***
Солнечные лучики ласково коснулись румяных девичьих щёчек, нежно пощекотали её талию и мягко поцеловали в лоб, безмолвно шепча: «доброе утро». Кареглазая лёгким движением скинула со своего тела тонкую белую простынь с незамысловатым цветочным узором, бодро поднимаясь на ноги. Деревянные половицы тихонько скрипнули под девичьим весом. В нос ударил приятный запах сладкой выпечки и аромат свежескошенной травы. Йылдыз интуитивно повернула голову в сторону большого панорамного окна, открывающего вид на залитую солнечным светом маленькую лесную опушку. Перед самым домом росло множество бледно-розовых, белых, персиковых и алых фиалок, кажется, протянувшихся аж до самых стволов цветущих ив, раскинувших свои тяжёлые ветви и покорно склонившихся к усыпанной цветами земле. Зелень пестрила самыми различными красками нежной палитры, а мягкий фиалковый запах невольно проникал в лёгкие. Йылдыз сделала десяток мелких шагов в сторону панорамного окна, робко прижала ладони к холодному стеклу, с придыханием смотря на сказочную полянку и искренне пытаясь разглядеть каждый лепесток, так яро требующий её внимания. На улице было безветренно и от того подозрительно тихо. Ни один листик не издавал даже самого лёгкого шелеста. Ни один бутон не качался из стороны в сторону — даже чуть-чуть не дрожал. Природа будто замерла. Остановилась. Умерла…девушка невольно отпрянула от окна, резко находя поляну какой-то неприятной и пугающей. Мощь деревьев больше не казалась впечатляющий, а скорее наоборот — она вынуждала сердце пропускать удары от животного ужаса. Разнообразие фиалок теперь не выглядело, как какое-то небывалое чудо природы, совсем наоборот — оно выглядело как мерзкая рябь, при виде которой хотелось крепко сомкнуть глаза. Странная дрожь прошлась по девичьему телу и на последок лёгким разрядом отдалась в кончиках пальцев. — Эда, любимая, — мужской голос, прозвучавший непредвиденно близко, вынудил Йылдыз резко развернуться к источнику шума, — ты в порядке? Перед ней стоял Серкан. Он держал в руках пышный букет из алых приторно пахнущих фиалок и улыбался. Его улыбка была широкой и счастливой. Только вот его взгляд, напротив, был абсолютно пустым, безжизненным, ненастоящим. — Дорогая, ну зачем ты встала с кровати? Доктор же сказал тебе соблюдать постельный режим, — взяв букет в одну ладонь, он осторожно заправил несколько тонких прядок за женское ушко, говоря, — я срезал для тебя свежих цветов, куда их поставить? Эда неуверенно указала ладошкой на прикроватную тумбочку, чувствуя, как у неё задрожали руки от страха. Молодой человек продолжал смотреть на неё кукольными глазами, совсем не моргая. И, она лишь сейчас поняла, что не слышит мужского дыхание. — Малышка моя, ты не рада? — аккуратно опуская тяжёлую ладонь на девичью щёку, расстроенным голосом спрашивает он, — странно, ты же так любишь фиалки, — парень, на пару секунд замолкнув, оптимистично добавляет, — они ведь символизируют… — Смерть, как и ивы, — напугано шепчет Эда, наконец складывая пазл в своей голове. Она интуитивно дёргается в сторону, однако мужчина, выронив из рук букет, крепко хватает её за плечи, не позволяя сдвинуться с места. Кареглазая отрицательно качает головой из стороны в сторону, неожиданно понимая, что перед ней не Серкан — перед ней Мелих в окровавленной рубахе и с торчащей из груди деревянной ручки ножа.***
Йылдыз резко распахнула веки, начиная жадно дышать. Перед глазами стояла бескрайняя поляна, усеянная ярко-красными фиалками. Цветы вызывали у неё настоящую тревогу, вопреки даже тому, что кареглазая совсем не запомнила своего сна. — Госпожа Эда? — взволнованно протянул врач, торопливо подходя к девичьей постели, — как вы? — Неужели, моя дорогая внучка очнулась, — ледяным голосом кинула Йылдырым, продолжая сидеть в кожаном кресле и осуждающим взглядом смотреть на только проснувшуюся девушку. Шатенка спешно накрыла забинтованными ладошками виски, неосознанно закрывая руками голову и прижимая коленки к груди. Ей хотелось спрятаться, забиться в ближайший угол, молясь о том, что беда не заметит и пройдёт мимо неё. — Мне плохо… голова болит, и такое странное чувство внутри чего-то очень важного, но забытого…я толком ничего не помню со вчерашнего дня… — измученно шепчет Эда, с трудом сдерживая жалобного всхлипа, — в памяти всплывают только какие-то странные отрывки… звёзды, кухня, мои окровавленные ладони… и противного красного цвета фиалки. Их так много… очень много! — Цветы, серьёзно?! — с презрением хмыкает Семиха, а затем с обсуждением добавляет, — ты убила собственного мужа! Ты вообще представляешь, чего мне будет стоить найти похожего на Мелиха человека?! Ты даже не представляешь себе, сколько денег я потеряю из-за тебя, если вскроется правда о том, что настоящий принц мёртв! Через три дня мы улетаем в Дубай, там ты будешь обязана делать всё возможное и невозможное, чтобы до конца года никто не смог узнать твою страшную тайну, тебе ясно?! Ты просто обязана сделать так, чтобы я получила каждую обещанную мне по тому договору лиру! Йылдыз, аккуратно опустив свои ладошки на щёки, поворачивает голову в сторону пожилой женщины, облегчённо вздыхая. Он мёртв… большего ей и не надо. Она — убийца… ещё окончательно понимает, что собственноручно лишила кого-то жизни. — Ты сейчас серьёзно говоришь о деньгах? — разочарованно шепчет Эда, не сдерживая одного тихого всхлипа, — этот… этот человек насиловал меня каждый день… а иногда и не по разу, но ты смеешь мне говорить, что ты печёшься лишь о каких-то бумажках?.. — шатенка устало пожимает плечами, горько продолжая, — Аллах, ты же моя бабушка…почему ты меня так ненавидишь? — заплаканными глазами глядит точно на Семиху, — что я тебе такого сделала?.. Эда угрюмо опускает подбородок на собственные коленки, пряча нос в ткани лежащего поверх её тела одеяла и обнимая себя за ноги. — Что ты сделала? — наиграно смеётся Йылдырым, поднимаясь с кресла, — давай расскажу. Ты мало того, что родилась от моего, к счастью, уже покойного сына, так ещё и переняла несколько ярких черт его внешности, поэтому, уж извини, но ты вызываешь у меня лишь отвращение, — женщина неторопливо двинулись в сторону кареглазой, равнодушно продолжая, — знаешь, есть всего одна причина, по которой ты не умерла вместе со своими родителями в том доме, и она заключена в выгоде, которую я получу, если я буду выдавать тебя за нужных мне людей… — Семиха скрещивает руки на груди, останавливаясь рядом с девичьей постелью, — если бы не моя дочка, которой почему-то так захотелось возиться с тобой как с собственным ребёнком, то я бы отдала тебя замуж сразу же после твоего шестнадцатилетия, но, увы, это получилось сделать лишь сейчас. Девушка отрицательно качает головой, просто отказываясь верить в происходящее. Эда, конечно, знала, что её бабушка весьма далека от эмпатии и сострадания, однако она бы никогда не смогла даже подумать о том, что её родной человек будет так спокойно говорить о таких ужасных вещах. — Подожди… ты оставила меня в живых… то есть ты знала, что стена того дома рухнет? — резко осознавая сказанное пожилой женщиной, в шоке ахает Йылдыз, мгновенно поднимая голову с колен и поворачивая подбородок в сторону своей собеседницы, — значит, дело было не в Серкане… и смерть моих родителей не была просто какой-то случайностью, да? — Да, дружок твой неверный не виноват, его просто было легко подставить, но, стоит заметить, я приложила уйму усилий, чтобы он не попал в тюрьму из-за моего бездарного сына, — хмыкает Семиха, — поверь, папаша твой мог избрать верный путь, но он опозорил мою фамилию и сбежал к какой-то нищенке… видите ли наша светская жизнь и давние традиции ему не нравились! — Йылдырым на пару мгновений замолкает, отводя на миг блеснувший горем взгляд куда-то в сторону, — мне будто нравились… будто я мечтала выйти замуж в семнадцать лет за пятидесятилетнего мужика, но я ведь терпела всё — не жаловалась, а отец твой вон как поступил… отрёкся от своих обязательств ради какой-то девчонке! — резко повернувшись к выходу, женщина быстро направилась к нему, наспех кинув врачу, — делай, что договаривались! Эда шумно вздохнула, провожая ошарашенным взглядом свою бабушку. Ей нужно было время, много времени, чтобы окончательно осознать весь тот огромный поток информации. Кареглазая тихонько легла обратно в постель, вытянув ноги и повернувшись на бок. Голова буквально гудела от всего пережитого шока, от всей череды событий, неподъёмным грузом обрушивающейся на хрупкие девичьи плечи. Казалось, это всё было каким-то очень дурным сном или, может, каким-то новым фильмом, актрисой которого случайно стала Эда. Вот-вот должен был выйти режиссёр, хлопнуть в хлопушку, сообщая о том, что весь этот кошмар — всего лишь сценарий. Однако так никто и не появлялся. Реальность. Это была реальность, в которой кареглазая была вынуждена существовать, хотя вернее будет сказать, выживать. — Госпожа Эда, — аккуратно позвал её Джеймс, осторожно прикасаясь к девичьему плечу и протирая то спиртовой салфеткой, — ваша бабушка просила позаботиться о том, чтобы грядущие три дня подготовки к перелёту прошли для вас как можно быстрее, поэтому я сделаю вам один укольчик, чтобы вы могли сегодня чуть дольше поспать, хорошо? И, конечно, Уильямс не скажет, что собирается ввести ей приличную дозу мидазолама, из-за которой женщина провалиться в настолько глубокий сон, что не сможет даже банально шевелиться. И ради сохранения собственной жизни, разумеется, он умолчит о том, что Йылдырым приказала ему накачать Эду чем-угодно, лишь бы та не смогла сбежать из её дома, но, справедливости ради, стоит упомянуть то, что врач постарался подобрать самый безопасный препарат из тех, что у него были, а также Джеймс кропотливо рассчитывал подходящую для Эды дозировку. Йылдыз ничего не отвечает, лишь крепко жмурит глаза и сильно вздрагивает, когда острая игла протыкает её нежную кожу в области правого плеча. Её ждёт сон. Долгий сон. Очень долгий…***
Трое суток. Почти вечный сон. Постоянные уколы. И очень редкие пробуждения, на время которых в ничего не понимающую девушку пытались засунуть небольшие порции еды, от которой шатенку абсолютно всегда начинало тошнить. Это было отвратительно. Однако ещё хуже было сегодняшнее утро. Йылдыз с трудом смогла встать с кровати. Затёкшее тело плохо слушалось своей хозяйки. Ноги ужасно сильно заплетались. Сердце громко стучало в ушах. В глазах всё двоилось. Пожалуй, если бы не служанки, покорно помогающие Эде чуть ли не в каждом её действии, то девушка не смогла бы даже банально дойти до ванной — упала бы на первых же шагах. Содержание наркотического вещества в крови всё-таки давало о себе знать даже спустя несколько часов после пробуждение шатенки. Йылдыз чувствовала себя крайне странно: ей сильно хотелось спать, она довольно медленно соображала. Кареглазая просто делала, что ей говорили, понимая, что она сейчас далеко не в том состоянии, чтобы спорить. Она просто одевалась, просто шла, просто смотрела в окно иллюминатора, пустым взглядом глядя на отдаляющийся от неё Стамбул. Она просто была подавлена, разбита и эмоционально вымотана. Она просто хотела рыдать от отчаяния, однако сил на то уже не было. Она просто смирилась с собственной «смертью». Она просто мысленно приняла букет из фиалок. Кроваво-алых фиалок.***
Шатенка, совсем уже отчаялась, последняя надежда, последняя возможность рухнула так быстро и так громко, оглущающе, словно разбитая в пустой комнате ваза, острые осколки которой, дрожа, соприкасались с твёрдым полом, хаотично разлетаясь по сторонам. Эда, кажется, слышала каждую хрустальную частицу у себя в голове, чувствовала, как пронзительно стекло впивалось в кожу, так, будто ей довелось ходить босыми ногами по усыпанному стекляшками полу. Однако это всё было глупым ощущением, реальность же была там, где разбилась ваза, в которой Эда была цветком, теперь оставленным без воды на верную гибель. Иначе зачем она ещё летела в Дубай? Умирать. Других исходов и быть не могло. Йылдыз по неволе связалась не с тем человеком. Устало вздохнув, кареглазая неуверенно поднялась с большого сидения на ноги. Боль в мышцах чувствовалась, наверное, после каждого даже самого незначительного действия, что уж говорить о ходьбе. Раны на руках и ногах иногда резко начинали щипать, как бы напоминали о своём существование их «счастливой» обладательнице. Счастливая, пожалуй, это слово больше не имеет ничего общего с когда-то действительно жизнерадостной девушкой. Сейчас Эда своя собственная тень с потухшим взглядом, в котором, кажется, без труда можно было разглядеть белую пелену, окутавшую душу. Пусто и холодно — вот, что хотелось сказать шатенке, глядя на собственные поникшие глаза в отражении зеркала, к слову, смотреться в которое она теперь совсем не любила. Без каких-либо эмоций оглядев сидящих в начале салона юриста и свою родственницу, если, конечно, в положении Эды можно было таковой считать Семиху, кареглазая медленно поплелась в сторону находившейся в хвосте комнатки стюардесс, потому что бортпроводницы совсем не реагировали на вызовы кареглазой, которой чертовски сильно хотелось пить. Ноги ощутимо подкашивались от слабости, как никак, женщина действительно ела очень мало, да ещё и наркотические препараты гордо прикладывали свою руку к тому, что каждый шаг давался Эде с настоящим трудом. Бледными ладошками она придерживалась за спинки кресел, чтобы в случае чего удержать себя руками, а не грохнуться на пол. Новые синяки ей точно были не нужны. Хотя, честно говоря, и жизнь ей такая не нужна была, но Эда почему-то ещё даже не попыталась стащить что-нибудь острое с той же кухни, чтобы наконец завершить своё не имеющее смысла существование. — Не кричи, — тихий мужской шёпот обжёг её ухо, а руки незнакомца крепко прижали её к себе, блокируя все возможные способы побега, — не дёргайся. На пару мгновений Йылдыз даже подумала о том, что даже компания её покойного муженька была более безопасной, по крайней мерее, женщина всегда знала, что ожидать от него, а парень, сейчас болезненно впивающийся крупной ладонью в кожу её рта, наводил на неё дикий ужас от неведения, которое шатенка всегда так ненавидела. Она не понимала, чего ей стоит ожидать: выстрела в висок, удара куда-нибудь под рёбра ножом или очередное использование. Она всего лишь хотела попить воды… — Этот самолёт начнёт падать через десять минут, но, — перехватывая одной ладонью девчачьи руки, злобно бормочет неизвестный, — если ты сейчас же не перестанешь создавать шум, я выкину тебя тебя отсюда прямо сейчас, ты меня поняла? Кареглазая слабо кивнула, отрывисто дыша через нос. Воздуха ужасно не хватало. Горло неприятно саднило от немых криков и подступающих слёз. Ног она, кажется, уже совсем не чувствовала, благо её предполагаемый убийца держал её достаточно крепко, от чего женщине удалось избежать болезненной встречи с полом. Веки стали донельзя тяжёлыми… Шатенка вновь потеряла сознание.***
Мелек с предвкушением вкусного ужина развивала домашний лимонад по бокалам, поглядывая на то, как тётя Эды раскладывала на тарелки кебаб. — Срочный выпуск новостей, — оборвав серию мелодрамы, серьёзный голос телеведущей послышался из телевизора, привлекая внимание Мело и Айфер, — самолёт известного принца Мелиха потерпел крушение в водах Средиземного моря. По предварительным данным все находившиеся на борту погибли. Известно, что на судне была Семиха Йылдырым, Господин Сеймен, его новоиспечённая жена и семь членов экипажа, — Мелек судорожно вздыхает, прикладывая руку к алым от волнения щекам, — предположительно, у личного самолёта Мелиха отказали двигатели, однако, детали уточняются, профессионалы работают на месте происшествия. Подробности смотрите в вечернем выпуске новостей. — Эда, — роняет хриплый стон Айфер, резко выпуская из рук тарелку. Посуда в миг разлетается на осколки…***
Ватка с нашатырём, находившаяся в нескольких сантиметрах от девчачьего лица, стала основной причиной, по которой шатенке пришлось распахнуть глаза, сильно морща нос. Просыпаться после обмороков всегда было тяжело, но особенно сложно было сейчас, когда она всем своим телом ощущала позади себя мужчину, к которому кареглазая была прикована какими-то ремнями. Женщина будет готова хоть выпрыгнуть с этого дурацкого самолёта, если это очередная фантазия её бабушки, которая решила преподать урок своей непослушной внучке. — Твоё отличное умение терять сознание пошло на пользу и значительно упростило мне задачу, — тихо хмыкнул всё тот же незнакомец, комкая меж пальцев ватку, а после бездумно бросил её на пол, — но теперь тебе нужно осознавать то, что происходит, поэтому свои долгие сны оставь на потом. Шатенка глухо выдохнула, глупо глядя на чёрные ремни на своих ногах, талии, плечах, она совсем не понимала, что это такое и зачем оно нужно. Пожалуй, если бы у неё был список самых странных ситуаций, то эта бы, однозначно, в него попала на гордое первое место, потому что в её голове суть происходящего совсем не проглядывалась. — Держи, — протягивая шатенке небольшой кислородный баллон, как такой, который она когда-то видела в программе про альпинистов, негромко произнёс мужчина, а после надел на лицо женщины прозрачную маску, — не вздумай снимать это, пока я не скажу. Эда нервно сжала голубой баллон, чувствуя, что происходящее начинает умело набирать обороты, а самое жуткое — не в самую лучшую сторону. — Чт-то проис-сходит? — её почти беззвучный голос дрожал, отвратительно жалко дрожал. — Сейчас у тебя могут заболеть уши, потерпи немного, — на всякий случай складывая руку на женскую талию, парень покрепче прижимает Йылдыз к себе ещё ближе. Кареглазая не успела даже простонать своё боязливое: «Что?», как резко раздался чертовски громкий звук, так похожий на какой-то оглушающий свист. Следом запищала техника, а записанный голос стал повторять одну и ту же фразу: «Depressurization of the aircraft cabin». Эда не сильно владела авиационным английским, но уже прекрасно понимала, что произошло что-то действительно страшное. «Самолёт упадёт через десять минут…» эта фраза, о которой она даже успела позабыть из-за сильного стресса, тревожно прозвучала в её голове, кажется, даже перебивая весь остальной шум. Йылдыз начала сбито дышать, морщась от ледяного ветра и противного протяжного писка аппаратуры. Эда крепко зажмурила веки, сквозь громкие завывания слыша напуганные возгласы своей бабушки о том, что кислородные маски не выпали. Кажется, всё шло совершенно не по плану Семихи. И кареглазая ещё даже не могла полностью оценить всю серьёзность происходящего, чтобы действительно осознать, в какую опасную ситуацию она по неволе попала. Кислородная маска плотно прижатая к лицу, тяжеловатый баллон в руках, крепкие ремни, которые прицепляли хрупкое девичье тело к сильному мужскому — это всё внушало Эде какое-никакое доверие, как минимум потому что если ей дали некоторое снаряжение для поддержания жизни в условиях отсутствия нормального кислорода, то, значит, её хотябы не хотели убить. Только вот, чего тогда добивался этот новый человек в чёрной маске? Йылдыз не знала, да и знать не могла. Могла лишь надеяться… чем она собственно и занималась последние пять минут, показавшиеся ей настоящей бесконечностью. Авиасудно нарезало круги, не спеша снижаться. Пилоты будто чего-то ждали, поэтому и крутились от нечего делать. Эда даже смогла выявить некоторую стабильность в их действиях: почти всегда на тридцатом счёте самолёт опускал левое крыло и начинал разворот. Потом недолгое движение по прямой. Вновь тридцать. И снова крыло опускалось вниз. Оголённые участки кожи, особенно на лице весьма ощутимо замёрзли, кажется, нежная кожа даже потрескалась от ледяного ветра и сильно покраснела. Однако Йылдыз пока даже не чувствовала боли, за что она точно могла сказать спасибо подскочившему в крови адреналину. — Мы скоро будем снижаться, будь готова приветствовать землю, — как-то подозрительно хмыкнул неизвестный мужчина, глянув на свои наручные часы, надетые поверх чёрного костюма. Кареглазая лишь отрицательно покачала головой, искренне не понимая, что произойдёт с ней в стремительно приближающемся будущем, которого Эда боялась в той же степени, в которой и желала. Ей хотелось и не хотелось одновременно знать о том, что же такого коварного поджидает её в той грядущей неизвестности. Придёт ли счастье с новым восходом солнца? Или же завтра не наступит уже никогда? Конец? Или всё же начало? Девушка устало вздохнула, невольно произнося немую молитву — отчаянный крик о помощи без единого звука.***
Йылдыз плохо понимала всё происходящее вокруг неё. Сначала самолёт снизился на весьма приличное количество километров вниз. Теперь девушка через иллюминаторы могла видеть весьма чёткие очертания земли, однако её успокаивало это совсем не долгое время. Дождавшись, когда отметка высоты достигнет примерно в двух тысяч метров над уровнем моря, незнакомец забрал у Эды кислородный баллон и маску, прекрасно понимая, что на такой высоте можно спокойно дышать и без необходимого оборудования. Кинув быстрый взгляд на часы, он решительно отстегнул свою страховку, ранее прикрепляющую его к части салона самолёта, а затем, приподняв женщину, дабы не тратить драгоценное время на какие-либо объяснения, двинулся вместе с ней к аварийному выходу. — Что происходит? — дрожащим голоском тянет Эда, в ужасе глядя на то, как незнакомый ей парень начинает открывать железную дверь. Молодой человек в ответ ничего не говорит, лишь покрепче обнимает кареглазую, а затем делает уверенный шаг в синюю бездну. Мотор самолёта больше не гудит. Ноги больше не чувствуют опоры. Сердце больше не стучит.