Спаси меня

Эда весьма смутно помнила, как она оказалась в бронированном внедорожнике с тремя мужчинами: двое молча сидели спереди, а на ногах третьего она лежала, прижавшись к его коленям правым виском. Крепкого телосложения парни были одеты в одинаково форму, которая, как ей казалось принадлежала людям Мелиха, что, кстати, таковым и было, ибо его охранники оперативно оказали девушки первую помощь, обработав и перевязав разодранные в кровь девичьи коленки с ладошками. Сам же Сеймен, к слову, предпочёл в одиночестве продолжить путь на любимом чёрном спорткаре, предусмотрительно скинув все заботы о жене на своих телохранителей, в конце концов, считал он, у него теперь были дела поважнее; ему ещё нужно разобраться с тем, чтобы выяснить, кто вообще совершил такое дерзкое нападение на них и, кто виновен в смерти его человека. Шатенка перевела рассеянный взгляд на нижнюю часть собственного тела, осознавав, что с неё сняли порванные и перепачканные в грязи брюки, к счастью, предусмотрительно накрыв её каким-то тёмным пледом. В целом, такая перспектива её более чем устраивала, как устраивало и то, что кто-то, чьего лица она не видела, а имени не знала, аккуратно поглаживал её по левому плечу, видно, пытаясь таким способами убаюкать девушку. Может месяца три назад Йылдыз бы подняла панику, окажусь она в такой ситуации, однако сейчас кареглазая была в какой-то степени даже спокойна, ведь точно знала, что люди Мелиха не посмеют сделать с ней ничего плохого, ибо, как бы то не было, она являлась женой такого жуткого собственника, как Сеймен, который вряд ли кому позволит «играть с его игрушками». — Куда мы едем? — не поднимая головы с мужских ног, севшим от крика голоском пробормотала женщина. Эда, конечно, предполагала, что пункт их назначения — это коттедж её горячо любимой бабушки, только вот сомнения наводил вид из окна, который хоть и не особо хорошо открывался шатенке из-за её лежачего положения, однако это не мешало кареглазой осознать то, что текущие пейзажи заметно отличаются от привычных: вместо главных дорог Стамбул снаружи мелькали какие-то неизвестные женщине закоулки, кажется, в районе среднего класса. Верхние этажи зданий выглядели весьма опрятно и аккуратно, однако они явное не относились к категории люксовых построек с дизайнерским интерьером. — Домой, — лишённым каких-либо эмоций голосом отозвался молодой человек, сидевший на пассажирском кресле рядом с водителем, через пару мгновений он также сухо уточнил, при этом даже не оборачиваясь на шатенку, — госпожа Эда, вы в порядке? Как вы себя чувствуете? От ощутимо долгого нахождения в одном и том же положении, которое, к слову, было далёким от удобного, ибо почти всё это время девичьи коленки были прижаты к груди, у женщины достаточно сильно затекла области поясницы, а в икрах чувствовалась неприятная тяжесть. Йылдыз неуверенно вытянула ногу вперёд, доставая из-под тёплой ткани пледа свою обнажённую стопу, дабы хоть немного размять ту. В глаза сразу же бросился бинт, находившийся чуть выше пятки… девушка протяжно и крайне печально вздохнула, спешно отводя взгляд в сторону. Ей уже так надоело видеть все эти дурацкие марли, прячущие за собой очередное напоминание о том, как совсем недавно ей делали больно. — В порядке ли я? — аккуратно переворачиваясь на спину, устало шепчет она, — вы явно вкололи мне обезболивающего, поэтому боли я не чувствую. Если вам интересует это, то, да, я в норме, — неуверенно приподнимая руку, она с лёгким испугом в глазах разглядывает собственную ладошку, полностью перебинтованную очередной марлей, которая слегка отливает бледно-жёлтым, — но если я скажу, что на моих глазах впервые… убили… человека… то, нет, я не в порядке… — сморщив нос из-за ударившего по обонянию запаха запёкшейся крови, шатенка спешно отодвинула от лица руки, складывая те поверх пледа на свой живот и зачем-то крепко зажмуривая глаза, — знаете, я всегда мечтала разрабатывать дизайны садов, с детства хотела создавать великие композиции из цветов, но сейчас… сейчас мне двадцать три года, и вместо того, чтобы сидеть с цветными карандашами в руках, я сижу с вами в одной машине, поэтому не спрашивайте меня о том, как я себя чувствую… мне настолько плохо, насколько это вообще возможно. Мужчины лишь одновременно кивнули, искренне не желая слушать жалобы девчонки… очередной. Эда не первая, кого по той или иной причине Мелих говорил им доставить до дома в подобном виде, и, честно говоря, молодые люди были уверены в том, что Йылдыз, ставшая очередной игрушкой их хозяина, с которой они были обязаны вежливо общаться, далеко не последняя. С одной стороны, конечно, им было её жалко, просто по-человечески жаль, ведь вряд ли кому пожелаешь такой судьбы, как у женщин, попадавших в руки Сеймена, но с другой же — отвратительное обращение с людьми являлось их некой обыденностью, поэтому не вызывало такого богатого спектра эмоций, как в первые годы работы. — В целях безопасности мы едем более длинной дорогой, если вам что-то понадобится за время этой поездки, то обращайтесь, — равнодушно произнёс мужчина, аккуратно перекладывая свою руку на девичье запястье, конечно же, по-прежнему украшенное медицинским бинтом и начиная мягко поглаживать то. Йылдыз ничего ему не ответила, лишь стойко сглотнула подступившие к горлу слёзы, искренним пытаясь не думать о том, что будет, когда они приедут в место назначения — дом Семихи Йылдырым.

***

— Вы серьёзно?! Эда вытащила у вас пистолет?! Моя Эда? — с явным недовольством и при этом не менее хорошо слышимым шоком в голосе восклицает Болат, крепко сжимая меж пальцев мобильный телефон, — аллах, как это вообще возможно?! Вы, блять, снайперы-головорезы, а она обычная флористка, которая, если оружие и держала, то где-нибудь в парке, чтобы медведя плюшевого в тире выиграть! Мужчина с трудом сдержался, чтобы не выкинуть телефон куда-нибудь в сторону, дабы банально не выслушивать глупые оправдания в духе: «мы не ожидала того, что она додумается воровать огнестрел». — Само собой я не буду платить за этот провал, — глухо хмыкает Серкан в трубку смартфона, слушая замечательное предложение о том, что главарь команды согласен с тем, что ситуация по их вине вышла донельзя абсурдной, поэтому денег они не берут, — да, да, сотрудничество мы продолжаем, но, надеюсь, в дальнейшем без сюрпризов, — тяжело вздохнув в микрофон своего сотового, он уже относительно спокойным и в какой-то степени даже грустным голосом добавляет, — вы мне хоть расскажите, как она… я же теперь ещё сильнее переживаю. Парень на той линии какое-то время молчит, подбирая более подходящие слова, чем лишь больше напрягает и без того нервного Болата, который неторопливым шагом направляется в свою спальню. И плевать на то, что уже светает. — Я не могу точно заявлять, ибо госпожа была сильно напугана нашим приходом, поэтому могла вести себя иначе, но… по ней нельзя было сказать, что ей плохо с Мелихом, он весьма старательно её успокаивал, а она жалась к нему так, словно действительно доверяла, — задумчиво сказал мужчина на другом конце линии, через небольшую паузу добавляя, — с другой стороны, она может сейчас находиться на такой стадии отчаяния, что уже просто не отличает плохого от хорошего, поэтому, дабы не рисковать сильнее, выбирает привычное. Молодой человек ставит звонок на громкую связь и, положив телефон на край постели, садится на кровать, закрывая бледноватое от недосыпа лицо руками и разочарованно вздыхая. Он прекрасно понимал, что его Эде не может быть хорошо с таким моральным уродом, как Мелих. Ей могло быть хорошо с кем угодно, но точно не с ним. — Ладно, я понял, — горько произносит Серкан, большим пальцем стирая с уголка глаза скупую слезу, — созвонимся завтра. Не дожидаясь ответа, парень скидывает вызов и, устало откинувшись на постель, крепко сжимает веки. С одной стороны, понимает, что его задача — это просто ждать, ведь в этой ситуации он беспомощен. С другой же, от одной только мысли о том, что сейчас переживала его самая любимая девушка, сердце буквально разрывалось внутри, рёбра болезненно впивались в тонкую кожу, а бордовая кровь с грязно-чёрным отливом настоящим ручьём бежала из открывшихся ран. — О, Аллах, сохрани мою малышку… — почти немой шёпот и сдавленный всхлип.

***

Йылдыз, пряча наготу за белым одеялом, лежала на спине и вновь глядела в тьму подвала, сырого и холодного. Ей ужасно сильно хотелось спать, однако колючий мороз в бетонной комнате не позволял сомкнуть глаз. Ночь значительно повлияла на температуру, которая, по ощущениям Эды, с трудом доходила до четырнадцати градусов. Воздушная ткань, которую женщина натянула аж до самого кончика носа, совершенно не грела. Девушка порой задумывалась над тем, чтобы сходить принять горячий душ, однако её останавливал один весьма важный аспект — многочисленное количество ран. Во-первых, намокшие от воды бинты в конечном итоге бы лишь сильнее начали охлаждать её тело, а также влага с них впиталась бы в постельное бельё, намочив и его. Во-вторых, разгорячённые и намоченные раны начали бы кровоточить, особенно коленки, которые, по ощущениям, пострадали очень сильно. Йылдыз же точно не могла допустить второго. Сидеть и ощущать, как с ног медленно стекает горячая кровь, вдыхать металлический запах, перемещенный с подвальной заплесневелой сыростью, и чувствовать на языке привкус железа — это всё было в разы отвратительнее зябкого холода. Однозначно. Осторожно приподняв корпус и свесив обнажённые стопы с края кровати, кареглазая нехотя встала на ледяной пол, посильнее кутаясь в одеяло. Она поморщилась, чувствуя неприятный холодный бетон ногами. До большой двери женщина шла медленно. Измождённое тело плохо поддавалось собственной хозяйки. Зубы неприятно стучали. Пальцы же невольно дрожали. — Эй, кто-нибудь, — из последних сил стуча в дверь, хрипло кричит она, — пожалуйста, дайте мне ещё одно одеяло. Ответа не последовало. Лишь тишина. Кромешная. — Ну, пожалуйста, мне холодно, — голос дрожит, — мне очень холодно… Женщина судорожно втягивает носом воздух, вновь стуча костяшками, перемотанными бинтом, в дверь. — Или чай, умоляю, — беспомощный всхлип, — я замёрзла… Её никто не слышал. Ни души не было за железной преградой. С трудом сдерживая очередные сотрясающее всё тельце рыдания, шатенка побрела в сторону ванной комнаты, обнимая собственные плечи и держа меж посиневших пальчиков края одеяла. Как же ей хотелось, чтобы кто-нибудь прижал её к своей горячей груди и поцеловал в лоб. И этим кем-то всегда был один единственный человек — Серкан. Она готова была простить ему всё, абсолютно всё, лишь бы он вытащил её из этого ада. С трудом перекинув ногу через бортик ванны, кареглазая встала на ледяное дно. Устало опустившись, девушка сняла с плеч одеяло, постелила то на бортик, находящийся в противоположном от крана углу, а затем, развернувшись и согнув ноги в коленках, включила горячую воду. Она не смогла сдержать визга, когда почти кипяток обжог посиневшие от холода конечности. Однако это была такая приятная боль, ведь Эде больше не будет холодно. Большего она и не просила. Наклонившись к своим икрам поближе, кареглазая сняла бинты с обеих щиколоток, понимая, что раны от наручников на ногах будет щипать меньше всего в случае чего. Положив марлю в слив, а сверху заткнув его ещё и пяткой, шатенка облегчённо вздохнула. Ей нужно было совсем немного горячей воды, сантиметров десять, не больше. Закрыв кран, она устало откинулась на бортик, положила голову на импровизированную подушку из одеяла и укрыла грудь, руки, живот концами воздушной ткани. Стало теплее. Значительно теплее. И плевать на то, что кровь с щиколоток медленно окрашивала воду в алый. И плевать на то, что израненную кожу ног щиплет. Эда даже не заметила, как быстро она провалилась в крепкий сон.

***

Плотные шторы закрывали лучи, давно вставшего солнца, со всей трепетностью охраняя сон молодого человека. Серкан, крепко прижавшись щекой к большой подушке и обняв ту руками, сладко сопел, наслаждаясь каждой спокойной минутой, проведённой в тёплой мягкой постели. Противная мелодия звонка, от которой молодого человека уже изрядно начинало тошнить, на его несчастье, звонко прозвучала в тёмной спальне, умело разгоняя былое умиротворение. Не открывая глаз, Болат неохотно перевернулся на спину, вслепую дотягиваясь до телефона, принимая вызов и прижимая мобильник к уху. — Серкан, — слышится взволнованный женский голос с того конца линии. — Селин, я сплю, — не дав ничего сказать девушке, перебивает он, — ты время видела? Зачем в такую рань звонить? Парень сильнее кутается в тёплое одеяло, утыкаясь носом в пахнущую его любимым кондиционером для белья ткань. Лёгкий еловый аромат с терпкой ноткой. — Сейчас почти четыре часа вечера, а ты так и не появился в офисе, — с явным удивлением говорит блондинка, с трудом веря в то, что её друг умудрился проспать весь день и не понять этого, — обычно ты даже на выходных утром приходишь, поэтому мы с Пырыл начали переживать, но если всё в порядке, то отдыхай, в компании всё спокойно. Проблем нет. Мужчина резко распахивает глаза и поднимает голову с тёплой подушки, стараясь как можно скорее сфокусировать рассеянный взгляд на чёрных часах, стоящих на прикроватной тумбочке. «15:48» — действительно, почти четыре. Парень устало вздыхает, ложась обратно в постель и медленно проводя свободной ладонью по лицу. — Ладно, тогда сегодня в офисе меня точно не ждите, — хрипловато говорит молодой человек, а потом через небольшую паузу добавляет, — и ещё, Селин, мы же хотели поужинать вместе. Честно, мне не очень хочется идти в ресторан, да и раз я не иду на работу, то может я приготовлю для нас что-нибудь особенное, м? Приедешь ко мне к часикам семи, как в старые добрые? — Добрые… да… — горько усмехается девушка, вспоминая их самый яркий год далёкой от счастья юности, а затем, резко меняя голос, спокойно добавляет, — хорошо, я приеду. — Тогда до встречи. — Пока Болат вновь смыкает глаза. Ещё часик. Всего часик.

***

Эда же проснулась значительно раньше, примерно часов в двенадцать. Яркий белый свет резко включился в подвале, без слов предупреждая девушку о том, что-то кто-то пришёл. В целом, вариантов было немного: либо врач, либо человек, которого Йылдыз ненавидела всей душой и сердцем. Устало приподняв голову, кареглазая поняла, что второе. Удача была явно не на её стороне. — Это какой-то новый способ самоубийства? — с непониманием глядя на сидящую в светло-алой воде девушку, с лёгкой усмешкой в голосе спрашивает он, — спать в холодной воде… ты совсем безмозглая? Или решила умереть от воспаления лёгких? Если да, то отложи это на годик, пока я с тобой не наигрался, а потом, пожалуйста, используй любые методы ухода из жизни. Йылдыз тяжело вздохнула, опуская пустой взгляд на собственные стопы, заметно посиневшие от долгого нахождения в ледяной воде, в целом, было весьма ожидаемо, что она быстро остынет, однако ночью Эду это совсем не волновало. Ей хотелось просто согреться, а какими методами и с какими последствиями это уже было не важно. — Тут невозможно спать… очень холодно, — даже не поднимая взгляда на своего собеседника, несмело бормочет кареглазая, — изначально я наливала горячую воду, чтобы задремать хотябы на часок, но она, видимо, быстро остыла. Девушка попыталась пошевелить пальцами на ногах, только вот вышло, откровенно говоря, плохо. Нездорово бледные конечности мало того, что сильно онемели из-за долгого нахождения в холоде, так ещё и затекли из-за неудобной позы, в которой женщина была вынуждена находится. Кареглазая робко провела забинтованными ладошками по своим щекам, украдкой глядя на мужской силуэт. Он вновь сделает ей больно, это уже было очевидно, ибо Мелих за другим к ней и не заходил. — Никто не подумал о низких температурах, признаю, техническая недоработка, — наклоняясь поближе к шатенке, он небрежно дотрагивается до её бледного лба, — поздравляю, ты точно заболела. Шатенка интуитивно дёрнулась в сторону, крепко сжимая глаза. Почему-то ей казалось, что Сеймен ударит, а не просто приложит руку к её лицу. Нервно закусив внутреннюю сторону щёк, она зачем-то задержала дыхание, напряжённо выжидая секунды. Что он с ней сделает на этот раз? — Знаешь, — опуская свою руку до девичьего подбородок, он сильнее задирает голову женщины, дабы та посмотрела на него. Только вот открыть глаз Эда по-прежнему не рискнула. Ей не хотелось на него смотреть. Ей не хотелось видеть его лукавой улыбки. Ей не хотелось встречаться с ним взглядом. — Если бы не вчерашняя ситуация, то я бы без угрызения совести оставил тебя здесь помирать от холода, — медленно проводя шершавой подушечкой пальца по уголку девичьих губ, с каким-то несвойственным ему восхищением в голосе продолжает он, — но ты меня удивила, Эда. Имея возможность уйти, ты осталась со мной, — прижавшись носом к женскому виску, Мелих удовлетворённо выдыхает, — любимая… — Я не могла поступить иначе, ведь ты мой муж, — вымученно улыбаясь, шепчет Йылдыз в ответ.

***

Сказать, что кареглазая удивилась, когда Мелих спокойно поднял её на руки и пошёл с ней на верх, это ничего не сказать. Он не обошёлся с ней жестоко. Он не приковал её наручниками. Он не причинил ей боль. Парень лишь просто отнёс её в одну из дизайнерских ванных комнат дома, прося кого-то из служанок заняться тем, чтобы аккуратно помыть кареглазую, а после приготовить ей одну из гостевых спален, так же мужчина не забыл упомянуть о необходимости визита врача и приготовления горячего обеда для девушки по рекомендации доктора. И если сначала Эда сильно беспокоилась, будучи уверенной в том, что тут где-то есть огромный подвох, то сейчас, находясь в тёплой постели в полулежащем положении и глядя на столик-поднос, уставленный обильный количеством пищи: куриным бульоном, тарелочкой с маслинами, небольшой порцией овощного салата, двумя кусочками сырной лепёшки и нарезкой из апельсинов, шатенка просто наслаждалась первым спокойным моментом в этом страшном доме. Возможно, Мелих решил сжалиться над ней, осознав, что кареглазая банально долго не протянет в тех слишком уж суровых условиях, ибо за ночь шатенка из-за значительного переохлаждения всего тела умудрилась довольно сильно простыть. Теперь помимо былых физических увечий она страдала от высокой температуры, сухого кашля и заложенного носа. Парень наверняка понимал, что такое большое количество проблем со здоровьем могут очень быстро «вывести его игрушку из строя», однако Эде всё равно хотелось думать, что Мелих действительно смог изменить к ней отношение, что он стал хоть на капельку человечнее. — Госпожа Эда, как закончите с обедом, оставьте столик на тумбочке, хорошо? Служанки всё потом уберут, — собрав все необходимые для осмотра и лечения шатенки инструменты в чемоданчик, с доброй улыбкой говорит врач, — на ужин вам приготовят бейранский суп, вас устроит? — Да, конечно, — согласно кивает Йылдыз, взяв в руки ложку. — Отлично, тогда не буду вас тревожить, поправляйтесь, — сказав, доктор весьма быстро удаляется из спальни, вновь оставляя девушку в одиночестве. Эда соврёт, сказав, что ей плохо. Вот сейчас под очередной дозой обезболивающих и жаропонижающих ей очень даже хорошо. На ней надет мягкий домашний костюм, она лежит в тёплой постели, видит ясное небо за окном и неторопливо ест горячий бульон. Ей хорошо. Она наконец-то счастлива.