scarlet trail

Тэхён стоял под холодным душем, потеряв счёт времени. Все его мысли были заняты Чонгуком. До этого он не мог представить, как человек может занять в его голове столько места, что для других забот его уже не останется. Растрёпывая волосы, что тянутся до середины шеи, смывая остатки шампуня. Сомневался ли он в своём решении взять его в сабмиссивы? Нет. Он был уверен, что сможет дать Чону всё, что не смогли другие. Тэхён вообще не светил своими предпочтениями на территории университета — ему не нужны проблемы, поэтому держал анонимность до последнего, со всеми бывшими — тоже. Чонгук стал для него покладистым, но нерешительным, сомневающимся, боящимся. Это должно было умилять, но сеяло сомнения. Всё ли Тэхён делает правильно? Тэхён ненавидел сомневаться в своих действиях, а реакции Чона способствовали этому каждый раз. То, как он нерешительно опустился перед ним на колени, можно было списать на неопытность, страх, но разве Тэхён давал повод бояться его? То, как отводит каждый раз взгляд, лишний раз не задаёт вопросы… Стоит провести с ним ещё раз нравоучительную беседу о доверии, иначе Тэхён навредит его психике, не подозревая об этом. Оставляя мокрые отпечатки стоп на полу, он повязывает полотенце на бёдра, выходя из просторной душевой. Голова всё ещё тяжёлая. Выжимая остатки влаги из кончиков волос, вертит головой, так, что пару ещё сырых прядей ударяются об лицо. На телефон поочередно приходят уведомления, но реагировать на них нет желания, если только это не сообщения от Чонгука с новым отчётом. Стоит выпить — это разрядит, поможет лучше проанализировать свои действия, отвлечься и сосредоточиться только на Чонгуке и последних днях их взаимодействия. Войдя на кухню, он обвёл взглядом помещение, остановившись возле тёмно-серого стола, к которому были приставлены кресла на высоких тонких ножках, кидая на него телефон, Тэхён словно отбрасывает ненужное ему сейчас общение. Он уже знает, что сегодня у Чона выходной, хотя там была дополнительная лекция по истории для не сдавших экзамен в первый семестр, но его сабмиссив таким не является и отправлять его туда не имело смысла. Пусть отдыхает. Когда Тэхён сказал, что выучил всё его расписание, он не врал — от него ведь ждали контроля. Единственное, что сейчас занимает его голову — как помочь Чонгуку раскрыться, как лишить его страха, научить доверять полностью, чтобы не нужно было прилагать усилий, чтобы тот рассказывал, что чувствует. Страху в их отношениях не место. Именно поэтому Тэхён откладывает сессии, хотя уже всё просчитал и продумал, что именно будет делать в их первый раз. Но он знает — саб ещё не готов. Спешить некуда. Назвал как полагается — галочка. Встал на колени — галочка. В этих огромных глазах, округленных на пол-лица, всегда всё видно: смущение, радость и благодарность. Последнее Тэхён обожает больше всего. Потому что с другими Тэхён чаще слышал «спасибо», чем видел его на самом деле. Чонгук умеет быть благодарным, даже если сам в это не верит. Его улыбка становилась всё шире с каждой похвалой и терялась, когда им были не особо довольны. Опять же, растерянность там играла куда большую роль, чем любые другие чувства. Нет, Чонгук точно знает, чего хочет, просто не знает, как об этом заговорить. Страх ошибки? Возможно. Вот если бы Тэхён дал ему список: «10 правил, чтобы угодить доминанту», дела бы обстояли проще. Но готовые настройки не нужны. Он хотел видеть сабмиссива настоящим, а не чётко следующим указаниям, не понимающим, что именно делает. Чонгук не робот, не игрушка, его нельзя запрограммировать под свои желания, только договориться. Свет, бьющийся с улицы, приглушают тёмные стёкла. Тэхён размешивает сахар на дне кружки с фруктовым чаем, пролистывая диалог с Чонгуком, выписывая моменты его нерешительности или ошибок в блокнот. Тэхён просто не может помнить всё. Иногда нужно собраться с мыслями, увидеть их суть, и лучшее решение — записать, особенно перед подготовкой к разговору или когда нужно просчитать следующие действия, дать какое-либо поручение, потому что уверен, что этого ждут. У Тэхёна это впервые. Он не особо требовательный в самом начале, потому что обучение — процесс долгий. В отличие от своего близкого друга Чимина, который берёт себе только опытных сабмиссивов, и у него куда больше требований к безукоризненному послушанию с первых секунд отношений. Он ведёт себя иначе: сразу рассказывает, чего ждёт и хочет видеть от партнёра, какие слова слышать, а какие нет, что никогда не простит даже после наказания. Его сабмиссивы надолго не задерживаются, потому что думают, что Чимину в радость каждый раз повторять одно и то же. Ладно, если бы это было в первые месяцы, недели, если бы ему рассказали или хотя бы попытались оправдать свой промах — другой разговор, но нет же. Все, как один, твердят: «А что в этом такого? Я что, всегда должен вам угождать?». Интересно, чем думают те, кого он выбирает? Действительно ли они знают, кем Чимин является для них, или это всё просто игра? Для Чимина уж точно нет. Будучи девятнадцатилетним помощником директора в компании по грузоперевозкам, где каждый шаг должен быть отлажен, чей отец всегда ждёт наилучших результатов и не прощает ни одной ошибки, едва ли он мог стать кем-то другим. В чём-то они с Тэхёном схожи, например, в отцах. Тэхён грустно улыбается. Он благодарен судьбе за такого друга, хотя тот был не рад чужому выбору и всегда советует не брать новичков. Это большая ответственность, поначалу больше похожая на работу, чем на удовольствие. Но Тэхён никогда его не слушал в таких вопросах, не позволял посеять сомнения в своём выборе. Да, с Чонгуком поступили подло. Его бывший, Туён, почему-то решил, что показывать знакомым фотографии своего бывшего парня, привязанного к кровати — хорошая идея, как и отпускать язвительные комментарии и отравлять воздух мерзким смехом. «Да он сам не понимал, чего хочет!» У Тэхёна вопрос — почему не спросил? «Я любил его, а ему нужно было только это». Любил, но не хотел дать близкому человеку то, что он от тебя хочет? «Я устал идти у него на поводу!» А ты хотя бы пытался? Тэхён всё ещё не знает, что его остановило тогда от ненужной драки. Он просто запомнил: раскрытый рот, красные, искусанные губы и тело, блестящее от пота, следы на руках от туго затянутой верёвки, и глаза… Вот тогда-то крышу и сорвало. В них было неудовлетворение, мольбы и отторжение. Чонгук даже в тот момент не принимал бывшего как доминанта. Тот не пытался доставить ему желаемое, просто хотел его тело, а не заморочки с сессиями и подчинением. Тэхёну словно кто-то шепнул в затылок: «Он нуждается в том, кто его поймёт». С Туёном они больше не разговаривали. Он вычеркнул этого человека из жизни. Его лицемерные слова отравляли голову, его не хотелось не видеть не слышать. Накинув футболку и свободные брюки, Тэхён ставит кружку на рабочий стол из тёмного дерева, откидывается в кресле, таращится в потолок. Свет от монитора компьютера едва освещает лицо. Здесь всегда мрак, даже днём. В кабинет не попадает ни лучика света, что только раздражает и отвлекает. Нужно бы заняться работой, но голова совсем ватная. Работать архитектором в компании своего же отца — задача не из лёгких, потому что тот даже со всей своей благосклонностью слишком требовательный. Так вот откуда в Тэхёне эта черта… От матери досталось спокойствие, безмятежность, трезвость и умение любить. Правда, это чувство уже предало однажды, поэтому теперь он его сторонится. Чимин, что привёл его в тему, обещал, что в ней Тэхён найдёт своё спокойствие, человека, который примет и разделит его желания. Но первый же сабмиссив не поддался контролю, постоянно капризничал, убегал из дома, спорил и пререкался. Стоило спросить, почему он это делает, как Тэхён услышал признание в любви, а следом: «Я не хочу быть твоим сабмиссивом, я хочу быть твоим парнем. Мне всё это не нравится, я просто увидел тебя в клубе и влюбился, решил подыграть». Тогда Тэхён понял, что ложь не всегда во благо. Он вредил психике Минхена, давая то, что ему было не нужно и лишая ответных чувств. Вернее, они зарождались, но как-то медленно, по минуте в неделю. Но Минхен устраивал истерики, плакал, требовал большего, и Тэхён правда старался дать ему заботу, поддержку, любовь, ту которой от него хотели, но сам не получал никакого удовлетворения. Он себя предавал. «Больше никогда я не предам своих чувств» — прошептал он Минхену на ухо в один из дождливых утренних дней, поцеловал в лоб и позволил уйти из дома, где ещё полгода всё напоминало о нём. Кровать в спальне пропиталась резким парфюмом сандала и зелени, комната, выделенная ему, покрытая слоем пыли, светлый рабочий стол, на который Тэхён опрокидывал его грудью, спускал брюки под тихий скулёж, вытаскивал ремень и заносил первый удар, внимательно слушая каждый вздох, следил за положением рук, дрожью спины и слезами, катящимися по щекам, после чего тут же отстранялся в сторону. Минхен никогда не получал от этого удовольствия. Он просто его мастерски играл. Его тело каждый раз отстранялось, когда он был прикован к стене по рукам и ногам, вертел головой и словно старался найти опору в чём угодно, кроме Тэхёна. Тогда он заглянул в его глаза и впервые заметил отторжение. Сомневался несколько месяцев, но на последующие просьбы встать на колени получал в ответ бурчание под нос и недовольное лицо, натянутую улыбку — уголки губ вечно ползли вниз, но Минхен возвращал их обратно. «Хватит играть со мной» — почти кричал Тэхён, ударяя кулаком по столу, уже не в состоянии себя контролировать. — «Что ты делаешь? Что ты вообще здесь делаешь? Зачем ты согласился стать моим, если каждый раз отторгаешь наши отношения?» Минхен плакал, не подпускал к себе, выл в комнате. К нему хотелось попасть, поговорить, узнать, в чём дело. Может быть, Тэхён перегнул палку? Но тогда ему должны были сказать, у сабмиссива всегда оставалась такая возможность. Но тот проглатывал обиду и снова играл роль. Как же мерзко… Тэхён мог уничтожить его ментальное состояние и не подозревать об этом, подорвать самооценку, оставить куда больше последствий, чем красные следы на спине. Но Минхен продолжал молчать. Его желание быть с Тэхёном, но не с тем, кем он является, отравляло. Он просто хотел, чтобы с ним были честны, но человек, находящийся рядом, преследовал только свои цели. И Тэхён ушёл сам. Говорил долго, успокаивал у себя на плече. «Я люблю тебя». «Если бы это было так, ты бы не пытался меня изменить. Ты просто хотел обладать мной, наслаждался теми чувствами, что испытывал рядом. Но не любил. Ты ни разу не говорил, что тебя не устраивает, молчал, пытаясь сделать лучше. Ты ослеп, Минхен. Ты подверг себя опасности, позволил мне себя разрушать. В этом была вся твоя любовь. — Тэхён всё ещё сомневается в правильности своих слов, но других подобрать не смог, смотря на красное раздражённое лицо. — Разве ради любви нужно так себя ломать? Не лучше ли, когда принимают таким, какой ты есть?» Чимин говорил — выпить и забыть. Но Тэхён извлёк урок, много уроков. Он анализировал свои отношения с Минхеном, чтобы понять, где допустил оплошность. Он хотел любви, но в пекло любовь, ради которой нужно перекраивать себя по кусочкам. Поэтому он просит Чонгука быть честным, слушает его во все два уха и внимательно следит за эмоциями, руками — они всегда говорят больше, чем есть на самом деле. — Будь со мной откровенным, и я сотру из твоей головы значение слова «боль», — едва шевеля губами, произносит Тэхён, выпрямляясь. Чимину всё не терпится познакомиться с его новым сабом. Возможно, Чонгук сможет расслабиться, если увидит другого сабмиссива, если подметит, что его желания есть также и у других людей, что всё это не ошибка. Юнги, конечно, не пример самого покорного саба во вселенной, временами ещё та заноза, но его непокорность потухает так же быстро, как появляется, стоит Чимину замолчать, посмотреть в заплывшие от алкоголя глаза и едва заметно сжать его колено. Чимин словно в этот момент произносит взглядом: «Место». Юнги сразу теряется, моргает быстро-быстро, сжимает руки, поджимает плечи. Светлая чёлка с мелироваными коричневыми прядками полностью закрывает глаза, говорящие: «Я виноват, я очень виноват». Сколько раз Чимин отправлял его в угол в гостях у Тэхёна, уже не сосчитать, но тот, кажется, совсем не против. Тэхён совершенно по-дружески завидовал Чимину, потому что хотел испытать те же эмоции, что и он. И сейчас, с Чонгуком, это становится явью. Тэхён уверен в своих действиях ровно до того момента, пока ему не скажут или не покажут обратное. Сомнения отступают с каждой новой их встречей. Чонгук всегда так забавно смущается, теряется в своих же ощущениях, не принимая их до конца, но Тэхён обязательно его научит и этому — ничего не бояться, только не рядом с ним. Взгляд падает на коробку, стоящую под лампой на тумбе. Ещё не время, но Тэхёну, если честно, не терпится. Нужно закончить проект по новой дамбе, иначе с него три шкуры сдерут. «С вами всё хорошо?» Не хочется вмешивать Чонгука в свои проблемы, даже если он интересуется ими искренне и из хороших побуждений. Вдруг начнёт переживать, что определённо пойдёт во вред. Он начнёт думать о жизни Тэхёна больше, чем о своей собственной. Всё не так плохо, а если будет, то Тэхён об этом расскажет. Его проблемы — только его проблемы. Как-то уже давно засело в голове. Он должен сохранять трезвость, не подвергать саба лишним тревогам. Молчание не всегда плохо. В этом случае он просто заботится о состоянии Чонгука. Тэхён надеется, что его понимают. Ведь каким бы опытным доминантом он ни был, всегда есть человеческие чувства. После десятого уведомления всё же приходится отвлечься от чертежа, мельком взглянуть на имена в конференциях и с явным раздражением отставить кружку в сторону. Тэхён не всегда может всё держать под контролем, и это его порядком раздражает. Персонал на работе смотрит на него с завистью — «пригрели сыночка». Но никто даже слышать не хочет о том, чего ему это стоило. Нет, он хотел стать архитектором, с детства неплохо рисовал, но отец всячески избегал разговора об устройстве сына. Считал, что это не его путь, что он может стать кем угодно, не обязательно следовать путём родителей. Но Тэхён не отступал, никогда не отступал от своей цели, и к восемнадцатилетию дал понять, что идёт по стопам отца не в угоду ему, а из своего стремления и желания. Чимина не звали в гости, но, кажется, тот устал от игнорирования друга, и вот уже стоит на пороге, насилуя дверной звонок. Машина припаркована на дорожке возле закрытой шторки гаража. На нём тёмная рубашка с синим отливом и брюки — наверное, только что с работы. Тэхён нехотя снимает блокировку с двери, выходя из кабинета, и скрещивает руки на груди, сверлит друга взглядом. Держит резинку в зубах, готовясь затянуть хвост, чтобы волосы не лезли в глаза — это иногда раздражает. Чимин отряхивает от мелкого дождя тёмные волосы и улыбается во все тридцать два. — До тебя, как до министра, не дозвониться, — выдыхает Чимин, отставляя ботинки в ящик, смотрится в большое зеркало, со всех граней светящееся красным, поправляет ворот рубашки. — Что-то срочное? — Тэхён всегда рад его видеть. Возможно, его друг один из тех людей, который может понять всё и без слов. — Да думал, ты тут сдох. В клубе не появляешься, на звонки не отвечаешь… Юнги уже забил тревогу, что тебя переехал грузовик, — тот по доброму смеётся, проходя в гостиную и падая на диван. — Кстати о Юнги. Почему он не с тобой? — Тэхён подходит к мини-бару, достаёт один бокал — ему сегодня не до алкоголя, — и протягивает его Чимину. — Виски, текила, коньяк, водка… — Без этого сегодня, — Чимин отставляет стакан. — Обратно ещё ехать, — он не из тех, кто садится за руль даже чуть подвыпившим. Непозволительная роскошь, разум должен быть всегда трезвым — таково его правило. — А Юнги сегодня на дополнительных занятиях по вождению. — Всё-таки разрешил? — Тэхён усмехается, знает же, как Чимин противился его любви к байкам, ещё расшибётся где-нибудь. — «Я буду самым послушным для вас, я всё-всё сделаю, пожалуйста!» — высоким голосом цитирует Чимин. — Ты видел его глаза, когда он просит? В итоге взял с него обещание, что до совершеннолетия никаких байков, только права, а там посмотрим. — Разбаловал ты его, — Тэхён опускается на пуфик, стоящий с другой стороны низкого столика. — И ничего не разбаловал! Он последнюю неделю будто специально вёл себя подозрительно хорошо, даже не пререкался, засранец мелкий, готовил меня, чтобы ошарашить просьбой. — А ты и рад, — Тэхён не здесь. Он слышит Чимина, но всё время думает о Чонгуке: где он, как он и всё ли с ним хорошо. — Конечно, рад. Он сначала задирается, как не в себе, а потом такой послушный, словно репетирует перед зеркалом, как мне ответить, — Чимин явно готовится спросить что-то важное и, кажется, уже понятно, что. Подаётся вперёд, ставя локти на колени, а руки сцепляет в замок, касаясь подбородка. — Как у тебя с Чонгуком? — Всё плавно и размеренно, — он всегда улыбается, когда говорит о нём, правда, сам этого не видит. — Говорил же, стоит только попробовать. Уже не терпится с ним познакомиться. Должен же я увидеть, ради кого мой друг поменял тактику общения с сабмиссивами. Наверное, тот ещё угодник, — смех Чимина иногда раздражает. Любит он разбавлять разговоры своими глупыми шутками. — Был бы ты моим сабом… — шипит Тэхён. — Был ты моим! — парирует Чимин. Едва появившееся напряжение сменяется долгим смехом, таким, чтобы до слёз, а внутри наконец-то наступает спокойствие. Они разговаривают ни о чём и обо всём сразу. Тэхёну это, кажется, было нужно. Потому что голова освобождается ото всех угрызений и сомнений, от боли и тяжести из-за навалившихся дел. — Хочу вручить ему тот ошейник, который заказал неделю назад. За окном уже почти вечер. Дождь сходит на нет, напоминая о себе только редкими постукиваниями по стеклу. — Что мешает? — Время. Он меня принял, как и я его, но не хочется куда-то торопиться. Думаю, после первой сессии будет как раз кстати, — Тэхён рассуждает больше для себя, чем для Чимина, внимательно его слушающего. — У вас ещё не было сессии? Месяц прошёл, ну ты даёшь, — Чимин его не узнаёт. Да, слышал бы он, что на колени Чон встал перед ним только пару дней назад, побежал бы мерить Тэхёну температуру. — Мне нравится наблюдать за тем, как он сам узнаёт себя, как он учится. — Ну, тогда жду, когда ты вручишь ему учебник за десятый класс, — прыскает Чимин, прикрывая рот кулаком. Тэхён познаёт с Чонгуком что-то новое для себя — терпимость, потому что он сам его выбрал. Улавливая на лице Чимина негодование, а после подёргивание колена и то, как он потирает руки о штанину, Тэхён смотрит на телефон в его руке и кивает, мол, что-то случилось? А после слышит голос Юнги из динамика, невнятные слова пьяной речи. «Господин, я хотел выпить всего бокал, так вышло… Вы приедете?» — Порадовался, блять, послушанию… Сам сглазил, — кадык от его резких глотков ходит под кожей туда-сюда. — Может, что-то случилось? — предполагает Тэхён. — Конечно, случилось! Слишком много дозволений, вот что, — если Чимин сейчас не поедет, он точно сорвётся на этом бедном стакане, который сжимает крепче с каждой секундой. Тэхён почему то уверен, что Юнги не нарочно. Просто они с Чимином так долго вместе, что он иногда забывается, если разрешают слишком много и сразу. — Надеюсь, у тебя веская причина для такой выходки, — он не привык отчитывать саба при посторонних, поэтому после брошенной фразы тут же скидывает звонок. — Поеду, пока он весь мой бар не опустошил, — то, с какой резкостью Чимин проговаривает каждое слово и подрывается с места, явно не сулит ничего приятного. Ничего приятного для Юнги.