Молчание — серебро, а слова — золото

Странно говорить о щедрости применительно к человеку, который даже умирающему не поможет бесплатно, но на похвалу Хуан действительно щедр. Он в целом много пиздит, слишком влюблённый в собственный голос, чтобы лишать себя удовольствия — даже если голос у него действительно красив, когда не пропитан ядом. Его «дорогуша» может отравить пару цистерн воды, но его же «молодец, хорошая работа» переворачивает что-то у Эйдена в животе. Задания, которые даёт Хуан, оплачиваются достаточно хорошо, чтобы Эйден раз за разом брался за них, не задаваясь вопросом, почему индендант нанимает в курьеры его, а не кого-то из своих «мальчиков», «девочек», информаторов или новобранцев Миротворцев — сеть знакомств, хотя вернее сказать должников, Хуана оплетает Сентрал-Луп не хуже паутины, если бы паутины делали из шёлковых нитей. Но Хуан даёт заказы ему, а Эйден берётся за них, и насмешливо-мягкое «ты быстро закончил, дорогой», он считает своими чаевыми. Слова звенят не хуже монеток и подсвечивают ему ночи в убежище не хуже кристаллов. Обычно нужно отнести что-то кому-то, иногда — в какие-то очень сжатые сроки. Эйден не спрашивает, что в закрытых бумажных пакетах, которые он таскает во внутреннем кармане куртки, или в полотняных мешочках, удушающе пахнущих травами, или в деревянных ящичках, запечатанных бумажными лентами с подписью интенданта. Периодически приходится кого-то найти и «передать привет от господина Райнера» — Эйден не любит запугивать людей, и Хуан редко поручается ему такое — чаще этим занимаются информаторы и нанятые громилы, но некоторые убежища может найти только «птичка, которая чертовски хорошо порхает по крышам». Единственный раз Хуан попросил его найти ящик си-фор, и Эйден едва удержался от шутки, что сам великий и ужасный Райнер, интендант, способный добывать деньги и материалы из воздуха, просит его о помощи. Взгляд Хуана обещал, что если Эйден откроет рот, то это будет последний заказ, который он здесь получит, зато плата в тот раз была особенно приятной. Только на следующий день до пилигрима дошло, что Хуан и правда умеет добывать всё и отовсюду — обязательство перед заказчиком он выполнил, использовав Эйдена. Доска с заданиями на Мисси — кусок железной обшивки, приваренный к опорам и заклеенный бумажками так, что из-под них не видно ржавеющего металла. И новостной листок по-вилледорски, и копия графика патрулей, и объявления о пропаже вещей, и анонсы распродажи — в мешанине обрывков и почерков Эйден вылавливает взглядом бледно-жёлтый листок и срывает его раньше, чем прочитает. Это метки Хуана, на доску он выкидывает что-то совсем мелкое, но у Эйдена свободный вечер, и он не прочь подзаработать. Листок слабо пахнет благовониями и закапан воском с краю — иногда восковые печати оставляли на письмах, что он доставлял, гарантируя невскрытость, а это вот печати Хуана. Свечей он жжёт столько, что хватит осветить половину корабля. На этот раз Хуану нужны портативные машинные аккумуляторы, даже сдохшие — скупает по весу. У Эйдена в одном из убежищ заныкана парочка, он думал отнести торговцу, но Хуан даёт цену лучше — видимо, за срочность. Деньги или перспектива тащить пару десятков фунтов от самого Хорсшу? Деньги, решает Эйден. Или он просто давно не слышал от Хуана «ты отлично исполняешь мои желания» — или какую-то иную насмешливую чушь с подтекстом, который горит ярче аварийного фонаря и отпечатывается у Эйдена в памяти. Аккумуляторы до Мисси он дотягивает, когда в небе уже вовсю горят холодные осенние звёзды. Под конец приходится немного пробежаться до проходной — какой-то не в меру голодный и резвый заражённый пытается за ним гнаться, а ронять на землю ещё рабочую технику Эйдену не хочется. Заражённого успокаивают дежурные Миротворцы — с болтом в голове особо не побегаешь, — и они же шутят над пилигримом, заделавшимся в бегуны, ночные, да вот не в том смысле. Эйден лениво огрызается, ставит ящик на землю и прикуривает — и конечно же у него стреляют сигареты, это мирит лучше любых слов и гарантирует, что постовые не растащат на весь корабль байку о том, как пилигрим от заражённых бегал. Но до кабинета Хуана он доходит слегка раздражённым. А когда на стук никто не отзывается, злится ещё сильнее. Из-под двери льётся фиолетовый свет, но это не показатель — лампы интендант не выключает, кажется, никогда, так что Эйден даёт себе зарок подождать до вечернего корабельного колокола и уйти спать вместе с аккумуляторами — завтра найдёт, кому продать, хотя бы и в мастерские. Он сползает по стенке контейнера и вытягивает ноющие ноги. Сверху, по металлическим мосткам, движутся Миротворцы, у соседних контейнеров дети играют в прятки, в воздухе пахнет испечённой картошкой и немного гниющими водорослями, как и везде на корабле — идиллия, ещё бы не приходилось морозить задницу под дверью. Когда сверху сквозь решето мостков мелькает знакомая сине-красная куртка, Эйден поднимается и готовится высказать недовольство, но Хуан спускается по лестнице, едва ли не перешагивая по три ступени, и волосы у него стоят небрежными вихрами, непохожими на зализанную укладку, а тени у глаз резкие и глубокие. Кто-то наступил змею на хвост, и Эйден не заинтересован быть тем, в кого выплеснут яд, так что он молча и быстро сдвигается вместе с ящиком, позволяя Хуану подобраться к двери и выудить из-под одежд цепочку ключа. Только внутри своего контейнера-кабинета-спальни Хуан успокаивается достаточно, чтобы обольстительно — это больше похоже на кривой оскал — улыбнуться Эйдену и кивнуть сонно привстающей с дивана помощнице. — С чем пожаловал сегодня, пилигрим? — и тут же, без паузы: — Ноэль, дорогая, сделай мне кофе и покрепче. Сильно покрепче. Судя по понимающему лицу Ноэль, коньяка в кофе будет больше, чем, собственно, кофе. Она выскальзывает из кабинета мягкой тенью, как и всегда — ты не замечаешь помощницу господина Райнера до тех пор, пока она не оказывается у тебя за спиной с дамским пистолетиком и «приветом от господина Райнера», Эйден однажды видел это со стороны и запомнил навсегда. — Аккумуляторы, ты оставлял заказ. И тебе добрый вечер, — заебавший ящик с аккумуляторами оттягивает руки, так что Эйден с грохотом ставит его на стул «для посетителей». Ножки скрипят, но эта шаткая конструкция каким-то образом переживает даже лейтенанта Роу, так что пилигрим не беспокоится, что ему придётся ещё и новую мебель доставать. — Ах да, аккумуляторы. Сколько? И в каком состоянии? Поставь там, — Хуан рассеянно машет рукой в направлении свободного угла, который используется как временный склад. Эйден проглатывает предложение проверить, рабочая ли техника, вместе с желанием соврать, что да, вся рабочая. Ему же на руку, если Хуан не будет доёбываться до каждой царапины на корпусе или вытаскивать из-под стола клеммы и подсоединять — такое тоже бывало. — Три, один рабочий, два утиль, — он всё-таки садится на стул и вытягивает ноги, едва ли не проталкивая их Райнеру под стол. Откидывается на спинку — ещё один душераздирающий скрип заполняет кабинет, но Хуан даже не поднимает взгляда. Он в целом сегодня дёрганый, лениво размышляет Эйден. Никакой привычной томности, никаких двусмысленных насмешек — подтверждая его мысли, интендант нервным движение ослабляет на шее шарф, и зелёный с золотом шёлк путает пальцы. Интендант перекладывает какие-то листы, ставит отметки — цепкий взгляд в сторону ящика, проверяя наличие, — и тянет из-под куртки ещё одну цепочку с ключом. У Миротворцев на шее жетоны, а у Хуана ключи. Этот — от запертого ящика стола, где хранятся деньги и расписки, так что ровный столбик монеток двигается по столу к Эйдену, и тот небрежно сгребает его в карман. С оплатой Хуан не наёбывает. — Ну, доброй ночи?.. — в голосе против воли вылезает вопрос. Эйдену хотелось бы знать, что именно так взволновало тихий омут имени господина Райнера, но есть ощущение, что ему не ответят. Или сцедят яда — от щедрот душевных. — Доброй, доброй, спасибо за работу, — ещё одна мелкая тусклая монетка падает в банку внутри Эйдена. Эта выдуманная банка сбережений — его маленькая сокровищница, которую он отрицает. Там все «молодец, парень» от Роу, одобрительные хлопки по плечу от Лоан, «да ты бессмертный» от Фрэнка — и Хуановы «хороший мальчик», «ты меня порадовал», «я оценю твою помощь как следует». Он уже берётся за наполированную прикосновениями латунную ручку, когда Райнер решает заговорить: — У меня будет для тебя ещё один заказ, пилигрим. Десять вечера после тяжёлого дня — не то время, когда Эйден готов с энтузиазмом принимать поручения, но решает послушать хотя бы из вежливости к человеку, который ему хорошо платит. Что значит — он разжимает пальцы на ручке и немного оборачивается к Хуану. — И лучше сядь, это займёт время, — Эйден дёргает плечом и возвращается на стул, как послушный мальчик. Хотелось бы занять угловой диванчик, щадя уставшую спину, но там подушка и покрывало Ноэль — что она с ним сделает, если он вытрет кровь заражённых и любую другую херь, собранную на штаны, о её вещи, он знать не хочет, но револьвер может оказаться не последним сюрпризом. — Мне нужно, чтобы ты поработал моим эскортом в Старом Вилледоре, это займёт несколько дней, — Хуан тоже устал, раз выкладывает суть без прелюдии и заверений во взаимной пользе. Эйден смотрит на углубившиеся мимические морщинки в уголках глаз, тёмные тени в глазницах, встрёпанные волосы и нервные пальцы, сцепленные в замок перед грудью, и готовится отказать. У него совершенно нет желания возвращаться в Старый город без острой, очень острой, прямо-таки остроты лезвия у шеи необходимости. Вряд ли после того, как он отказался взрывать ветряк для Базарных и не сберёг лейтенанта Айтора, ему там хоть кто-то будет рад. — Что ты там забыл? — Майор Мэтт, да продлятся его дни, решил, что я буду более полезен в роли рупора, чем на своём месте. Или опять зассал совать свою чёрную жопу в эпицентр, — Хуан цедит яд, фыркает и постукивает по столешнице кончиками пальцев. Эйден молча и непроницаемо смотрит, единственное, что ему понятно — Райнер ненавидит командира фракции, но это не новость ни для кого, включая Мэтта. — Неужели ты правда не знаешь? Эйден всё ещё тяжело и молчаливо смотрит — так смотрел Спайк, когда он в свои шестнадцать творил опрометчивую хуйню, — и ждёт, когда Хуан сообразит, что у него нет прямого подключения ко всей внутрифракционной информации, а тем более к Старому городу — и даже новостной листок ему в постель, как самому интенданту, не доставляют. — Переговоры, дорогой, всего лишь переговоры между Базарными оппозиционерами и Миротворцами — и майор настаивает, чтобы я побыл там официальным представителем от командования. У меня даже нет звания, смешно, — Эйден не считает это смешным. У Хуана серебряный язык, репутация надёжного, несмотря на весь пиздёж, человека и отдельная строчка в списке тех, кого Мэтт не любит и желает услать с глаз подальше. — Почему не Роу? Или кто-то другой из лейтенантов? — он всё ещё собирается отказать, но ему самую малость интересно, как майор обосновал свой выбор. — Хрупкое перемирие не переживёт ещё одного взрыва, — Эйден задумчиво кивает, верно, у Роу не хватит терпения, а если тот же Барни начнёт пиздеть лишнего — а он начнёт, пилигрим готов поставить весь свой запас антизина, — переговоры будут сорваны дракой. А остальные лейтенанты по весу во фракции равны Айтору или ниже, и раз Айтора Базарным для ощущения собственной важности не хватает, нужна артиллерия помощнее. — И сколько ты мне за это заплатишь? — он всё ещё собирается отказать, но ему интересно, во сколько Хуан оценивает свою золочёную шкурку. Сумма действительно впечатляет — на своей защите, так же, как и на своём комфорте, Хуан не готов экономить, но деньги никогда не были для Эйдена самоцелью, только средством приобретения всего необходимого. А пилигриму надо не так много, привыкаешь не копить вещи, когда большую часть жизни всё своё имущество приходилось носить на себе и за собой, и ту же сумму он может заработать недели за три, если возьмётся за более рискованные и сложные поручения. Непроизносимый, но очевидный бонус — Хуан будет у него в долгу, а иметь в должниках человека, у которого паутина по всему Сентрал-Луп, полезно для здоровья и благополучия даже пилигриму. Но всё-таки — Старый город. — Ты вообще когда-нибудь бывал в тех районах? — впервые имя Хуана, господина Райнера, сраного торгаша, миротворческой штабной крысы, змея-искусителя он услышал только в центре. — Лет пять назад, и в обзорных экскурсиях не нуждаюсь. Твоей задачей будет сопроводить меня на переговоры, постоять за спиной и убедиться, что солдафоны, любезно выделенные фракцией, не проморгают никакой случайный арбалетный болт. Ты безусловно очарователен и красив, но я не ожидаю, что твоя улыбка как-то повлияет на итог, — Эйден коротко отводит глаза, разглядывая фиолетовые блики на исцарапанной и вытертой до блеска столешнице. Было бы удивительно, если ты Хуан не знал, что с ним происходило. Странно, что не прошёлся по этому раньше. — Я скажу ответ завтра утром, потрудись проснуться до обеда, — Эйден снова собирает налитое свинцовой усталостью тело и встаёт. Ещё один урок Спайка — некоторые решения лучше принимать на свежую, выспавшуюся голову. Или — «он подумает об этом завтра». — Если негде провести ночь, моя постель всегда к твоим услугам, — в голос Хуана возвращается знакомая чувственность. Эйден чует жар мажущего шею румянца, так что отворачивается и выходит — к этому он никогда до конца не привыкнет, но образ блестящих — неужели снова шёлк — простыней и небрежно раскиданных подушек приходится вытрясать из головы. На верхней палубе был один небольшой контейнер, а в нём славный матрас, уфэшка и покрывало, вроде, он там даже оставлял какие-то припасы еды, вряд ли них кто-то позарился — Миротворцы не станут бегать по стреле погрузочного крана, чтобы добраться в его скромное убежище. *** Утро начинается с воя сирен — Миротворцы считают это отличным будильником, Эйден считает это редкостной хуйней, особенно если его убежище едва ли не под самыми громкоговорителями, но встаёт и вытряхивает себя в сырой холодный воздух. Туман такой, что палубы не видно. Пилигрим садится на краю контейнера и вынимает из рюкзака мелкое алое яблоко — кислое, что скула сводит, но с одичавших деревьев слаще не найдёшь, а за ранний завтрак сойдёт. Идти к пунктам с едой сейчас смысла нет, у фракционных в любом случае приоритет перед блудным пилигримом. — …лейтенант с вечера лютует, что ему придётся сопровождение выделять, — голоса проходящих внизу Миротворцев звучат, как сквозь мокрую вату. Эйден наклоняется пониже, едва не цепляя ушами колени. Он догадывается, кто этот «лейтенант». — Пусть выделит, кого не жалко, заодно личный состав обновит, — второй голос хохочущий и грубый, как железная бочка с камнями, пилигрим его не знает. — Ага, а если Райнера в Старом городе крысы сожрут, так можно и тех, кто вернётся, списать. За потерю интенданта, — Эйдену не нравится этот разговор, но тот прерывается сам — собеседники уходят слишком далеко, чтобы он мог их слышать. Значит, сопровождение формирует Роу — уже неплохо, как бы лейтенант не ворчал, эскорт Хуану он назначит надёжный, но Эйден всё равно ловит себя на мысли: что бы он сделал для дополнительной защиты? Миротворцы знают не всё — и могут противостоять не всему, особенно на чужой территории, а сам Хуан — его сила в словах, не в ударе, Эйден не может припомнить, чтобы видел у того в руках что-то опаснее метательного ножа. Яблоко заканчивается неожиданно, и он выгрызает горькие мелкие семечки. Думать о том, что Райнера в Старом городе могут просто убить — неприятно, и не важно, будут это недовольные переговорами Выжившие, засада Ренегатов или кто-то ещё, так что Эйден подхватывает рюкзак и спрыгивает с контейнера, с гулким звуком отталкиваясь от края. Пожалуй, он возьмёт поручение. Рация хрипит и щёлкает помехами, прежде чем в ней раздаётся заспанное недовольное «приём» — на нижних палубах, особенно в завешенном гобеленами кабинете-спальне, сраных сирен почти не слышно. — Хуан, я согласен, — на ответный заинтересованный звук, за которым наверняка последует шутка про постель, Эйден невольно улыбается. — Поручение, о котором ты говорил вчера. Треть оплаты вперёд.