scarlet trail

Чонгук разлепляет глаза, когда чувствует поглаживание по щеке, вертится на диване, а после до него доходит. Он же голый! И приготовить ничего не успел, стыдоба какая… Господин не ругается, ничего не говорит, поднимает его на руки, позволяя ткнуться макушкой в плечо. — Господин… — саба гложет вина, не сильная, но всё же. — Устал, Колючка? — Господин подхватывает его под ягодицы, чем вызывает ещё большее смущение и потерянный взгляд. — Подумаешь, голым уснул, такое тоже бывает. Ничего в этом страшного нет. Нигде не болит?.. Чонгук готов ему сейчас отдать своё сердце из-за такой заботы, отсутствия нравоучительных лекций и просто потому что Тэхён понимающий. Потому что он заботится о сабе иногда больше, чем тот сам заботится о себе. — Не-а, нигде не болит, — Чонгук обхватывает его руками за шею, чтобы Господину было удобнее, но рьяно готов брыкаться, когда его уносят в незнакомую спальню, где он бывал всего пару раз. — Я тоже не против, — Господин откидывает тёмное одеяло, — чтобы ты спал со мной. Вот так просто? Стоило один раз его спросить? А Чонгук ходил два дня и думал, не будет ли это предложение торопить события. Саб всё ещё смущён — одно дело быть готовым к тому, что тебя увидят голым во время сессии, психологически настроиться на неё и проявить свои грани личности как саб. Но совсем другое — когда тебя буквально «застукали» спящим на диване. Накрывает стыд с налётом смущения. Хочется вскрикнуть и тут же забиться в угол от смущения. — Ляжете со мной? — Чонгук накрывается одеялом с головой. Вот теперь его оголённые части тела точно не видно. — Конечно, если тебе так будет спокойно, — Господин присаживается на край, расстёгивая пуговицы на рубашке. Может, ему помочь? Снять брюки, сделать массаж плеч? Побыть немного услужливым, ответить заботой на заботу. Руки так и тянутся. Саб вовремя себя останавливает, смущённо натягивая одеяло по самый нос. А может быть, просто спросить? Или самому проявить инициативу? Так хочется… Чонгук тянется, касается уже спущенной наполовину тэхёновой рубашки, но тут же отдёргивает руку, когда дом поворачивается в его сторону. — Ты что-то хотел? — Господин усмехается, а Гук ещё больше прячется, отводя взгляд. Вот же блин… — Не то чтобы, — и взгляд прячет. — Хотел вам помочь… Тэхён смеётся, но не со зла. Есть в этом сдержанном смехе что-то тёплое — Тэхёна забавляет такая нерешительность, кроткий взгляд и стеснение собственных действий. — Хорошо, — Господин останавливается. — Помоги. Чонгук забывает, что он абсолютно голый, как и про секундное помутнение. Ведёт взглядом по оголённой части чужой груди, замирает на секунду. Он, кажется, только сейчас осознал, что будет спать вместе с Господином, что может ненароком во сне прижаться к нему или довольно крепко обнять. А может, вообще залезет на него сверху? Кто знает. Чонгук перебирает в голове всевозможные варианты. — Колючка, — Господин щёлкает пальцами перед его лицом. — Сними с меня рубашку, — ох уж эти приказные нотки… Они всегда возвращают в чувство. Чонгук на них ведётся каждый раз, как в первый. Стягивает сначала один рукав, потом второй, не забывая проверять, не соскользнуло ли одеяло. Да, это, возможно, странно — чувствовать себя столь смущённо, но саб ведь не виноват в том, что испытывает. — Готово, — Чонгук держит в руках рубашку, протягивая её Господину, опускает взгляд на его брюки. Ремень гладкий, кожаный, удары от него, наверное, чертовски приятные. — Молодец, очень хорошо, — Господин отходит к шкафу, самостоятельно стягивая брюки. Может быть, его остановило смущение саба? Или он просто не хочет слушать восторженных вздохов? А может, Чонгук настолько читаемый? Столько вопросов, которые Гук не может задать, пока засматривается на отражение дома в зеркале. Напрямую не смотрит, это кажется менее очевидным. — Ты не пугай меня так, — Тэхён откидывает край одеяла, медленно ложась рядом. Притягивает саба к себе за руку. — Там дальше только пол, ну… Посмотри на меня. Легко сказать. Чонгуку кажется, что во время сессий он и то чувствует себя более решительным, чем сейчас, но всё же разворачивается, резко ткнувшись макушкой в тёплую грудь. — Трясёшься, — подмечает Господин, проводя рукой по его плечу, едва касаясь. — Сам же попросился спать со мной, — гладит по щеке и приподнимает голову за подбородок, — а теперь прячешься. Слишком близко, очень близко. Сердце бьётся так быстро, что Чонгук, затаив дыхание, просто таращится в спокойные глаза напротив. — Просто я… — господи, ну же, думай! — Тут совсем голый, лежу с вами… Вот… — Вот… — смеётся Тэхён. — Я тоже лежу голый, ну, почти. Хорошо, что он уточнил, иначе саб бы выпрыгнул из постели, как ошпаренный. — Ничего страшного в этом нет, — успокаивает его Тэхён, — но если тебе дискомфортно, можешь пойти к себе, я не обижусь. — Нет-нет!.. — моментально откликается Чонгук. Просто ему нужно привыкнуть. Он ведь не знал, что будет чувствовать себя так. Они ничего страшного не делают, напротив — ему здесь спокойнее, чем в своей комнате. — Вот почему я не звал тебя спать с собой, — Тэхён наматывает прядку его волос на палец. — Ты очень смущаешься… всегда, не считая сессий. Там тебя как-будто подменяют. — Это плохо… или хорошо? — Чонгук не понимает, как реагировать. — Это нормально, вполне нормально. Для тебя всё в новинку, — Господин косится на часы. — Пора спать. Чонгук долго разглядывает лицо Тэхёна вблизи, хотя минутой ранее закрыл глаза вместе с ним. Просто Господин оказался прав: это впервые — находиться так близко к нему, видеть его ресницы, как подрагивают губы, пока он спит, как ворочается с боку на бок. Саб замирает, когда его обнимают, не контролируя руки, закидывает их Тэхёну на плечи и его притягивают ближе. Он готов заурчать, придвигается сам и укладывает голову на плечо. Рука Чонгука, всё это время придавленная телом, затекла. Он нерешительно вытаскивает её и укладывает на талию Тэхёна, потому что больше некуда. Саб смущён от такой близости, но отстраняться не спешит, потому что не хочется. Он заснёт, просто ещё немного, совсем чуть-чуть, посмотрит на спящего Господина.

━❃━

Господин давит на голую поясницу раскрытой ладонью, придавливая Чонгука к столу, заставляя прогнуться. Найдя атласную ленту, он мастерит из неё кляп, помещает в рот и завязывает бантик на затылке Чонгука. Саб прижимается к холодному стеклу, придерживая толстовку рукой и шире расставляя ноги. С балкона тянет холодным колючим воздухом, который пробегает вдоль поясницы, заставляя ёжиться. Свисая вниз головой, саб упирается коленками в мягкий ворс ковра. До игровой они так и не дошли. Чонгук что-то промямлил, плюхнулся на колени, задрав голову и смотрел весьма долго и выжидающе. «Колючка просит вас поиграть с ним, Господин. Пожалуйста». Либо Господин был в хорошем настроении, либо Гук научился просить, но уже спустя пару минут его уложили на кофейный столик перед телевизором, убрав с того брошенные папки и тетради саба. — Лежи, — усмиряет его Тэхён, спуская домашние брюки до бёдер, сминает ягодицы сквозь плотную ткань боксеров. Чонгук мычит толкаясь языком в ленту, слюна стекает по подбородку. Саб через силу сглатывает, чтобы не подавиться. Лента мокнет, трётся об уголки губ, когда Чон смыкает губы вокруг неё. Он пытается вытолкать её языком, но не получается. — Молодец, — Господин ведёт рукой по позвоночнику с явной силой. Давление сверху всегда вызывает в Чонгуке трепет, желание прогнуться и отдаться, покоряясь чужой воле. Саб не знает, к чему готовиться, его об этом не предупредили, но страха нет, только томящее предвкушение. Он вертит головой, старательно пытаясь разглядеть, что происходит позади. — Взгляд прямо, — Господин отходит и садится на диван, это отчётливо слышно. Чонгук повинуется, крепче стискивая губами ленту. — Тебе удобно? — в голосе прослеживается смешок. Чонгук на это только кивает. Вряд ли от него ждали другого ответа, хотя колени уже жжёт. А ещё почему-то кажется, что Господин с него взгляда не сводит. Может, в этом и состоит вся игра? Разглядывать саба в такой позе, заставлять его смущаться и гадать, что произойдёт дальше? Гуку бы понять всего на секунду. — Меня очень радует, что ты стал говорить о своих желаниях и научился правильно о них просить, — Гук очень хочет повернуться на голос, но продолжает смотреть прямо, будто на выключенном телевизоре есть что-то интересное. — Это очень хорошая новость, ты так не считаешь, Колючка? Чонгук кивает. Видно, как он соглашается? — Я всегда рад, когда ты проявляешься. Сейчас они будут разговаривать? Господин расскажет о том, какой Гук хороший и на этом игра закончится? Сабу неловко, но не так, как было вчера вечером в одной кровати. Такая уничижительная поза… Он давно к ней привык, но каждый раз реагирует на проявление Тэхёна особенно ярко. — Сейчас я буду тебя пороть, но… — Господин поднимается, Чонгуку этого не видно, но слух не подводит. — Тебе нужно будет угадать предмет перед каждой паузой, — Тэхён обходит его и встаёт так, что сабу видны его колени, запускает пятерню в волосы, оттягивая голову назад. Чонгука колотит, он возбуждён, хотя с ним ещё ничего не сделали. — Тебе нужно будет в правильном порядке назвать предметы, которыми я наносил удар. В общем количестве я дам тебе сорок. Господин отпускает и на секунду касается его подбородка. — Я не подумал, — он стягивает ленту, туго затягивая её же на глазах. Видно только лёгкие просветы, кусок стены и небольшие тени от штор. — Без счёта, своё стоп-слово ты помнишь. Это чтобы ты не хитрил, да и рот нам не нужно занимать, по крайней мере — сейчас. Чонгук считает про себя, когда Господин уходит. Шаги отдаляются и возвращаются, так, что он успевает досчитать до сорока. Не подглядеть, остаётся только надеяться на ощущения. А если он не угадает? — Если не угадаешь, получишь штрафные, — Господин то ли предупреждает, то ли утверждает. — Тебе понравится, Колючка, — всё-таки утверждает, уже, кажется, изучив его, как облупленного. «Поиграйте со мной». Чонгук, если начистоту, сам не знал, чего именно хотел. Возможно, именно этого — короткого внимания и удовлетворения взыгравших потребностей. Но он доволен, весьма. Влажная от слюны лента прилипает к векам так, что глаза пришлось закрыть. Теперь точно ничего не подглядеть. — Я дам тебе поблажку, — Господин где-то сбоку. — Называешь предмет, когда я спрашиваю, чтобы ты ничего не забыл. — Спасибо, Господин, — тянет саб с благодарностью, потому что уверен, что запутался бы уже на третьем девайсе, сбившись, задыхаясь от эмоций, волнами накатывающих на него. Чонгук вздрагивает от первого увесистого, режущего шлепка, он жжётся, но чем-то знакомым и приятным. Саб протяжно стонет, свесив голову со стола, ощущая покалывание на разогретой коже. Это слишком легко! Можно ликовать. Гук уже готов дать ответ, но держит язык за зубами, пока не спросили. Второй удар. Ноги Чонгука подкашиваются и он упирается пальцами в ковёр, чтобы не съехать вниз. Утыкается носом в стол, протяжно мыча. Так сладко, приятно, насколько бы больно ни было, ему определённо нравится. — Что это было, Колючка? — Господин останавливается. Всего два? Или будет продолжение после ответа? — Реме-е-ень, Господин… — шлёпая сухими губами, тянет Гук. — Это был ремень. — Хорошо, — тёплая кожа скользит вдоль позвонков. — Было легко, правда? Ты так его любишь. Господин не нуждается в ответе, он, скорее, просто беседует сам с собой. Чонгуку бы сейчас опуститься на пол, прижаться к его ногам и мягко ткнуть носом в колено, а после, если позволят, свернуться вокруг них клубком и лежать, изредка касаясь штанины. Чонгук был бы очень довольным, послушным, хорошим мальчиком. Саб упирается пальцами в ковёр, стараясь зафиксировать себя, чтобы не качаться из стороны в сторону. Господин здесь, он рядом. Чонгуку спокойно, легко. Он чувствует нетерпение. Желание получать боль — привычное состояние саба. Что поделать, если он такой голодный до показательной силы и власти. — Не напрягайся, — Господин останавливается, — расслабь ягодицы, иначе будет больнее, чем я рассчитываю. — Да, Господин… — Гук отвечает не сразу, голос Тэхёна слышится где-то в отдалении. — Ты в порядке? — тяжёлая рука опускается на распалённую кожу, скользит по ней ногтями, оставляя жгучий след новых ощущений. — Да, Господин, — громко выдыхает Чонгук, отрываясь грудью от стола. — Всё хорошо. — Я рад, — Господин наминает его ягодицы, щипает так, что хочется почесать во всех местах. Саб переваливается с боку на бок, пытаясь сосредоточиться на стене перед собой. Лента щекочет веки. Чонгуку приятно от того, как его трогают, как пощипывание кожи сменяется поглаживанием; череда разных ощущений отрезвляет. Тэхён отступает, оставляя саба успокоиться, подготовиться к новому девайсу. Резкий режущий удар сопровождается чонгуковым взвизгом. Он почти подпрыгивает, раскрывая рот, чтобы вдохнуть поглубже. Выступившие слезы впитываются в ленту. Чонгуку хочется перевернуться и поскорее забиться в угол. Эта боль ему не нравится. Она вызывает страх. Она набрасывается неожиданно и резко. — Чонгук? — Господин старается сохранять спокойствие, но в голосе отчётливо слышится волнение. — П-пьета, — саб всхлипывает громко и надрывисто. — Колючка… — звук падающей трости, а после Тэхён аккуратно переворачивает его. — Всё хорошо, — и гладит его по щеке, убирая повязку с глаз. — Я рядом. — Б-больно, — Чонгук тянется к его шее дрожащими руками, неловко, стараясь зацепиться. — Я прошу прощения, — Тэхён вытирает катящуюся по щеке слезу. — Больше мы к трости не вернёмся, обещаю. — Всё хорош-ш-о, Господин, — слова с трудом складываются в предложения, — просто стало очень больно. — Тебе была неприятна эта боль, Колючка, — Господин приподнимает его, держа на руках. — Сейчас мы всё обработаем, ты отдохнёшь и она пройдёт, — Тэхён осторожно целует его в кончик носа. — Я буду рядом столько, сколько тебе будет нужно. Чонгук плачет, потому что кожа ещё воспалена и успокоиться не получается. Кусает дрожащие губы, уткнувшись в плечо Тэхёна, пока тот несёт его до спальни. — Колючка, — Тэхён звучит виновато, — всё хорошо, сейчас. Саб успокаивается только когда чувствует холодное покрывало на кровати Господина. Тэхён кладёт его на живот, стягивает до конца брюки и откладывает их в сторону. — Мы всё обработаем и намажем, завтра уже ничего не будет болеть, — Господин говорит тихо, сидя рядом. Чонгук трётся лицом о простыни, вытирая слёзы. Стало спокойнее. — Сейчас я обработаю следы и нанесу крем, — Господин всегда проговаривает то, что собирается делать. — Будет щипать, но я обещаю быть осторожным… Саб только слышит, как Тэхён достаёт что-то из шкафчика, звук раскрывающейся упаковки, натягивание перчаток и брызги антисептика. Чонгук успокаивается не сразу. К боли, какой бы сильной она ни была, можно привыкнуть. Господин точно не хотел ему навредить и сейчас всеми действиями это показывает. — Колючка, — всё так же тихо говорит Тэхён, садясь обратно на кровать. — Сейчас начну обрабатывать, потерпи для меня и себя, договорились? — Да, Господин… — Ты молодец, — Господин знает, как Чонгук любит, когда его хвалят, поэтому тянет эти приятные слова каждый раз, когда проводит ватой по свежему красному следу. — Хороший. Чонгук стискивает зубы, потому что саднит невыносимо сильно, так, что язык самому себе откусить не составит труда. «Эта была неприятная боль» «Я прошу прощения» Чонгук ему доверяет даже в такой момент. Здесь никто не хотел ему навредить, заставить почувствовать себя уязвлённым и напуганным. Тэхён не хотел причинить ему нежеланную боль. — Ты хорошо справляешься, — тёплый крем наконец успокаивает ноющие следы, которые до этой секунды не давали забыть о себе. — Будем наносить крем, пока не заживёт. Никаких практик на это время. — Побудете со мной? — утирая нос от остатков слёз, бубнит Чонгук. — Конечно, мой мальчик. Чонгук ещё ни разу не называл стоп-слова. Он вообще считал, что до этого никогда не дойдёт, что он сможет принять любую боль и она вся будет приятной, но как оказалось — нет. Есть то, что он не сможет принять или выдержать. Нужно держать себя в сознании, чтобы вовремя остановить практику. Это его ответственность. Тэхён ложится рядом, пресекая попытку Гука повернуться. — Лежи на животе, — выдыхает он, — крем ещё не впитался. Это не звучит как приказ, скорее, просьба. Тэхён волнуется? Чонгук впервые увидел в его глазах вину. — Вы ничего плохого не сделали, Господин, — он решает его подбодрить. — Колючка совсем не расстроен, просто немного болит. Он должен дать понять, что с ним всё в порядке. Если бы он не заплакал, может, Господин не перепугался бы так сильно? — Сегодня мы узнали твою грань и девайс, который нельзя использовать, — Господин больше объясняет, чем рассуждает. — От этого никто не застрахован, но ты дал понять, что я делаю что-то не так, и за это я тебе благодарен. — То есть я молодец? — голос становится звонким. Чонгук никогда не упустит момента, чтобы не услышать похвалу. — Да, молодец, — Тэхён придвигается ближе. — Ты сам понял, когда нужно использовать ту часть ответственности, которая лежит и на тебе как на моём сабмиссиве. Я очень горжусь тобой, мой мальчик. Чонгук морщится от щекотного поцелуя в лоб, шмыгая носом. — Я заплакал… — Это оправданная и нормальная реакция. Нор-маль-на-я. Тебе не стоит её стыдиться, — объясняет Господин. — Или стонать можно, а заплакать, когда больно, почему-то ужасно? Это не так, Колючка, — он цокает, покачивая головой. — Все твои эмоции хорошие, нет плохих, для меня уж точно. Смеёшься — я рад, плачешь — я всегда помогу, чтобы ты больше не плакал, договорились? — Спасибо вам, Господин, — Чонгук не может на него насмотреться, особенно когда Тэхён говорит привычными монологами, без которых Господин уже не будет самим собой. Саб на них будто подсел, каждый раз заслушиваясь. — Да, договорились, — и глаза прикрывает, улыбаясь.