Бредовый сюр

Джокер лишен всего, кроме момента. Он тушит очередную сигарету. Ему ВСЕГДА было все равно на смерть. Если долго не принимать пищи, пустота в желудке медленно физически человека убивает. Если долго не воспринимать ничего извне, пустота в душе медленно убивает человека морально. И у него нет сил бороться с этой медленной катотонией. Он чувствует, что уже иссяк. Он чувствует, что окоченел. Говорят, что последней умирает надежда. Но в существовании без прошлого и будущего надежде места нет. Он чувствует, что в любой момент может умереть. В самом обычном смысле. Скинет свою физическую оболочку, оставив ее в этом мелькнувшем однообразностью мире на съедение червям, а сам продолжит свое бытие в каком-нибудь другом пустынном месте. Но ему нет разницы. Ведь по факту ничего не изменится. Он мог бы попасть даже в Ад, но и это его не приводит в ужас. Если опуститься на самое дно душевной боли, Ад становится не так уж и страшен. Там, где нет никакого знания будущего и даже надежды, не может быть и никакого порядка. Он уже достаточно понадеялся и понавыстраивал планы, которые теперь разрушены в прах, чтобы это осознать. Сейчас же другие пытаются осознанно и подсознательно его контролировать. Он больше не может жить в таком мире, где от него постоянно чего-то добиваются, что-то ждут, требуют. Он это постепенно начинает ненавидеть. Ему тошно на это смотреть. Да, его тошнит. Возможно, он – единственный, кто понимает ничтожность самого фундаментального заблуждения человечества, которое извечно и мнительно все старается подчинить своему контролю. И его это раздражает. И радует, ведь раздражение – самое сильное и самое светлое чувство, которое он испытывает за бесконечно долгое время. Но кто – он? Он безлик, его не существует. Он отчаянно пытается найти себя хоть в чем-то, и только зеркальный двойник ему тихо шепчет, что он еще здесь. Что он не просто сторонний зритель для существования других. Что он материален, пусть даже в этом суматошном сюре, в этом мелькающем сне, где все взбалмошным вихрем проносится в никуда. Но кто – он? Он не знает и старательно пытается придумать. Все вокруг – один сплошнейший хаос. И математики не правы: из него никогда не образуется порядка. Это абсолютный хаос, и он сделал бы все, что угодно, чтобы это было не так. Но он бессилен. Он истощен. Ему ничего не остается, кроме как оплывать, растекаться по этой квинтэссенции, пропитывать ее собой. И самому пропитываться ею. И он чувствует наполнение. Он наконец заполняется чем-то, и это что-то в кои-то веки не пустота. Он думает, что вдруг являет собой проявление этой неявленной материи, как электроны являют собой проявление квантового поля. И теперь он придумал. В этом мире он будет лицом этого хаоса. Сорвет маску, как тонкий слой льда с поверхности воды, выпустив эту бушующую стихию. Можно было бы быть кем угодно. Роли – пластиковые стереотипы, как в колоде карт. И только одна из них, являющаяся единственной и самой сильной, ему по душе. Клоунский грим. Улыбка. Несмешная шутка. Да, теперь он знает кто он. Пустая гримаса. Улыбчивая боль. Искореженное восприятие. Да  теперь он знает, кто он. Он – Джокер.