Вечная память-вечные муки

      — А! Только не это! Юго! Юго! — Это был Альберт, что снова спалил хлеб.       Вот что-что, а именно его он готовить не умел.        А в остальном стряпня его была отменной. Было это вызвано опытом, или же талантом, Юго не знал, но предполагал, что, скорее всего, и тем и тем. Старый Энутроф был прекрасен в готовке. Порой у него, конечно, случались некие казусы, но он смело шагал вперёд, год за годом оттачивая своё мастерство. За это Юго его изрядно уважал. Элиатроп прекрасно видел, как Альберт проходит через неудачи, вновь и вновь пробуя готовить то или иное кушанье до тех пор, пока оно у него, наконец, не получится. Зная это, видя то, как он старается и пыхтит над каждым, пусть даже самым простым блюдом, словно над своим ребёнком, его стряпня приобретала уникальный, неповторимый вкус.        Юго тряхнул головой, продолжив спускаться.       《— О, Богиня, что же происходит? Как же можно было спалить что-то так, чтобы весь дом заполонил дым? Да уж, такое ощущение, что Альберта прокляли, ибо он за столько лет так и не научился готовить этот несчастный хлеб... 》— мысленно, в который раз, посетовал на единственный нюанс в его нынешней жизни Элиатроп.       — Опять всё сгорело! О, Боги, неужели так сложно испечь пару буханок хлеба? — В голосе парня была слышна неприкрытая издёвка.        Энутроф недовольно свёл брови к переносице. После тяжкого вздоха его лицо смягчилось. Отчего злиться на парня, если он совершенно прав? Ведь действительно, разве сложно испечь пару буханок хлеба? Старик пустил смешок, рефлекторно вытирая руки о фартук.       — Не ехидничай, Юго. Иди лучше к Джейсону и возьми пять буханок хлеба, да побыстрее, нам ещё жаркое готовить. Пока солнышко высоко...       — Едут гости из далёко. Я знаю, папа. Ты говоришь это каждый день. Пап, а может? — Но не успел Элиатроп договорить, как был перебит.       — Юго, я понимаю, тебе не особо нравиться общаться с людьми, но, пожалуйста, хотя бы за хлебом ты можешь сходить? Сынок, хоть иногда, да надо появляться в деревне.       — Эх, ладно, твоя взяла, — Юноша томно вздохнул и вышел из таверны.       《Мне не особо нравиться находиться в обществе людей. Они раздражают. Их жизни скоротечны, помыслы грешны, и они готовы на всё ради самих себя. Это сейчас они такие культурные, а в нужный момент они перегрызут друг другу глотки за пару кам. Их не заботит ничего кроме собственной жизни и своего благополучия. По сравнению с Элиатропами, что являются созданиями Богини, чистыми и непорочными, эти люди зло во плоти. Я живу в этом мире всего двенадцать лет, но и этого хватило, чтобы увидеть их несовершенство. Хотя, чему удивляться? Они лишь последователи своих богов, что как раз и являются яркими примерами несовершенства. Я прекрасно знаком с этими "Богами". Люди молятся им, равняются на них, и даже не подозревают, какие те на самом деле. Пантеон Богов это лишь сборище чрезвычайно могущественных ублюдков, коих никто не заботит. Им плевать на своих последователей. Эти мрази живут лишь в своё удовольствие. Не понимаю, почему люди так любят их несмотря ни на что? Боги используют их, а потом выкидывают словно надоевшие игрушки.》       Юго погрузился в раздумья и не сразу заметил, что уже пришёл.       Ему был знаком каждый закоулок, каждое дерево, каждый цветок, что тут рос, но несмотря на это, Юго любил Емельку. Ему нравилась её простота, обыденность, рутина. Емелька была тихим и спокойным местом, именно это так нужно было Королю. Ему нужно было спокойствие, стабильность, ведь он так устал от всего, от жизни. Короля огорчала мысль, что вскоре придётся покинуть деревушку, но делать нечего, долг зовёт, да и по брату уже соскучился.        «Как жаль, что вскоре придётся покинуть это место. Признаюсь, я к нему очень привязался. Я буду скучать по этим тихим улочкам, по золотым полям, что окружают деревню, по таинственному лесу, что так и манит, по таверне, столь любимой и родной, по Альберту, что стал мне настоящим отцом... Хах, о Богиня, чем я занимаюсь? Что же, Адамай, ты был прав, я и вправду сущий ребёнок... Хм, интересно, как же там Адамай? Я знаю, что он с Гругалом, но от этого не легче. Во время войны черный дракон был тяжело ранен, да и стар он уже, как никак, за двенадцать тысяч лет. Мало ли, что взбредёт старому хрычу в голову. Эх, сочувствую я тебе, братец. После смерти Чиби Гругал стал совсем замкнутым, одиноким, он стал другим. Перестал быть тем весёлым драконом, что вечно устраивал шалости. Он стал старцем, что потерял смысл жизни. Интересно, а зачем он оставил нас порознь? Куда разумнее было бы растить меня и Адамая вместе, но нет же, ему понадобилось нас разлучить. У меня такие противоречивые чувства. С одной стороны, я хочу так всыпать Гругалу, а с другой, я благодарен ему за то, что он дал мне возможность пожить обычной, нормальной жизнью. Ох, я уже пришёл.»       Юго уже вовсю трудился на кухне. Вот уже и мясо жарится, а вот и суп кипит.       — Юго, выходи играть! — всё же решили попытать удачу деревенские дети.        Каждый из них прекрасно знал, что ничего у них не выйдет, но от этого кровь бурлила, сердце билось, а азарт брал верх.       — У меня нет времени на это. — Безэмоционально ответил "мальчишка".        Юго не любил чужих детей. Он всегда с радостью возился со своими младшими братьями и сёстрами, и в той же мере он терпеть не мог других детей, а в особенности — этих. Они раздражали Короля. Всё время ныли, лезли к нему, умоляли с ними поиграть. Юго бесило это, ему было чуждо такое. Он предпочитал проводить время за чтением, исследованиями, готовкой, помощью отцу и наедине с собой.       Юго уже разложил еду на тарелки, как тут послышался знакомый голос. Это был старый пройдоха Руэль Струд. Старый скряга всегда отказывался платить за еду. И в голове Юго созрел план.       — Юго, неси жаркое из гоббала для этого несчастного Энутрофа, — раздался громкий голос Альберта.       — Сейчас, папа! — откликнулся он.       Юго умело нарезал овощи. Он делал это далеко не впервые. Элиатроп и раньше очень любил готовить, ему нравился процесс, но больше всего ему нравились счастливые мордашки своих братьев и сестёр, что очень любили ту еду, которую он им преподносил. От воспоминаний о прошлом на лице парня появилась неуверенная, но искренняя улыбка. Юноша умело орудовал ножом, как тут маленький тофу полетел в муку, а специи и различные баночки, что покоились полкою выше над мешком — полетели вниз.       — Азз, берегись! — Он машинально вытянул руку вперёд и открыл портал.       « Наконец-то.»       Элиатроп подошёл к мешку с мукой, чтобы проверить, не пострадал ли тофу. Юго остановился и выдвинул руку вперёд, и со второй попытки у него вновь получилось открыть портал, да вот только все специи и склянки полетели вверх, а затем и вниз.       «Да уж, давно я этого не делал, почти одиннадцать тысяч лет.»       — Юго, у тебя все в порядке? — Раздался немного взволнованный голос старого энутрофа.       — Да, папа, полный порядок... Хм, надо прибрать тут поскорее, — Юноша окинул взглядом кухню, недовольно цокнув языком, и немного сердито взглянув на пернатого друга.        Азз пусть был обычным тофу, но также и другом Элиатропа. Поначалу его раздражала эта птица, но чем быстрее бежало время, тем теплее становились их отношения. Раздражитель стал вполне сносным, даже полезным, и в какой-то мере приятным собеседником, отчего каждый раз пробивало на улыбку. До чего он докатился? Предпочитает общение с людьми птице? Когда-то он задорно смеялся, слыша, как люди рассказывали о своих питомцах, словно о давних друзьях, а теперь же и сам стал одним из таких. Возможно, точнее, действительно, его недоверие и предвзятость к этой птичке была вызвана его эгоизмом и огромным эго. Со временем Король разучился ценить человеческие жизни, что уж говорить о животных? Он по-прежнему считал, что каждая жизнь важна, пусть теперь с куда меньшим энтузиазмом, но всё же считал. А также вполне чётко обосновывал, в первую очередь себе, что человеческое общение, в большинстве своём, пустая трата времени, и что оно того не стоит.       — Альберт, ты точно уверен, что у него все хорошо? Надеюсь он не испортит моё жаркое! — голос старого скряги вырвал Элиатропа из раздумий, словно пощёчина от обманутой девы, и оба чувства были для него избиты.       — Он готовит по-своему, у него уникальный стиль, но поверь мне, он мой достойный преемник. — от сказанного Альбертом хотелось провалиться под землю, чтобы более не лицезреть его, и упустить возможность увидеть грустное разочарование в родных глазах.        Альберт стал неотъемлемой, несмотря на множество отрицаний, частью его жизни. Он действительно был его папой. Юго чётко разграничил мягкое, всегда произносимое им с любовью "папа", и более строгое, пожалуй, холодное "отец", прямо как и тех, кого он так называл. Альберт был мягким и добрым, он любил Юго, а Юго любил его, пусть, пожалуй, это и было странно, но неужели он не имеет права на второй шанс? Стазисный дракон был лишь мимолетным воспоминанием в его памяти, но и этого вполне хватало. Фигура строгого, сильного воина, непоколебимого ничем вырисовывалась сама собой.        Парень тряхнул головой, решив, что лучше разобраться с настоящим, нежели ступить на тропу бесконечных рассуждений и противоречий, что казалось, ведутся в его разуме с начала времен.       — С дороги, не двигаться! — выкрикнул Элиатроп, — ну держись, сквалыга, — шепотом добавил он.       Юго ловкими движениями кидал порции прямо клиентам под нос. У тех же в свою очередь было ощущение, что он проделывал такое чрезвычайно часто, хотя никто ранее не видел ничего подобного со стороны паренька. И вот последняя тарелка летит в лицо старика. Да, именно в лицо, так, как и задумывал Юго.       — Ха-ха, два из трёх, уже неплохо! — посмеялся Элиатроп.        Альберт не стал никак комментировать выходку сына. Он прекрасно понял, что шалость эта была намеренной, и именно это забавляло старика Энутрофа. Но тут послышался грохот: кто-то снёс дверь таверны, да ещё и со стеной на пару! В помещение ввалился высокий рыжеволосый монстр.        «Что б ты провалился, Рушу! Вот почему из стольких миров ты именно в этот шу-шу гулять выпускаешь? Как только увижу этого несчастного старого глупца, я первым делом набью ему морду!»       — Класс, блестяшки! — раздался низкий, чуть хриплый голос, явно поданый монстром.       — Забудь об этом, тупая тварь, нам есть чем заняться! Бей, круши и ломай! — наставлял его собственный глаз, что на деле являлся шу-шу.       — Иди, найди себе другую деревню для убийства, поскольку эта уже занята, урод, — Зло, казалось, прорычал парень, идя прямо шу-шу навстречу.       Монстр попытался ударить парня, но тот увернулся. Парень оказался поразительно ловким, словно что ему вовсе не впервые сражаться. И, по сути, так оно и было. После очередного удара все посетители выбежали на улицу.       — Ай, какие нехорошие люди! Не переживай, Юго, я всех их знаю! — Энутрофы схватились за лопаты, готовясь напасть.        Они все разом напали на демона. Последний был явно в замешательстве. Он попытался ударить парня, но он ловко увернулся, тогда-то раздался неоднозначный хмык со стороны шу-шу, а мгновение спустя последовал удар, предназначенный трактирщику. Парень бросился к Альберту. Он окинул его взглядом, после чего медленно перевёл взор на шу-шу. Последний пошатнулся, и удивленно уставился на парня.       — Не стоило этого делать, — Элиатроп уверенно шагнул вперёд, — не следовало трогать мою семью, жалкий кусок дерьма, а теперь позволь мне показать тебе что бывает, если делать то, что мне не нравится, ублюдок, — Монстр ударил кулаками по полу, поднимая непроглядную волну пыли и мешая обзору.        Ладони Юго загорелись голубым. Он почувствовал, как энергия вакфу начала циркулировать по телу, пальцы начало приятно покалывать. Это ощущение было таким желанным и родным. Юго и не представлял, насколько он скучал по этому. И с помощью порталов он переместился на голову одержимого стража. А затем схватил шу-шу за глаз. Юнец, что был юнцом лишь телом, точно знал, что надо делать.       — Послание... — еле слышно проговорил Альберт.       Несмотря на угрозы шу-шу, Юго продолжал, и, наконец, у него получилось. Тело непутёвого стража рухнуло на пол. Король поднял глаза. Сейчас взгляд его был пуст, и при этом настолько холоден, что сам Фригост не сравниться с ним, ибо даже обитель сумасшедшего графа будет теплей и радужней, нежели взгляд этих карих глаз.        Иоп с трудом разлепил веки, но мгновение спустя вновь их сомкнул.       — Имею честь сообщить вам кое-кто важное... — было начал он, но уснул стоя.       — Так, он заглох. Знаешь, пацан, это было очень эффектно. Только вопрос — что это было? — с небольшой опаской в голосе и крепко сжатой лопатой в руках, задал вопрос Струд.       — То, что было нужно, — без колебаний ответил юноша.        Как оказалось, холоднее его взгляда было лишь одно – его собственный голос, что, словно хватка самой смерти, сдавливал шею, не давая даже вздохнуть.       — Юго, я должен сообщить тебе кое-что важное. Когда я тебя нашёл мне явилось послание, в нём говорилось о твоих способностях и твоей настоящей семье, — сглотнув подступивший к горлу ком начал Альберт.        Для старика явно было тяжело говорить об этом, особенно на сей раз. Как любой любящий родитель, он боялся отпускать своего ребёнка в мир, но прекрасно понимал, что иначе нельзя. Разумеется, Альберт старался отсрочить это миг, искренне надеялся, что он произойдёт как можно позже, но, увы, его мечтам было не суждено сбыться.        Взгляд парня смягчился, тёплые ладони легли на массивные плечи трактирщика, а нежная улыбка, словно лучик солнца, пробившийся сквозь стаи туч, появилась на лице, что, разумеется, приносило в душу старика мир и покой, медленно угомонив тревоги и думы о страшном, но неизбежном.        Столь милый момент прервали крики людей, что вновь заставили эти карие глаза охладеть, а тон стать мертвецки холодным и мрачным. Русоволосый медленно подошёл к выходу, а точнее тому, что от него осталось, окидывая взглядом всю суматоху, что там творилась. Томный вздох юноши также не приносил уверенности в сердца Энутрофов.