яблоневый

У товарища Лоринайтиса нет имени. Есть работа по десять часов в сутки, есть талон на мыло, есть зелёный костюм в катышках от постоянной стирки, есть своя квартира, которая на самом деле государственная, на Арбате — есть всё, чтобы стать полноценным счастливым человеком. Только имени – нет. Серый снег за окном навевает непонятную сердцу тоску по пряным дням июля с маковыми полями и просторным небом. Тугие кожаные ремни напоминают о реальности, в которой маки — лишь отголосок цвета, который _ ненавидит всем сердцем, а товарищ Лоринайтис уважает, как и любой человек в республике. Бумаги заполняются узловатым почерком. Здесь нет места размаху — сейчас на всём экономят. Но в будущем, товарищ Лоринайтис в это свято верит, всё будет иначе. Однажды он проснётся, а на Арбате будут цвести маки не потому, что они красные, а именно потому, что они маки. _ волей-неволей вспоминает, что в прошлом так и было. Ему говорили, что история идёт по спирали. Товарищ Лоринайтис твердил себе ночами про формации и классовую теорию. Маки рано или поздно орошает кровь. Товарищ Лоринайтис не помнит ничего, кроме мрака, бедности и маковых полей. _ не смеет забывать мальчика, похожего на ангела, который дал ему другое не-имя. Товарищу Лоринайтису не всё равно на судьбу единого республиканского народа, он трудится во имя светлого будущего и никогда не познает ни усталости, ни разочарования. Товарищ Лоринайтис предпочитает умалчивать о том, откуда на его зелёном застиранном костюме тёмные разводы, которые были всего несколько часов назад бурыми от чужой крови. Товарищу Лоринайтису наплевать трижды на судьбы предателей, потому что они не достойны ни жизни, ни прощения. Ему хочется иногда пошутить: «а вот бог простит», но что-то в нём вовремя осекается. Сейчас экономят даже на шутках, даже на богохульстве. — Знаешь, Лит, — раздаётся где-то в памяти, когда серый снег сходит с Арбата, — как расшифровывается твоё прозвище? _, живший тогда, перебирал в руках золотые колосья ржи, так похожие на волосы ангела: — Как? — Я придумал это случайно: Лоринайтис и _. Товарищ Лоринайтис не помнит ангелов, потому что их никогда не существовало. _ замирает каждый раз, когда слышит слова на букву «Ф», боясь случайно продолжить. Товарищ Лоринайтис лишь донёс до лета в памяти чужое имя, ничего не помня о своём. _ кричит немым криком: «И _», но не может докричаться до неба и навсегда уснувших маков. Рука товарища Лоринайтиса не смеет дрожать, когда он находит в бумагах заветное «Феликс Лукашевич». — Фелек, — товарищ Лоринайтис не слышит своего голоса. — Фелек… Бумаги подписаны им же. Это _ вписывает собственный крик в строку. Это _ надевает старую хлопковую рубашку, с которой не смел расстаться, хотя и должен был. Это _ кричит той же ночью от бессилья, не боясь перебудить всю республику. Потому что там, в бумагах, которых не должно было существовать в настоящем, было одно-единственное имя, которое должно было остаться в несуществующем прошлом. — Здравствуй, Лит! — говорит ангел, когда они встречаются за день перед расстрелом. Его волосы похожи на спелую рожь, к его шляпе прикреплён мак, который не сыщешь даже на цветочном изобилии Арбата. — Я так долго ждал тебя. Товарищ Лоринайтис хочет закричать, но _ лишь улыбается. У товарища Лоринайтиса было всё, кроме имени. У товарища Лоринайтиса было всё, но самого товарища Лоринайтиса никогда не существовало. У _ не было ничего, кроме двух имён. _ звали Торисом. И это имя спало всё настоящее, чтобы зацвести в будущем июле. А он наступил за день до того, как очнувшееся имя навсегда выстреляли из республики. У Ториса не было ничего. Ничего, кроме памяти и ангела, который был лишь мальчиком. Самого Ториса для страны, которая смотрит лишь вперёд, тоже не было, как и ангелов. Потому что маки нужны лишь красными. Имя Ториса и Феликса написано же другими красками.