В слепое никуда: дни

Лайт с отвращением отдергивает руку из пальцев Мисы и отворачивается от нескончаемого ветра, как только еле слышно щёлкает шлопушка, словно в далеке, но это море шумит, перекрывая почти все звуки даже на самом близком расстоянии. Над городом собираются тучи. –Что ж, на сегодня всё,–Оптимистично подытоживает Шихёк, почти крича. В дождевике, с мокрым от солёный морских капель лицом и мокрыми волосами,– Будь добра, Ханна, подойди ко мне, я хочу обсудить постановку ракурса... Дальше Лайт не слушает. Съёмочная команда не слушает тоже, суетливо собирает камеры и штативы под зонтами, перебирает обьективы и линзы, переговаривается. Лайт надевает капюшон, прощается с Белевской громким "До свидания" и кивает Шихеку, обдает холодным взглядом Мису. Она глупо улыбается в ответ. Итамори оказался маленьким, но совсем не обычным городом. Горы, озера, легенды, святилища– всё это оказалось гораздо ближе, лиричней, чувствительней, всё это погрузило в себя раньше, чем Лайт успел оглянуться. Город околдовал в секунду, но как оказалось позже, только его. Никто из актёров, операторов, режисеров не восхитился эти местом так, как восхитился он, а может, просто не показал виду. Итамори... Был средестатистической хрущевкой, но только на первый взгляд. Расположенный на гористой местности, резко сменяющейся равниной и выгнутый под Хакаи-ша Но Окуримано, огромное озеро, он был лучшим заповедником японской природы, воистину волшебным местом. Не это ли твердила Мицуха, пересказавшая одни из самых известных преданий этого места? Здесь были деревья с белыми листьями и красивые бродячие собаки. Были четырёхэтажные многоквартирные дома, старые и кирпичные, были традиционные приземистые здания из бамбука. Были добродушные люди, были взбудораженные подростки на мотоциклах и велосипедах. А ещё был кривой асфальт и некошенная трава, золотые закаты, отражённые в озере и леса вдалеке. Было всё, чего только не было в Токио. "Ради чего вообще жить в столице"– мелькает у меня мысль, но я старательно отгоняю её прочь. Лайт выбирается на пустынную набережную, сильнее натягивает тонкий капюшон накидки. Здесь Эл, который внюхивается в неуловимый аромат травы и мелких цветочков, молчит и тайком улыбается, спрашивает, который час, который, остаётся нерешенной загадкой, тайным зверьком, обитающем в Итамори и... И всё это за четыре дня в провинции. *** Отснятого материала из Итамори получилось так много, что мы почти перевыполнили план. Правда, свободного времени тоже не было, и мы работали не покладая рук. Вечером, часам к десяти (темнеет здесь очень поздно) я пешком возвращался в отель, а рано утром мы начинали снимать снова. И хоть в воскресенье дали выходной, в этот единственный солнечный день Шихёк попросил встретиться со мною лично. Он радостно встретил меня в одном из немногих кафе этого города где-то около полудня и попросил просмотреть наспех склееные кадры, отснятые в этом городе. Сценарий предполагал, что Милли, героиня Мисы, предлагает встретится главному герою у моря, и снимать в Итамори начали с этого момента. Шихёк достаёт ноутбук и подаёт наушники. Запись начинается с кадров моря. –Почему именно на пляже? Море плещется у их ног, и холодные капли на ветру достают до щёк, оставаясь струйками на лице, остывая, как слезы, а волны всё выше вздымаются над оголившимся песчаным дном, всё сильнее кренятся, всё громче, обрушившись, шипят. Ветер хлещет в лицо, надрываясь, свистя, и проносясь с удвоенной силой мимо, что бы зло пролететь, крича, ещё тысячи километров и наконец стихнуть. –Я сама не знаю. Просто вдруг поняла, что хочу здесь,– Следует тихий ответ, почти заглушенный шумом шторма, криком чаек и чём-то ещё, чему пока нет названия, а может, это просто горе? –Понятно. Еë волосы, завязанные в хвост, колышатся на ветру, тонкий розовый ободочек на макушке грозится слететь, но Милли придерживает его своими миниатюрными ручками. Плечи её вдруг предательски передергивает, и она сгибается в тщетных попытках сдержать слезы. –Спасибо,– С паузами всхлипывает девушка, когда Момото приобнимает её,– что ты вообще пришёл сюда. Мне бы было так одиноко. Они разворачиваются и бредут вдоль линии моря. Камни подворачиваются под ноги и скользат. Вдруг ветер нагоняет с такой силой, что Милли всё-таки поскальзывается. Момото придерживает её от падения под руку. Они идут дальше, молча, по щекам девушки текут слезы. Они выходят с пляжа и наконец ступают на тротуар. Милли в последний раз всхлипывает, когда ей протягивают платок, и аккуратно вытирает им нос. –Прости, что так внезапно позвала тебя сюда... – Она поднимает голову, глядя прямо в глаза,– Я не думаю, что тебе стоит извинятся. Тебе, наверное, сейчас очень тяжело. Момото-Лайт подает платок. Миса прячет лицо в ткани. Вдруг кадр с Лоулайтом; он стоит у моря, грозно шевеля губами. Потом Унудзуке, Руквуд и Клидвард, Такамаку и Шото, его детективы. Снова Момото-Лайт. Шихёк улыбается, замечая моё удивлённое лицо. Я снова смотрю на экран. Продолжается непонятная нарезка кадров, в которой Момото и Детектив что-то одновременно говорят. Наконец запись обрывается. –Ты наверное, удивлён,– Довольно протягивает режиссер, забирая наушники и планшет. Я киваю, а он усмехается,– Разве ты не читал сценарий? Или в нём что-то было не понятно? -он хитро поднимает взгляд. В замешательстве я не знаю, что и ответить. –В этой сцене мы передадим начало противостояния этих героев. Эта же сцена войдёт в трейлер. Шихёк выдерживает паузу и закидывает ногу на ногу. Потом вздыхает, пронзая меня взглядом. –Эта работа приобретает невероятный масштаб, Лайт, ты это и так понимаешь. Мы выпустим трейлер по приезду из Итамори, или немногим позже. Вам совсем скоро придется посетить звукозаписывающую студию. Он снова останавливается. Шум дождя почти перекрывает тихую музыку и гул других посетителей. Я многозначительно отпиваю кофе. –Не понимаю, к чему вы клоните. Почему вы говорите это лично мне? Шихёк повторяет мои движения и снова усмехается. Я удивлённо поднимаю бровь. Иногда мне кажется, что он немного ненормальный, и сейчас именно такой случай. Кто знает, может, так и есть. –Хотел попросить тебя подкорректировать текст для этой сцены. Вы с Лоулайтом должны сказать его вместе. Можешь передать ему. У меня ëкает сердце, предвещая какие-то неприятности. Я подношу чашку в губам, но так и не отпиваю. –У тебя же есть его номер? Вы общаетесь по кнопочным телефонам? Его голос становится абсолютно серьёзным и даже не любопытным. Я вздыхаю. –Да. Мы обменялись номерами. Шихёк вздыхает в свою очередь и внезапно встаёт. –Я передам тебе текст. Подправь его, если, конечно, посчитаешь что это необходимо. А на счёт Эл... я рад, что вы так общаетесь. Я собираюсь спросить о Лоулайте, но он пожимает мне руку и прощаясь, уходит. Напротив меня остаётся один-единственный листок бумаги. *** –Лайт, море какого цвета?– Резко выдаёт Лоулайт, отворачиваясь. –Голубого. Или синего. –Оно двухцветное?– Эл поворачивается обратно и наклоняется к перилам. За ними обрыв, пляж и безкрайнее море. Место, где заканчивается город. –Ну... Синий, это как голубой, только потемнее. Голубой только где не глубоко, а синий там, где начинается жёлоб, такая впадина на дне. Эл раздражён. Чём– не понятно. –Это потому, что вода немного прозрачна. Но когда её глубина большая, цвет её темнеет. Какое-то время Эл молчит, видимо, переваривая информацию, полученную им. Наконец он уже спокойнее спрашивает: –Значит, под водой на огромной глубине совсем ничего не будет видно? –Да. Это будет очень темно, и этот цвет называется чёрным. Эл прикрывает глаза и опускает голову, чуть заметно двигая губами. Лайт терпеливо ждёт, разглядывая черты его лица. Где-то мягкие, а где то наоборот, очень жёсткие, почти старческие. Белые, сухие губы и впалые щеки, большие глаза и мешки по ними– вот болезненное описания лица, которое вдруг стало для меня неотразимым. –Хорошо,– Снова сухо подаёт голос он,– Я понял. Дальше мы стоим молча, опираемся на пирила и пьем кофе из картонных стаканчиков. Редкие прохожие, в основном пожилые женщины неспешно проплывают мимо, и не слышно не одной сплетни, ни одного возбуждённого "те актёры...", наверное, только благодаря ветру. Мы ждём сбора и начала рабочего Всё вдруг становиться каким-то безцветным, как на старой пленке- Эл, тяжелые дождевые облака, литые пирила, серый каменный пляж и серое море, уже не голубое. Трудно будет объяснить это Элу.