scarlet trail

Юнги всегда был громким, во время сессии и в повседневной жизни, не скупился на эмоции. Он открыто показывает недовольство — топает ногой и скрещивает руки на груди, дует губы и отворачивается, обязательно вздёрнув нос. Кидается к Чимину на шею каждый раз, когда тот возвращается домой, так и виснет, отрываясь носками от пола. Тянется, чтобы чмокнуть в щёку, а потом побыстрее убежать, игриво улыбнувшись дому. Мол, вы идёте за мной или нет? Слёзы Юнги Чимину не показывал. В первые месяцы их совместной жизни казалось, что тот вовсе не умеет грустить, пока Чимин не нашёл заплаканного саба на балконе высунувшим голову из окна. По правую руку лежала растрёпанная пачка сигарет, одна подрагивала в окоченевших пальцах. Юнги повернулся с натянутой улыбкой, будто ещё секунда — и из глаз снова брызнут слёзы. Саб был уставшим, раздавленным и прячущимся, отворачивался, когда доминант пытался развернуть его к себе, извинялся, сам не понимая, за что. Чимин его обнял, прижал к груди, позволяя спрятаться, держа за дрожащие плечи. У Юнги тогда ничего не случилось, он был вполне доволен жизнью, потому что иначе уже поделился бы своими трудностями. Юнги просто устал, у него не было сил на то, чтобы думать, объяснять, идти дальше. За душой не осталось ничего, кроме пугающей пустоты. Чимина она тогда напугала. «Не прячься от меня», — Чимин собирал его слёзы пальцами, вытирая их снова и снова. — «Ты для меня больше, чем сабмиссив» Чимин тогда его в первый раз поцеловал, осторожно, будто ожидая дозволения. Да, они уже тогда были доминант и сабмиссив, но, видя Юнги в таком состоянии, он на время сам снял эти рамки. Хотел дотронуться до его души, успокоить, не только увидеть, но и показать доверие.

***

Молчаливый доминант пугает, особенно когда сам развязывает себе ботинки и смотрит куда-то сквозь Юнги. Тот молчит, делает шаг назад и не предпринимает попыток предложить помощь. По глазам видно — это не то, чего бы Чимин сейчас хотел. Тяжело выдыхая, дом разминает шею, но на саба всё ещё не смотрит. Боится напугать? Или нет настроения? Юнги бы спросил, но он никогда не наседает. Захочет — расскажет сам. Поэтому, пока Чимин принимает душ, саб молчаливо сидит за столом, покачивая ногой. В голове крутится миллион мыслей о том, что могло произойти. Может, дом просто устал? Чисто по человечески? Включая чайник, Юнги придвигает стул к шкафчикам и с кряхтением, не без труда забирается на него, чтобы достать чай, расфасованный по белым пакетам. Это должно помочь. — Господин?.. — обернувшись на звук шагов за собой, тихо роняет Юнги. — Сделать вам чай? Вы голодны? Чимин молчит. Это оседает тяжёлым грузом на тонких плечах. Саб вцепляется в пакетик, провожает уходящего дома взглядом. Юнги бросает взгляд на часы. Нужно дать ему некоторое время побыть одному, прийти в себя, а потом он обязательно зайдёт и предложит чай ещё раз. Но сейчас не время. Юнги не лезет, если видит, что момент неподходящий, если раздражённость Чимина видна, даже когда тот пытается её скрыть. Он быстро находит себе занятие на это время, но всё равно искоса поглядывает на часы. Раскладывая тетради на столе, он смотрит в последние конспекты, которые успел сделать на лекции, и ни черта в них не понимает. Ему бы голову оторвать самому себе, чтобы так сильно не раскалывалась. Цифры танцуют вальс перед глазами, а рука вместо формул выводит непонятные каракули на полях. Юнги ждёт нужного момента, отсчитывает про себя время и, когда чувствует, что уже можно попытаться, подходит к двери в кабинет, сжимая кулак. Может, ещё подождать? Ладно, если его не захотят сейчас видеть, он просто уйдёт, даст Чимину ещё немного времени. Первый глухой стук, прижатый к нёбу язык. Саб делает нерешительный шаг. Чимин, задрав голову к потолку и накрыв лицо руками, сжатыми в замок, просто качается на стуле взад-вперёд. Ничего не делает. Значит, совсем худо. — Господин? — Юнги, не сейчас, — вот так, просто Юнги? Звучит очень сухо, хотя саб знает, нет, уверен — проблема не в нём. Ладно, ещё одна попытка по отточенной схеме. Если его всё равно выпроводят, он даже спорить не станет. Первая нога, вторая. Опускаясь на колени, Юнги укладывает руки на бёдра раскрытыми ладонями вверх. Тишина. Слышен только скрип кресла. Чимин, наверное, выровнялся или сел как-то иначе. Он сейчас смотрит на него? Юнги не видит, опустив взгляд и разглядывая узоры на ламинате. Чимин знает, что, если сказать Юнги снова уйти, он так и поступит, не будет устраивать сцен, плакаться или обижаться — это не в его характере, не его поведение. Дом уже давно его изучил. — Ну, иди сюда… — наконец выдыхает Чимин с какой-то тяжестью. Юнги ползёт достаточно быстро, усаживается рядом возле краешка стола и тянется руками к ногам, обнимает дома за икры. Потом ещё ближе, укладывает голову на колени, почти урча, ощущая весомую тяжесть от чужой руки на макушке. Юнги не произносит ни слова, потому что это не нужно, поднимается следом, когда его берут под руки, усаживая к себе на колени. Тычется носом в ключицу, касается влажных после душа прядей волос. — Прости, малыш, — звучит виновато, но Чимину не за что извиняться. Юнги прижимается крепче, замерев. Теплота ладони на коленях успокаивает. — Всё хорошо, Господин. Голоса похожи на лёгкий шёпот. Наверное, у Чимина ужасно болит голова, что-то произошло, незначительное, но выбившее его из колеи на какое-то время. Юнги никогда не знает, что происходит у него в голове, но это и не обязательно — у дома всё по глазам видно. Хоть он и пытается это скрыть, не показывать эмоций, которые считает недопустимыми. — Точно? — Чимин ведёт ладонью по спине саба, щекотно так, приятно, второй рукой двигает мышкой туда-сюда и мельком поглядывает в монитор. — Конечно, — задумчиво мычит Юнги и ногами болтает, постукивая пятками по креслу. — Так не хотите чай? — С ромашкой-то? — смеётся Чимин. — Да! — Юнги успокаивается. Он и не нервничал, только хотел показать, что он рядом. — Тогда можешь просто принести пакет, я так пожую, — дом по привычке разбавляет всё шуткой. Глаза красные от напряжения или усталости. Юнги касается ладонью его щёки, и едва заметные волоски от щетины щекочут ладонь. Юнги всё понимает по взгляду, спрыгивает с колен, когда его отпускают, и быстро убегает на кухню. Возится там не больше минуты, почти обжигает палец кипятком и сразу же суёт его в рот, посасывая, чтобы успокоить резкую, режущую боль. Вот же блин… Как всегда неаккуратный. — Господин? — Юнги заходит так же тихо — не хочет отвлечь, ставит кружку рядом с рукой Чимина и тут же плюхается на колени, не дожидаясь ответа. Тянется к ногам, прижимается к ним всё сильнее. Ему так спокойнее, просидел здесь весь вечер, изредка касаясь чужой штанины. — Вечно ты туда тянешься, — но Чимин не осуждает, видно по глазам, что нравится. — Мне приятно так сидеть, — дуется Юнги, тычась в колено, почёсывая кончик носа о ткань. Да, он иногда чересчур задорный, возможно, своенравный, дразнит доминанта, показывая язык, и изредка подшучивает, не выполняя прямые поручения. Но это всё не со зла, и Чимин знает об этом. А сейчас, когда тому нужна поддержка, пускай молчаливая, он точно не может позволить вести себя задиристо. Во-первых, не время, во-вторых, он влюблён… И не только в своего доминанта, а просто в парня по имени Чимин. — Очень приятно? — смеётся Чимин, потягивая чай, разглядывая потолок, вытягивая ноги, чем волочит Юнги следом, потому что тот вцепился мёртвой хваткой. — Очень. Им не нужно стоп-слово, чтобы понять, что одному нужна поддержка больше, чем правила темы. Чимин всегда рядом, когда Юнги тревожится из-за учёбы или предстоящих экзаменов, лишний раз не тревожит, только напоминает про завтрак и ужин, иначе саб себя голодом изморит во имя образования. — Почитаешь мне? — устало тянет дом, хотя в голосе слышится облегчение — он явно хочет отвлечься. Юнги, встрепенувшись, задирает голову и улыбается, зажмуриваясь: — Конечно, Господин! Чимин переводит взгляд на стеллаж, заставленный книгами, проводя рукой по макушке саба, перебирая запутанные пряди. — Выбери книгу на свой вкус, — дом поднимается медленно, чтобы случайно не зашибить Юнги, всё ещё сидящего у него в ногах, и кивает на чёрный диван, стоящий в углу с двумя светильниками по бокам. — Переместимся туда. Юнги вот-вот захлопает в ладоши от переизбытка эмоций, а был бы хвост, он бы точно начал им вилять. — А работа? Вы хотели… — Всё хорошо, — мягко улыбается Чимин. — Сейчас я хочу побыть с тобой. Голова уже болит, если честно, от этих бесконечных рабочих дней. Юнги, слишком радостный, тянется к полке. Захлопнув ноутбук, Чимин перемещается на диван, кидает на пол несколько мягких подушек, которые с появлением саба в его доме стали привычной частью интерьера. Юнги дотягивается до романов — там что-то лёгкое и про любовь, хотя в последнее время он больше предпочитает исторические произведения про древний Китай, с их божествами, такими похожими обычаями… Но сейчас как-то не хочется. Плюхнувшись на подушки, саб прижимается макушкой к бедру. — Себе не сделаешь чай? — слышится голос Чимина сверху. Его тёмные волосы взъерошены, торчат в разные стороны короткими прядями. Юнги любуется, думает о чём-то отвлечённом, например — как хорошо бы на доме смотрелся ободок с кошачьими ушами, а ещё бантик с колокольчиком. Нет, это совершенно не лишает его власти и не принизит как доминанта. Юнги не сможет воспринимать Чимина иначе. Но просто представить ведь можно? — О чём задумался? — дом чешет его под подбородком так щекотно и приятно, что Юнги вытягивается, готовый заурчать. — О том, что вам пошли бы кошачьи уши, — Юнги всегда говорит что думает. Незачем скрывать свои мысли. — Интересно… — выдыхает Чимин и прижимает его ближе к себе. — Но приступим, пожалуй, к чтению. Последняя фраза звучит как: «Очень хочется дать тебе по жопе, но сейчас я слишком устал». Юнги растворяется в тексте, в бегущих перед глазами строчках, иногда отвлекаясь на то, чтобы оценить взглядом эмоции дома, зацепиться за его мимолётную улыбку, прикрытые глаза или задумчивый вид. Юнги рад помочь отвлечься, дать его голове отдохнуть. Он отдаёт ровно столько же заботы, сколько получает. Вернее… Надеется, что это так. Чимин протягивает ему едва тёплый чай, держа кружку за донышко. Юнги не пытается её взять, делает глоток прямо из рук. Он любит сладкий, такой, чтобы сахар хрустел на зубах, чтобы эта жижа была больше похоже на сироп, в отличие от дома, что сахар в целом не признаёт. — Спасибо, — Чимин тянет саба к себе за руку, когда тот дочитывает главу, и усаживает к себе на колени, — что ты у меня такой. Какой? Можно, пожалуйста, объяснить? Очень-очень хороший? Он хлопает глазами, вытягивая губы уточкой, когда его чмокают, аккуратно и слишком быстро. — Вам бы отдохнуть, — Юнги не приказывает, просто беспокоится. — Может, куда-то съездить, в отпуск, например. — Если бы время было, — Чимин уходит в себя, это видно по опущенным глазам, — я бы так и сделал. — Вы себя не бережёте. — Да… Этим у нас занимаешься ты, — парирует дом, поглаживая его по щекам кончиками пальцев. — Конечно! А то ещё срывный нерв получите, — смеётся громко, надрывисто, почти хохочет, — и что мне потом с вами делать? — Не хочешь ли ты сказать, радость, что я старый? — Чимин стискивает руки вокруг его талии. — Вот и не убежишь. — Нет, вы не старый, — Юнги замолкает. Что же такого сказать… — Просто очень-очень взрослый! — Юнги… — Чимин не воспринимает его шутки всерьёз. Может, из-за того, что они не имеют двойственных смыслов и не содержат скрытых оскорблений. — Это не старый! — не успокаивается тот, пощипывая тонкую кожу. — Очень-очень взрослый! Мне всего двадцать! — А я о чём… Взрослый-взрослый Господин. Их разница в возрасте перестала беспокоить Юнги. Она не бросается в глаза, не играет никакой роли, пока они оба могут заботиться друг о друге, пока могут слышать и разговаривать о том, что их беспокоит. Юнги с Чимином спокойно, радостно на душе, и эта лёгкость… Он бы ни на что её не променял.