Агапэ

Тусклое солнце бесстрастно сияет. Бледные в окна стучатся лучи. Ветер холодный наверх завирает, К югу на нем вскорь умчатся грачи. В окна всё ветви засохшие бьются - Азбука морзе осенней тоски. В пыльном оконце, в стёклышках вьются Серого неба, простора мазки. В крохотной спальне спокойно и пусто: Только кровать, шкаф и письменный стол. Духом табачным пропахли здесь густо Стены в дыму и состаренный пол Скрежет железной кровати раздался, Сонный и низкий послышался вздох. Мыслей сумбур из дремоты поднялся - Автомобиль Морфея заглох. Встал человек, и под кожей надтреснуло: Клокот латунных новехоньких спиц. Что-то затикало, мерно и веско, Вторит в унисон ему стон половиц. Лет тридцати, превысокий и крепкий Стройный мужчина посмотрит в окно. Будет в лицо ветер утренний, терпкий, Холодом тело обожжено. Утро заспанное, утро воскресное. Связной мысли в голове ни одной. Снова потянется времечко пресное И дождевой окропится водой А за стеной разговоры и топот: Многоквартирный проснулся уж дом. По этажу прогуляется ропот, Музыка дома, воскресный трезвон. Шумной толпой во дворы высыпаются Лучики детских смеющихся лиц. Их голоса кто куда разлетаются - Радостный щебет малюсеньких птиц. А рядом с ними сидят, балагурят, Смотрят за ребетней мужички. С проседью все, самокруточки курят. С лавки слетают газеты клочки. "Эй, подходи, поболтаем, товарищ! Притормози, посиди, отдохни! Бегаем в мыле, всё не погутаришь! Хоть папироску возьми покури. Что-то деньки в октябре подморозили, В небе, громадная, в гало луна! Ветры от севера к нам заелозили - Больно уж грянет зима холодна! Сам как? Не болен? Простуда не мучит? Спал ты с лица-то, в расстройство пришёл. Жить одному всё тебе не наскучит? Нет бы, чтоб бабу какую завел-" Выпустил дым, и в усы усмехнулся, И улыбнулся Василий Жарков. Робкий, в смущеньи, сосед затянулся, Сел и поник, покраснев до висков. Лезвием солнечный луч разрывает В клочья стальное небес полотно, Двор ручейком из белил заливает, Липнет на людях серелым пятном. Меж разговором встревает заноза, Рвется беседы хлопчатая нить. Чем же пополнится беглая проза? Что же еще к разговору подлить? Женщина в черном, с лицом незнакомым, Мимо, как призрак, идет по двору. Дверь притворяя рукой невесомо, Входит, как ласка вскользает в нору. "Эта? Да вот, заселилась недавно Из Ленинграда, актриса навродь. "Бывшая", видно, каких тут немало... "Здрасьте" сказать соизволила б хоть! Вдруг на пороге, слегка покачнувшись, Женщина в черном плечом повела. Будто услышав, весь двор, обернувшись, Взглядом двух угольных глаз обвела. На Металлурге взгляд клином сошелся. В голову метят два дула зрачков. Холод потоком по телу прошелся - Шиворот полон Арктических льдов. "Здравствуйте", - из глубины раздается. Маленький рот не разжался почти. И ничего больше с губ не сорвется: Стихло, как ветер во мраке ночи. Дерева треск, и хлопок облегченный В воздухе крохотной льдинкой застыл. Давит Василий смешок напряженный. У Металлурга висок вдруг заныл. Липкое чувство никак не проходит. Всё в тишине, неживой и густой. И Металлург, попрощавшись, уходит, Вдруг окликает Василий: "Постой, Завтра, ты помнишь, какое есть дело? Как серебром засияет луна, Ты к нам спускайся свободно и смело: Завтра внизу ожидает Она. "Завтра? Конечно." - он странно рассеян. Тихо. Лишь скрежет латунных заплат. Всюду Бесцветным туманом развеян Сладких, столичных духов аромат