Say No to Death

      Фарфоровое, словно отполированное небо шатром раскрывалось над будничным городом. Накахара снял шлем и, не слезая с мотоцикла, взглянул, прищурившись, вверх, размышляя о том, через сколько начнётся дождь: в том, что он пойдёт, сомнений не оставалось. Вчера был дождь, позавчера был дождь, и сегодня всё снова занавешено белым дождевым туманом: не верится, что нынешняя ночь подарила безоблачность, наполнила глаза звёздами, разрушив все прогнозы и метеосводки, — допустила драгоценную ошибку, что стала колодцем воспоминаний, к которому так и тянет прильнуть измученному жаждой тепла. Но Чуя не торопился пить из этого колодца, не спешил доставать греющие воспоминания. Не потому, что боялся, не потому, что чувствовал уязвимость: на мысленном уровне он всё ещё не понимал, что же такое произошло.       Может, это приснилось? Чуя наконец начал видеть сны?       Накахара невольно прикоснулся к губам. Да нет, не приснилось.       Ладно, с этим он разберётся потом, об этом подумает позже. Чуя перевёл дыхание и, старясь не думать о прошедшей ночи как минимум до того, пока он вновь не окажется на улице, опустил опорную подножку мотоцикла.       Всё как обычно, уверял он себя, спешиваясь и пряча шлем в кофр, — как никак уже второй раз сюда приходит. Всё под контролем, повторял он про себя, когда поклоном приветствовал улыбчивых работниц у входа, когда поднимался на третий этаж в лифте, когда подходил к нужному кабинету. Всё стабильно, ничего нового. И сейчас он ничего не боялся, уверенность владела им, а он, пользуясь ей, владел своим состоянием.       Ничего нового, если не брать во внимание прошедшую ночь.       Ничего не боялся, если не считать страхом, что чувства возьмут вверх над уверенностью.       Чуя открыл дверь, не стучась и излишне не мешкая, и… всё же замер в дверном проёме. Невероятно громоздкий деревянный шкаф, который мало того, что не вписывался в окружающий интерьер, так ещё и скрадывал и без того тесное пространство раз в пять, приковал взгляд буквально с самого порога. Новый предмет интерьера был украшен утончённой рельефной резьбой. Эта махина была здесь так неуместна, до такой степени выделялась на белом полотне пространства, что в какой-то момент Накахара в удивлении понял, что ему это даже нравится: теперь есть хоть за что глазу зацепиться.              «Да, — подумал Чуя, — действительно ничего нового».       Психотерапевт, через створку шкафа бросив на вошедшего взгляд и вежливое «секундочку», торопливо сунула что-то в карман, а после, прикрыв створку и порхнув пальцами по волосам в попытках поправить причёску, села на место. Всё произошло настолько быстро, что за это время Чуя успел лишь поклониться. Только после этого он сам, повесив куртку на вешалку, устроился напротив.       Как и прежде. Ничего необычного.       — Ну же, как Вы себя чувствуете? — высокий голос перевёл на себя внимание. — Ох, Вы спали? Выглядите неважно.       Чуя дотронулся кончиками пальцев до щеки, будто ожидая нащупать признаки бессонницы.       — Спал, — и он не врал: Чуя действительно успел поспать, мало, зато наконец-таки.       Психолог недоверчиво оглядела пациента, но Накахара даже мысленно не корил её за недоверие. Всю текущую ситуацию он принимал просто как данность.       — Что же, раз так… Давайте обсудим Ваши сны. Что Вам снилось сегодня или, может, в последнее время?       — Мне не снятся сны.       Ответы Накахары не были ни грубыми, ни резкими и к тому же вновь правдивыми. Чуя был спокоен, даже в какой-то степени милосерден по отношению к психотерапевту: он интуитивно понимал, что ни он, ни она на самом-то деле не горели желанием находиться здесь, но обстоятельства есть обстоятельства. А уж кто из них их обуздает, кто возьмёт под контроль — это многое решает. И за счёт этого можно что-то выиграть — что именно Чуя пока не знал (он же не чёртов Дазай, чтобы видеть всё наперёд), но что-то наверняка можно. Дальнейшую уверенность, например.       Чуя решил брать спокойствием и уверенностью, пока спокойствие и уверенность брали его. Психолог, помявшись, задала следующий вопрос:       — Что же… А как обстоят дела с Вашим гневом?       Этот вопрос, а, точнее, его формулировка резала слух, будто гнев — это что-то настолько отделимое от человека, с чем можно просто взять и даже, блять, погулять выйти. Но Чуя не разозлился и на этот раз.       Чуя провертел в голове эту мысль. Ранее он как раз и вспылил бы, стал с гневом единым, нераздельным целым, но сейчас он даже обрадовался: надо же, а вдруг и правда, гнев — то, что можно оторвать от себя и убрать, а когда нужно достать…       — Не было чего-то такого, что успело бы вывести меня из себя за эти выходные.       Психолог молчала, молчанием подначивая пациента продолжать говорить.       — Ну, — Чуя почесал затылок, — было, хм… тревожно? — он вопросительно посмотрел на психотерапевта, будто она имела большее представление об испытываемых им эмоциях.       — В какой момент Вы чувствовали тревогу, Накахара-сан? — и она пришла на помощь.       — Ну… — Чуя вновь запнулся. Сказать, что тогда, когда не мог уснуть, значит признать, что всё-таки она была права и до этого он двое суток реально не спал. Сказать, что из-за неё самой, что боялся новой встречи, — это казалось Чуе чем-то непозволительным и страшным, прям позором-позором, ведь клиент всегда прав, а потому клиент не имеет права бояться… Клиент выбирает спокойствие… Клиент ведёт себя уверенно… Да и к тому же, сейчас-то он вообще ничего не боится: право, чувствует сплошь спокойствие и почти что благодать, а старые страхи, получается, были ложными, хотя бы потому, что на данный момент они для Накахары просто-напросто не существуют. — Дазай, — третий и самый верный ответ сам по себе сорвался с уст.       Психолог, ведя параллельно протокол беседы, остановилась, и Чуя почти уверился, что он увидел улыбку, хотя само лицо по-прежнему оставалось обманчиво-врачебно-непредвзятым. Накахара замешкался. И почти готов был хлопнуть самого себя по губам.       — Продолжайте, — врач опустила на бумагу ручку, а вслед за ней и взор. Склонённая над документом, что грозился в скором времени стать его личным сборником грехов, сама она походила на лицемерного ангела, который сначала понимающе кивает, а в следующую секунду, по первому приказу вышестоящего, спешит вывалить на свет все тайны, каждое неосторожно обронённое слово, и тогда вся эта вырванная из контекста, неверно (слишком верно) истолкованная исповедь обязательно вылезет из чернил и бумаги и пальцами самого господа Бога придушит его.       Нет. Так дело не пойдёт.       Чуя не помнил ни про доверительные отношения, ни про правила конфиденциальности; он просто знал, что открываться до конца не стоит. Нельзя. Опасно. Если он, конечно, хотел сохранить такое хрупкое чувство уверенности и спокойствия. А он хотел, ибо в высшей степени ценил собственный комфорт.       — Мы, знаете, иногда пересекаемся с ним, и когда он не возвращается домой, мне начинает казаться, что чего-то не хватает. А вернее — его присутствия. Нет, не то чтобы он как часть интерьера…       — Вы живёте вместе?       — Что? Боже, нет. Мы раньше вместе работали, свыклись, как партнё… напарники, а когда долгое время работаешь с кем-то в паре, воспринимаешь его как своего… короче, не так просто свыкнуться с переменами.       Психолог оторвалась от записей. Создавалось впечатление, что она теперь не просто слушает для галочки, а действительно слышит. Хорошо это или плохо? Накахара не знал. Но вот то, что увильнуть от темы у него выходит очень плохо — это ему более чем понятно.       — Дружба в стадии ремиссии, значит. Мне нравится, что сегодня у нас с Вами идёт более продуктивная работа, чем на прошлом занятии. Угу… А как бы Вы сейчас охарактеризовали Ваши с ним взаимоотношения?       — Не то чтобы они есть… — почему, почему просто не сказать «я не хочу об этом говорить»? — Он меня бесит иногда, но когда не бесит — это значит, что скорее всего его нет рядом… — может потому, что тогда станет слишком ясно, насколько Дазай важен ему?       Закономерный вопрос «а что, когда он рядом?» пульсирует в голове, и Чуя буквально молится, чтобы этот вопрос не сорвался чеканящей дробью с уст врача.       А что, когда он рядом?                     Тишина.       Мурашки от ветра (или дело вовсе не в ветре?) перерастают в неконтролируемую дрожь, но последнее, что хочется — это держать контроль.       Слишком близко, слишком…       Рассвет мягко застилает глаза, сглаживая остроту «этого не должно было случиться».              И губы.       На его губах.                     Накахара часто заморгал.       Психолог повела головой и, будто вспомнив о чём-то, наконец продолжила конспектировать разговор. Она не задала вопрос. Чуя нарочно сильно выпрямился, возвращая себе былую решительность. Браслет, соприкасаясь с отшлифованной поверхностью стола, отплясывал звонкую чечётку — было видно, что врач усиленно пишет, — но звук этот не раздражал и не радовал: Чуя просто отметил его наличие, однако сам браслет привлёк внимание, уводя от воспоминаний. Украшение было незамысловатым — обычный браслет-кафф с тремя синими камнями-каплями вдоль окружности, — но утончённым, изысканным и прекрасным в своей простоте.       «Циркон, — оценил он, но скорее не взглядом оценщика, а взглядом ценителя, — для сапфира недостаточно преломляет свет и достаточно однородный. Да и зарплаты тут наверняка не для сапфиров. А может подарок?.. Красивый тогда подарок, повезло».       — Правильно ли я поняла, что Ваш напарник зачастую является причиной Вашего раздражения?       — Бывший напарник, — поправил Чуя, переводя взгляд с браслета на врача.       — Бывший напарник, — согласилась врач, переводя взгляд с бумаг на Чую.       Их взгляды пересеклись, и уверенность Накахары на миг пошатнулась. Но он повторил про себя своё личное «всё под контролем», вдохнул глубже и вернул себе остатки самообладания.       — Раньше бесил постоянно, даже когда мы не находились рядом. Но сейчас, когда мы стали реже видеться и работа нас больше не связывает… Я словно стал видеть в нём что-то другое, что-то, что не видел раньше.       Ладно, честным быть не так уж и страшно — Дазай же может, — и Чуя неосознанно брал с него пример. Главное, знать, где именно быть честным.       — Что же?       Накахара умолк. Это уже переходило все грани. Они ныряли всё глубже, и будь этот омут хоть трижды пропитан доверием, нырять в него с головой Чуя не собирался. Пора всплывать на поверхность. Раньше он бы позволил вести себя, но сейчас сам держал бразды правления своим же поведением. А потому всё, что сейчас тут же вновь вспомнилось о Дазае, о высоком небе, о саде, да блять обо всём, он умело спрятал за рёбрами где-то с левой стороны.       — Не знаю, — отрезал Накахара, давая понять, что не скажет на эту тему больше ни слова.       Ответ прозвучал довольно холодно. Но вот незадача — ответчика вновь нельзя было упрекнуть в обмане. Чуя и правда не знал про это «другое».       Врач неожиданно поднялась с места. Прядь чёлки атласной лентой соскользнула на высокий лоб.       — Вы не «не знаете», Вы просто это не осознаете. А все вытесненные мысли и желания необходимо осознать, только так их можно взять под контроль, — уперевшись ладонями в край стола и чрезмерно наклонившись к Накахаре, она отчётливо, буквально по слогам продиктовала ему почти что в губы. — Понимаете меня?       Провокация чистой воды, но Чуя не провоцировался, хоть это и стоило ему больших внутренних трудов. Высокомерное молчание послужило ответом.       — Любые взаимоотношения — это изнуряющий труд, — подытожила она, устало выдохнув и усаживаясь обратно. — Даже наши взаимоотношения. Давайте переключимся и перейдём к практической части, не связанной с какими-либо отношениями в принципе. Я хочу поделиться с Вами одной техникой на совладание с гневом. На самом деле она работает с любыми чувствами, будь то тревога, злость или тот же самый гнев. Главное, чтобы эти чувства были продуктивными — в плане, не положительными, а выраженными вовне. С внутренней слабостью или апатией этим методом лучше не работать.       Чуя закинул ногу на ногу. Чуя был почти уверен, что сейчас перед ним предстанут картинки с предыдущего сеанса, так сильно полюбившиеся ему. Хорошая техника, а главная удобная: теперь он сам сможет перебирать их, разглядывать, ведь аналог подобных есть у него дома. В прошлый раз, когда Дазай ушёл в ночь, оставив Чую одного, те и правда неплохо успокоили, подарили сон. Но психолог продолжила:       — Техника заключается в следующем: в момент обострения той или иной эмоции Вам нужно… дышать.       Чуя поднял брови, опустив обе ноги на пол, приняв позицию нападения, а психолог, словно девочка, забавно хихикнула. Чуя тут же расслабился. Он не мог поверить, что это она же пару минут назад с пронзительным взглядом чеканила ему прямо в лоб что-то на особо психологическом.       — Да, дышать. Вдохнуть полной грудью, задержать дыхание, досчитать до четырёх, затем выдохнуть, медленно, так же считая до четырёх, затем подождать немного, вдохнуть снова… И так по кругу.       Она продемонстрировала, для наглядности поднимая и опуская в такт дыханию руки — ладонями то вниз, то вверх.       — Вообще-то, — она только сейчас поправила съехавшую на глаза чёлку, — эта техника называется дыхание по квадрату, но у нас, так уж и быть, будет дыхание по кругу.       Чуя обрадовался, поймав себя на том, что он и раньше в особо острых ситуациях — сам! — принимался дышать, тем самым усмиряя нахлынувшие эмоции. Он сам себе психолог, всё знает и умеет.       — С этой техникой я знаком и благополучно использую её в жизни. Может, Вы покажете мне что-то, с чем я ещё не знаком?       Врач заискивающе улыбнулась:              — Это ещё не всё. Дальше необходимо сконцентрироваться визуально — она показала на глаза, — на пяти предметах. Например, я вижу тетрадь, — хлопнула по столу, на котором лежала тетрадь, — цветок на шкафу, сам шкаф, Вас вижу, ну и дверь входную. Далее нужно услышать четыре вещи. Попробуем вместе? Закройте глаза.       Она закрыла глаза, не дождавшись, когда это сделает Чуя. Но Чуя всё равно послушался — повторил за ней. До его ушей донёсся её мелодичный голос:       — Что Вы слышите?       — Вас.       — Хорошо, но это не считается. Что ещё?       Чуе ужасно хотелось открыть глаза — как ни странно, ему казалось, что с открытыми глазами будет проще что-то услышать, — но он держался. Через секунду он вспомнил о часах, так сильно напрягавших его во время ожидания начала прошлого занятия, и только после этого он, прислушавшись, услышал их и в реальности.       — Часы. Стрелки…       — Угу, хорошо.       Чуя напряг слух, чуть зажмурившись.       — В коридоре кто-то разговаривает.       — Отлично!       — Хм, — Чуя не слышал, но был уверен, что наверняка, если постараться, можно услышать что-то и за пределами кабинета, коридора, больницы — машины, например. Не медля он произнёс: — Машины.       — Так…       — И ещё… — больше он ничего не слышал. Дазаю бы понравилось это задание: у него-то слух намного острее!       Чуя почти сдался. Он открыл глаза, оглядываясь в поисках звуков, а после улыбнулся:       — Встряхните рукой.       Врач широко раскрыла глаза — их взгляды вновь пересеклись, но никто и словом не обмолвился о нарушении правил, — а когда поняла, в чём дело, обнажила мелкие зубы в ответной улыбке и выполнила просьбу. Звенящая россыпь серебряных подвесок-капель пронеслась по кабинету.       — Последнее — Ваш браслет, — Накахара довольно поднял подбородок. — Кстати, он очень красив. Сапфир?       — Вы так любезны, — она дотронулась до браслета, легонько звякнув им, а после вытянула руку перед собой, любуясь. — Признаться, я не знаю. Сын подарил, а я и не интересовалась составом… Так, мы отвлеклись.       Далее последовала инструкция о том, что нужно дотронуться до трёх предметов — ощутить их тактильно, затем почувствовать два запаха и в завершении попробовать что-то одно на вкус.       — Всё просто, — заключила она, — так весь наш организм моментально активирует все системы, и сил на гнев или что бы там ни было у него не остаётся.       Чуя слегка поднял ладонь, а после опустил её на колено: звучит вполне логично, но для соглашения со словами врача нужно проверить упражнение на деле. И не факт, что Чуя не захочет проверить — если случится подходящая ситуация. И если он не забудет, конечно.       — Ох, а вот и подходит к концу наше занятие. Быстро прошло, не находите? И это учитывая, что сегодня мы занимались больше положенного — помните оставшиеся восемь минут с прошлой встречи? Меня не может не радовать, что Вы ни разу не порывались убежать, — женщина сложила обе ладони, тем самым выражая удовлетворённость. — В следующий раз мы встретимся ровно через неделю. Времени достаточно, поэтому у Вас будет небольшое домашнее задание, направленное на познание себя. Надеюсь, Вы не будете против.       — Не буду, — сказал Чуя, а сам подумал: если не понравится, то не будет ничего делать. Всё под контролем.       — Ваша задача будет заключаться в следующем: Вам нужно будет записать, ну или — врач встряхнула головой, — обдумать пять предложений, которые будут начинаться со слов «Я это». Я — это кто? Кто Вы? Что Вы? Подумайте. Это может быть буквально что угодно.       — Даже действия? — моментально выдал Чуя.       — Почему бы и нет. Ну что же, задание понятно? Вижу, что да. Тогда хорошо, а то время, — она постучала ногтём по браслету, будто это был не браслет вовсе, а часы.       Накахара встал и поклонился. Сегодня время и правда пролетело незаметно. Он было направился к выходу, как вдруг его окликнули.       — Почти забыла! — женщина поднялась и опустила руку в карман. — Настоятельно рекомендую пропить эти… витамины.       Чуя вопросительно смотрел на психолога. Ничего нового? Всё точно под контролем? В его взгляде читалось нескрываемое «нахуя?», и психолог поспешила объяснить:       — Это для купирования неконтролируемых приступов тревоги или гнева. Как чувствуете, что подступает — пейте таблетку. Чувствуете, что поздно пить — вспышка гнева погасла или тревога отошла на второй план, — всё равно пейте таблетку. А лучше две.       Чуя не заметил, как чужая рука замерла будто в неуверенности перед тем, как передать ему пачку препарата. Он подошёл к столу, и врач отправила вскользь упаковку с одного края стола на другой. На другом краю её поймали.       Чуя пристально начал осматривать полученную упаковку, параллельно подходя к вешалке за курткой. Ворочал туда-сюда несчастную коробку, тщетно пытаясь найти на ней хоть какой-то опознавательный взгляд: мало того, что не было ни названий, ни состава, так и его имя — имя, кому предназначались лекарства — тоже нигде не указывалось. Накахара пожал плечами: названия нет, наверное, потому, что это какое-то новое средство. Да и хуй с ним, он же и сам ходит сюда без записи — пожалуй, это и объясняет отсутствие имени. Всё в этой жизни можно объяснить, если от этого зависит душевное спокойствие и собственный комфорт.       — До свидания, Нагаи-сенсей, — поклонился на автомате Чуя и, не отрывая взгляд от полученного, вышел в коридор, не до конца прикрыв за собой дверь.       Психолог замерла. Может ли закономерно следующая ступень в развитии их отношений вызвать обескураженность? Наконец-то он назвал её по имени, наконец-то доверительные отношения выстроены! С таким человеком, как Чуя Накахара, всё выглядело сложнее, а потому и обескураженность казалось справедливой. Нагаи-сенсей, подперев рукой поясницу, запоздало поклонилась пустоте и подошла к выходу, чтобы закрыть дверь.       Сделать этого она не успела. Стоило врачу коснуться ручки, как дверь нараспашку раскрыли, и женщина, машинально сделав шаг назад, плюхнулась на место, предназначенное для пациентов. В дверном проёме показалась фигура невысокого мужчины средних лет. Господин, вошедший в кабинет, позаботился о том, чтобы дверь наверняка закрыли.       — Как прошла встреча?       Господин, важно ступая по кабинету, похлопал мимоходом деревянный шкаф, явно одобряя новый предмет мебели в помещении, а после бесцеремонно сел на самое главное место, которое тут только могло быть — место самого психолога, — и, упершись локтями о стол, переплёл пальцы обеих рук между собой.       Нагаи-сенсей выглядела растерянной, она мяла полы халата.       — Сегодня он охотнее раскрывался в переживаниях, — она поспешно начала рассказывать, будто только и ожидая этого вопроса. — Можно сказать, комплаенс становится прочнее и…       Мужчина прервал её решительным жестом, не требующим возражений.       — Меня интересует не это.       Нагаи-сенсей мрачно взглянула на мужчину, сведя тонкие брови к переносице. Она прекрасно понимала, о чём шла речь. Она могла бы ответить что-то резкое: «а то Вы не видели» или же «знаю, что Вас интересует на самом деле» — подобное вполне походило на её манеру речи за рамками кабинета, однако она, будто вспомнив о чём-то, вымолвила робкое «да» и вывернула карманы халата — знак того, что таблетки были переданы в нужные руки. Мужчина едва заметно кивнул.       — Говорили о Дазай-куне?       Помявшись немного, она ответила:       — Да, но… У меня сложилось впечатление, что Накахара-кун ни в какой не в зависимости от него, просто ностальгирует по прошлому, это нормально, и таблетки те…       Мужчина встал и, подойдя к Нагаи вплотную, пока та говорила, донельзя ласково, так, что этот жест тотчас сделался омерзительно небрежным, поднял её лицо за подбородок, заставляя смотреть на себя. Он терпеть не мог, когда на него смотрят исподлобья.       — У вас не должно складываться никаких впечатлений. Вы сделали основную часть работы, а теперь просто доведите её до логического завершения.       — Я уже всё сделала, что от меня требовалось. И доведу остальное до конца. Но Вы знаете, что я бы никогда не пошла на такое, — её лицо приняло трудночитаемое выражение, но на глубине взгляда всколыхнулся огонь. — Вы знаете, ради чего я это делаю.       Мужчина усмехнулся.       — Узнаю этот взгляд. Кровожадная волчица, готовая порвать любого за своих волчат, — он наклонился вплотную к ней, опаляя встречным взглядом. — Настолько ли она кровожадна, чтобы разорвать в клочья и самих волчат?       Пальцы инстинктивно схватились за ручки кресла. Она хотела уйти от этого взгляда, от этих пальцев, держащих её подбородок, да и могла, собственно, это сделать. Но не стала, снова пересилив себя. Лишь выше подняла голову, рассмеявшись диким, злостным смехом. Мужчина грубо отпустил её лицо, возвращая себе формальный, наполненный бесстрастием вид.       — Вы хорошо поработали, Нагаи-сан, — он аккуратно положил белый конверт на чужие колени; в этой нарочитой аккуратности так и читалось отъявленное желание не положить, а со всей злостью швырнуть. — Там только та информация, что необходима вам. Дальше все зависит от вашего профессионализма, обаяния, ну и… Не мне вам объяснять. Раз вы дошли до меня, дойдёте и до конечной цели.       Мужчина развернулся и направился к выходу.       — И да. Думаю, вы и так понимаете, что пытаться скрыться от меня раньше времени — как минимум бесполезно, — он бросил на неё последний взгляд, — а в вашем положении тем более бесполезно. Просто закончите дело.       Он вышел в коридор, бесшумно закрыв за собой дверь, словно его здесь и не было. Лишь белый конверт, сливающийся с белым халатом, и холодная испарина, выступившая на бледном лбу женщины, напоминали о его присутствии.       Всё под контролем? Но чьим?       Нагаи-сенсей развернула конверт. Там было всего несколько цифр. Лицо её смягчилось — идеальная смесь оставшейся злобы и возродившейся надежды. Исписанную ими бумагу она прижала к груди.       Всё под контролем.