Вечная память-вечные муки

       Юго закрыл глаза, ощущая встречный ветер, что своими порывами норовился сбить парня, но тот лишь улыбался, отдаваясь ему, потихоньку утопая в этом ощущении, ощущении лёгкости и свободы, ветра, сильного, солёного, как и само море, над которым они летели. Солнце, беспощадно палящие всех, кто попадал под его лучи, так же было отрадно, и отчего не знал он, просто было хорошо, на это не было веской причины или чего-то вроде. Он дышал глубоко, размеренно, вдыхая грудью солёный воздух. Адамай изредка косил глаза, в потугах взглянуть на брата, но это не получалось в связи с их расположением это никак не удавалось, в итоге юному, но столь любопытному дракону только р оставалось гадать о том, что сейчас происходит в голове брата, и отчего он столь мил, ведь на это нет причин.        Юго поднял глаза к небу, устремляя свой взор на лениво проплывающие облака, до некоторых из которых он мог дотянуться рукой. Одна из его рук неизменно лежала на сумке, изредка чуть поглаживая её, не специально, скорее, в большей мере, инстинктивно, по привычке, ведь разум чётко осознавал, что сейчас, у него под боком, находится дофус с его теперь уже младшими братьями, что несмотря на свои недостатки были милы сердцу Юго, как и каждый из перворожденных.        С течением времени Килби и даже Шинономе перестали ценить их, братьев и сестёр, что в отличие от них не помнили свои жизни, и теряли память всякий раз, стоило им только появиться в этом мире в физической оболочке вновь. Все их перерождения стали для них однотипными, невзрачными, тем, что было, есть, и, разумеется, будет, так смысл ими так дорожить, если несмотря ни на что они так или иначе будут рядом, как и были до этого? Юго же занимался самовнушением, уверяя себя, что он такой же как и Килби, что братья и сестры будут всегда рядом, и горевать по ним не стоит, но всякий раз, стоило только тем покинуть свет, как на душе короля появлялась новая царапина, мелкая, незначительная, но за столько перерождений их собралось столь много, что, казалось, то подобие души, что ныне он имел, было полностью покрыто этими царапинами.        Сейчас, чувствуя под рукой такое нежное, еле ощутимое тепло, исходящие от дофусов он был счастлив, хоть и знал, что сие чувство, в особенности у него, столь мимолетно, а порой и тонко, что иногда и не замечаешь его, поэтому Юго не стал нагружать свою голову излишними думами, отдаваясь шуму вод, над которыми они стремительно неслись, песням ветра, что бил в лицо, но даже это было отрадно, солнцу, святящему беспощадно, дарующему свою тепло всякому, стоит лишь тому захотеть, и, конечно, чувству, медленно, словно тягучий мёд, заполонившим его нутро.        Адамай уже изрядно устал, но держался стойко, то-ли желая казаться сильным, то-ли не желая прослыть в глазах ещё большим беспомощным ребёнком, впрочем, все это было разными сторонами одной камы.        Ад, несмотря на столь мимолетное знакомство с собственным братом, уже искренне им восхищался, ставя в пример, вознося в собственных глазах, боясь его неодобрения, и сия политика, несомненно, в какой-то степени, пугала элиатропа, заставляя всерьёз задуматься о том, а действительно ли на сей раз он действует верно? В планах Юго не было пункта стать неким идолом, кумиром, в глазах собственного брата, пожалуй, это было последним, чего бы он желал, и, увы, именно это и случилось.        Адамай и раньше всячески пытался подражать брату, но это стремление пропадало, стоило лишь тому подрасти, но сейчас оно не пропадает, напротив, крепчает, всё же обстоятельства на сей раз другие, совершенно другие.        Изредка в голове юного, ещё совсем горячего дракона вспыхивали всевозможные до боли абсурдные и неуместны идеи, которые тут же пресекались заботливой рукой близнеца, любезно бьющего по голове, тем самым призывая не выпендриваться и продолжать спокойный, но быстрый полёт над водяной гладью.        В один момент, видя как брат устал, Юго нырнул головой вниз, тем самым пугая дракона. Элиатроп вынырнул из портала, чуть улыбаясь, упиваясь страхом, вызванным столь простым действием, в глазах брата. Парень нырнул в очередной портал, прежде чем брат посмел бы его упрекнуть, сетуя, что такое действие опасно и необдуманно. Всю злость и детский испуг как рукой сняло, и спустя мгновение Адамай рванул вслед за Юго, пытаясь того нагнать.        — Так не честно! — жалобно пропищал Ад, — Ты большую часть пути на мне ехал, а теперь когда я устал решил гонки устроить! — обиженно выкрикнул дракончик, даже не замечая, что образ брата, стремительно несущегося перед ним резко пропал.        Эта деталь до юного дракона дошла не сразу, а когда всё же он осознал это, было уже поздно. Юго выпрыгнул из портала, на спину брата, тем самым пугая его.        — Трусишка, — фыркнул он, легко улыбаясь.        — Не правда! Я просто не ожидал такого! — возмутился Адамай, поток мыслей которого был прерван звонким смехом брата, заглушающим даже свист ветра в ушах, что, поначалу, казалось невозможным.        Дракон обиженно хмыкнул, рванув вперёд, тем самым скидывая брата с себя. Юго лишь недовольно цокнул, зная, что брат не обиделся, так, лишь сделал видимость. В голове тут же созрел план, абсурдный, рисковый, и совсем не по годам и статусу, но элиатропа это мало волновало. Несколькими порталами он оказался возле брата, сбросившего скорость. Адамай мельком, взглядом, в котором отчётливо читался такой простой, но нужный вопрос, взглянул на близнеца. Последний же, мгновение спустя, расставил ноги и руки в стороны, позволяя себе падать вниз. Поначалу Ад лишь закатил глаза, насмешливо фыркая, но с каждой секундой ухмылка сползала с его лица, в страх крепко брал за глотку, впиваясь в неё своими длинными, мертвецки холодными когтями. Дракончик рванул вниз, моля богиню лишь об одном – лишь бы успеть. Но стоило ему опуститься ниже, как брат пропал из виду, оставляя лишь страх, древний, первородный, ранее не виданный.        — Ну ты ещё заплачь, малыш, — насмешливо плюнул Юго, удобно устроивший на спине брата.        Адамай встрепенулся, дернулся, но Элиатроп все равно удержался на спине близнеца, более того, чувствовал себя вполне комфортно, словно такое переживает не в первый раз. Дракон облегчённо выдохнул, но тут же нахмурился, собираясь высказать брату всё, что накипело за последние пять минут. И стоило только ему набраться решимости, как он увидел перевернутую мордашку брата, а секунду спустя хвост его же шапки ударил ему в лицо, и тот недовольно скривился. Ад пустил смешок, тут же успокаиваясь, но все же желая начать диалог. Не успел он и пискнуть, как получил ответ.        — Тебя легко разозлить, это плохо, весьма плохо. На поле боя голова должна оставаться холодной, ты должен мыслить здраво, а не кидаться чуть что в огонь и пламя, ради чего-то незначительного, — Голос Юго вновь звучал тихо, приглушенно, холодно, словно у старца, видящего на пороге смерть, более не цепляющимся за жизнь.        — Незначительного? — робкий голос разорвал тишину, повисшую на мгновение.        — Да, — ответ был короткий, но его тон, то, как холодно, но осмысленно сей ответ был произнесен, заставляло убедиться в одном – у кого, а у Юго сомнений нет, ибо время развеило их по ветру, или так лишь казалось?        Братья вновь замолкли, погружаясь каждый в свои мысли. Чем ближе они были, тем сильнее на них давило происходящие.        Юго дышал глубоко, размеренно, глаза его были закрыты, а ветер тихо, спокойно, ласкал лицо и ладони, изредка выставляемые под его потоки. Резко Адамай встрепенулся, что не осталось без внимания его близнеца. Элиатроп промычал, а Дракон, словно все эти двенадцать лет жил с братом, безошибочно определил, что сие было ленивым вопросом, при этом удивляясь тому, как легко, без лишний мысли понял это.        — Мы приближаемся к королевству Садида, — пояснил он, чуть сбрасывая темп.        Юго лениво разлепил глаза, но тут же качнул головой, сев ровно, гордо, тяжко вздыхая, отчётливо понимая, что миг схватки всё ближе.        Сражения пугали его, но было это столь давно, что чувство это, ощущения от него, затерялись на задворках разума. Уже очень давно он перестал ощущать страх, просто потому, что ничто не могло у него его вызвать. Битвы стали бытом, монстры и чудища не более чем тофу, представшими перед ним. И даже сама смерть ныне была если не соратником, так товарищем, давно знакомым, а порой столь ожидаемым. Но сейчас он чувствовал столь утерянное ощущение, сейчас он волновался, действительно переживая за исход битвы. Последний раз такое он ощущал не очень то и давно, если брать в учёт счёт прожитых им лет. Но даже тогда он не чувствовал страх, лишь пустоту, заполонившею его. Сейчас же это был он, действительно он, первородный, сжимающий глотку своими ледяными когтями, скребущий ими же на душе и сердце, туманящий разум и взор, слух и осознание, страх. Причины его Юго не знал, впрочем, знать и не хотел, ибо даже у него не всегда получалось взглянуть ему в лицо, не говоря уже о том, чтобы дразняще ухмыльнуться ему. Одно он знал чётко, словно верующий молитву своему божеству, чем бы этот страх не был вызван, чтобы ни стало его причиной, нахождение ответа на этот вопрос будет последним, чего он желает в сей миг, ибо там, где-то далеко внутри, он уже знал ответ, но он был столь ужасен, столь страшен, что разум отказывался его принимать, не говоря уже о том, чтобы позволить ему сорваться с уст.        Юго скептично кинул взгляд в даль, подмечая, что стража, стоило лишь им их заметить, воспряла, но не от томительного ожидания, а от некого страха и гнева, взявшегося невесть откуда, и явно на деле являющегося лишь подобием, жалкой тенью того, что они якобы чувствовали.        Элиатроп вскинул брови, недовольно цокнул, проводя рукой по лицу, словно омывая его от предстоящей беседы, а возможно и драки, сомнений в исходе которой не было.        Кра угрожающе натянули тетиву, все как один, словно механизм, став в стойку, блистая своим мастерством и дисциплиной. По команде они выпустили стрелы.        Юго разочарованно оглядел то кра, то выпущенные ими стрелы. Ни одна стрела так и не достигла цели, что заставляло усомниться в их профессионализме, а в месте с этим простонать от осознания того, с какими же дилетантами ему придётся работать.        — Что они делают? — удивленно спросил Адамай.        — Что ж, будем надеяться на то, что хоть какое-то подобие разума у них есть. Ныряй в портал, буду учить тебя дипломатии.        Ад, без капли сомнений, выполнил приказ брата. Перед близнецами предстали воины кра, на вид бывшие суровы, да вот на деле оказавшиеся дилетантами, которых Юго ещё не видовал.        — Без лишних слов: нам нужно поговорить с принцессой Амалией Шеран Шарм, а если вздумаете начать нас атаковать я буду вынужден защищаться, что вам вряд-ли понравиться, потому что не видел ещё я человека, которому нравилось ощущение переломанных костей, а так же металлический вкус во рту, и все это с примесью ужасной головой боли.        — Да ты, я смотрю, братец, сама дипломатия во плоти, — ехидно подметил Адамай, чуть посмеиваясь.        — Замолчи, — коротко отрезал его близнец, — Ну так что, какой вариант выбираем, милейшие? — лукаво, сопровождая свою улыбку хрустом собственных пальцев, поинтересовался Юго, надеясь на один ответ, желая же получить совершенно другой.        Король Садида оглядел присутствующих. Перед ним стояли близнецы, элиатроп и дракон, позади же них было несколько воинов кра, изрядно побитых, при этом серьёзных увечий у них не было, лишь синяки и царапины, любезно, разумеется, в знак знакомства, оставленные элиатропом. Садида хмыкнул, чуть клоня голову в бок, как бы подмечая для самого себя, что они, по крайней мере Юго, оказались в точь в точь такими, какими их описывала Амалия. Окхарт подошёл к братьям, сверху вниз оглядывая их. Он поклонился им, усмехаясь своим мыслям, мгновение колеблясь, а действительно ли их стоит озвучить?        — Господин дракон, для меня честь вас лицезреть, — Садида поклонился Адамаю, в ответ на это элиатроп лишь закатил глаза, но следующая реплика его весьма удивила, — Господин Юго, — Король Садида улыбался робко, словно пробуя, как же к этому относится собеседник, — Я весьма наслышан о вашем пылком характере, что, по словам очевидцев, и драконий пыл способен уделать, впрочем, судя по страже, слухи не шибко то и врут, — Окхарт вернулся в прежнее положение, легко улыбаясь, видя, как на лице парня сначала появилась лёгкая ухмылка, а позже негодование, мгновенно сменившееся осознанием и неким недовольством, что, в принципе, было напрасно, ибо как порой говорил сам элиатроп, на правду зла не держат, но отчего-то он забывал сие нравоучение стоило речи зайти про него.        Юго хмыкнул, ухмыляясь, словно оценивая короля, и тот это прекрасно видел. Окхарт бегло пробежался взглядом по присутствующим, и, если, казалось, дракон должен был приковать всё внимание к себе, то это лишь казалось, ибо взгляд цеплялся за юношу, стоящего гордо, прямо, держащего голову высоко, смотрящего холодно, оценивающе, выискивая в собеседнике малейшие, пусть и незначительные недостатки, и это вкупе с его юным возрастом поражало, в некой степени оскорбляло, и, пожалуй, пугало.        Первым безмолвную дуэль меж королями, пытавшийся увидеть в собеседнике как можно больше о нем, прервал Юго.        — Амалия уже успела посетовать на меня и мой мерзкий характер? Полагаю, сейчас моя очередь? — без капли сомнений, чётко и ясно, словно страждущий на паперти, обиженный судьбой.        Окхарт ухмыльнулся, удовлетворительно хмыкнул, а после чуть качнул головой, отгоняя так некстати всплывшие воспоминания.        — Амалия и Евангелина отправились в лес        — А Иоп и Энутроф? — поинтересовался Юго, подмечая, как король садида стыдливо отвёл взгляд в сторону.        Он лишь тяжко вздохнул, но и этого было вполне достаточно, чтобы понять что в общих чертах случилось.        Адамай покосился на брата, хлопая глазами, элиатроп же стоял неподвижно, задумчиво, а после встрепенулся, словно что-то обдумав и для себя уже решив, но так любезно забыв поделиться своим умозаключением с окружающими его людьми, внимательно наблюдающих за ним.        Юго поднял глаза, окинув всех столь пронзительным, смотрящим насквозь взглядом, в котором читалась некая решительность, но никому не было ведано в чём именно она должна была проявиться.        — Вы должно быть устали, позвольте провести вас в вашу комнату. Если вы не против, я бы хотел сделать это лично, — Окхарт скромно улыбнулся, томно ожидая ответа.        Адамай взглянул на брата, тот же лишь утвердительно кивнул, склоняя голову в знак почтения. Король садида сделал тоже самое, после чего они вышли из залы.        Два короля шли впереди, оставляя дракона позади, за своими спинами, в месте с этим погружая его и в неведение касательно их безмолвного разговора, что к концу приобрёл такие страсти, что в глазах короля садида, пусть и на мгновение, вспыхнул огонёк страха, и чем он был вызван Адамай понять не мог.        Адамай спал неспокойно, ворочаясь во сне, что не укрылось от его близнеца. Юго сидел около открытого окна, смотря куда-то вдаль. Мысли в голове звучали тихо, в некой степени лениво. Прохладный ветер обдувал лицо и тело, а свежесть, вперемешку с запахом леса, приправленного росой, легко, но настойчиво, лезла в нос. Тихое пение птиц, сопровождаемое шелестом листвы, успокаивало, помогало собраться с мыслями. Солнце всходило на небосвод неторопливо, позволяя насладиться утренней негой.        Юго повернул голову к спящему брату, что спустя мгновение очнулся в холодном поту. Адамай дышал тяжело, глубоко. Элиатроп спокойно, тихо, подошёл к брату, садясь на край кровати, на которой тот спал. Дракончик перепуганно уставился на близнеца, на мгновение колеблясь, подбирая слова, но долго тянуть боу Мяу за хвост он тянуть не стал.        — Меня разбудило древо жизни. Они уже здесь, — перепуганный, но громкий голос произносил всё чётко, без капли сомнений.        Элиатроп тяжко вздохнул, омывая лицо руками. На вид он был спокоен, ничто не выдавало его волнение и страх, засевший глубоко внутри. Юго потёр переносицу, после чего поднялся с кровати.        — Вставай, у нас много дел, — холодно, но чётко проговорил парень.        Близнецы зашли в залу, в которой уже собрались остальные члены их небольшого заседания, коих было не столь много.        Адамай рассказывал план действий, а так же то, что их себя представляет противник, в то время как Юго стоял в стороне, внимательно слушая, чуть кивая, но стоило брату запнуться или ошибиться, как он робко, мимолетно, качал головой, что не укрывалось от Ада. В конце обсуждения дракончик кинул быстрый, наполненный благодарностью взгляд в сторону близнеца, безмолвно говоря ему спасибо за то, что пусть по своему, но тот его поддержал. Элиатроп не проявил ярой любви, не успокаивал брата, он лишь стоял рядом, наблюдая за ним, позволяя справиться самому, а в случае чего поправляя, помогая исправить ошибку так же, самому. Драконы испытывали гораздо меньше эмоций, нежели чем люди, и куда скудней, поэтому такой род своеобразной поддержки был как нельзя кстати.        Юго подошёл к выходу, бросая взгляд то на него, то на близнеца, безмолвно говоря, что тому нужно последовать за ним.        — Мы найдём Амалию и Евангелину, — коротко кинул он, выходя из залы.        Парой ловких движений Юго создал мощный поток вакфу, снесший противника. Евангелина и Пин‐Пин обернулись, немного удивленно посмотрев на друзей. Монстр встал, но на сей раз был прибит к земле куклой Амалии. Близнецы приземлились рядом с принцессой.        — Хорошо ты его приложила, — присвистывая подметил Элиатроп, после чего бросил свой взор на девушку, стоящую перед ним.        — Я смотрю вы не очень то сюда и спешили, — Добро, но с каплей усмешки подметила садида, легко улыбнувшись.        — Пф, — закатил глаза Юго, — Сама сначала попробуй на другой конец света за дофусом слетать к идиоту зовущемся стражем, тогда и поговорим, принцесска, — На первый взгляд едкая фраза была произнесена с некой любовью и теплом, нотки которого проскальзывали как и в голосе, так и во взгляде каких глаз, устремленном на девушку.        Адамай пустил смешок, но стоило близнецу мимолетно, но зло глянуть на дракона, как тот тут же угомонился.        — Ты уже можешь опустить меня, — раздался голос кра.        — А ты изменился, — подметила Амалия, осматривая иопа с головы до пят.        — Ну всё, теперь уж точно готов сердца девушек завоёвывать, хотя, кого обманываю, тебе, смею предположить, и одного хватит, — бросая пронзительный взгляд сначала на стража, а после кося его на Евангелину, проговорил Юго, тут же получая легкий толчок в спину, инициатором которого была никто иная как Амалия.        Адамай косо взглянул на брата, последний же лишь закатил глаза.        — Зануда, — буркнул он себе под нос, закатывая глаза.        — Ну простите, что я мешаю вашим любовным интрижкам, — плюнул Ад, через секунду осознавая, что именно он сказал, а мгновение спустя уже начав жалеть об этом.        Юго неоднозначно хмыкнул, беря себе данную фразу на заметку, зная, что в ближайшем споре непременно использует это высказывание сорвавшееся с уст брата против него.        Ребята обернулись, видя, что на месте, где ранее лежал монстр, теперь было пусто. Евангелина и Адамай смотрели озадачено, Пин-Пин же с неким азартом в глазах, а в то время как Амалия лицезрела сие с мимолетным страхом. И лишь Юго не стал кидать многозначительный взгляд, вместо этого с его уст сорвалась глубокая, наполненная смыслом, отражающая все его эмоции, фраза.        — Блять...        Яркие столбы света, а что на самом деле были столбами вакфу, уходили далеко ввысь. Авантюристы озадаченно смотрели на сие, прибывая в шоке.        — Вот... — Но прежде чем элиатроп успел вымолвить хоть что-то, его рот был закрыт девичьей ладонью.        Он удивленно, зло взглянул на Амалию, грубо убираю её руку, та лишь вскинула брови, окидывая взглядом всех присутствующих.        Из портала Появились огромные часы, бесцеремонно и беспощадно разрушающие все на своём пути.        Руки парня непроизвольно сжались в кулаки, а злость начинала кипеть всё больше и больше. Перед глазами мелькнули мимолетные образы той битвы, но даже этого хватило, чтобы сердце сжалось, а старые раны вновь начали кровоточить, но на сей раз не на яву, а в его собственной голове.        — Занятно, — разрушил тягостную тишину знакомый, одновременно любимый, но ровно столько же ненавистный голос, принадлежащий его собственному брату, некогда бывшему ему опорой и тем, на кого он мог положиться, тем, кто знал все его тайны, знал про него всё, и даже учитывая это принимал его таким, какой он есть.        Мертвецки холодные руки Килби легли на плечи Юго. Длинные, тонкие пальцы сжали их, хвастаясь железной хваткой, что на деле была лишь неким отголоском какого-то воспоминания. Он надавил Королю на плечи, заставляя того чуть осесть. Холодные ладони легли на щёки, а длинные, острые ногти чуть царапали их. Руки вновь сместились ниже, оказываясь на шее парня. Килби сжал горло брата мёртвой хваткой, перекрывая ему кислород. Юго потянул свои руки к горлу, но стоило им лечь на него, как он почувствовал под своими ладошками его руки. Осознание этого заставило пошатнуться. Сдерживая желание сорваться с места он попытался развернуться, но вновь сместившиеся на плечи руки не дали этого сделать. Килби упёрся своими локтями в плечи парня, руки положил на щёки, заставляя смотреть на механизм Нокса, стремительно разрушающий всё на своём пути.        — Неплохой механизм, правда? — насмешливым тоном спросил старший.        Перепуганные глаза Юго бегали взглядом по представшему перед ним механизму, подмечая всякую, даже мелкую деталь.        Юго никогда не был учёным или гением инженерной мысли, но возраст и время, которого у него было навалом, несомненно сыграли свою роль.        — Что тебе нужно? — Шепчет король.        — Мне почём знать, — убирая руки, проговорил он, — Я ведь плод твоего разума, забыл? — насмешливо поинтересовался Килби.        Стоило Юго обернуться, как облик старшего, который он явно ощущал всем своим нутром, пропал, оставляя лишь неприятный, даже, пожалуй, болезненный осадок в подобии души.        Парень поднял глаза, только сейчас замечая громкую дискуссию между присутствующими. Тяжкий, прерывистый вздох, словно грохот в абсолютной тишине, привлёк внимание остальных.        — Ну же, Юго, хоть ты будь на моей стороне, — иоп подошёл к парню, окидывая остальных чуть возмущенным взглядом.        — Постарайтесь не умереть, — коротко кинул элиатроп, смотря вдаль.        В нём не было былой решительности, было лишь чувство долга, которое сковывало, словно самые крепкие цепи, не давая уйти от него, держа до последнего, даже если этим " последним" окажется твой собственный вздох.        Резко наступила темень, за которой последовал яркий столб вакфу, а после вспышка, озарившая всё пространство светом.        Юго взглянул на дофус, лежащий у него в сумке. Взгляд его смягчился, пусть и на долю секунды.        — Шансов на успех практически нет, — констатировала кра.        Пин-Пин радостно воскликнул, вслед за ним воодушевляющий настрой подхватили и другие, но, опять же, не Юго. Он слишком хорошо знал что такое война, и слишком хорошо помнил горечь потери, остающеюся после неё. Он знал, что кто-то из них не вернётся с поля боя, возможно и он сам, но от этого шёл он уверенно, уже зная, чего ожидать.       Элиатроп окинул друзей сочувственным взглядом.        《 Вы ещё такие дети, и ничего не понимаете, от этого и идёте так смело и легко, от этого и блистает на ваших лицах улыбка. Вы не понимаете, что в случае провала, стоит нам хоть на долю секунды отступиться, как тысячи людей умрут, и мы вслед за ними, и не обязательно физически. Вы не знаете каков будет исход, не знаете что ждёт вас даже после призрачной победы, что словно мираж моячит на горизонте... 》        Парень скрылся в портале, на последок бросая за спину тяжёлый взгляд. Краем глаза он увидел лик старшего, хищно улыбающегося. Он медленно вытянул руку, указывая на ладони Юго, после чего залился громким, ужасающим смехом.        Элиатроп закрыл глаза, скрываясь в портале.        Слуги Нокса смотрели прямо на собравшихся перед ними. Их пустые, ничего не выражающие глаза смотрели насквозь, прямо в душу, заставляя вздрогнуть. Не теряя времени обе стороны ринулись в бой.        Юго выпрыгнул из портала, прямо рядом с девушкой. Амалия сидела на ветке дерева, поджав колени к груди. По её щекам катились слёзы. Парень, без лишних слов, положил руку ей на плечо, чуть надавливая, обращая её внимание на себя. Он не улыбался, не плакал, и в принципе его лицо не выражало каких либо эмоций, лишь глаза выдавали его беспокойство, беспокойство за народ Садида, за людей, за мир, за брата, за друзей, за неё.        — Деревья, Юго... Им больно, — Прошептала Амалия, поворачиваясь к собеседнику.        — Так Встань и иди их защищать, Ами, — голос звучал одновременно нежно, но в тоже время и решительно, отражая его боль и страх, которые ранее Амалия в нём не наблюдала.        Всё пространство озарилось короткой зелёной вспышкой. Элиатроп пошатнулся, ошарашенно смотря на девушку. Он взял себя в руки, вновь встав гордо, смотря холодно, не выражая никаких эмоций. Отчего-то девушка, а точнее дух самого древа жизни, решившего помочь своему лепестку, взглянул на него, быстро, пустыми глазами, но отчего-то было ощущение, что это не просто так.        Юго не стал долго топтаться на месте, шагнув вперёд, открывая под ногами портал, в который он канул, словно капля дождя в море.        Сиреневый свет нагло втискивал остальные, заполоняя собой весь лес. Вокруг собравшихся возник купол из лиан.        — Это, — начал было Адамай, но был перебит.        — Я знаю что это такое и без тебя, — Зло, грубо, беспощадно, показывая, что на сей раз попытки брата хоть что-то поведать близнецу излишни, отрезал Юго, бросив мимолетный, полный некой злобы и страха, взгляд, говорящий лучше слов.        Амалия рухнула на землю, а вслед за ней рухнул и Юго, спокойно тяня свои руки к ней, в потугах помочь ей, но тут же, словно ошпаренный, отшатываясь, стоило Евангелине сделать тоже самое.        Они ошарашенно оглядели пустошь, возникшую на месте леса. Механизм, представший перед ними, выглядел устрашающе.        Адамай чуть покосил взгляд на брата, словно уловив что-то, что-то настолько тонкое, мимолетное, что и сам понять не мог, Юго же, к своему сожалению, прекрасно знал с чем подсознательно сравнивает всё ныне происходящие, только на сей раз он знал, что ошибка будет стоить непозволительно дорого.        Он помнил точные, быстрые, словно мгновение, удары противника. Помнил, как кости ломались, предательски хрустя, заполняя этим хрустом всё пространство, казалось, вызывая злую усмешку на лице противника, но это был не более чем плод его разума. Каждый удар, каждый хруст, заставляли всё больше осесть к земле, больше из-за отчаяния, нежели ужасной, для большинства невыносимой, боли. Помнит взор и то, как судорожно бегал по пустоши, что всего днями ранее была прекрасным лесом, поляной, вблизи реки. Многие юнцы считали, что в оные моменты, в пылу битвы, разум был забит лишь ей и только ей, но в это время он старательно подбирал образы того, что ныне не вернуть, а от чего и сам элиатроп не знал. Лишь помнил, как уже не обращал внимание на боль, но близящийся проигрыш, на то, что он, будучи королём, не сумел выполнить свой долг, всё, что Юго подмечал, это тихие тропки, на пепелище которых он ныне истекал кровью, многочисленные деревья, редкие корни которых предательски торчали из земли, многочисленных животных, от которых остались лишь редкие кости. Постепенно ужас, что сначала накатил, сжимая глотку железной хваткой, отступил, а на замену ему пришло осознание того, что это последние мгновения очередной его жизни. В последний миг не было боли, лишь пустота, что наровила напомнить о себе. Последнее, что он помнил, тихий стук железа, тяжёлые шаги, что сотрясали землю, а так же тихий, но такой унизительный, словно плевок прямо в душу, голос, который, несмотря на всё, был груб, бездушен. 《 Ты был хорош, но я лучше》— слова задели всё, его самолюбие, его эго, его веру в себя, его шаткую надежду, ныне ветхие моральные принципы, простая, тихая, короткая фраза оказалась оскорбительней и болезненней многих ругательств и унижений.        Сейчас, стоя на пепелище, Юго видел тот самый день, только вот эмоции, что в тот раз ушли, на сей раз крепко держались за обладателя, не давая себя отпустить, спрятать, словно припоминая те безмолвные, короткие мольбы о том, чтобы боль и страх ушли, отрезвляя разум.        Механизм вытянул руку, устремляя луч разрушительной силы вперёд. Юго опомнился, отстраняясь от томительных воспоминаний, но было уже поздно. Адамай не медля кинулся вперёд, отражая удар собственным огнём, а затем падая на землю. Элиатроп бросился к близнецу, нагло игнорируя реальность, окружающею его, зная, что это непременно напомнит ему ещё о себе, но на сей раз, в сей миг, в приоритете был не он и его самобичевание, а Ад, его маленький брат, ещё совсем ребёнок, оказавшийся на поле битвы.        Руки тряслись, а на устах засела лишь одна фраза, один вопрос— 《 И как я это допустил?》.        Ева выпустила стрелу, но и это осталось незамеченным. Из мыслей, судорожно сменяющих друг друга парня вырвал противник, одним прыжком преодолевший дистанцию, оставляя близнецов позади, а остальных прямо перед лицом. На миг сердце замерло, но мгновение спустя вновь забилось, а вместе с этим на лицо полезла грустная, не без капли иронии, ухмылка. Рыцарь гордо предстал перед врагом, не давая тому двинуться дальше, готовый задержать его даже ценой собственной жизни, до последнего вздоха верный своим принципам и стремлениям. Вокруг стража, слившегося с шу-шу и механизма возникла фиолетовая аура, заставившая всех ужаснуться и обомлеть, и даже Юго, до этого отрицающий привязанность к эти надоедливым людям искренне желал лишь одного — хорошего финала для этой истории, как был у тех, что в детстве рассказывал ему Килби, после нежно целуя, скрываясь во тьме ночи.        Огромные часы шли вперёд, повинуясь воле создателя. Без лишних слов близнецы кивнули, пробилась внутрь. Медлить, как не без иронии подмечал парень, было некогда, ведь время не собиралось ждать их. Юго, кидая робкий взгляд на Ада, скрылся в портале, так и не озвучивая простой, но весьма уместный вопрос.        Элиатроп выпрыгнул из портала, встав на ноги шатко, наровясь упасть, но всё же удерживаясь на них. К горлу подошёл ком, сглотнуть который стоило больших усилий. В глазах сверкнула боль и сожаление, и жажда мщения, не только Ноксу, не только за друга, нет, за всё, пусть в этом Кселор уже и не был виноват, он, Юго, просто хотел выместить весь свой гнев, всю свою боль, и неважно куда и как.        Он сорвался с место, стеклянно смотря вперёд, чувствуя, как постепенно теряет контроль, но ничего с собой уже поделать не может, а может попросту не хочет? Впрочем, сейчас это было не важно, ибо разум был затуманен, а на глазах была пелена, и в оные моменты нет воли, нет разума, есть лишь чувства, на поводу которых ты покорно идёшь.        Близнецы зашли в зал, и их взор сразу же пал на элиакуб. В груди что-то сжало, крепко, словно любящая мать единственное дитя в миг опасности. Юго смотрел вперёд, не видя ничего, кроме этого куба, повинного в смерти его народа.        — Не верно, — одновременно громкий, эхом отдающийся от стен, но при этом тихий, словно и вовсе не существовал, голос вник в поток мыслей короля, поправляя того, но в чём именно он ошибся ему не сообщил, — Я это ты, когда же до тебя дойдёт, я — голос старшего Элиатропа был не более чем плодом ума, фантазии, отголоском кошмаров, приследующих его ночами, тем, что не давало жить, гложа его.        Дрожащая рука, словно у страждующего на паперти, потянулась вперёд, но тут же была одернута, прижата к груди. Исподлобья взглянув на куб ещё раз, он развернулся к Адамаю, тот же пытался казаться уверенным, сильным, стойким, но в глазах блеснул страх, подправленный неуверенностью и медленно подступающим отчаянием, о существовании которого дракончик пока не подозревал.        Юго тяжело вздохнул, двинувшись вперёд. Дрожащая рука начала ощущать подступающий жар, исходящий от куба, а так же энергию, которой в том было не мало. Элиатроп сглотнул подступивший к горлу ком, намереваясь завершить всё это, но голос Кселора, который, он, в прочем, не заработал, вырвал его из дум.        — Рад вас видеть. Я посылал за вами Игола, но, к сожалению, он так и не вернулся, смею предположить, что это ваших, а конкретно твоих рук дело? — Нокс пристально смотрел на Юго, тот охотно отвечал тем же.        Ладони сами засияли, а глаза сверкнули голубым. Энергия Вакфу рвалась наружу, не двусмысленно намекая, что разум в сей миг будет чем-то непостижимым, прямо как и ясность ума. Злость подступала быстро, ликуя оттого, что ныне окажется свободной. Боль, страх, всё смешалось воедино, оставляя последние потуги уразуметь хоть что-то позади. Вместе с голосом кселора, что звучал для Юго как звон, пришло небытие и темнота, и последняя, робкая, короткая мысль, ускользающего разума 《 Чем это обернётся?》. Но ответ затерялся, как и последние капли рассудка. Элиатроп канул в заветное, манящие его, небытие, в которым была лишь тишина, ибо более там удержаться не могло, ни время, ни реальность, ни пространство, окружающее всякого, кто канул в бездну.        Он сорвался, упал с края пропасти, по которому не ходил, нет, танцевал, словно насмехаясь над бездной, в которой теперь находился, словно капля в море.        Он не знал хорошо это или плохо, что будет после всего, что сейчас происходит, и, по правде говоря, это его не интересовало. Он был мёртв, по крайней мере так казалось, поскольку эти ощущения, ощущения пустоты абсолютного ничего, что позволяло закрыть глаза, спокойно засыпая, он помнил лишь мимолетно, словно люди сны, стремительно ускользающие из памяти по пробуждению, именно так он помнил смерть, робко, неуверенно, словно не знал её вовсе, но отчего-то чувствовал, но объяснить не мог.        Первое, что он ощутил — невыносимая, ранее не виданная, слабость в теле, заставляющая задуматься о том, а действительно ли он живёт с начала времён. Второе, что он ощутил, жар собственных ладоней, пот стекающий по ним, словно вода после реки. Третье же заставило ужаснуться. Первое, что он увидел — собственные руки, по локоть в крови. Взгляд плавно перешёл вперёд, открывая взору окровавленный тело, испускающее свой последний вздох. Доспехи кселора были разбиты, некоторые оголяли бинты, оные же впились в подобие плоти, пронзая её. Осколки маски торчали из того, что когда-то было лицом. Многочисленные вмятины заставили вновь откинуть взглядом собственные руки. Машинально, сам того не понимая, Юго вытер их о штаны, представляя взор разбитые, исцарапанные руки, в одной из которых торчал кусочек той самой маски, принадлежащий Ноксу. Осознание произошедшего не спешило, и добралось лишь с пронзительным криком, сменившимся ступором и страхом, осязаемым в воздухе.        — Ты, — раздался осипший, тихий голос, — не тот, кто думаешь — с трудом, отдавая всего себя на эту жалкую, но значимую фразу, прохрипел Нокс, испуская свой последний вздох.        Юго вздрогнул, судорожно рассматривая то собственные руки, по локоть в крови, то бездыханное тело, то куб, неспешно привлекающий взгляд.        Раздался металлический звон, вслед за которым на плечо легка маленькая, горячая ладонь, чуть дрожащая, но при этом гордо сдерживающая подступивший ужас и шок.        Король медленно поднял глаза на близнеца, тяня к нему свою дрожащую руку, что бессильно пала на обломки. Глаза испуганно бегали, не у силах сфокусировать взор на брате. Адамай тяжко, прерывисто, вздохнул, подходя к брату ближе.он охватил его голову своими лапами, прижимая к себе.        — О, Богиня, — сорвался с его губ шёпот, услышанный Элиатропом.        Юго горько усмехнулся, а после, сам того не понимая, громко, больно рассмеялся. Дракон опешил, но стоило смеху перейти в слёзы, как растерянность накатила куда больше, чем ранее. Он просто молча стоял у брата, покорно выступая у того в роли платка, сам ещё до конца не осознавая произошедшее, но отчётливо зная лишь одно— Юго убил его, убил Нокса, зверски, беспощадно.        Подошедшие войска Садида в большинстве своём обомлели от ужаса, больше от того, что смерть их врага, честь лишить его жизни, выпала на долю мальчишки, трепетно обнимающего брата. Чем ближе они подходили, тем сильнее косили взгляд на своего героя, сотворившего такое.        Король отпрянул от дракона, вновь бросая взгляд на труп, лежащий перед ним. Ад попытался закрыть брату глаза, но тот поймал его ладонь, спустя мгновение отпуская. Юго поднялся, вновь встав гордо, ровно, всем своим видом внушая теперь не только уважение, причин которого никто объяснить не мог, но и страх. Он сверху вниз оглядел окровавленное тело, без малейших колебаний шагнув к нему, опустившись на корточки, вызывая из руки осколок маски, отбрасывая его в сторону, а после беря элиакуб, сияющий нежно, совсем не так как с Ноксом.        Король медленно оглядел поле битвы, взгляд его был холоден, как, казалось, ничто другое в мире. Он вновь взглянул на тело врага, только сейчас понимая, что напугала его не мысль о том, что он кого-то убил, а о том, как он это сделал. В самом настоящем беспамятстве, подчинившем его. Осознание того, что он шагнул в ту самую пропасть, которой так боялся, сдавило что-то в груди.        — Почему тебе страшно, Юго? — холодный голос старшего заставил поднять глаза, улавливая его лик, — Неужели в первый раз? — сочувственно, но наигранно, произнёс он, — Нет, малыш, не в первый.