Порт Йокогамы 22 февраля. Седьмой причал, время 21:55.
Без единой звезды на ночном небе, сошедшим на землю заревом пустой причал горел карминово-красными плащами. На их фоне такого же цвета портовые контейнеры казались ржавыми. В некоторой степени так и было. Годами обдуваемые морскими порывами и подвергшиеся разрушительному воздействию их солевого состава они разъелись коррозией. Именно на них: на сгруженных друг на друга морских контейнерах и расположились сегодня верхушки Поднебесья. В своих красных плащах они горели, как яркие огни сторожевых вышек. И ярче всех на этом пламенном скопище горел он: — Здесь и сейчас мы вершим историю. — с таким вступлением Курокава прекратил избиение одного из главарей хулиганских группировок Токио. Поверженные лидеры остальных банд, сидели перед ним в позе сейдза не поднимая голов, униженно выслушивая в свой адрес нарекания в собственной слабости. — Какое разочарование. Вы чë, типа лучшие? — размяв в воздухе окровавленный кулак произнëс Изана, придавив последнего ногой к земле. — Мы взяли под контроль шестой отряд. — цинично сообщил приткнувшийся к одной из гофрированных стенок контейнера Шион. — О втором отряде Мицуи и четвëртом отряде улыбашки я позаботился. Мы должны были вернуться и сделать так, чтобы они никогда не очнулись. — Заставил своих людей замарать руки?! — встрепенулся свесивший с контейнера ноги Мочизуки, которому услышанное пришлось явно не по вкусу. — Чего? Какая тебе разница, как я их использую? — выше вполоборота бросил Мадараме, туда, где сидел Моччи. — Да твои придурки ещё с третьим отрядом не закончили. Хренов сброд! — Тогда сам туда и вали! Такие обезъяны только для мордобоя и нужны. — спиной отлипая прокричал Шион. — Чего? А ну повтори! — Заткнитесь! — матерную ругань между ними одним словом пресекает Какучë. С его указания, подручные по земле волочат жестоко избитое Изаной бессознательное тело, оставляющее за собой скудный кровавый ручей и оседающий поверх поднятый столб пыли. Перетаскивают, расчищая место для предстоящей битвы со Свастонами и уводят тех, кто в состоянии держаться на своих двух. — Что касается первого отряда, то когда Мучë завербовал Коконоя, вывел их строя. — обращаясь к Хаджиме, говорит бывший глава восьмого поколения Чёрных драконов. — Ты зделал правильный выбор Коконой. Тот, примеривший на себе новую форму, с кучей залепленных на лице ссадин смолчал с недружелюбным выражением, точно не разделая радости Шиона в раздроблении Свастики. — Наверняка сейчас в Тосве царит уныние и траур, как на похоронах. — а вот Ханма, сидящий внизу прямо под ногами Ризу, но двумя метрами выше самого Мадараме стоящего на земле — разделял и глумился их расколу неприкрыто. — Твои методы мне никогда не нравились! — восклицает тому Мочизуки. Переманенный Коконой, предатель и бывший командир пятого отряда Тосвы — Ясухиро Муто — со своим белобрысым заместителем в чëрной маске, подло выбитые из строя оставшиеся капитаны... Ризу не имела права злиться, ведь и себя к лику святых причислить не могла, вместе с ужасным поколением отсранëнно наблюдая за жертвами экзекуций Поднебесья. Значение ничего уже не имело: одной гнусностью меньше, одной больше. Стоит перетерпеть и все разойдутся, а Тосва, как и сказал Какучë — не прибудет. Назначенное время уже утекло и невидимые часы Ризу, готовые покинуть территорию порта, отсчитывают последние минуты. — Ты это слышал, Кисаки?! — вздëрнул голову Ханма. Ризу раставила ноги шире, всматриваясь вниз на осветлëнную макушку под своими конверсами. И всë же густой плевок в середину его укладки вписался бы органично. — Изана, Тосве настал конец. — и один Мучë, среди всего этого глумливого сброда прозвучал угрожающе убедительно. Где-то сзади послышался глухой неравномерный стук о гофрированный корпус контейнера. Взобраться сюда бесшумно было просто невозможно. Шаги за еë спиной стали совсем близко, сопровождающий их звук звонче, а в воздухе забренчали знакомые теперь, серьги-ханафуда. Их деревянистый треск предупреждал о присутствии обладателя, раньше его появления. Стало понятно, куда именно свой тяжëлый взор устремил Мучë. Ризу подвела Изану к самому краю грузового контейнера; в свободное пространство между сидящей собой и возвышающимся по другой угол Кисаки. Ей претило излишнее к себе внимание и Ризу, как ей думалось, выбрала для себя это место наилучшим от посторонних. В одиночестве. Ошиблась. Первым нарушившим её уединение стал Тетта, не произнося с момента появления ни слова. Вторым — Курокава. Ветер колыхает карминовые полы его формы и обесцвеченные волосы; в свете монтированного на мачту боросиликатного фонаря — они почти прозрачные. Сильный порыв пепельные пряди задувает вперëд, не позволя ей увидеть выражение лица короля. Она лишь замечает вздëрнутый краешек губ, похожий на улыбку, что развеивают по ветру известные одному лишь ему мысли. Теперь на самой вершине их трое. За исключением обустроившихся рядами ниже королей Поднебесья, все взгляды красных воротников — до единого, устремились в их направлении. — Теперь Поднебесье перейдëт на более высокую ступень. — вещает их лидер с импровизированного помоста. — Вместе со всеми хулиганами Токио мы бросим вызов остальному преступному миру: буд-то Якудза или ещё кто — это неважно. Мы уничтожим всех, кто бросит нам вызов и возьмём под контроль весь подпольный мир Японии. Ризу окружали те ещё жестокие отморозки, решившие поиграть во взрослых бандитов, но тягаться с Якудза...Слова Изаны больше походили на шизофренический бред, нежели на непреложную истину. Хайтани младшая хмурится и отворачивается, обращая безучастный взгляд куда-то сквозь толпу: ей поебать, если его пророчества однажды окажутся правдой. Часики почти дотикали, а значит они разойдутся по домам и с захватом господства над всем Токио, Курокаве придëтся повременить. Немногим ниже оживляются родные голоса старших Хайтани: — Эта Тосва. Они без своего Майки вообще ничего не могут сделать. Не так ли, Ран? — Риндо поправляет съехавшие на нос очки за дужку и оборачивается к Рану. — Точно. Не могу поверить, что никто из них не пришёл. — старший перетирая меж пальцев одну из косичек соглашается. Сбочь над их головами, сидит неподвижно без какой-либо яркой эмоции их младшая. Как в старые добрые, Ран усмехается. Только масштаб умножился и сестра подросла. — Нет. Он точно придëт. — Ризу боялась этих слов. Кисаки, оборвавший своë бесконечное молчание, прикладывает указательный к своим тонким губам и замолкает. — Тихо. Красные плащи замирают прислушиваясь. Бренчание серёжек-ханафуда по нарастающей сливается с приблищающимся гулом байкерских моторов. Этот звук парализовывает Ризу обрушившись на неё лëгким ступором. — Ого. — Риндо отрывает от колена чуть ли не сросшийся за время скучного ожидания подбородок с колена. — Пришли всë таки. — Ран перекидывает косу за спину. — Тосва. Тосва! — море красных форм забурлило шумно. Тусклые оранжевые огоньки пробиваются одна за другой, сливаются горизонтальной линией и разрезают тихий сумрак ослепляющими фарами. Движутся, затекая единой массой на расчищенную вражескую территорию. Знамя Токийской свастики гордо развивается высокого над их головами: чëрное с золотой сияющей вышивкой. Их мало. Слишком мало. Чëрная точка в обилии красного. Двое из них отделяются выступая вперёд. У одного, большие глаза и светлые волосы. У второго — соломенные, дурацкие и неактуальные. Золотой макушки Ризу в их толпе выискивает и не найдя — не попонимает: то больше успокаивает или тревожит? Не найдясь ответом её искосый взгляд стремится к мулату, продолжающего глядеть на прибывших внизу; темнеет, с плохим предчувствием разглядев его мрачную радость. — На позиции! Решительно взревевший Чифую на секунду уводит её от подозрений. Обе группировки выстроились друг напротив друга, чëрное против огромного красного. Грохот позади неё возвращает Ризу с почти осязаемого неприятного ей ощущения. Она ловит силуэт мелькнувший в воздухе, Изана спрыгивает с помоста вплетаясь в эпицентр назревающего конфликта, утягивая за собой и зверское поколение. Братья, Мадараме, Мучë с Моччи и его верный слуга — Какучë Хитто, все примыкают к королю: за исключением по прежнему неподвижно-созерцающего Кисаки и добровольно припаенного к нему крашеного дылды. — Э-эй! У тебя-то пятая точка не отмëрзнет? Поди железо холодное. Кисаки, чë думаешь? Может стоило и на неё форму подогнать? Ризу уже жалеет, что не плюнула ему на голову пока была возможность. Ханма с премерзкой грëбаной лыбой опускается в метре от ног Кисаки и перенося вес, упирает правую руку о гофрированный крашеный металл. — Ни к чему девчонке такое носить. — буднично тоном отзывается Тетта, неотрывно удерживая две пары глаз, обострившие на нëм внимание с почтительного расстояния. — Чëртов Кисаки наблюдает за нами с высоты. — слов Чифую нацеленных на Тетту, Ризу разумеется не слышит. — Это в его стиле. — отвечает Такемичи. Кисаки Тетта, как однажды тонувшая умная крыса, переосмысливает ошибки и учится держаться на плаву адаптируясь к новым условиям. Он путешественник во времени. Он кукловод, действующий чужими руками, потому будущее никак не меняется. Такемичи плыл по течению всю жизнь, бежал от трудностей и ничего в свои двадцать шесть не добился. Он трус. Но он так же, как и он прыгающий во времени. И он тоже — приспособленец. Главный советник Курокавы возвышается над ним недосягаемой целью. Но Такемичи Ханагаки не Такемичи Ханагаки, если не ввяжется в заведомо поигрышную драку и не испытает удачу. Они не могут подобраться к Кисаки пока на пути стоит Поднебесье. Значит Ханагаки разделается с Поднебесьем, с Изаной, а потом спустит с пъедестала эту крысу и покончит с ним раз и навсегда. Их битва начинается с авангардного боя. Ризу примерно знакомы его правила; в прошлом, именно после такого, Рана с Риндо повязали. Представителем от Поднебесья выступает Мадараме Шион; провокационная фигура с зачëсом светлой копны в правую сторону, наглядно демонстрирующий на выбритой стороне фирменную татуировку спускающуюся с виска до шеи. У него небольшой шрам в крайнем левом уголке рта, пирсинг в обоих ушах. Его образ дорисовывает в сознании людей настоящего, опасного янки. Ризу с первой встречи заподозрила в нëм фальш. Да, он определëнно нëс угрозу, но только не своей силой, а своим кретинизмом. Его заносчивая демонстрация силы — одно пыльное представление. Завышенная самооценка — итог задержки умственного развития. А иначе, как его оппонент — менее устрашающий своим видом, которого Ризу смутно припоминает по новогоднему вечеру на площади у святилища, отправил бы Мадараме с одного крепкого кулака в глубокий нокаут? У красных воротников перекосились лица. А после, будто бы со всех разом сорвали цепи, бойцы с обеих сторон ринулись в атаку. Началась массовая потасовка. Ничего нового... Плечи Ризу расправляются с неподдельным интересом только тогда, когда в поле её зрения попадает Чифую Мацуно, въехавший с разбегу ботинком в скулу Мочидзуки Канджи. За этим она не замечает ни своих братьев, ни главу Поднебесья расправившего полы своей мантии на краю контейнера ниже. — Беспокоишься о заместителе первого отряда? — прикованный на схватку девичий взгляд, Кисаки клеймит своим острым. Зрение у него не идеальное, но проницательность отменная. — Наверное я должен был сказать спасибо за твоë содействие. Может ты просто удавишься им? — хочется возразить Хайтани младшей. Но молчание Ризу находит лучшим ответом. — Мы бы и сами, но с твоей помощью вышло без лишней возни. — довершает потешливо Ханма. Изана возложивший на своих приспешников ответственность в подавлении Свастонов, взглянул на чëрное небо и дëрнул краешком губ. Ха, блядь...заëбывающие уроды. — Да насрать мне. Я здесь только из-за братьев. Ризу крепко стистнула зубы пронзая лицо Ханмы, будто одним взглядом хотела прожечь внëм дыру, чтобы он умолк. Он же в ответ ухмыляется, вызывая у Ризу почти физическую тошноту за ненавистные мысли о причастности к происходящему. Знала бы она наперëд о планах этой парочки, кончик ногтя бы своего не приложила...Ранее:
Ризу была недовольна. Ризу прекрасно знала, что из себя представляют такие, как она, но была недовольна. Длинный язык и подвижный темперамент прилипчиво преследовали её со своими советами и маячили везде по следу. Ризу до последнего надеялась на благоразумие Иваты. Ладно бы она трещала только об успеваемости и об уроках, нет...она считала правильным навязывать ей своë мировозрение, свои стандарты и, считала уместным обсуждать с ней погибшего Баджи Кейске. В силу своей натуры Нао желала ей лучшего, но не способная проявить понимание и представить себя в её шкуре, как глухая и слепая переходила границы дозволенного. Ризу терпела не выказывая грубости, перечисляя её всё-таки к подруге и изворачивалась от неприятных ей тем, как могла. Но то ли она, окружëнная пацанами не умела дружить с девчонками, то ли умная Ивата совершенно не понимала значение этого слова. Ризу не просила сопереживать ей; ангела с прекрасно-большими бирюзовый глазами хватало ей горой. Ризу мечтала чтоб от неё отстали, потому убегала со двора школы почти трусцой. — Когда ты бросишь бегать на кладбище? Ты завалила пробный тест по алгебре, Ризу. — Я сдала. — отмахнулась кратко. — На сорок три балла! — трагично взвизгнула Ивата, притянув любопытные пары глаз учеников на школьной территории. — Сдала же. — в своих суждениях Ризу была похожа скорее на Баджи, чем на саму себя, только без той, слабо верящей выразительной радости в голосе. — Тебе нужно перестать водиться с такими, как Мацуно. Как показывает практика, ни к чему хорошему дружба с отбросами не приносит. — поучительным тоном морализует девушка-мозгоправ. Есть ли хоть малейший толк говорить об этом ей. Ризу закатывает глаза и случайно ловит глазами между столбами огорождения, припаркованный со стороны улицы чëрный кавасаки и замедляется настолько, что Нао врезается лбом в её спину. Это подбивает набрать шаг, но такой, чтобы успеть рассмотреть человека до того, как переступить ворота школы. В проëме между зелëными стальными жердями перескакивает фигура явно высокого парня. Это Ризу определяет по длинной, броско стилизованной под леопард спинкой байка. Ивата, слишком занятая своими жизненными истинами отвлекающе жужжит над ухом, и слишком занятая рассматриванием незнакомца Ризу, не замечая единственную ступень между воротами школы и улицей, едва не падает на асфальтированную дорожку. Стоит вступить на улицу, парень мигает лампочкой и Ризу гордо застывает с пониманием, кому предназначается помигивающий знак. О да, Ризу никогда не забудет тот сомнительный серый переулок с запертыми рольставнями и их первую встречу в Шиндзюку. Так себе воспоминание, бывает и лучше. — Чего тебе? От удивления, что его узнали, Ханма выпрямляет накренëнный байк и вытягивает ноги, расставляя их по обе стороны, удерживая свой транспорт в стоячем положении. — Дело есть. — говорит он. Ризу долго не может отвезти внимание от его длинных ног: они удлинились ещё на пару сантиметров? Этот вопрос сам напрашивается в её голову. — Какое? — переводит она ледяной взгляд в его золотой, острый прищур. Он хмыкает, не видя в её полтора с хуем метре угрозы и легко бросает: — Прыгай давай, Хайтани. Или как тебе там нравится — Макиока? Он знает явно больше положенного. Нао начинается суетится от сомнительного предложения и перед сомнительным предлагающим, паром из носа дует ей в ухо: — Ризу, вот про таких я и говорю. — а говорить такое при нëм, пусть и шëпотом не боится. Настоящая преданность своим принципам перед лицом страха. — Чë за моль? Ты чë серьёзно с ней дружишь? — плоским голосом протягивает Шуджи и Нао бледнеет под его золотым взором. — Умеешь удивлять. Садись давай, разговор есть. — повторяет он ссутулившись над байком. — Не вздумай. — вылетает из Иваты полушëпотом. — На нас пялятся. Не смей к нему садится. Ханма, услыхав одним ухом предостережения очкастой, прыскает с намëком на жалкость ситуации. Ризу оглядывается и действительно, все взгляды учеников на территории школьного двора прикованы к ним, а сами они сжирающим их любопытством почти прикованны к высокому огорождению. — Если ты сейчас сядешь, все они, подумают, что ты малолетняя блудница. — разжëвывая каждое слово проговаривает Ивата. — И меня ни за что приладят тоже. Ризу впервые становится до обидного смешно от слов подруги. Вот значит чего она на самом деле боится...испортить себе подпорченный имидж. А Ризу беспокоится о своей репутации не больше вчерашнего. Ивате надо было раньше думать с кем она связалась. — Вот значит, кем ты меня считаешь. Знаешь, ты права. Мне надо перестать водиться...— через паузу заканчивает Хайтани — с такими, как ты. В данный период жизни Ризу ненавидела в себе эту черту, но вернуть её сейчас лучшее решение. — Я же пытаюсь тебя... — Пха, спасти что-ли? — Если ты сейчас же не одумаешься, то в будущем тебе прямая дорога в массажный салон с приватными услугами. — сдавленно пролепетала Ивата. Ризу опустила голову, выдыхая в носок школьных лоферов и подняла уже с должным высокомерием. — Ивата, ты бестактная, заносчивая, фригидная на эмоции — очкастая мелкая неудачница. Лезешь мне в мозг хлеще парней в мою задницу. Если и так, я буду там самая востребованная. Лучше сиди в углу и помалкивай. Ещё раз со мной заговоришь, я выдавлю твои глазëнки своими пальцами и залью их твоей любимой краской для каллиграфии. —насмехаясь в лицо пригрозила младшая Хайтани. За пять секунд она высказала, что держала в себе несколько месяцев. По воздуху прошла волна оживлëнного шëпота. Ханма с широкой иронией в углах рта снял подножку с кавасаки и проводил девушку за свою спину. Ризу закусив нижнюю губу, проследила взглядом тонкие чернильные линии кандзи на его большой руке державшей рукоять байка и оседлала пассажирское сидение. Байк зарычал, тронулся с места и припугнув побледневшую от оскорбления Ивату — чуть на неё не заехав, быстро набрав скорость скрылся из виду.***
— ... У них типо что-то вроде договорëнности сколотить банду было. Идея исходила от вашего Курокавы, только он то ли он этой идеи отказался, то ли интерес у него пропал. Всех тонкостей я не знаю. Покрасневшие кончки пальцев обожгло холодом и Ризу спрятала руки в карманы ветровки. Это всë что она знала и это всë, что хотел разузнать Ханма. Точнее разнюхать для того, чтобы Кисаки был уверен в своих догадках на все стопятсот процентов, предлагая осиротевшему после смерти Шиничиро Курокаве — свои услуги и, потерявшему ему смысл существования обрести его вновь, делясь с ним планами на Токийскую свастику. К Хайтани и остальным участникам ужасного поколения подступить с вопросами о Курокаве Изане было бы нецелесообразно — они бы запросто махнули на мелкого хулигана рукой, не предавая ему особого значения, ведь всего своего влияния Кисаки будучи изгнанным из Тосвы лишился. А Ризу Макиока — подружка Баджи Кейске, оказалась совсем не проста. У всех девочек имеются свои секреты. И Тетта, когда на то представилась возможность, не пополенился раскопать их о ней обстоятельно. Не прогадал. Макиока оказалась вовсе не той за кого себя выдавала. Он конечно слышал слухи о младшей сестре братьев державших в узде всë Роппонги, но и мечтать не мог, что она сама попадëтся к нему в руки. Хайтани Ризу на роль подошла безупречно. В дела хулиганские вовлечена была не на прямую, но информацией владеть могла вполне себе. Погода испортилась, разнося пепел с тлеющей сигареты по ветру. Шуджи был доволен. — Слышь, а про задницу ты соврала или..? — он сидел в полулежачем положении, одним локтëм облокотившись о кожаное сидение байка и курил. Ризу, на протяжении тридцати минут посвящавшая его в известные ей подробности о зверском поколении, нейронные передатчики по щелчку пальца перенастроить в голове не может и о какой заднице речь, вперит запоздало. — Или. — сесердито куксится Хайтани. — Ты мне обещал кое-что, помнишь? — Да-да... Сюда иди. — Ханма подзывая смахивает лениво пепел в сторону, разворачивая от себя сигарету. — Ты не из тех глупышек...? — Не из тех. — Ризу включаясь в обучение вытаскивает согревшиеся пальцы из карманов и обрывает каланчу на полуслове, предельно ëмко описав своим ответом, мизерное для себя значение не прямого поцелуя. Солидарный с её мнением Шуджи, вкладывает в её приоткрывшийся навстречу рот сигарету, а Хайтани обхватывает слегка продавленный его губами фильтр своими. — Втягиваешь дым лëгкими и задерживаешь дыхание. В ротик не набираешь, чë останется выпустишь. — он предусмотрительно не разжимает пальцы, продолжая подстраховывать. Только кого блядь? Сигарету от падения? — Эй, только не дыши. Подавишься нахуй сразу. — разводя свои побитые пальцы, Ханма занятно хмыкает. Ему даже лестно становится от ощущения, что у него кто-то чему-то обучается. Серую вуаль Ризу выдувает медленно, с незнакомой опаской. Ей кажется нравится. После развернувшейся истории с Иватой, что-то вредное попробовать требовалось острой необходимостью. Ризу пробует сново, повторно и снова не давится кашлем. — Да у тебя талант к курению! — озаряется весельем горе-педагог.