому свидетелем — Иду повело в сторону, и Столбов задел её. Намеренными его действия не выглядели. Конечно, ему придётся задержаться до завершения проверки места службы, но туда уже отправился один из жандармов. Скоро он приведёт кого-нибудь из его коллег для подтверждения. Дальше Столбову нельзя будет покидать Петербург, но Яков уже понимал, что подозревать его в чём-то бессмысленно. Это был обычный прохожий, волею случая оказавшийся там, где не надо. Следующий раз будет возвращаться с перерыва вовремя, а не бежать сломя голову, врезаясь во всех на своём пути. Яков оглядел стоявших вокруг зевак. Ничего полезного они не сообщили, зато создавали толпу и отвлекали. Мог ли среди них скрываться настоящий преступник? Сложно говорить что-то, не зная даже причин произошедшего. Придётся делать вскрытие, а пока же, как самый наиболее вероятный вариант напрашивался яд. Но разве Ида могла так глупо умереть? Перебрав иные возможности того, что могло с ней произойти, Яков, наконец, просто вгляделся в её лицо. Она совсем не изменилась со времени их последней встречи, разве что волосы стали медно-рыжие. Это был парик, ведь их настоящий цвет имел пепельно-русый оттенок. Сама Ида называла его мышиным, да и себя сравнивала с этим зверьком, намекая на то, что, в поисках нужной информации, сумеет пролезть в любую щель. Яков не сомневался, что, после прекращения их совместной работы, она сумеет найти себе применение. Думал он об этом, изначально, даже с некоторым раздражением, ведь их последняя встреча оставила у обоих не самые приятные впечатления. Именно она подвела черту под их сотрудничеством и прочими отношениями, о чём Ида сообщила ему уже в письме. И что он сделал такого плохого? Просто не надо было ждать от него больше, чем он мог предложить. А ей не стоило возвращаться… — Яков! — услышал Гуро. Оглянувшись, он увидел бежавшего к нему Николая. Поразительно! Когда-нибудь Яков перестанет воспринимать такие вот резкие, и очень ко времени, появления Гоголя, как что-то удивительное, но это точно произойдёт не в ближайшее время. — Ч-что случилось? — спросил Николай, переводя озадаченный взгляд с Иды на Якова, и обратно. И как ему всё объяснить кратко? Аккуратно взяв Гоголя под локоть, Яков отвёл его за угол ближайшего здания, где народу было поменьше, после чего, перейдя буквально на шёпот, ввёл его в курс дела. Глаза Николая округлились. К подобной информации он оказался совершенно не готов. Яков нашёл бы его вид презабавшейшим, если бы не паршивость ситуации в целом. — А у меня тоже есть, что тебе рассказать… И, думаю, это очень важно… Но сможешь ли ты сейчас выслушать? — сбивчиво сказал Гоголь. — Раз ты посчитал это важным, выкладывай. И Николай начал… Видел Лауде с Ларионовым. Лауде подозрительный. Ну, это не ново. Ларионову проект храма не одобрили. Тем более, ничего странного. Проект симпатичный? Ники, что с твоим чувством прекрасного? Ларионову шлют записки? Видение с виселицей?! Николай в это время уже успел сунуть ему в руки пресловутую записку. Ох, сколько он таких перевидал. И чего там, обычно, только не писали. Тем более, Ларионов — личность известная. Но видение… И правда, странно. Взгляд Гоголя, между тем, стал въедливым настолько, что показалось, будто тот пытался увидеть, о чём думал Яков. Хорошо, что пока он не умеет так делать. Впрочем, конкретно в этом случае, скрывать было особенно нечего. — Я никогда не выступал в роли судьи, Ники. Моё дело — ловить преступников, а приговорами занимаются другие люди. И уж тем более мне не доводилось носить мантию с париком. «Забавное получилось бы зрелище», — добавил он про себя. — Тогда, наверно, это образно… Возможно, именно от тебя зависела его судьба. А скольких из арестованных тобою отправили на виселицу? — Ники… — только и сказал Яков. — Ты же сам понимаешь, насколько продолжительна моя карьера. — Да, — согласился Николай. — Как сложно-то. И почему подобное видение связано с Ларионовым? Вернее, получается, с тем, кто имеет что-то против него? Яков ещё раз взглянул на записку. Уж не написал ли её печально известный любитель чиновников? Он, кстати, пока больше никак себя не проявил. Но ведь Ларионов и не чиновник даже. Да и не в привычке душегуба отправлять предварительные послания тем, кого он выбрал для последующей расправы. Однако, всё это очень занятно. Со стороны донеслась праздная болтовня. Заскучавшие свидетели, не желавшие расходиться, обсуждали Иду и её внешний облик, строя предположения, кто же она такая и что могло её погубить. Нет, это пора прекращать. — Ники, давай пока ненадолго отложим решение этой задачи. У нас, как ты видишь, сейчас есть действительно неотложные дела. — Согласен. Но Ларионов… — Ларионов уже не первый день получает такие послания. Впрочем, для нашего с тобой обоюдного спокойствия, я отправлю к нему охрану. Организацию поручу Сергею, а то он больно расслабился после нашего прошлого мероприятия. Говоря честно, он не то, чтобы расслабился, а скорее, занялся своей личной жизнью — уж очень ему приглянулась спасённая Дарья. Яков особо не загружал его работой, но теперь пора бы ему вспомнить и о ней. Гуро быстро набросал записку и, выйдя вместе с Николаем из-за угла, передал её одному из жандармов, с поручением доставить послание господину Сергею Родионовичу Багаеву в Третье отделение. Он, по крайней мере, должен быть там, если, конечно, не сбежал. — Если его не обнаружите — тогда отдайте Алексею Кирилловичу Толокнову, — на всякий случай добавил Яков. Уж он точно на месте, иначе кто будет прикрывать отлучки Сергея? Жандарм поспешил выполнять поручение. Николай проводил его одобрительным взглядом. Теперь нужно было возвращаться к основной задаче. — Попробую выяснить, что же Ида хотела до тебя донести, — сказал Николай и хотел было направиться к лежавшей, но Яков задержал его: — Нет, надо выбрать место подальше от такого скопления народу. Убийца может находиться здесь, я не хочу, чтобы он видел проявление твоих способностей. Гоголь благоразумно не стал спорить, к тому же, поблизости уже поджидал экипаж, перевозивший мертвецов. Туда и переместили Иду, Яков и Николай влезли следом. Гоголь, не тратя времени даром, взял её за руку. И нескольких мгновений не прошло, как его сила дала о себе знать — пару раз дёрнувшись, Николай поник. Теперь стоило запастись терпением.

***

Николай упал на вымощенную поверхность улицы. Это было неприятно, но ещё неприятнее оказалось увидеть глядевших на него с разных сторон зевак — тех самых свидетелей произошедшего. Рядом с ним неподвижно лежала Ида. Странно, она же должна быть в экипаже. Праздных зрителей, похоже, совершенно не смущало присутствие Николая — они тыкали пальцами, громко говорили и вообще, вели себя совершенно непотребно. Гоголь уже хотел грубо их прогнать, но тут Ида медленно села, держась за голову. — Кружится… — пожаловалась она, скорее самой себе, потому что на Николая не попадало ни капельки её внимания. — Ида! — позвал Гоголь, но отклика не последовало. Ида поднялась на ноги и спокойно прошла мимо зевак. Николаю не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Они довольно быстро преодолели путь и оказались перед зданием, на крыше которого, со слов Якова, и была назначена встреча. Не мешкая, Ида открыла дверь и шагнула за порог, а после скрылась непонятно куда. Николай замер, не зная, что делать дальше. Перед ним была стандартная парадная жилого дома, с виду и не угрожающая, но что-то в нём сопротивлялось дальнейшему продвижению. Однако, как же он узнает правду, если останется топтаться на месте? — Вот она — ловушка для заблудших душ, — послышался рядом очень знакомый голос. Несмотря на печальность всей ситуации, Николай легонько улыбнулся, разворачиваясь к говорившей. Аморет ответила ему такой же меланхоличной улыбкой. — И вы, конечно же, хотите знать, куда скрылась та женщина, — в словах Бертран не было и следа сомнения. Всё-то ей известно. Может, она и про убийцу что-нибудь знает? — Очень хочу. Мне нужно выяснить у неё, что она хотела передать Якову. Аморет, а может, вы знаете, кто виноват в том, что с ней произошло? — Нет, Николай Васильевич, к сожалению, не знаю. По правде сказать, здесь я оказалась, желая заполучить одну вещь, а потом увидела, как вы идёте рядом с призраком, и решила подождать. В том месте, куда отправилась эта женщина, очень легко заблудиться и потеряться. Для вас не проблема попасть туда вслед за ней, но сумеете ли вы её отыскать? — Я должен это сделать. Словно в ответ на его слова, вид за открытой дверью изменился. Нельзя сказать, что обстановка стала радикально иной, но всё обветшало, потемнело и покрылось налётом пыли. Оглянувшись назад, Николай увидел прежнюю оживлённую улицу и почувствовал тоску. Там — жизнь, а здесь… — Здесь живут заброшенные воспоминания, — пояснила Аморет. — Хотя, живут, наверное, не самое подходящее слово. Скорее, застывают, будучи уже никому не нужными. Я пришла спасти одно из них. Оно слишком красиво, чтобы пропасть. — И как вы будете его искать? — А его и не потребуется искать. Взгляните, — Бертран указала на лестницу. На одной из ступеней лежало что-то маленькие, плоское и овальное. — Вот он-то мне и нужен. Аморет направилась к интересовавшему её предмету, и Николаю ничего не оставалось, как пойти следом, хотя место, по-прежнему, вызывало у него сильные опасения. Аморет аккуратно подняла вещицу и стало понятно, что это медальон на тонкой цепочке. Когда она стёрла с него пыль, он ярко заблестел. — Сувенир на память, — пояснила Бертран. — Его оборонили, когда покидали этот дом. Медальон, как оказалось, был с секретом, и скрывал в себе прядь светлых волос. Аморет дунула на неё, и та взлетела, а после вспыхнула снопом искр, будто загоревшаяся солома. Из этой вспышки возникла полупрозрачная девушка, одетая по моде полувековой давности. Она посмотрела куда-то позади Николая с Аморет, и плавно последовала к выходу, а светящиеся огоньки так и продолжали виться вокруг неё, разгоняя окружающую серость. Вскоре девушка скрылась за дверью. — Это был призрак? — спросил Николай. — Нет. Образ из памяти владельца медальона. Такой он её помнил, а образ сопровождал его по жизни. На самом деле эта девушка могла уже много раз измениться. Сопровождал, а теперь этот медальон остался лежать здесь, никому не нужный. Николаю стало ещё печальнее. — Что касается вашего призрака, сюда она попала не просто так — её привели воспоминания, которые до этого были преданы забвению. — И она не особо хотела их доставать обратно, — дополнил Николай. — Всё так, — согласилась Аморет. Не иначе, Яков, как обычно, отличился. А ему теперь искать его знакомую по всяким закоулкам иных миров. И как именно это делать? Наверно, в первую очередь нужно попытаться добраться туда, куда она хотела попасть. Дом по-прежнему остаётся домом, не важно, в каком мире он находится. А встреча с Яковом была назначена на крыше. Значит, с неё и следует начать. — Я, тогда, попробую добраться до крыши, — сказал Николай и поспешил вверх по лестнице. — Здесь очень легко заблудиться… — повторила Аморет то, что сказала в самом начале. Оглянувшись, Гоголь её не увидел. Исчезла… Придётся идти в одиночку. Эта перспектива не особенно обрадовала, но иных вариантов не предполагалось. Пройдя один пролёт, Николай почувствовал тревогу. Посмотрев назад он понял — чувства его не обманули. Пройденные ступени рассыпались на множество золотистых искр. И, кажется, это происходило быстрее, чем скорость его собственного подъёма. Испугавшись, Гоголь устремился наверх с удвоенной силой, но вскоре и перила, и ступени растаяли, осветив напоследок тёмный пролёт, куда оставшийся безо всякой опоры Николай и полетел. Искры же стали собираться в некое подобие человеческой фигуры, будто сотканной из света. Она раскинула руки, подхватывая Николая, и унося его в совсем другое время и место… Самый разгар лета в их поместье… И никто не следит за тем, что он делает. Этим нужно воспользоваться! Кора дерева такая шершавая и приятная на ощупь. И карабкаться вверх так интересно! Ай, нога соскользнула!.. — Николаша, ты не ушибся? — обеспокоенно спросил отец, в последний момент успевший поймать своего неуклюжего сына. — Зачем на дерево полез? Николай пробубнил извинения. Он хотел сорвать особенно приглянувшийся листок и заодно посмотреть на собственный дом с высоты, радуясь возможности погулять в своё удовольствие. До этого он уйму времени пролежал в постели из-за очередной болезни. Скучно! И лекарства противные и горькие. Убедившись, что Николай не пострадал, отец поставил его на землю. Может, он примет в качестве извинения тот красивый листок, за которым пришлось усиленно охотиться? Его всё-таки удалось добыть, но вот удержаться на ветке после этого уже не получилось. На деланно-строгом лице отца мелькнула тень улыбки. Он принял подношение и потрепал Николая по голове. — В семь лет уже пора бы знать, где стоит быть поосторожнее, не находишь? Ты же не хочешь, чтобы Якима из-за тебя наказали? Николай испуганно замотал головой. Яким, пользуясь тем, что он читал книгу, ушёл на время. Николай знал, куда — к кухарке. Они закрывались с ней в маленькой комнатке и там чем-то занимались. Наверно, играли. Или секретничали. Яким на все вопросы только насмехался и говорил, мол, мал ещё, такое знать. Николай сердился. Он взрослый! Вот захотел, и убежал в сад развлекаться. Яким ему не указ. Но, чтобы его наказали, Николай, конечно, не желал. — Николаша-Николаша… — укоризненно сказал отец. — Увидела бы тебя твоя маменька, сам знаешь, что было бы дальше. Маменька нервная и часто плачет. В основном — из-за него. С отцом гораздо проще, но и он иногда как-то слишком печально смотрит на Николая. Неужели он такой плохой? Николай скривился и собрался плакать, но тут отец взял его за руку. — Вот реветь не надо. Ты уже взрослый мальчик. Пойдём лучше прогуляемся. Николай с радостью сжал его ладонь. Они вдвоём направились по дорожке. Вокруг росли красивейшие деревья — дубы, клёны и липы. Их посадил отец, и Николай очень им гордился. Папа у него самый лучший! Он рассказывает перед сном интересные истории, которые сочиняет сам. Героев некоторых из них потом изображают разодетые актёры в доме у одного важного господина. Николая брали на несколько таких представлений. По его мнению, актёры кривлялись, но было забавно. Ему бы хотелось, чтобы и по придуманным им историям тоже что-нибудь сообразили. Отец их хвалил. Жаль только, что правду тоже иногда относит к выдумкам, и не желает слушать о том, что он видел на самом деле… Подумав о последнем, Николай уже было снова опечалился, но тут заметил скользнувшую по дереву упитанную белку с пышным рыжим хвостом. Она уставилась на них своими блестящими глазками. Наверно, голодная. А у него в кармане как раз припасено несколько орешков. Отпустив руку отца, Николай подбежал к ней и протянул угощение. Та схватила орех и тут же принялась за еду. Отец наблюдал за всем этим и улыбался. Так хорошо… А потом, внезапно, в один миг всё переменилось. Сначала Николай просто почувствовал что-то очень дурное. Он тут же испугался. В прошлые разы, когда он ощущал подобное, происходили разные нехорошие вещи. А ему никто не верил. Белка уронила орех, пискнула и убежала — только рыжий хвост мелькнул в траве. Отец забеспокоился и поспешил к нему. Сам же Николай смотрел на дорожку. По ней к ним шёл невероятно противный дядька. Тощий, длинный, да ещё и с какой-то тряпкой на лице. Но самым гадким был даже не его внешний вид. Николай не знал, как описать то, что почувствовал, просто, само появление этого человека портило всё вокруг. Сад будто пачкался. Показалось, что ещё немного — и деревья засохнут, а на месте травы окажется пустая земля. И белки с птичками больше здесь не появятся. Но ведь это сад его отца! — Папа, прогони его! — воскликнул Николай. — Кого, Николаша? — спросил отец, кладя руки ему на плечи, а на лице его уже было то особенное выражение, появлявшееся всякий раз, когда он считал, что сын сочиняет. Значит, отец не видит этого дядьку. Николаем овладело отчаяние. Раз так, надо прогнать его самостоятельно. Вырвавшись от отца, Николай побежал к нежелательному гостю. — Уходи отсюда! — закричал он, уже собираясь стукнуть его, однако застыл, встретившись с его взглядом. Глаза у него были чёрные-чёрные. Николай попятился, но дядька внезапно оказался перед ним. — Ты пока ещё слишком юный, Тёмный. Не хватит тебе сил меня прогнать. С этими словами он протянул руку и похлопал Николая по плечу своими костлявыми длинными пальцами с жёлтыми ногтями. Николай закричал от отвращения и зажмурился. — Коля! — встряхнул его отец. Гадкий дядька был испорченный! И он коснулся его! А еще назвал Тёмным! Неужели теперь Николай такой же? Подумав об этом, он тут же разрыдался. Плач оказался настолько сильным, что Николай не удержался на ногах и упал на землю. Стало очень холодно, и уже никак не получалось перестать реветь и дрожать, хотя перед отцом было очень стыдно. — Коленька… — отец подхватил его на руки и понёс в сторону дома. Дядька скрылся. А сам он опять расстроит мать. Наверно, он и правда испорченный. Над ним раздалось хихиканье. С ужасом открыв глаза, вместо отца Николай увидел того плохого человека. Вблизи тот оказался ещё противнее. — Спустя годы, мы снова встретимся, Тёмный. И я предложу тебе то, от чего ты не сумеешь отказаться, — сказал тот и захохотал. Громко закричав, Николай принялся яростно колотить его кулаками в грудь, и буквально вылетел у него из рук. Оказавшись на земле, он тут же кинулся бежать. Позади его звал отец, но он не мог остановиться, и бежал до тех пор, пока, наконец, не споткнулся и упал. Упав, он так и остался лежать без сил, сотрясаясь от рыданий. Мелкие камушки больно покалывали его ладони. Подул ветер, обдавая противным холодом… До слуха донёсся неприятный, звучащий на одной ноте монотонный гул… Под пальцами по-прежнему что-то мешалось… Николай открыл глаза и пошевелился. Вроде цел, даже не болит ничего. Только дискомфортно очень… Причиной этому было, как оказалось то, что он лежал на усыпанном дроблёным щебнем каменном полу. Правда, подальше от него валялись обломки и большего размера, поэтому сетовать на неуютное лежбище точно не стоило. Ему, можно сказать, ещё повезло приземлиться именно сюда. Сбоку снова потянуло холодным воздухом. Посмотрев в ту сторону, Николай инстинктивно сдвинулся — на месте стены зияла огромная дыра. Так вот откуда обломки. Сквозь провал не было видно ничего, кроме темноты. Это Николая совсем не удивило — глупо было ожидать, что за стенами дома окажется оживлённая улица. Мир-то, как сказала Аморет, заброшенных воспоминаний. Вот последнее и волновало Гоголя больше всего. Ему привиделось то, что — он был точно уверен — произошло в его жизни на самом деле. Только он совершенно не помнил подобного события. И немудрено — тогда Николай сильно заболел, причём до этого ему только-только удалось оправиться после ещё одного серьёзного недомогания. Оказывается, причиной случившегося стало появление мужчины с повязкой на лице. Кто же он такой? И что ему нужно от Николая? Не найдя ответов на эти вопросы, Гоголь поднялся, отряхнулся от щебня, подошёл к дыре и посмотрел вниз. Голова тут же закружилась — на фоне темноты пролетали редкие облака. И больше ничего… Зато позади раздалось какое-то постукивание. Совсем не обрадовавшись новому звуку, Николай повернулся и увидел сидевшую прямо на полу возле обшарпанной стены растрёпанную седую старуху в затёртом платье из жёлтого шёлка, когда-то, видимо, довольно нарядном. Она раскладывала перед собой игрушки в виде фигурок разнообразно одетых людей, животных, карет и прочих вариантов. Николай попятился к выходу, надеясь, что увлечённая своим занятием, она его не заметит, да не тут то было. Кинув на него взор мутных глаз, она проскрипела: — Раз, два, три, четыре, пять, Я иду тебя искать. Первый скрылся под столом — Чёрт унёс его тайком. А второй на печь залёг, И портки свои прожёг. Третий убежал во двор, Разозлил там всех ворон. За четвёртым не пойду — Он упрятался в лесу. Стало быть, остался ты. Я нашла тебя — беги! С этими словами она ощерилась улыбкой. Зубы у неё оказались заострённые, и производили самое жуткое впечатление. Старуха подалась вперед, и Николай, больше уже ничего не рассматривая, метнулся в проём с отсутствовавшей дверью. Лестница, к его радости, оказалась на месте. Он уже хотел бежать наверх, но тут старуха снова что-то забормотала. Раз уж она не стала его преследовать, может быть, стоит узнать, что она делает? Интерес пересилил здравый смысл, и Николай аккуратно заглянул обратно. Старуха, взяв одну из своих кукол — богато одетого человечка в длинном кафтане, водила её по полу и приговаривала: — Господин зверька завёл, Думал — собачонка. А она в зловещий час Обернулась волком. У него клыки в аршин, Острые как копья. От хозяина теперь Кости да лохмотья. Повторяя свой стишок, она постепенно отрывала части от фигурки. Наконец, старуха просто откусила ей голову и сжевала её. — Тьфу, невкусный! — сплюнула она. — А ты, милок, не там ищешь. Тут уже нечего искать. Последнее явно было сказано Николаю. — Где же тогда искать? — спросил он. — А ты подойди, я тебе на ушко шепну, — оскалилась старуха. — Вы только что фигурке голову откусили, — с сомнением сказал Николай, совершенно не желавший подходить. Старуха тихо зашептала невнятные слова. Гоголь напряг слух, однако с его места ничего было не расслышать. Лучше бы, конечно, просто убежать, но вдруг она действительно сообщит что-то полезное? Он сделал несколько осторожных шагов, не приближаясь до конца, чтобы сохранить для себя возможность бегства. — Так что вы имели в виду? — Гуляет пока… — она ткнула пальцем на обгрызенные обломки фигурки. — Только недолго ему осталось. Собачонка уже клыки отращивает. — Кто гуляет? И что за собачонка такая? — Николай сам не заметил, как оказался совсем близко к старухе, желая получить от неё разъяснения. Та не отвечая на вопрос, взяла другую фигурку и принялась разламывать и её тоже. — У меня их много. Но это всё не то. Живые людишки гораздо лучше, — она подняла взгляд на Николая и её глаза вспыхнули торжеством. — Вот ты и попался! Издав победный клич, она подскочила и кинулась на него. Каким-то чудом ему удалось увернуться, и старуха отодрала лишь кусок ткани от его сюртука. Николай пулей вылетел прочь, провожаемый радостным хохотом этой поистине безумной женщины. — Беги, беги! — кричала она ему вслед. — Может, не догонят! Гоголь никогда ещё в своей жизни не преодолевал лестницу настолько быстро. Он спешил наверх, хотя больше всего ему хотелось в обратную сторону и на улицу, чтобы поскорее покинуть этот жуткий дом. По пути он испытал немало неприятных мгновений — то лестница шаталась, то стены осыпались, то появлялись какие-то предметы и люди. От последних Николай шарахался, но они, к счастью, не проявляли к нему никакого интереса. Наконец, Гоголь добрался до чердака и влез на крышу. Со вздохом облегчения он отметил, что Ида уже была там. Её одежда развевалась от порывов ветра, и было странно, что шляпка с вуалью ещё не слетела с её головы. — Ида! — позвал Николай, но та никак не среагировала. Он приблизился, и только тогда она всё же обратила на него внимание, откинув с лица вуаль и внимательно его рассматривая. Глаза у неё оказались ярко-синие. — Кто вы? — поинтересовалась она. — Ида, думаю, у нас не так много времени. Вы должны передать мне то, что хотели сказать Якову Гуро. — Какой наивный способ обмана. Яков никогда не присылал никого вместо себя. Почему я что-то должна вам сообщать? — Он не сможет сюда прийти. Вы мертвы и сейчас находитесь в другом мире. Я могу в него попадать, а он нет. Конечно, это жестоко выдавать подобную информацию вот так, слёту, но другого способа Николай не придумал. Ида вздрогнула, затем отшатнулась от перегородки. — Почему стало так темно? Куда исчезла улица? — стала спрашивать она, но испуга на её лице не было, только удивление. Оказывается, всё это время она наблюдала обычный городской вид, а не ту пустоту с облаками, которую обнаружил Николай, как через дыру в стене, так и сейчас. Наконец, Ида осознала своё положение. — Вот, значит, как. Что ж, тогда передайте Якову, что его прошлое вернулось. — Какое прошлое? — хотел уточнить Николай, но Ида внезапно пропала. Посмотрев вниз, он увидел, что там постепенно начали проступать очертания улицы, становясь всё более явными. Небо посветлело, появились здания, между ними люди зашагали кто куда, стали слышны их голоса и прочий городской шум. В толпе Николай заприметил Иду. Вот она идёт… И падает. А люди проходят мимо. И кареты проезжают мимо. Кареты… Взгляд зацепился за одну из них, и в тот же миг шею Николая словно охватил холодный обруч. Гоголь стал пытаться снять его, но лишь царапал шею ногтями. На него накатил панический ужас, настолько сильный, что вытолкнул его из этого затянувшегося видения. Первый момент он просто тяжело дышал, водя пальцами по шее. Яков был рядом, брал его руки в свои ладони и что-то спрашивал, но Николай пока даже не мог осознать сути вопросов. Обруча не было, но теперь само пространство казалось давящим и мешающим нормально дышать. Рядом лежала Ида без признаков жизни. А Николай только что говорил с ней… Все вокруг стало просто невыносимым. Ему срочно надо выбраться наружу, или он сойдёт с ума! На ощупь открыв дверцу, Николай буквально выпал с экипажа. Тот никуда не отъезжал, но народу было уже значительно меньше. Гоголь опустился на землю, облокотился спиной на колесо и начал делать медленные глубокие вдохи. Пыльный воздух, насыщенный не самыми приятными запахами, после душной и тесной кареты вызывал чуть ли не ощущение блаженства. Яков вылез вслед за ним и сел рядом. — Прости, — сказал он, потрепав его по плечу. — За что? — удивился Николай. — Видения мучают тебя, а я постоянно подкидываю всё новые и новые их источники, — на лице Якова и правда читалось сожаление. — Тут совершенно не за что извиняться. Если бы ты их не подкидывал, я бы сам нашёл, не сомневайся. Знаешь, там было даже занятно, — через силу улыбнулся Гоголь. — Ну-ка расскажи поподробнее. — Сначала самое основное. Ида передала тебе только одну фразу — твоё прошлое вернулось. — Опять прошлое. Сегодня прямо день воспоминаний! — посетовал Яков с озадаченным видом. Да, ему придётся о многом подумать…