Связь

Единственным полезным из того, что удалось выудить из жителей окрестностей места преступления, оказалось описание нёсшейся на большой скорости кареты. Самой отличительной её приметой было то, что ею управляла женщина. Одета дама была в простое тёмно-синее платье, а на голову она надела широкий платок, поэтому особо разглядеть её внешность никому не удалось. Карета же была самой обыкновенной, безо всяких изысков и украшательств. Яков отметил это для себя. Колышев владел несколькими изготовленными по заказу экипажами весьма вычурной отделки — их покрывали позолоченные орнаменты, а на дверцах красовались инициалы владельца. Именно на них не страдавший от лишней скромности Валерий и предпочитал разъезжать по городу. Лошадей в упряжки подбирали по масти в зависимости от настроения владельца, и предпочитал он эффектных — белых, вороных, изабелловых. Здесь же, по словам очевидцев, были запряжены самые обычные гнедые. Впрочем, Яков не удивился. Конечно, замыслив что-то нехорошее, Колышев и средство передвижения выбрал самое непримечательное. Интересным было ещё и то, что из охраны он взял только Егора, своего кучера по совместительству, и тот в итоге разделил его участь. Поразмышляв ещё о причинах поведения Колышева, Яков остановился на версии о том, что у него была назначена встреча с кем-то, и для этого «кого-то», очевидно, она должна была завершиться смертью. Уж не с той ли загадочной женщиной? Но зачем ей было угонять карету, если, по словам Николая, она может менять форму и перемещаться? Её сила ограничена или она скрылась вместе с человеком, убившим Колышева? Второе вполне возможно. Сейчас Яков с Николаем направлялись обратно в отдел. Гоголь больше никаких видений не выдал и вообще ушел куда-то в свои мысли. Он молчал и вид имел самый угрюмый. Гуро находил его состояние одновременно и вызывающим сочувствие, и раздражающим. Конечно, насилие над такими, как он, не могло оставить Николая равнодушным, поэтому проявленный им негатив и очередной всплеск недоверия вполне можно понять и простить. Но почему надо сразу подозревать Якова? Да уж, о полном взаимопонимании оставалось только мечтать. Отдел пустовал и был непривычно тих. По крайней мере, все заняты работой. С одной стороны, хорошо, а с другой — часть из жандармов всё равно придётся от неё оторвать. На столе Алексея Яков заметил папку с делом Ветрова. Значит, всё-таки решил взяться за него. Может, уже даже что-то выяснил. — Ну, давай смотреть, — сказал Яков Николаю. Смотреть там, правда, было особо не на что, разве что на портрет самого Ветрова, составленный со слов соседа по комнате полицейским рисовальщиком, да прилагавшееся к нему описание внешности: волосы русые, глаза голубые, среднего роста. Черты лица довольно правильные и приятные, если судить по портрету. А данных — кот наплакал. Родился в Псковской губернии, в семье бедных помещиков. В Петербург приехал два года назад и поступил в Университет. Родственников здесь не имел. Жизнь его, судя по всему, не баловала. Денег на оплату полноценного обучения ему не хватало, поэтому процесс получения знаний периодически прерывался необходимостью заработка новых средств. Пропал он как раз во время очередного «рабочего» периода — ушёл утром и домой больше не вернулся. Если бы не беспокойство соседа, Ветров сгинул бы совершенно незаметно. Яков отложил папку, которую тут же утянул себе Николай, и задумался. На первый взгляд случай, конечно, очень печальной, но абсолютно рядовой. Парня могли ограбить и убить, или он мог в поисках лёгкой наживы связаться с плохой компанией. Но к чему тогда реакция Николая? Тот в это время жадно вглядывался в портрет. — Он жив, я чувствую, — наконец сказал Гоголь, раздосадованно хлопнув ладонью по столу. — Но это всё, что мне известно. Каждый его жест выдавал нервозность. Он принялся было теребить уголок папки, но Яков накрыл его руку своей. — Не порти казённое имущество. — Да, прости, — сказал Николай с некоторым раздражением и прикусил губу. Наверно, не стоило мешать ему дёргать папку, это всё же лучше самовредительства… Якову захотелось поговорить с ним о его состоянии, но тут дверь резко распахнулась, и в кабинет влетел Алексей. Гуро поспешно отпустил руку Николая. — О, Яков Петрович, Николай, и вы здесь! Слышал, купца Колышева убили, вы этим сейчас наверняка занимаетесь? А я вот Макара Коробова опрашивал, это сосед Глеба Ветрова, который заявление подавал о пропаже. Тут он осознал, что руководитель и его помощник устроились не где-нибудь, а за его столом, и удивлённо застыл. — Ты продолжай, — подбодрил его Яков. — Нас это дело тоже заинтересовало. — Вот как, — улыбнулся Алексей и с вернувшимся воодушевлением пустился в довольно пространный рассказ, который Якову пришлось сокращать, чтобы поскорее добраться до сути. Таков уж Алексей — в своём стремлении делать всё максимально хорошо, он старался не упустить ни малейшей детали. Природа наделила его прекрасной памятью, но отличать первостепенное от менее важного он пока не научился. Впрочем, у него ещё всё впереди. Тем более, что в отделе он являлся самым младшим — ему недавно исполнился 21 год — но успехи уже делал заметные. А знал его Яков с самого рождения. Алексей приходился внуком хорошей подруге его матери, и их семьи держали постоянный контакт, поэтому этого молодого человека он мог даже назвать, в какой-то степени, своим родственником. Повзрослев, тот напросился к Гуро на службу, причём канцелярские работы казались ему скучными. Так Алексей оказался в созданном Бенкендорфм специальном отделе, занимавшемся, в основном, расследованием дел, выходивших за рамки понимания обывателей. Проще говоря — связанных с деятельностью разнообразных колдунов и ведьм, а также с происками нечисти. Нераскрытые дела сюда отправлялись те, которые могли иметь отношение к подобной теме. Иногда отдел подключался и к поимке самых мерзких и неуловимых душегубов, особенно если в их преступлениях прослеживался оккультный мотив. Один из них как раз и произвёл на Алексея настолько неизгладимое впечатление, что он теперь не мог его забыть. После прерванной Яковом попытки описать всё убранство маленькой комнатки на четвёртом этаже доходного дома, где жил упомянутый Макар Коробов (теперь уже один), Алексей наконец перешёл к основной сути — разговору с ним. Изначально тот выглядел не самым дружелюбным, но, узнав, что полиция решила снова заняться поисками его пропавшего соседа, тут же оттаял, и подробно ответил на все вопросы. Часть из сказанного им не добавляла к материалам из папки никакой новой информации, но Алексей знал, что спрашивать. Аккуратно, он подтолкнул Макара к разговору о том, не водились ли за Глебом какие-нибудь странности. Нельзя сказать, что таковых обнаружилось много, но Коробов вспомнил об одном случае, произошедшем как раз незадолго до исчезновения Глеба. Однажды сосед прибежал домой весь белый как полотно, и стал нести небылицу о том, что убил человека силой мысли. То был грабитель, пожелавший отнять у Глеба его скудный заработок и использовавший в качестве аргумента нож. В тот момент Ветров так возненавидел его, что пожелал ему смерти. И преступник тут же упал ничком, не подавая признаков жизни. Глеб не стал проверять и поспешил скрыться. Макар, конечно, в такое не поверил. Ну совпадение, а может, нападавший просто был пьян и переоценил свои возможности, а дальше протрезвел и стал живее всех живых. Тем он и успокоил Глеба, имевшего совершенно малахольный вид. Тот вроде согласился с логическими доводами, но на следующее утро постарался аккуратно выяснить, не находили ли мертвеца на том месте, где произошла его несчастливая встреча. Оказалось — находили. С тех пор Глеб стал сам не свой и боялся лишний раз посмотреть на других людей. А ещё он начал где-то пропадать и завёл мутные знакомства, о которых предпочитал не рассказывать. Только раз обмолвился, что новый «друг» мог ему помочь. Макар на это лишь качал головой и призывал вернуться к нормальной жизни, а не верить во всякую ерунду, да ещё и болтать о ней, портя себе репутацию. В итоге Глеб исчез. На этом моменте Макару больше нечего было добавить к рассказу. — Ну что ж, теперь у нас есть наиболее подходящая кандидатура на роль беглеца, — сказал Яков Николаю. — Какого беглеца? — удивился Алексей. Яков кратко ввёл его в курс дела. — Ого, — только и сказал тот. — Кстати, а что это за способности у него такие? — спросил Николай. — Разве они могут раскрываться подобным образом? — А что тебя смущает? — Ну, я думал, всё с видений должно начинаться. А по словам Макара, Глеб был самым обычным парнем. И тут раз — и убил силой мысли. У колдунов и прочих, им подобных они, по-моему, не так должны проявляться… — Сила ему потребовалась, вот и проявилась. Но ты прав — это особая разновидность способностей, имеющая малое отношение к колдовским. И она, как правило, не приносит обладателю ничего хорошего. — Почему? — нахмурился Николай. — Это не та сила, которую человек получает от рождения. И не та, которую он может приобрести, когда сам к ней стремится. Как правило, она не даёт возможности видеть скрытое, колдовать, управлять сущностями и прочего подобного. Она не лечит обладателя и не защищает. По сути, её обладатель — жертва. Кто-то из его предков заключил договор с Тьмой и в обмен на услугу отдал ей в услужение своего потомка. Потомку достаётся некое умение. Казалось бы — что плохого? Но жить своей волей для такого человека станет очень затруднительно. Темная сторона будет использовать его так, как ей выгодно. А обретённая сила, обычно, представляет собой единичную разрушительную способность. В случае Глеба, как можно заметить, это возможность убивать силой мысли. Но вариантов много настолько, что всех и не перечесть. — Но как возможно, чтобы кто-то получал выгоду от договора с Тьмой, а сам при этом не расплачивался? — Семейные узы имеют большое значение, и через них вообще много чего можно сделать. Но, конечно, принцип свободы выбора никто не отменял. Человек должен пожелать предложенную силу и принять её. Глеб оказался в опасной ситуации и, скорее всего, неосознанно это сделал, после чего стал пешкой. Теперь тёмная сторона будет направлять его туда, куда ей нужно. — И куда же ей нужно? — Это известно только самой тёмной стороне. Но знаешь, по моим наблюдениям за подобными случаями, это обычно не какой-то конкретный план, а общий интерес. Скажем так, всё равно, что подкинуть нескольким алчным людям сундук с золотом, и посмотреть, как они будут грызться друг с другом. Или какой-нибудь проклятый артефакт. Обладать им хотят многие, но счастья он не приносит никому, только совращает души. — Но здесь речь идёт о живом человеке, а не о вещи! — А кого это волнует? Он сам будет разрушать, или при его помощи — не важно. — Звучит совсем упаднически, — встрял Алексей. — И что нам тогда делать с этим Глебом, когда мы его найдём? Николай буквально впился в Якова взглядом. Вот если бы не он, ответ был бы очевиден — поймать и использовать в своих интересах. Какой дурак согласится упустить такое ценное оружие? А уж о комфортной жизни Ветрова вполне бы позаботились. Причём, об идиотском ошейнике, как средстве контроля, и речи бы не шло. Угроза совращения собственной души Якова мало волновала — куда уж больше ей портиться? Но Николай… Короче говоря, вот и нашёлся ответ на вопрос о дураке. И имя ему — Яков! — Есть способ освободить человека. Нужно разорвать договор. Но сделать это способен лишь обладатель светлой силы. И ему должно хватить могущества, иначе он погибнет. — Я знаю одного такого Светлого, — прищурился Николай. — Ты о том бродяге Тихоне? — рассмеялся Яков. — Да он на ногах еле стоит, куда уж ему договоры разрывать. — Он не так слаб, как кажется. А если всё получится, то он сумеет поверить в себя, и начнёт развивать свою силу. — А если не получится, то и без того несчастный человек будет обречён на мучительную смерть. Кстати, именно из-за опасности, наибольшая часть светлых магов не возьмётся за расторжение договора, даже несмотря на то, что они вроде как должны быть альтруистами. И Тихон твой тоже не согласится, он же не такой дурак. И тогда, возможно, удастся убедить Николая в том, что лучше пристроить Глеба на службу, если уж его судьба сложилась подобным образом. — А я в него верю, — упрямо продолжил настаивать на своём Николай. — Ладно, пока это спор вообще не имеет смысла — мы даже не знаем, где Глеб. Сейчас пойдём опрашивать наиболее приближённых к Колышеву людей, может, сумеем что-то раскопать. — Яков Петрович, это всё малопонятно, но очень интересно! Вы же позволите мне тоже поучаствовать в расследовании? — воодушевлённо спросил Алексей. — Да, ты нам пригодишься, — одобрил Яков. — Первый, кто нас интересует — Прохор Филиппович Швецов, приказчик Колышева и главный поверенный в его делах. К нему-то мы и отправимся. Ты с нами, но у тебя будет особая задача.

***

Приказчик уже знал о произошедшем, но полученные известия не мешали ему заниматься своей повседневной работой, сидя в конторе. Это был очень худой, но сильный мужчина сорока трёх лет, с заострёнными чертами лица, наполовину поседевшими волосами и колким взглядом светлых глаз. Чем-то он неуловимо напоминал волка. Яков уже был с ним знаком, поэтому ему оставалось только представить Николая. Алексей, изменивший внешность и одетый как мещанин среднего достатка, устроился за столиком ближайшего кафе, делая вид, что праздно отдыхает, почитывая газету. Его задачей было следить за последующими перемещениями Швецова. Яков не стал ничего сообщать приказчику о том, что им стало известно о деятельности Колышева, равно как и о реальной причине его смерти. Гуро был уверен, что тот, будучи главным доверенным лицом Валерия, точно был в курсе дел купца, и поэтому мог послужить весьма ценным источником информации. Оставалось только не спугнуть его. По этой причине вопросы задавались самые стандартные — про конкурентов и прочих недоброжелателей. Швецов даже попытался навести подозрение на одного из них, и Яков сделал вид, что очень заинтересовался подобной информацией. Говорили они, в основном, о будущем торгового дела Валерия. У него был старший брат — Евгений, также купец, а в придачу владелец нескольких заводов на Урале. Проживал он в Екатеринбурге. Знал ли тот о деятельности младшего родственника, совершаемой им вне торговых операций, пока что представлялось неизвестным. Его реакции ещё нужно было дождаться. Держался Швецов очень хорошо, на вопросы отвечал лаконично и спокойно. Он создавал видимость, или действительно не имел причин для беспокойства? Ладно, наблюдение покажет. А у Якова на примете была ещё одна интересная кандидатура, на этот раз проживавшая непосредственно у Колышева дома. Интересную кандидатуру звали Глафира и она служила у Валерия экономкой. Внешний вид этой привлекательной молодой женщины говорил о том, что занимаемое ею положение было выше, чем то, которым обычно довольствуется прислуга. Колышев явно не обделял её в средствах — в этом не давали усомниться неброская с виду, но на самом деле очень дорогая зелёная шаль на плечах экономки, прекрасно оттенявшая медовый цвет волос, маленькие золотые серёжки и кольцо. Да и не выглядела она как человек, изнурённый тяжёлой работой. Правда, сейчас Глафира была бледна и, как показалось Якову, очень напугана. Её, конечно, могла страшить собственная будущая участь — она не была крепостной, так что продажа на аукционе в случае несложившихся отношений с новым хозяином ей не грозила, однако выгодное место службы экономка могла потерять. А даже если и не потеряет, то неизвестно, в какие условия её может поставить будущий владелец дома. Однако, Якову показалось, что источник страха Глафиры крылся в других причинах. Гуро, как и в случае со Швецовым, начал беседу с наиболее простых и не вызывающих подозрений вопросов. Но с каждым ответом Глафира выглядела всё более и более нервно. В отличие от приказчика она представляла собой лёгкую добычу. Наверно, стоит попытаться вывести её на откровенность. Николай, похоже, был такого же мнения — в разговор, по просьбе Якова, он не встревал, но уже два раза незаметно подпихнул его ногой под столом. Определившись с решением, Гуро, сделав вид, что собирается завершать беседу, как бы вскользь оборонил: — Вы пока лучше поберегите себя. Пока неизвестно, в чём была причина нападения на Валерия Емельяновича и Егора. Нам бы перетряхнуть всяких подозрительных субъектов по городу, так людей не хватает. А тех, кто есть, ещё и отвлекают — только и делай, что проверяй иностранцев на благонадёжность. В последнее время кто только не приезжает. Недавно, например, китайский маг пожаловал. — Китайский? — переспросила Глафира, а потом с плохо скрываемым ужасом добавила: — Маг? — Вот представьте себе! Господин Ло Цзюньфэн, не слыхали о таком? Да вы не верьте в сказки про магов, он обычный фокусник, но в этом, конечно, никогда не признается. У нас Ло в первый раз, а так уже гастролировал за рубежом. Он заявляет, что владеет тайными знаниями о жизни и смерти, представляете? А по слухам, которые, как мне думается, этот «маг» пустил сам, так он вообще может убить человека одним прикосновением. Как вам такое? И чего только не расскажут эти артисты для привлечения внимания. Глафира при последних словах покачнулась и чуть не упала со стула. — Вам плохо? Простите, что-то я и правда совсем неуместен со своими разговорами. Мне не стоило нагружать вас бессмысленной информацией. Яков налил воды в стакан и подал ей. Та залпом выпила её и закашлялась. — Нет, это вы меня простите, господин Гуро, — Глафира дрожащей рукой поправила прядь волос. — Я сама не своя после произошедшего. — И вы боитесь, — понизив голос, сказал Яков, а затем сделал знак Николаю выйти за дверь и следить, чтобы никого не оказалось поблизости. Тот поспешно выполнил задание. — Теперь никто нас не подслушает. Глафира, сдаётся мне, вы знаете гораздо больше, чем рассказали. Давайте будем честны — ваш главный благодетель, которому вы служили верой и правдой, мёртв. Кому теперь позаботиться о ваших интересах? А вам, судя по всему, угрожает опасность. Мы можем вас защитить от неё. Более того, мы единственные, кто в состоянии это сделать. Но нам нужно понять, где конкретно она кроется. — Я ничего не знаю, — прошептала Глафира, но по её лицу было ясно, что она лжёт. — Да? А вот я уверен, что вы даже сумеете назвать мне точную причину смерти господина Колышева, хотя и не присутствовали в момент, когда всё произошло. Более того, сдаётся мне, вы даже знаете, кто убийца. Но почему вы так его боитесь? Не потому ли, что у него есть причины желать отомстить и вам тоже? — Нет! — Глафира сжала кулаки и замотала головой, а потом, лихорадочно глядя на Якова, упавшим голосом сказала: — Меня убьют быстрее, Яков Петрович, если я расскажу… — Кто? Уж не Прохор Швецов случайно? Ничего не отвечая, Глафира вжалась в стул и опустила глаза. — Так ли страшен господин Швецов? По крайней мере, он нападёт обыкновенным человеческим способом, от которого вполне можно защититься. А вот неведомая смерть, незаметно выслеживающая вас в любом месте, куда бы вы ни пошли, и совершенно не оставляющая следов… Знаете, ожидать наказания гораздо страшнее, чем получить его. Он может прийти за вами завтра, а может — через несколько лет. Во втором случае вы каждый день будете встречать, как последний. Он может изменить внешность, и вы его не узнаете. И тогда он выберет момент… — Я ни в чём перед ним не виновата! — резко прервала его Глафира. — Вот вы и подтвердили мою догадку, — торжествующе объявил Яков. — А теперь давайте поподробнее. — Я говорила Валерию… Емельяновичу, что это очень опасно! Я пыталась отговорить его от этой безумной затеи! Но он не слушал. И вмешал меня. Я предпочла бы вообще ничего не знать об этом! — зачастила Глафира. Яков не прерывал её и только выжидающе смотрел. — Всё случилось в конце апреля. Валерий Емельянович сказал мне ехать с ним на один из его бывших складов — тот уже не использовался по назначению. По крайней мере, так он ответил, когда я поинтересовалась, куда мы направляемся. Я-то раньше ни на одном из его складов не была. Меня ещё с самого начала обеспокоила та поездка, но всё оказалось гораздо хуже. Он удерживал там человека. И мало того, этот человек был опасен! Как сказал Валерий Емельянович, ему хватило бы одного взгляда, чтобы убить живое существо. На этом несчастном были цепи с какими-то печатями, которые не давали ему пользоваться своей силой. А господин Колышев сказал, что подчинил его. И потом продемонстрировал мне… На бродячей собаке… Зачем? Зачем он всё это затеял?! — сорвалась экономка. — Глафира, — мягко сказал Яков, — мне нужно больше подробностей. Кто ещё знал об этом человеке? Совершал ли Колышев ещё какие-нибудь странные действия? И почему, по-вашему, он посвятил вас в свои дела? — Швецов знал, — шёпотом ответила Глафира. — Похоже, это он и выследил того парнишку. Егор — кучер, тоже был в курсе. И Трофим. Он сторожил его. А я должна была доставлять туда провизию и прочие нужные вещи, ну и заодно докладывать обо всём Валерию Емельяновичу. Мне кажется, он не доверял даже тем троим. — А вам, получается, настолько доверял? — Я ведь всем ему обязана… Когда-то он выкупил меня у Загоскина, не хочу даже рассказывать о том, какая жизнь у его крепостных… Дал вольную. Но идти мне всё равно было бы некуда. У женщины низкого происхождения мало шансов на что-то хорошее. А здесь я была защищена от всех невзгод. Как жаль… — Глафира поникла. — Валерий совершил большой грех. Тот парень… Глеб его звали. Он ведь совсем простой был. Студент. Он так страдал… — Вы говорили с ним? — А с кем же ему ещё было разговаривать? Трофим жестокий, ему дела ни до кого нет. Глеб увидел, что я ему сочувствую, и разговорился. Многое рассказал о себе. Часто просил помочь ему бежать. Но как я могла бы это сделать? Но потом… Он уже ненавидел нас всех. — Что же произошло потом? — спросил Яков, уже предвидя ответ. — Валерий не ограничился собакой. Естественно, — зло сказала Глафира. — Сначала было два случая. Какие-то конкуренты по торговле. Потом, буквально на днях, ещё… То был последний раз, когда я видела Глеба. Похоже, он женщину убил. Ужасно. Знаете, я после услышанного и сама бы хотела сбежать, только бы не участвовать больше во всей этой гадости, да только как и куда? Но неужели теперь он придёт и за мной? — Глафира с ужасом посмотрела на Якова. — Ничего не могу сказать на этот счёт, — честно ответил он. — Что вы с ним сделаете, если найдёте? — спросила Глафира и в её глазах промелькнула жалость. — Постараемся вернуть к нормальной жизни, если такое вообще возможно. Вы говорите, его звали Глеб? Взгляните, это он? — Яков вытащил портрет и протянул ей. Она резко отшатнулась, затем кивнула: — Да. — Где находился склад, на котором его держали? Глафира назвала место. Действительно, для торговой деятельности он не особо подходил. А вот заложников прятать — в самый раз. — А Трофим сейчас где может быть? — Да кто же его разберёт? Так-то он там и жил, на складе. — Хорошо. Как он выглядит? — Молодой мужчина 28 лет, высокий, крупный, волосы коротко стриженные, светлые, глаза тоже светлые, я бы даже сказала, мутные. Очень неприятно было рядом с ним находиться, он замкнутый и злой. И состояния у него менялись — то будто пыльным мешком ударили, то, наоборот, на взводе. Мне кажется, он что-то употреблял. — Пьяница? — удивился Яков. Кто его тогда в здравом уме сторожем поставит? — Нет, другое. Я не знаю, может мне и показалось, просто он странно выглядел в некоторые дни. Но от алкоголя рассудок помрачается, а у него так никогда не было. Ещё пахло чем-то… сладким. Не знаю, как описать… Думаю, он всё там же, на складе, так что вы его найдёте и сами увидите, может, разберётесь, что с ним не так. — Что-нибудь ещё о деятельности Колышева вы могли бы рассказать? Он занимался чем-то противозаконным, или опасным? Может быть, странным? — Я не была в курсе его дел. Ничего не смыслю в торговле и прочих подобных вещах, поэтому и расспрашивать не было смысла. Яков Петрович, но что же теперь будет со мной? — Вы уедете. Возьмёте другое имя. И вас уже никто не найдёт. А с людьми Колышева мы разберёмся, — заверил её Яков. Глафира, кажется, не удовлетворилась таким ответом, и только вздохнула. В это время ручка двери дёрнулась — Николай подавал сигнал о том, что кто-то приближался. Впрочем, Глафира, похоже, всё равно уже раскрыла всё, что знала.

***

В карете Яков пересказал Николаю сведения, полученные от Глафиры. — Как ты можешь заметить, ничего особенно неожиданного для нас она не сообщила. За исключением информации об этом непонятном охраннике. Сейчас наведаемся на склад и глянем, что там такое. Но есть ещё вещи, которые меня настораживают, — добавил Яков. — И какие? — Теперь уже точно ясно, что убил Иду Колышев — используя силу Глеба. Но она пыталась передать мне информацию о тайном обществе, а тут вроде как действовал один только Колышев. Он — их единственный представитель здесь? Или есть ещё какие-то причины? — Что-то я не понимаю… — Ну смотри. Глеба он держал у себя на заброшенном складе, а следили за ним только один странный охранник и экономка Глафира, которую Колышеву пришлось вмешать в это мутное дело по причине недоверия ко всем прочим. Ну плюс, ещё обо всем знали Швецов и Егор — оба также особо приближённые к Валерию люди. Как-то мелковато для тайного общества, не находишь? Информацию про артефакты, позволяющие забирать силу, Колышев мог действительно получить и в нашей… организации. При чем тут тогда моё прошлое? — Если тебе это непонятно, то мне и подавно, — удручённо ответил Николай. — Тем более, что твоё прошлое для меня по-прежнему практически закрыто. Потом, отвернувшись к окну, он тихо добавил: — Какое же отвратительное дело… Яков коснулся его плеча, слегка разворачивая Гоголя к себе. — Воспринимаешь произошедшее как что-то личное? — Конечно. Никто не имеет права так использовать другого человека. Как бы я хотел скорее найти Глеба и помочь ему. — Ники, нельзя подпускать свою работу так близко к сердцу. Эмоции могут только навредить расследованию, так что разум следует держать холодным. Кроме того, как бы ты ни был хорош в своём деле, не всегда всё будет так, как ты хочешь. Окружающие люди и условия могут внести свои коррективы. А нам, если мы хотим разобраться, сейчас важно понять, что является главным звеном происходящего. Для этого надо выяснить, чем же руководствовался Колышев. — Алчностью, — презрительно сказал Николай. — Он и так был богат и сумел войти в круг влиятельных людей. Но полученного ему не хватало. Наверно, некоторые, даже если завладеют всем миром и усядутся на гору из золота, всё равно будут хотеть взять больше, и больше, и больше… Завершив свою гневную тираду, он сложил руки на груди и снова отвернулся к окну. — Хотел больше… — повторил Яков и углубился в раздумья. Правильный ответ вертелся поблизости, но пока не получалось его ухватить.