Валенки

…Тогда я понял, что дьявол существует, а раз есть дьявол, значит существует и бог.© Все предыдущие события и страшные моменты, которые пришлось пережить Заре и остальным ее соплеменникам, были ничто, по сравнению с тем, что происходило теперь. Из автомобиля, охраняемого двадцатью мотоциклистами с автоматами, вышел высокий мужчина в дорогой военной немецкой форме — как раз в такой ходило высшее офицерское руководство. Хайнц даже чуть поклонился, когда обратился к нему, будто извиняясь за недоразумение во время распределения новоприбывших. Фридрих Вольф — так звали того мужчину, которого увидала Зара и перед которым склонился Хайнц и еще несколько старших офицеров. Сложилось ощущение, что его боялись куда больше, чем наставленных автоматов и лающих собак. Вольф был направлен сюда в качестве усмирителя порядка, главного надсмотрщика и проверяющего финансовую сторону лагеря. Учет хоть и велся строго, но ходили слухи, что руководство лагеря не упускает случая набить свои карманы всем, что приносило прибыть. И к тому же, Фридрих был ранен и все еще передвигался с трудом, опираясь на дорогую толстую трость со стальным большим набалдашником, не смотря на то, что ранение он получил несколько месяцев назад. Вольф воспринимал это назначение как ссылку. Сам он считал такое положение ошибкой и вовсе не хотел смириться с подобным положением вещей. Он был боевым офицером и не раз был на передовой, но теперь… Лагерь. А он сам будет выполнять роль хоть и главного, но какого-то надсмотрщика. Естественно, до того момента, пока ему не станет лучше и его вновь не пошлют на фронт. Если бы не прострелянная нога… Фридрих презрительно поглядел на Хайнца и кивнул, когда тот отрапортовал новоприбывшему формулу приветствия старших офицеров. Вольф прекрасно понимал, что в подобные места набиваются не самые лучшие представители Рейха, но это был своеобразный трамплин или мостик, при помощи которого в военную элиту смогли пробраться те, которым именитые немецкие офицеры и политические деятели не подали бы и руки, не то, чтобы имели с ними дело. Как раз из таких был Хайнц. Вольф прекрасно знал каким способом Хайнц пробрался туда и занял то положение, которое теперь у него было. Таково было время и положение вещей. Хайнц родился в довольно состоятельной семье и его детство проходило тихо и безмятежно. Никто бы не поверил, что спустя совсем немного времени, повзрослевший Хайнц станет отборной сволочью и омерзительным садистом. Да, к сожалению, Хайнц был не единственным подобного сорта представителем своего грязного дела. Он был одним из тех добровольцев, кто записался в армию, и испытывал удачу еще в самом начале войны. За свои военные заслуги Хайнц был дважды награжден железным крестом. Именно в эти моменты Хайнц познал что такое насилие, власть, а также и то, что беззащитная жертва может пригодиться в любом виде. И пользу может принести на разный манер. А учитывая военное время, наказания можно было избежать довольно легко. Некоторые его товарищи поддерживали своего начинающего командира, отличаясь подобного рода замашками. К тому времени, когда Хайнца сделали главным и отвечающим за поставки и проверку пленников, он открыл для себя новые возможности и новую страсть. Хайнц был педофилом, а каждый прибывший в лагерь поезд смерти — новым подарком для грязного сластолюбца. Он самолично отбирал молоденьких девочек не старше семнадцати лет, которых селили в местный бордель при лагере. Особо приглянувшихся — отселяли в отдельный дом, куда часто приходил Хайнц для развлечений. И если бы ранее подобное не могло бы поощряться и его бы могли лишить всех наград и привилегий, предав позору, отправив в тюремную камеру, то теперешнее положение полностью развязывало ему руки. Хайнц был на своем месте и вместе с ним была его преступная страсть. Вольф знал об этом, как знал и о том, что Хайнц легко может присвоить некоторые средства, поступающие от лагеря. Зато он был отличным военным и исполнителем. В добавок ко всему, Хайнц имел высокопоставленных друзей в рейхсканцелярии, именно так он заполучил свое положение, не смотря на свое сомнительное прошлое и настоящее. Высшие чины Рейха знали, насколько аморален Хайнц и что от него можно было ожидать, но он был полезен, а на войне, как известно — все средства хороши. Как и все ресурсы. Вот так Хайнц вошел в высшее руководство лагеря. Под командованием Хайнца было еще несколько подобных ублюдков, которые также занимали в лагере высокое положение. Эти мерзавцы любили его за то, что тот не связывал их каким-либо моральными принципами и позволял им абсолютно все. Любые зверства и любую жестокость. Любое насилие и жестокость были давно в норме и применялись ко всем заключенным не зависимо от пола и возраста. Все это претило Фридриху, но приказ есть приказ и должен выполняться, по крайне мере, пока он не будет в лучшей форме, тогда он сам вновь попросится на фронт. А пока, Вольф вовсе не собирался водить дружбу с подобными представителями даже своей нации. Но деваться ему было некуда. И вот теперь Фридрих Вольф стоял на территории одного из самых страшных концентрационных лагерей и окидывал своим тяжелым взглядом территорию двора и ворот, через которые заводили пленников.

***

Сам Фридрих Вольф тоже не был святым. Ранее, еще будучи молодым, служил в абвере. Потом перешел в действующие войска и дослужился до высших военных должностей. Почему он выбрал иной путь — путь воина. Никто не знал. Его быстро заметили представители старшего руководства рейхсканцелярии и вновь нашли место в разведке. Но сам Вольф рвался на фронт и с успехом возглавлял командование. Ему был присущ талант руководителя и стратега. Фридриха ценили как отличного военного-тактика. Он был сыном немецкого высокопоставленного военного аристократа, мать Фридриха умерла при родах, когда давала жизнь его младшему брату. Отца он похоронил за год до начала войны. Своей семьей Вольф так и не обзавелся, хотя имел возможность, предпочитая фронт личной жизни. Вольф многое прошел и испытал, он слишком хорошо знал, что такое война и ее изнанка. Его младший брат погиб в первые месяцы, а на память от него остался только железный крест, которым тот был награжден посмертно. Фридриха уже ничем невозможно было удивить, напугать, либо вообще как-то тронуть или пробить ту стальную броню, в которую превратились его душа и сердце. За свои военные годы, он успел напиться крови, насмотреться боли и страданий, как и прочувствовать тот сладостный и страшный момент, когда в его власти находилась чужая жизнь. И не одна жизнь. Фридрих Вольф был очень высокого роста мужчиной сорока семи лет, обладающим нечеловеческой силой. Он запросто, голыми руками, мог свернуть шею даже очень крепкому противнику. Большие яркие голубые глаза, отдающие холодным светом, правильное чисто выбритое лицо и вместе с тем словно застывшее его выражение, без эмоций, заставляли как-то неприятно морщиться при взгляде на этого человека. Он привык не считать жертвы, как не привык к жалости, либо к проигрышам. Вольф никогда не проигрывал. Фридрих знал как вербовать нужных людей, особенно из числа военнопленных, и тех, кто когда-то были противниками Рейха. Он самолично разработал беспощадную, бесчеловечную методику ломки любого, даже очень мужественного и стойкого бойца, чтобы подавить его волю и разум, превратив того в покорного раба, который готов исполнить любой приказ. А если потребуется — будет убивать всех подряд. Его боялись даже свои. Поговаривали, что этой методикой он поделился с Геббельсом и Гиммлером. А те, в свою очередь, преподнесли некоторые его приемы как свои нововведения. Но Вольф не был за это в обиде. Получив все, что только мог дать ему Рейх, после ранения он рассчитывал на возращение в Берлин, а после вновь — на фронт. Он жил в войне и войной, находя в этом какое-то свое удовольствие. Так как именно в такое время Вольф будто бы расправлял свои плечи и дышал полной грудью, проявляя себя и свою истинную суть. Но что-то сложилось не так, как Фридрих планировал ранее. А вернее, его нынешнее положение было своеобразным наказанием за то своеволие, которое Вольф все же позволил себе, нарушив ряд приказов, изменив направление наступления в последний момент, не сообщив об этом вышестоящему руководству. Не смотря на то, что сражение было выиграно, потери были большими, а сам Вольф был сильно ранен. Проведя несколько месяцев в госпитале, Вольф не утратил навыки по укрощению людей, а Рейху нужны были новые кадры. Вот почему Фридриха направили в лагерь. Убить двух зайцев один выстрелом — навести порядок, проследить за финансами, а также — завербовать нужных людей, не стесняясь в методах и средствах. А Вольф умел это делать.

***

— Продолжайте сортировку. — низким вкрадчивым голосом сказал Вольф, отвечая на приветствие Хайнца легким кивком головы. В это время Лизу вновь схватили и потащили в ту сторону, куда сгоняли молодых девушек, многим из них не было и шестнадцати. Это подстегнуло Зару и она вновь попыталась наброситься на охрану, но вновь встретилась с крепким кулаком Хайнца, который накинулся на нее и стал оттаскивать от того места, где был Вольф. — Отпустите ее! Она ведь еще совсем ребенок! Сволочи! Свиньи! Ублюдки! Отпустите ее! — выкрикнула она по-немецки, надеясь на то, что ее наконец-то услышат. И ее услышали, но ее речь возымела совсем другой эффект. Разгоряченная борьбой и страхом, Зара сама не помнила, как вырвалась и бросилась прямо к Вольфу, вцепившись в его руку. — Отпустите…! — прокричала она, но осеклась, когда почувствовала на своём горле крепкую хватку, словно железной, руки. Вольф не моргнул и глазом и вообще не проявил никаких эмоций, когда Зара подскочила к нему. Он лишь слегка прихватил ее за горло одной рукой и внимательно посмотрел в глаза. Холодный взгляд словно полоснул Зару по лицу. — Откуда знаешь немецкий? — прозвучало над ее ухом, а рука в кожаной дорогой черной перчатке сжала ее горло еще сильней. От перчаток пахло табаком, шоколадом и еще чем-то странным. — Отпустите… Отпустите ее… Она… Она еще ребенок… Что же вы делаете… Отпустите… — смогла прохрипеть Зара, тщетно пытаясь высвободиться, но все ее бесплотные попытки были ничтожны перед звериной мощью, которой обладал Вольф. Его глаза светились все тем же холодным голубым светом, не выражая ровным счетом ничего. — Откуда ты знаешь немецкий? Отвечай. — также спокойно и холодно переспросил Вольф. — Да чтоб ты сдох… — прохрипела Зара, когда так и не смогла вырваться из стальных «объятий», а Лизу утащили прочь. В этот момент, когда никто не ожидал, бабка Марья с криком рванулась в строну Зары и попыталась наброситься на Фридриха, чтобы расцарапать тому лицо, но он мгновенно выхватил револьвер у стоявшего рядом Хайнца, одной рукой, продолжая держать цыганку за горло другой. Прозвучал выстрел. Всего один единственный. Тело Марьи осело и застыло. Кровь брызнула в сторону и несколько капель попало на мундир Вольфа. Он выругался и медленно вернул револьвер Хайнцу. Маленький толстый переводчик в очках опустил голову и невольно спрятался за спину одного из охранников. — Дисциплина у тебя — дерьмо, Хайнц. — проговорил Вольф. Он отпустил Зару и та рухнула прямо ему под ноги, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Вытащив белоснежный платок из кармана, Фридрих стер капли крови с рукава, а после небрежно бросил его своему ординарцу. — Прошу прощения, господин Вольф, все будет исправлено! Немедленно! — Хайнц тут же отдал приказ навести порядок и тех, кто пытался как-то воспротивиться или показать свою удаль — расстреливали на месте. — Желаете отобедать, господин Вольф? Можете быть немного отдохнёте после долгой дороги? — спорил один из начальников лагеря, стараясь как-то задобрить неприятный инцидент. — Крепкий кофе и всю документацию по расходам ко мне в кабинет. Отобедаю вечером. — бесстрастно ответил Фридрих, не сводя своего ледяного взгляда с тонкой фигурки Зары, скорчившейся у его ног. — А эту... — обратился он к своей охране. — Отвести в карцер. Пока не трогать. Я сам ее допрошу. Вечером. Продолжайте сортировку. Зара с трудом привстала, но вновь получила сильный удар в живот набалдашником той самой трости, которую Вольф не выпускал из своих рук. Все в глазах помутилось, а пронзительная боль в животе не давала двигаться. Зара не могла пошевелиться, ощущая на губах привкус крови. Сопротивляться более было просто невозможно. Голова ее кружилась, а в глазах все плыло. Звуки куда-то растворялись. Охрана утащила Зару прочь и она уже не могла слышать ни воплей, ни стонов, ни автоматной очереди.