***
Эда могла бы сказать, что провела этот день также, как и остальные, что она просто убивала время, наивно дожидаясь чуда. Только вот, это было бы ложью. Кареглазая не растрачивала драгоценные минуты зазря — она внимательно изучала дом: каждый поворот, каждый угол, каждую чуть скрипящую ступеньку. Ей нужно было быть уверенной в том, что она сможет ночью спокойно выйти из спальни Мелиха и дойти до кухни, оставшись незамеченной. Ей нужно было знать, с каких ракурсов её можно будет увидеть, а с каких нельзя. Йылдыз была буквально одержима своей идеей, она искренне хотела, чтобы всё получилось идеально, чтобы её страданиям пришёл конец, чтобы завтра началось без страха и боли. Девушка даже на мгновение не задумалась о том, что она собирается нарушить закон. Честно, ей было слишком плевать на все риски, на все вытекающие из этого проблемы, на всё вообще. Её интересовало лишь одно — месть. Наверное, будь та же Йылдырым хоть на капельку внимательнее к собственной внучке, то, пожалуй, она бы без труда догадалась о том, что конкретно затевает кареглазая, весь день ходящая по одному и тому же маршруту и подозрительно долго глядящая на мраморную подставку для ножей. Только вот, Эда всегда была тенью в этом доме. Она была той, от которой не ожидали ничего кроме очередной истерики. Она была той, кто не был готов мириться со своим положением. — Любимый, — сладенько протянула кареглазая, подходя к молодому человеку и складывая забинтованные ладошки на его плече, — я так по тебе соскучилась. Надеюсь, завтра ты не уедешь по делам с самого утра. Мелих довольно хмыкнул, собственнически складывая руки на женские бёдра и приподнимая край и без того короткой девичьей ночнушки. — О, ты начинала понимать, как нужно вести себя со своим мужем, — лукаво улыбается Мелих, оставляя звонкий шлепок на девичьей коже, — это радует. Кареглазая, с трудом подавив отвращение к его действиям, заставила себя довольно улыбнуться, игриво сощуривая глазки. — Я же обещала исправиться, — невинным голоском шепчет она, искренне стараясь не обращать внимание на противные прикосновения. — М, ну, хорошо, — опуская ладонь под кромку девичьего белья, довольно говорит Сеймен.***
Шатенка глухо шмыгнула носом, тихонько поднимая корпус с матраса. Тело уже привычно ныло, в горле стоял ком из сдержанных рыданий, а в глазах — невыплаканные слёзы. Кареглазая осторожно откинула край одеяла, внимательно следя за Мелихом, повёрнутым к ней спиной и крепко спящим. Как успела заметить кареглазая, её муж никогда не страдал бессонницей и всегда быстро проваливался в сон… в отличие от неё, вынужденной терпеть монотонную боль, звон в ушах и гадкое чувство использованности. Затаив дыхание, девушка аккуратно встала на холодный пол, украдкой поглядывая на молодого человека. Не проснулся. Йылдыз, кинув равнодушный взгляд на лежащее около ножки кровати ярко-красное бельё с кружевом, подняла лишь бордовую ночнушку, а затем неторопливо надела её, опасаясь того, что лишний шум потревожит покой мужчины. Буквально на носочках дойдя до двери, шатенка уверенно положила свою руку на замок, начиная медленно проворачивать тот. Всегда тихий звук железных механизмов звучал непривычно громко в ночной тишине. Эда бросила обеспокоенный взгляд в сторону мужа. Мелих что-то невнятно пробормотал, переворачиваясь на спину и сильнее закутываясь в одеяло. Женщина мгновенно замерла, не рискуя даже лишний раз вздохнуть. Она медленно набирала воздух в лёгкие, а затем аккуратно выдыхала. Сердце громко колотилось в ушах, а руки ощутимо дрожали. Ей резко стало холодно, чертовски холодно, так, словно она вновь очутилась в том мерзком подвале. Выждав, как ей показалось, достаточное время, за которое она успела досчитать аж до трёхсот, кареглазая уже не так смело положила ладонь на металлическую ручку, медленно открывая дверь. Выглянув в тёмный коридор и убедившись в том, что он пуст, Эда осторожно вышла из спальни, прикрывая за собой дверь. Мягкий ворс длинного бежевого ковра приятно щекотал обнажённые девичьи стопы. Йылдыз облегчённо вздохнула, весьма уверенно двигаясь в сторону столь желанной кухни. — Дело осталось за малым, — невольно подумалось кареглазой, когда она подошла к лестнице, ведущей на первый этаж. Девушка, внимательно оглядев периметр на наличие когда-нибудь из людей и удостоверившись в их отсутствие, неторопливо зашагала вниз, стараясь идти лишь по тем ступенькам, доски на которых не издавали протяжного скрипа. Первый этаж, к счастью женщины, был также пуст. Эда аккуратно дошла до кухонной гарнитуры, остановилась перед необходимой ей подставкой для ножей и на пару секунд зависла, глупо улыбаясь. Большое лезвие загадочно сияло в ночном мраке лёгким светом, поступающим из окон. Крепкая деревянная рукоятка так и просила девушку взять её как можно крепче. Совсем позабыв о забинтованных руках, Йылдыз поспешила взять нож, однако стоило ей только вытащить его из мраморной подставки, как тяжёлая рукоятка выскользнула из девичьих пальцев. Лезвие с громким, буквально оглушающим звоном упало на тёмную плитку кухни. Шатенка невольно отшатнулась, резко прижимая дрожащие руки к груди. Сердце бешено застучало. В горле резко пересохло. А в глазах мелькнул животный ужас. Йылдыз увидела мужчину, стоящего в дверном проёме и непонимающе глядящего на неё. — Госпожа Эда? — обеспокоенно окликнул её врач, неторопливо подходя к шатенке. Женщина резко опустила взгляд на лежащий около её ног большой нож, предназначенный для разделки рыбы и мяса. Кареглазая до сих пор слышала тот яркий звон от его падения. Этот мерзкий протяжный звук настоящим эхом стоял в ушах. Отвратительно. — У вас кровь, — осторожно поднимая с пола нож и убирая его обратно в подставку, негромким голосом произнёс врач, глянув на бордовые подтёки на девичьих ногах, — пойдёмте в мой кабинет, я должен осмотреть вас, и, думаю, нам нужно поговорить. Йылдыз ничего не ответила, лишь покорно последовала за зелёноглазым мужчиной.***
Джеймс не спешил начинать разговор, он молча снял перчатки после проведённого в почти полном молчании осмотра женщины, выбросил те в мусорное ведро и размеренными шагами направился к раковине, удобно расположенной в его временном кабинете. — И всё-таки, — первая подала голос Эда, обратно надевая свою ночнушку, — вы ведь поняли, что я хотела сделать… точнее сказать даже, до сих пор хочу, — сощурив глаза, кареглазая с горькой усмешкой добавила, — ну, давайте, начинайте свои нотации, вы же в первую очередь за этим меня сюда притащили. Врач шумно вздохнул, отрицательно покачивая головой и дотягиваясь до махрового полотенца. — Госпожа Эда, — аккуратно начал Уильямс, поднимая на девушку свои тёмно-зелёные глаза, — я понимаю, вам сейчас плохо, но… — Но? Да какие к чёрту «но»?! Я чувствую себя просто отвратительно. Всё. Точка. Никаких «но»! — быстро жестикулируя, твёрдым, но не сильно громким голосом говорит она, искренне стараясь не сорваться на желанный крик, — да и о каком понимание идёт речь, а? Он меня насилует! Не вас, а меня! Я его ненавижу, ясно? Ненавижу! И, обещаю, я его убью! Не сегодня, так завтра! Не завтра, так… — Я понял, — перебил её Джеймс, задумчиво вздыхая, — прекрасно понял. Врач медленным шагом поплёлся к шкафу с медицинскими инструментами, окончательно взвешивая все «за» и «против». Ему нужно было выбрать одну сторону, выбрать, кого он спасёт в этой операции. — Собираетесь вколоть мне очередную дрянь, да? — скрещивая руки на груди, отчаянным голосом кидает она, присев на край кушетки, — не удивлена даже! Я же для всех тут просто кукла без имени и чувств… — Госпожа Эда, знаете, мне хорошо ясны ваши мотивы, ваше желание отмстить, однако, понимаете, сейчас я вынужден принять либо вашу сторону, либо Сеймена, — взяв в руки инструмент, который Йылдыз не успела разглядеть, и спешно спрятав тот за спину, Джеймс продолжил, неспешно подходя к кареглазой, — Мелиха я помню ещё очень маленьким мальчишкой, что уж скрывать, он всегда для меня был чуть ли не родным сыном, и я, разумеется, его любил. Только вот, когда Сеймен был подростком, его мать изменила его отцу и без каких-либо объяснений бросила своего ребёнка, сбежав к своему новому возлюбленному… после этого Мелих сильно изменился, он стал ненавидеть буквально всех женщин. Разумеется, я пытался с ним разговаривать, старался донести ему то, что не все девушки такие, однако его отец наоборот подливал масло в огонь, говоря очень много мерзких вещей. И если господин Ахмет, несмотря на все его речи, никогда бы не причинил вред женщинам, то его сын только этим и занимался, пытаясь выплеснуть всю свою боль на невинных девушках. И как бы сильно я не привязался к Мелиху, как бы многое я с ним не пережил, мне всё равно не удастся закрыть глаза на то количество женщин, которых он убил, — опустив печальный взгляд в пол, Джеймс вытянул ладонь вперёд, протягивая Йылдыз тот самый неизвестный ей ранее предмет, — где-то в глубине души мне не хочется этого делать, но… я понимаю, что Сеймен, увы, никогда не исправится, поэтому здравый смысл вынуждает меня принять вашу сторону, госпожа. Эда, затаив дыхание, разглядывает серебристый нож с визуально очень острым концом. Кажется, подобное орудие она видела в фильме про хирургов. — Пойдёмте, я провожу вас в спальню, — грустным голосом говорит врач, спешно смаргивая несколько слезинок и убирая хирургический нож в карман своих брюк, — если Мелих проснулся, то я объясню ваше отсутствие, если нет, то… вы сами знаете, что делать. Кареглазая смогла лишь кивнуть и неуверенно подняться на ноги, чтобы теперь уже пойти первой и повести за собой врача.***
Она слышала мирное дыхание своего мужа. Она чувствовала боль от его грубых грязных прикосновений. Она помнила каждую сделанную им мерзость. Она знала, другого шанса не будет. Йылдыз, тихо сняла с левой руки бинт, сковывающий её возможности, небрежно отбросила тот в сторону, невольно опуская взгляд на большую тёмно-бордовую корочку заживающей раны. Как же ей больно тогда было, как же ей больно из-за Сеймена, как же она его ненавидела. Эда неуверенно дотянулась рукой до прикроватной тумбочки со своей стороны, дрожащими пальцами сжала холодную рукоятку ножа. На губах мелькнула тень зловещей улыбки. Пустой взгляд сверкнул неприсущей девушке кровожадностью. Ей хотелось мстить, жестоко и безжалостно. Аккуратно подняв корпус и приняв сидячее положение, девушка на несколько мгновений затаила дыхание. Скрип матраса мог потревожить сладкий сон её «любимого» супруга. Мог, но не потревожил. С предвкушением проводя кончиком языка по своим сухим губам с мелкими трещинками, Эда внимательно глядела на полностью расслабленное мужское лицо. Конечно, Сеймен то сладко спал. Он был удовлетворён, доволен и спокоен. А она?.. а она прекрасно помнила, как совсем недавно дрожало её использованное тело, помнила, как алая горячая жидкость медленно скапывала с бёдер, помнила, как адски горел низ живота… и так каждый чёртов день. Она умирала от жестокости. Она страдала от чужих рук. Она теряла сознание от боли. Её использовали, как бездушную игрушку. Над ней смеялись, когда она молила о пощаде. Из неё медленно делали такого же монстра, способного на хладнокровное убийство. — Как же сильно я тебя ненавижу, — почти немым шёпотом бормочет Эда, наклоняясь поближе к молодому человеку, — и как же жаль, что ты не сдохнешь в таких же муках, которые каждый день переживала я. Девушка крепко сжала бледной ладонью железную рукоятку ножа, морщась от неприятного контакта меж повреждённой кожей ладони и холодным материалом, но всё же уверенно подняла руку над мужской шеей, даже на мгновение не задумываясь о том, что её будет ждать завтра. Он спал на спине, прижав край белоснежного одеяла к груди и слегка запрокинув голову. Неужели специально для кареглазой подготовился? Хоть чем-то упростил ей жизнь. Сделав глубокий вдох, шатенка резко вонзила острый нож в весьма податливую плоть, одним движением протыкая сонную артерию и глотку парня. Хриплый вопль. Ярко-бордовая кровь хлынула из приоткрытого рта. В девичий нос ударил сильный металлический запах. Одеяло покрылось многочисленным количеством кровавых брызгов. Простынь, подушки, пол, спинка кровати, женские руки, тельце — всё, кажется, абсолютно всё было усеяно мелкой красной крошкой. Йылдыз заливисто захохотала, смело отбрасывая в сторону воздушную ткань, с довольной ухмылкой перебралась на мужское тело, поудобнее садясь на торс Мелиха. Небрежно выдернув залитый кровью нож, девушка с предвкушением улыбнулась, обнажая беленькие зубки. — Нет, нет, любимый, — наклонившись к его губам и оставив на тех нежный поцелуй, счастливо пробормотала кареглазая, — это не конец. Её тёмно-карие глаза вспыхнули ало-янтарным. Чёрные зрачки заметно увеличились. Взгляд сумасшедше просиял. Очередной удар ножом. Второй. Третий… седьмой…