***
— Мартин! Быстрей! — кричал Франц, закидывая в багажник машины какие-то мешки. Сам он был облачен с теплую форму, высокие сапоги. На его левом плече висел автомат, а Отто, который уже завел мотор, сидел за рулём и оглядывался на кричащего Франца с какой-то досадой. — Все здесь. Едем. — бросил Фридрих, когда Мартин подбежал к машине последним. Поездка была странной и поспешной. Машина ехала через лес, без какой-либо охраны. Зара не понимала, куда подевалась эта охрана с собаками, куда они едут и зачем? Кто стрелял? И где были взрывы? И были ли это те самые «наши»? А она очень наедялась, что были это именно они — наши. Машина ехала быстро и, как когда-то говорил Вольф, могла выдержать попадание гранаты, а также оставаться целой и сохранить своих пассажиров, в том случае, если колесо попадет на мину. Но случилось все очень странно. Да и вообще, весь этот последний вечер был странным и страшным. Пока они ехали, вновь где-то раздались взрывы и автоматные очереди. Звуки их приближалась, а лес становился все гуще. Дорога уходила вдаль и, казалось, ей не было конца. — Быстрей, Отто. — спокойный голос Вольфа нарушил какую-то непривычную молчаливую обстановку. Немцы не разговаривали между собой, как это часто бывало, а словно бы приготовлись к чему-то. Зара сидела рядом с Вольфом справа, а Франц с другой стороны — рядом. — Иди сюда, малыш. — вдруг прошептал Вольф ей на ухо и по привычке расстегнул свою теплую офицерскую шинель. Звуки выстрелов неумолимо приближались. Заре стало страшно. Куда и зачем они едут? Или это конец? — Не бойся. — прибавил он и улыбнулся, заставив Зару немного наклониться и уткнуться ему прямо в грудь. Аккуратно поглаживая ее по голове и плечам одной рукой, другой Фридрих приготовил автомат и уперся им прямо в оконный проем машины. Он насвистывал знакомую мелодию, словно бы ничего не случилось и они, как и прежде, сидят где-то в комнате, у горящего камина и потягивают коньяк. Мартин сидел рядом с Отто, приготовив такой же автомат. Его лицо было спокойным и невозмутимым как у Вольфа. Он молча достал из кармана две гранаты и теперь держал их у себя на коленях. Он всматривался куда-то вперед, словно выглядывая мишень. — Отто, еще метров двести и сворачивай в лес. — спокойно произнёс Вольф, тогда как выстрелы и автоматные очереди были уже совсем близко. Они проехали еще немного и Отто резко свернул в лес. Машина стала утопать в снегу, но все же ехала вперед. Вдруг откуда-то сбоку Зара услышала крики и выстрелы. Машину вновь занесло, а Вольф и Мартин приготовились то ли стрелять, то ли отбивать чью-то атаку, но Зара ничего не могла понять. Вольф прижал ее к себе так крепко, старательно наклоняя ее голову вниз, что цыганка не могла ничего видеть, только слышать как многочисленные вылетающие пули бились о бронированную машину, словно дождь, стучавший об оконные ставни. — Проклятье! — выпалили Отто, когда машина окончательно увязла в снегу и встала, упершись в дерево. — Все… Дальше не пойдет… — Всем приготовиться и действовать быстро. — спокойно скомандовал Вольф. — Мартин, солируешь, Франц — прикрываешь. Зара с трудом подняла голову. Ей было страшно. Вокруг орали и стреляли. Кто в кого — было уже не ясно. Крики разобрать было нельзя, все перемешивалось с автоматными очередями и короткими взрывами. Вольф крепко схватил ее за руку и выволок из машины, прикрывая собой. — Поспешим, только ничего не бойся и держись позади меня. — успел бросить он Заре. А потом все завертелось, застонало и забурлило вокруг. Был поздний вечер, вокруг было уже темно, выстрелы и крики то и дело словно бы окружали их. Зара была вынуждена бежать вслед за Фридрихом, который то и дело пускал куда-то в сторону автоматные очереди, прикрывая ее собой. Отто и Франца не было видно. Вновь раздалась стрельба, а потом Зара увидала Мартина, который швырнул гранату в ту сторону, откуда стреляли и кричали. — Быстрей! В лес! — крикнул Франц, который появился так неожиданно и с другой стороны, что Зара вскрикнула от неожиданности. Каким-то образом Францу и Отто удалось вытащить из машины несколько заплечных дорожных вещмешков с лекарствами и едой. Они все куда-то бежали, вернее пытались бежать, с трудом пробираясь по глубокому снегу. Потом, Вольф приказал спрятаться и сам, словно подкошенный упал в кусты, увлекая за собой Зару.***
Холодный снег ударил в лицо и Зара немного пришла в себя от этой бесконечной гонки. Голова пылала, а кашель вновь то и дело норовил вырваться из груди. Где-то кричали… Это были свои. Неужели! Неужели наши… В ее голове словно пронесся ураган, оставив единственно верное решение. Именно в этот момент Зара решилась… Именно теперь она, неожиданно для Вольфа и остальных, вскочила на ноги и рванулась куда-то прочь, в сторону. И побежала… Побежала прочь, собрав последние силы. Зара была готова отдать жалкие остатки своей жизни, отдать последний вздох, лишь бы добраться до своих. Успеть. Да! Именно теперь, когда она утопала в снегу, но не останавливалась и не чувствовала ничего, кроме холода и одновременно пылающей головы, цыганка ощутила тот глоток свободы, то неповторимое и непередаваемое ощущение, которое не сравниться ни с чем и никогда. Зара пробиралась сквозь жалящие ветки кустов, направляясь к приближающейся знакомой речи, к своим. Туда, где, возможно, находится ее спасение. Раздалось еще пару выстрелов и знакомая родная речь оказалась совсем рядом. — Стой! Стой, зараза! Руки! Живей! Руки! Выше! — раздался хриплый и сильный голос, как только Зара преодолела еще один сугроб и вышла, как она полагала — к своим. — Я своя! — что было мочи крикнула она, поднимая руки в верх. — Я своя! Русская! — Ага, мы уже навидались таких… Подстилок! — раздался смех откуда-то сбоку. Зару окружило несколько человек. Неподалеку раздавались автоматные очереди. — И сколько, вас, тут, сволочей, шныряет по лесу? Отвечай, немецкая сучка! Еще по-нашему лопочет! — рявкнул тот, другой, который был позади Зары. — Я своя… Я… Я из лагеря… — прохрипела Зара, заходясь кашлем. — Помогите… — Как же — «своя» — продолжал высокий и крепкий мужчина с автоматом, он продолжал держать цыганку на мушке. — Лагерников всех пустили в трубу! А кто мог еще как-то ходить — немцы перегнали! Вон, тут нам тоже засаду устроили такие же «свои». Они кивнул куда-то в сторону, Зара повернулась и только теперь поняла, где она находилась. Оказалось, что это был дом начальника лагерной охраны. Неподалёку валялись расстрелянные тела немецких охранников и пары собак. Где-то еще сновали мужчины с автоматами, проверяя подъезды к дому. А еще дальше, Зара увидала лежащее на снегу неподвижное тело. В сумерках цыганка не смогла разглядеть кто это был и она подошла чуть ближе. — Что? Подружку свою узнала, чертова шлюха? Эта тоже клялась, что своя… — буркнул другой солдат с серьезным лицом, он подошел к Заре и небрежно толкнут ее в сторону мертвой женщины. Эта была Марта. Ее красивое правильное лицо так и застыло в неподвижном испуге, когда кто-то пустил ей пулю в лоб. Глаза ее оставались открытыми. — Из-за вас, сук-подстилок фашистских, Ваську застрелили! — заорал тот первый и больно ткнул автоматом Зару в спину. — Кончай с ней, Михалыч, нам еще дорогу разминировать, иначе не проехать! Этот их начальник охраны, как знал, что мы сюда прорвемся. — продолжал солдат с серьезным лицом. — Нет, надо будет допросить ее как следует, все нутро ее гнилое вынуть, вдруг еще где заминировали, суки! — разъярился первый. — Отставить! — крикнул кто-то, подходя к ним ближе. — Без приказа командира не сметь никого трогать! Она может что-то знать. Да и после, шлепнуть ты ее всегда успеешь. Веди ее, Макар, да поживей. Пусть шагает прямо в машину. — Я своя! — взмолилась Зара, ничего не понимая и мотая головой. — Я… Я все это время была в лагере! Почему вы мне не верите? — Ах ты, сучка неугомонная… — раздалось над ухом и в следующее мгновение затылок цыганки обожгло страшным сильным ударом. Видать, тот первый не выдержал, а потом со всей силы ударил Зару прикладом сзади. Все вокруг помутилось и она упала на снег, потеряв сознание. Последнее, что Зара смогла почувствовать, проваливаясь в мертвую темную тишину, как кто-то истошно закричал и вновь раздались выстрелы. А потом наступила тишина и темнота.***
— Проклятье… Нет, нет, она жива. — тихий знакомый голос нарушил темноту и тишину. — Да, знатно свои же приложили. — Мартин, живей, некогда рассуждать. Идти долго, а у нас двое раненых. — вторил другой знакомый голос на немецком. Зара с трудом разлепила глаза, когда почувствовала как кто-то растирает ее щеки снегом. Это был Мартин, рядом с ним был Вольф — его глаза были серьезными и сосредоточенными. Они глядели на Зару и, по всей видимости, оценивали ее состояние. — Ты можешь идти? — спросил Вольф тихо и спокойно. — Голова… — с большим трудом произнесла цыганка. — Ну и как? Понравилось ли тебе в гостях у своих русских «Иванов»? Еле тебя нашли. Да еще Франца знатно зацепило. — хмыкнул Мартин и одним рывком поднял Зару на ноги. — Хватит болтать. Осторожней, дай посмотрю. — осадил его Вольф и тут же развернул цыганку к себе, посветив карманным фонарем ей на голову. — Тошнит? — Пока не знаю… Голова… — отозвалась она и поморщилась. — Вот что, Мартин, бери поклажу. Рацию понесет Отто. Оружие не бросать никому. Я понесу Франца и провизию. А ты… — он обратился к Заре — Тебе придется нести вот этот рюкзак — там наши лекарства и еще еда — консервы и кое-что еще — твои ампулы. Придется потерпеть, mein herz. Видишь, я не врал тебе. Своим ты больше не нужна. Хорошо, что мы вовремя подоспели, иначе — лежать бы тебе на снегу вместе с начальником нашей охраны и остальными «везунчиками». И это был бы лучший для тебя исход. Идем. Пойдешь строго за мной. Шаг в шаг. И постарайся больше никуда не бегать. Еще раз дернешься — сам сверну тебе шею. Надеюсь, теперь ты все поняла? Цыганка с трудом кивнула. Голова сильно кружилась и болела так, словно ее продолжали долбить прикладом. Каждый шорох или движение отзывались еще большей болью, но деваться было некуда. Оставаться в лесу тоже было нельзя, а куда их вел Фридрих — Зара и догадываться не могла. Вольф закутал голову Зары своим теплым шарфом, а потом взвалил ей на спину тяжеленный рюкзак. За ней — точно также след в след — шел Мартин, который нес на себе не меньшую поклажу и оружие, замыкал шествие Отто — он нес такой же здоровенный рюкзак, два автомата и рацию. Вольф шел впереди и тащил на своих плечах раненого Франца, его рюкзак, перекинув лямку через правое плечо, а также свой — перекинув другую через левое. В дополнении ко всему — он также нес два автомата и полный комплект патронов, закрепленный на поясе. Зара была поражена его нечеловеческой силе. Они шли долго, через зимний холодный лес, пробираясь через глубокий снег, то и дело, проваливаясь по пояс, то и дело останавливаясь и проверяя — жив ли Франц. Сначала, он терпел боль, потом начал немного стонать, а спустя какое-то время и все замолчал. Франц был довольно крупным и даже немного грузным мужчиной, но бросать своих людей Вольф не собирался. Он был привычен к дальним тяжелым переходам, лишениям, возможной гибели, опасностям и трудностям. Казалось, когда все уже падали с ног от усталости и проклинали нескончаемый снежный лес, Фридрих шел вперед, подобно заведенной машине, неся на своих плечах Франца, да вдобавок провиант и оружие. Спустя некоторое время, они сделали вынужденный привал — нужно было осмотреть Франца и напоить остальных. Не смотря на то, что сам Фридрих не стал был делать подобный опасный перерыв, деваться было некуда. Франц был настолько бледен и тих, что мог бы сойти за покойника. После вынужденной остановки, они продолжили свой путь, перераспределив вещи. Вольф ожидал заветной встречи с проводником-связным, который должен был ждать его самого и его людей в каком-то условленном месте, чтобы вывести их. Вот почему Фридрих так тщательно все продумал на кануне и так долго готовил документы. На кону стояла их свобода и жизнь, в то время как война все еще продолжалась, Вольф не собирался дожидаться позорного конца, триумфального краха, который он давно предвидел и предсказывал. Они шли все дальше и дальше. Что-то шло не так, как изначально задумал Вольф. Проводника не было.***
Пробираться по глубокому снегу и тащить на себе раненого Франца было нелегко, но за плечами у остальных тоже был тяжкий груз — каждый нес на себе вещь-мешок весом около девяти килограмм, а еще оружие, патроны, необходимые лекарства, консервы — они были словно камни… Вольф, казалось, действительно был то ли выточен из самого прочного камня, то ли выкован из самого стойкого металла. Он шел вперед, не оборачиваясь, словно бы знал истинный путь, ни на минуту более не останавливаясь, неся на своих плечах и спине тяжеленного Франца. Впереди у него висел автомат, свой вещь-мешок он распределили теперь как-то странно, привязав его к левому плечу и свесив его на ту же сторону, возможно оттого, чтобы в случае опасности, иметь доступ к оружию. Ветер и снег безжалостно хлестал по лицу, а Зара должна была следовать за ним точь в точь, шаг в шаг, позади нее шел Отто, также нагруженный едой, лекарствами, а главное — патронами, замыкал всю эту цепочку, в этот раз, Мартин, который нес на себе тяжеленный вещь-мешок и рюкзак Франца. При других обстоятельствах, Вольф бы приказал всем идти налегке и взять с собой только самое необходимое и все имеющееся оружие и патроны, но теперь все обернулось совсем иначе. Франц был тяжело ранен, а вестей от проводника-перевозчика не было. Сколько им еще так было скитаться по лесам и полям — было не известно. Им нужно было не только спасаться от наступающих русских, но и выживать самим. Что-то есть, где-то греться, куда-то идти и искать выход… Зара покорно шла вслед за Фридрихом, нагруженная провизией и лекарствами. Шаг в шаг, след в след, то и дело вздрагивая и пригибаясь, когда, где-то в далеке, то позади, то сбоку были слышны взрывы и выстрелы. Падать в таком одеянии — укутанной шарфом, теплом тулупе, который доходил цыганке почти до самых колен, было даже опасно, ведь в случае опасности — она не смогла бы убежать с такой поклажей на спине, да и утопающие в снегу ноги, по самые колени, были не лучшими помощниками. Нет. Ей бы никогда и ни за что не встать от дикой усталости и еще не упокоившейся болезни, гудящей голове, ей бы никогда не собрать все последние силы, ведь последние километры пути Зара шла словно как какое-то неживое существо, покорившись судьбе, приняв неизбежное, отупев от постоянного страха, от окружающей опасности, от боли и того ужаса, который был вокруг нее неизменно все это время. Сил у нее действительно не было. Зара брела, машинально переставляя ноги, то и дело вытаскивая их из глубокого снега, с трудом успевая переводить дыхание. Она шла и шла, а куда и зачем — уже не помнила. Да и был ли в том смысл — знать о чем-то теперь? Но упасть вот так в снег, если бы началась внезапная пальба, было бы все же лучше, чем быть застреленной своими… Своими. Кто она теперь? Вольф оказался прав — для своих она чужая и Родину предала, сама того не желая. Для этих — для немцев — и не своя, и уже не чужая, но и никогда она не сможет и не пожелает быть с ними заодно, добровольно стать им своей… Нет. Не могла Зара и помыслить, а вот теперь и делать пришлось… Мысли — это всего лишь мысли, а как известно — судят по делам. Вот и свои ее уже осудили, убили бы наверняка, разбираться бы не стали… Вольф все знал… Он оказался прав… Так жестоко и так больно, но прав… Эта мысль сверлила ей висок, когда Зара все шла и шла за Фридрихом, вместе с его небольшим беглым отрядом. Теперь точно все. Нет у нее больше ничего, кроме жалких остатков жизни. Нет у нее ее земли, нет Родины, нет родителей, нет братьев, нет бабки Марьи и Галки, нет и остальных ее девчонок-учениц, нет никого… Как же так получилось, что она все же выжила? Ведь это Вольф вытащил ее с того света, выхаживал сам, кормил с ложки, носился как с маленькой… Но кто засунул ее туда? Кто? В этот лагерь смерти, в этот ужас, откуда и выхода-то не было, разве, если только в трубу вылететь вместе с дымом. Ведь он сломал ее, душу вывернул наизнанку, словно бы Зара ему и вправду была врагом самым злейшим. Но все это теперь пустое… И размышления эти тоже пустые… Остается только этот холод, нескончаемый снег и ветер. Жизнь закончилась и в тоже время началась, но совсем иная. Нужна ли она такая? Нужно ли Заре будет такое спасение, если все, что ей было дорого на самом деле — теперь умерло, уничтожено, погибло… Где теперь брать этот проклятый смысл для существования еще живой оболочки? Заре захотелось кричать, кричать во все горло, собрать последние силы и кричать, пусть даже этот крик будет для нее последним. Да только вместо него из ее горла по-прежнему вырывался хрип, да кашель, разрывающий грудь. Зара прижала руку к губам, чтобы заглушить кашель. — Скоро… Уже совсем скоро придем… Километра три-четыре всего… Потерпи… — проговорил Вольф тихо, впервые обернувшись и поглядев на цыганку каким-то спокойным и ободряющим взглядом. Впервые его глаза смотрели мягко, без какого-то странного металлического отблеска и жесткого презрения, не смотря на усталость и грозившую опасность. Зара кивнула, продолжая свой путь, неотрывно следуя за Вольфом, ступая шаг в шаг.***
Так они шли еще очень долго. Где-то в далеке уже занимался рассвет, когда Вольф и его люди подошли к какому-то дому. Вокруг них был все тот же густой зимний лес, только теперь уже не было слышно ни выстрелов, ни грохота от взрывов, ничего. Оказалось, что пробродив почти всю ночь, Вольфу все уже удалось вывести их всех в какое-то условленное место — так решила Зара, увидав легкую улыбку на его смертельно уставшем лице. Видимо, это и было то тайное место, куда Фридрих планировал сбежать и отсидеться какое-то время, пока не придет проводник. Только вот по всей видимости, перестрелка и стычка с русскими никак не входила в его планы и сейчас все шло не совсем так, как он изначально планировал. — Мартин займись подходами к дому, если кто к нам попытается сунуться — мы услышим их еще до прихода сюда. — тихо скомандовал Вольф, наконец-то остановившись перед дверью странного дома. — Отто — разведешь огонь и согреешь воды, как можно больше, а потом мигом ко мне — займемся Францем. Мартин тут же скинул свой вещь-мешок с плеч и один автомат, а потом пошел как раз в ту сторону, откуда они только что пришли, неся с собой только какой-то небольшой другой мешок, который отдал ему Отто, намереваясь расставить мины-ловушки. — Сейчас устрою Франца, потом осмотрю тебя, малыш. — сказал Фридрих, обращаясь к Заре, которая того и гляди вот-вот бы упала прямо в снег. — Пройдешь прямо на верх и сразу приляг. Отдохни немного, как только уложу Франца, сразу поднимусь к тебе и осмотрю твою голову. Зара кивнула — разговорить с немцем у нее не было ни сил, ни желания. Все ее движения были какими-то не ее — словно бы машинальными, безвольными. Смертельная усталость и равнодушие накатили разом. Теперь-то уже ей действительно некуда деваться, нет у нее ничего. Все перегорело внутри, но не тогда в лагере — хотя Заре все время снились ее голодные товарки, дерущиеся за ботинки кого-то из умерших в барке, а ощущение голода и холода тоже были знакомы куда лучше, чем что-либо другое; а только теперь, когда свои ее не признали, и чуть не расстреляли на месте… Значит, верно все — она предатель своего народа, своей страны и что выжила в лагере — виновата, что пыталась спасти своих — виновата, что успела хоть кого-то спасти — виновата, что не по своей воле… Виновата! Виновата! И нет ей прощения, и смысла больше нет…***
Дом был странным. По крайней мере, Зара таких никогда не видела. Он состоял из двух этажей, как показалось цыганке на первый взгляд. Она поднялась на верх. Там было несколько комнат — одна из них с камином, куда и направил ее Вольф, кивнув в нужную сторону. Здесь никто не жил. Все указывало на то, что тут никто не живет. Позже, как обнаружила Зара, дом был лишь прикрытием. Во дворе дома был колодец, но видно его было только с другой сторону дома — там, как не странно, была чистая вода. Именно через этот колодец, чуть ниже, был тайных вход. Внизу, под домом находился самый настоящий бункер — именно он обеспечивал надежное проживание своих гостей. Тут было все, вплоть до душевой комнаты, которая чем-то напоминала баню, а также какого-то специального пункта для связи. Но пока Вольф занимался Францем, Отто таскал воду и разжигал огонь, а только что вернувшийся Мартин также стал помогать Фридриху с раненым товарищем. Зара уронила вещь-мешок прямо на пол комнаты — сил больше не было — а потом повалилась на пыльную застланную каким-то странным плотным темным одеялом постель. Голова сильно болела и кружилась, цыганка не чувствовала ни рук, ни ног. Кашель вновь напомнил о себе. Так она пролежала почти до самого утра, перестав считать время и вообще воспринимать какую-то реальность, до того момента, когда в комнату вошел Вольф. — Надеюсь, тебе удалось немного отдохнуть. Я должен осмотреть твою голову, а потом пойдем мыться и есть. — его голос был привычным, но теперь цыганка расслышала в них нотки усталости, а сам немец был очень бледным. — Мыться? — удивилась она. — Да, нам всем нужно оставаться здоровыми и соблюдать гигиену, и дисциплину. Я не потерплю возражений. — отчеканил Фридрих, осматривая голову Зары. — Да-а-а, приложили они тебя хорошенько… Не тошнит? — Нет. Просто очень болит голова. — тихо ответила Зара. — Сейчас, я помогу тебе помыться, а потом все вместе поедим. Нам нужен отдых. А Францу выспаться как следует. Обе пули я из него вытащил, но крови он потерял много. Да и тебя нужно поставить на ноги — ампулы есть, дело за малым — тебе остается лишь отдыхать и много и хорошо есть. Что ж, нам все равно придется пожить здесь какое-то время. — продолжил Вольф, продолжая осматривать Зару и заодно стаскивать с нее тяжелый тулуп. — Пожить? — удивилась та. — Угу. -кивнул Фридрих. — Планы немного изменились. Месяца два-три нам придется провести здесь. Все лучше, чем у твоих «Иванов» под боком. Прости, но мне придется отстричь твои волосы. Нужно обработать рану и… — Делай, что должен — мне все равно. — бесцветным голосом ответила Зара. Ей теперь действительно было все равно — убьет ли ее Вольф потом, либо нет, оставит тут или заберет с собой неведомо куда. Все стало тленом и какое-то равнодушие пришло на смену горькому чувству. Словно бы кто выжег все в ее душе. Вольф больше не сказал ни слова, а молча повел Зару куда-то вниз, мимо кухни, в какую-то другую комнату. Оттуда они спустились по какой-то лестнице и прошли длинный темный коридор. В конце этого коридора слушались знакомые голоса Отто и смеющегося Мартина. Там была большая душевая комната, которая напоминала баню. Бойлер немцы починили быстро, поэтому теперь вода нагревалась быстро. Тут было довольно много места и помыться за один раз могло человек десять. Вольф открыл двери и вошел вместе с Зарой прямо в душевую. Здесь было тепло, пахло душистым мылом и поднимался пар. — Ну, что стоишь, раздевайся и кидай все вещи вон в тот бак. — кивнул Отто куда-то в сторону, обращаясь к цыганке. Оба немца были совершенно голыми и сидели на какой-то притолоке, напоминавший банный полок. — Я не собираюсь… — начала Зара, смутившись и понимая, что им придется мыться всем вместе. — Я… Я не могу мыться вместе с мужчинами. — Извини, но мы все солдаты, мы все на войне — так или иначе, хочешь ты этого или нет. Тут нет мужских и женских отделений, mein herz. — улыбнулся Вольф, быстро скидывая с себя одежду в бак, поставленный у входа в душевую. — Ну же, не заставляй меня ждать, иначе, завтракать будешь в ужин! Зара смутилась еще больше, когда перед ней красовалось уже трое совершенно голых мужчин. Она медленно расстегивала каждую пуговицу, а когда дело дошло до нижнего белья — то цыганка и вовсе порывалась мыться прямо в нем, но это пресек Вольф и под смешки Отто и Мартина ловко стащил с нее остальное. — Не бойся. — фыркнул Мартин. — Ты не в моем вкусе! А Отто и сам сейчас бы часа четыре лишних придавил после такого похода и возни с Францем. Тот кивнул, но не сводил любопытных глаз с Зары. — Господа, продолжайте, иначе завтракать будет только Франц. — рассмеялся Вольф и отвел Зару в другой конец душевой, поставив перед ней небольшую лоханку с горячей водой. Там было что-то наподобие занавески, которая могла отделить их от остальных. — Я помогу, тебе не стоит слишком долго сидеть в парной, я все же опасаюсь за твою голову, но помыться определенно стоит. Вши и прочая зараза — хуже пуль. — Вольф стал энергично растирать себя губкой с тем самым душистым мылом, к запаху которого цыганка так привыкла. Он быстро привел себя в порядок, пока Зара только смогла вымыть лицо и руки. А потом Вольф задернул занавеску и принялся растирать мочалкой ее спину, ноги, бедра… Каждый раз, когда он прикасался к этой женщине — его словно обдавало горячей волной. Этот знакомый жар и нега разливались по его жилам, и заставляли сладко напрягаться в области пупка. Унять это нахлынувшее желание помогла холодная вода…***
— Вот и все. Придется пока походить в моей рубашке. Твои вещи нуждаются в стирке, как и вещи остальных. Потом, что-нибудь придумаем. — проговорил Фридрих, заканчивая стричь Заре волосы. Теперь она была похожа на маленького худенького мальчика с перевязанной головой, облаченная в длинную широкую чистую рубашку Вольфа, которая доходила ей почти до колен. Зара робко вошла на кухню — как потом рассказал ей Вольф — это был очень старый дом, века пятнадцатого, некогда переделанный под тайный бункер. Кухня была с огромным камином, где когда-то на вертеле готовили оленей и кабанов. Камин был растоплен и немцы сидели перед ним, вытянув ноги вперед и обсыхая после мытья. Франц лежал неподалеку, перевязанный, в чистой рубашке и мягких брюках. Он тихо дремал после завтрака — Вольф дал ему сильное обезболивающее. — Давай, шевелись, поешь немного, только не торопись. И выпей вот это — все до капли. — Фридрих протянул ей кружку с какой-то дымящейся темной жидкостью. Запах доносившийся от стола с едой действительно вновь напомнил Заре от том, что она еще жива и очень хочет есть. Она с жадностью принялась за еду под одобрительное кивание и улыбку Вольфа. Сам он тоже ел приготовленный из нескольких банок тушенки наваристый суп, а также пропустил стаканчик чего-то крепкого, по всей видимости — это был шнапс, который ему плеснул Мартин. Немцы уже поели и теперь сидели перед горящим большим камином и обсуждали какой-то свой план. Франц проснулся и присоединился к их разговору. Зара ела и не могла остановиться, стараясь не слушать то, о чем они говорили. Ведь каждый невольно поведал вслух свои мечты о том, когда война закончится. Оказалось, что Отто хотел повидать своих немолодых родителей, Мартин полагал, что больше никогда не станет жениться, а Франц только о том и думал, как найдет свою жену и двоих маленьких сыновей, как купит мельницу или небольшую ферму и станет жить как раньше. Один Вольф ничего не говорил, он просто слушал и смотрел то на своих людей, то на цыганку, по-видимому, задумавшись о чем-то своем. Вольф знал куда больше и видел чуть дальше, чем все они. После долгого молчания, он все же прервал оживленный разговор. — Полагаю, мне придется огорчить вас, господа. У нас пока еще много работы. — его спокойный и ровный голос не предвещал ничего хорошего. — Связь пока наладить не удается. Мартин, пойдешь на условленное место вместе с рацией и будешь искать радиовыход. Каждый день. Будешь менять позицию через день. Отто — наруби как можно больше дров и приведи в порядок все оружие. Я займусь комнатой связи — необходимо восстановить провода. Еды у нас хватит ровно на месяц-полтора. Если задержимся здесь чуть больше — будем охотиться. Я видел неподалеку следы — похоже на косулю или оленя. Редкая удача зимой, но попробовать стоит. Зара… Тебе пока стоит отдохнуть — лекарства для тебя есть, но ты еще очень слаба, поэтому — ты просто будешь помогать Отто готовить нам всем еду. За Францем будем ухаживать поочерёдно. Все. А теперь — каждый ознакомится со своими новыми документами и с сегодняшнего дня — это всех касается — каждый будет называть друг друга новым именем. Франц тяжело вздохнул, осознавая, что своих детей и жену он уведет еще не скоро, если ему вообще представится такая возможность. — Если не появится проводник? — спросил Мартин, многозначительно поглядев на Вольфа. — Значит, будем выходить сами. — отрезал Фридрих, понимая, что в таком случае все может пойти совершенно не так, а их риск попасть в плен или быть убитыми возрастал. Его первоначальный план переброски своих людей и себя в Швейцарию мог провалиться, но попытаться стоило — другого выхода у него не было. Война была проиграна, не смотря на то, что до конца оставалось еще несколько месяцев. И Вольф это отлично понимал. Он вовсе не собирался составлять компанию на виселице тем, кто когда-то возвысил его, но и использовал в своих целях. Вот почему Фридрих не раз куда-то ездил, отлучаясь из лагеря, готовя пути отступления себе и своим людям. Только теперь все шло иначе, но опытный волк был готов к любому исходу. Не в первый раз. Вольф вышел и вернулся с пачкой новых документов и паспортов. — Всем ознакомиться с вашими паспортами и новыми именами. — Вольф положил документы на стол и вышел, привычно закурив. — Что ж, мое новое имя меня вполне устраивает. — Отто разглядывал свои документы и фотографию. — Боже, какая теперь разница, я еще никогда так не хотел домой, как теперь… — отозвался Франц и закашлял. — Не думай об этом, по крайней мере, пока не думай. — ответил Мартин, разглядывая свой паспорт. Одна Зара не притронулась к документам. Она глядела на них словно бы это была какая-то отрава или капкан. Цыганка посмотрела и отодвинула их от себя, заглядывать в них не стала, она вовсе не хотела участвовать в подобном деле, которое задумал Вольф. — Что встала, сучка? Фридрих за тебя отвалил столько денег… Да и лекарства доставал для тебя, отродья! Жизнь тебе спас! — рявкнул Мартин. — Прекратить. — раздался спокойный знакомый уверенный голос. Вольф вошел в комнату, стряхивая снег с сапог. Мартин смотрел на Зару с явной злобой и презрением. — Всем привести себя в порядок и заняться делом. Если отдых вам не нужен. — железный тон не подлежал сомнению, Вольф не любил беспорядка и строго соблюдал дисциплину даже в самых тяжелых условиях, этого же он требовал от своих солдат. — Тебя это тоже касается, Мартин. Что встал в стойку? Пойди проверь подходы к дому, а потом за «пианино»*. Живей! Мартин молча вышел, кивнув в сторону Вольфа. — Забери свои документы. — Фридрих повернулся к цыганке. — Документы… Чьи? Этих людей уже нет в живых. — говорила Зара. — Их убили или… А ты и их жизнь, и память захотел присвоить? — Им они уже больше точно не пригодятся. — ответил Фридрих, наливая себе кофе. — Это твои документы. Повторять больше не буду. — А если не возьму? — Зара уставилась на Вольфа, словно бросая ему новый вызов. — И как ты собираешься выжить, тихоня со щенячьими глазками? Или все никак не отойдешь после того, как тебя свои приложили? — ехидно бросил Мартин, натягивая сапоги. — Мартин, работа «пианиста» на сегодня за тобой. — повторил Вольф железным тоном. Тот отдал честь, привычно щелкнув сапогами, и вышел. — Пойдем со мной наверх. Отто и Францу надо отдохнуть. — Фридрих спрятал документы у себя в кармане, а потом взял Зару за руку и повел ее наверх, в ту самую комнату на втором этаже.***
— Теперь мы будем жить здесь. — Вольф пропустил Зару вперед, усаживая ее на постель. — Нужно сделать укол, а потом тебе стоит поспать. — Зачем ты взял меня с собой? — Зара только теперь ощутила усталость и ноющую боль в ногах. Она закатала рукав. — Я уже говорил тебе… — Вольф ловко воткнул иглу, а потом, отложив шприц, потянулся к Заре, намереваясь поцеловать ее. — Я очень соскучился по тебе, mein herz… Это движение заставило цыганку напрячься, но сил бороться или оттолкнуть Фридриха не было. Слабость и усталость пришли на смену стойкости. Немец приблизился плотней, наблюдая за Зарой и осторожно поглаживая ее по щеке. — Жар уже отступил… Еще неделя-другая и все будет хорошо, только нужно хорошо есть и много спать. — Вольф вновь провел по бледной щеке Зары своими шершавыми пальцами, заметив, что та не сопротивляется. Комната была уже убрана — было заметно, Фридрих времени даром не терял — камин был разожжён, а широкая кровать заправлена чистой простыней и новым одеялом. Сверху лежало еще одно теплое темное шерстяное одеяло. — Знаешь, я не хотел… Ничего этого не хотел… — вдруг зашептал Фридрих, обнимая Зару и осторожно прижимая ее к себе, стараясь заглянуть ей в глаза. — Не хотел… — Пусти. — тихо, почти неслышно прошептала цыганка. Сил хватило только на эту фразу. — Нет… Не могу. Никогда еще не испытывал подобной слабости… — Фридрих наклонился и стал медленно целовать Зару, сначала прильнув к ее щеке, потом спустившись к шее и плечам. — Моя малышка… Мой маленький трофей… Нет, нет, я не жалею ни о чем… Даже о том, что взял тебя силой… Только об одном, но сказать не смею… Я не хотел… — продолжал он, вернувшись к ее губам. Но тут его чрезмерную откровенность прервала сама Зара. Как только немец прильнул к ее губам, цыганка больно укусила его и попыталась высвободиться из крепких объятий Фридриха. — Сказала же, пусти! Мне твоя милость ни к чему! — выпалила Зара и повалилась на кровать. Она ожидала удара в ответ или, что Вольф наброситься на нее, но этого не случилось. Он встал с постели и словно виноватый мальчишка отошел в сторону, отвернувшись к окну и стирая кровь, сочащуюся из укушенной губы. Зара закрыла лицо руками, будто пыталась отгородиться от всего того, что ее окружало — этого дома, этого холодного леса, этого ненавистного Вольфа. Если бы это было так легко — просто взять и закрыть глаза, представить, что ничего этого нет и не было никогда, этого ужаса… — Ты так и не взглянула на свои документы. — Вольф нарушил тишину. Он достал их из кармана и бросил рядом с Зарой на постель. Потом вновь отвернулся и стоял так, вытирая губы платком, глядя в окно. Оттуда открывался вид на заснеженный густой лес. Зара все же нашла в себе силы, чтобы привстать и взглянуть на то, что называлось «новой жизнью», Вольф бы просто так от нее не отстал. — Ты с ума сошел… — ахнула она, когда посмотрела на паспорт и поняла, что к чему. — Что это…? Твоя жена? Что?! — Да. Теперь, ты моя жена. По документам разумеется… Я спас тебе жизнь. — ответил Вольф, продолжая глядеть в окно. — Нет… Этого не может быть! Никогда! Слышишь? Никогда! Ты еще пожалеешь, что спас меня! Никогда! Никогда я не приму и не прощу… И не надейся! — выпалила Зара, вскочив с кровати, но тут же рухнув обратно. — А кому, как не тебе я обязана своим горем? Своей разрушенной жизнью? Спас… Да лучше бы пристрелил, ей богу! Сделал бы одолжение… Я встану тебе поперек горла, ибо я единственный свидетель твоих гнусных и омерзительных преступлений! Я буду вредить тебе, сделаю все, чтобы весь мир узнал о ваших преступлениях и жестокости… Чтобы окончательно искоренить вас… — Ну и кто же тебе поверит, девочка? Надорвешься. Трудно сражаться с невидимым врагом. — невозмутимо возразил Вольф, не отрывая глаз от заснеженного леса. — Тебя уже «приняли» свои с такими распростёртыми объятиями, что тебе понадобится неделя-другая, чтобы просто вставать на ноги без головокружения. И это еще малая толика того, чтобы бы было, если бы не мое великодушие. Да и кто тебе поверит? Ты пособница Рейха, ты помогала нам во всем и, позволь заметить, очень неплохо. Как ты сможешь доказать то, на что закрывают глаза сильные мира сего, когда им нужно удержать власть в руках любой ценой и с помощью таких людей как я. А эту ценность определить очень легко — разве бы они позволили мне вот так безнаказанно уйти и увести своих людей? Поверь мне, такие люди будут нужны всегда. Это война вовсе не последняя и наши идеи сохранятся, перейдут к следующим поколениям, неокрепшим умам, которыми так легко и просто будет управлять любой, кто пообещает им еды побольше, за перину помягче и за которую не надо будет платить деньгами… Только расплатиться все равно придется и это будут вовсе не те бумажки, от которых у многих гнилых и безвольных появляется блеск в глазах. Это будет их земля, их дети, их будущее — они с радостью продадут и отдадут все это за сладкие посулы. И как только где-то крикнут «хайль» — можешь быть уверена, это наша работа и наших рук дело. Ибо, чтобы управлять стадом — нужен сильный поводырь, а ему всегда нужны помощники. Наши идеи прорастут по всему миру как раковая опухоль… И у нас будут новые последователи. Да, эту войну мы проиграли, но будут другие. Спустя двадцать, тридцать, а может быть пятьдесят лет. Все будет тоже — даже тогда, когда не будет ни меня, ни тебя, но наше дело и наши убеждения прорастут и найдут тех, кто воплотят наши идеи до конца, а в погоне за мировым господством ничего и никого не пожалеют. Так с кем ты, моя радость, собралась бороться? Враг невидим, не ощутим, так как он витает в умах и мыслях… Мыслями и умами можно управлять. А к ним, ключик подобрать очень легко, особенно, если знаешь человеческие слабости — слабости каждого… Ты — моя слабость. Я сделал для тебя исключение и дал тебе возможность начать жизнь с чистого листа, быть может — лучшую возможность, которая когда-либо тебе могла бы представиться. — М-м-м-м… И поэтому ты решил сделать меня своей женой на бумаге… — простонала Зара и замотала головой. — Не только в этой убедительной фальшивке, но и на деле, meine kleine. — Фридрих, наконец-то повернулся к ней лицом и достал из нагрудного кармана рубашки то самое кольцо от гранаты, и надел себе на палец, помахав рукой Заре. — Просто ты забыла о нашем венчании, фрау Вольф. Оно было немного волнительным, согласен. — Ты… Зачем? Почему? Почему ты не убил меня? Почему?! — Зара прибывала в ужасе от омерзительной откровенности этого наглеца. Ей словно не хватало воздуха, на ее глазах выступили слезы, рыдания душили ее. — Нет! Нет! — она вновь замотала головой, словно пытаясь вытрясти из себя то, что она только что услышала. — Никогда… Я никогда не буду твоей добровольно! Никогда… Почему?! Боже… За что?! Почему… — Ich liebe dich.** — тихо ответил Фридрих, слишком тихо, так, что Зара смогла расслышать только последнее слово «тебя». — Что? — переспросила она, как только немного успокоилась. — Я говорю, что тебе лучше сейчас поспать. Закрыть глаза и просто хорошенько выспаться. — ответил он. — Не буду тебе мешать. Вольф резко развернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Зара повалилась на постель, закрыв глаза и беспомощно вытирая льющиеся по щекам слезы. Сизифов труд. Зара все вытирала и вытирала, а слезы все катились… Так началась совершенно новая жизнь.***
Через неделю Зара почувствовала себя лучше, слабость почти прошла, но голова все еще кружилась при попытке встать или поднять что-либо. Вольф спал в этой же комнате, обустроив для себя простую лежанку около окна. Тут же, неподалеку, стояла винтовка, а рядом лежало два автомата. С недавнего времени Вольф периодически осматривал территорию через прицел этой винтовки, особенно тогда, когда Мартин уходил дальше в лес вместе с рацией, чтобы поймать заветный сигнал. Фридрих все это время исправно носил цыганке еду, ставил уколы, но выходить из комнаты не позволял. Исключением был душ, куда он отправлялся вместе с Зарой. То ли от того, чтобы та не упала, то ли по привычке держать цыганку при себе, а может быть и вовсе ревновал к Отто, который по-прежнему ей помогал, когда улучал момент. То дрова принесет для камина, то горячего чая с шоколадом, то помогал ей готовить, то еще что-то, но каждый раз именно он успокаивал цыганку непринужденными разговорами, словно пытаясь приласкать и оградить от чего-то, но как только на пороге комнаты появлялся Вольф, Отто приходилось возвращаться к своим обязанностям. Накануне, утром, когда Зара все же вышла из комнаты и спустилась во двор, чтобы принести воды, Вольф был ярости от того, что она вышла из дома. — Кто разрешил тебе вставать? — резко спросил он, оторвавшись от колки дров. Вольф был раздет по пояс, не смотря на холод, а его высокая крепкая фигура мгновенно преградила дорогу цыганке. — Я всего лишь пошла принести воды. Франц просит пить… — ответила она. — Отто принесет. — отчеканил Фридрих сверкнув своими большими голубыми глазами, который теперь потемнели и превратились в две синих бездны. — Хватит с тебя помощи в приготовлении еды. Не смей ничего поднимать… — Только половину ведра? — удивилась Зара. — Ничего! — нетерпеливо выпалил немец. — Я же сказал, все, что нужно принесет Отто. Ты должна только есть и отдыхать. Мне некогда возиться с тобой. И в добавок, теперь, ты моя жена и должна меня слушаться. — Нет. Я никогда не была и не буду твоей — ни женой, ни любовницей. Ни кем-либо еще, но я не могу сидеть без дела. — спокойно ответила Зара, чем не на шутку разозлила Вольфа. Тот со всей силой вогнал топор в полено и расколол его на несколько частей, а потом гневно посмотрел на Зару и сплюнул в сторону. — Я сказал, иди в дом. Повторять больше не стану. Отто принесет воды. — процедил он сквозь зубы. Заре ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно. Свершилось. Никогда не позволявший себе слабости Вольф, теперь сорвался и показал свои истинные чувства. Отто был тому невольным свидетелем — этой позорной ревности к неполноценной унтерменш. Каждое утро все трое немцев занимались физическим трудом, помимо постоянных тренировок — стирали одежду, кололи дрова, убирали дом, готовили, сменяли друг друга у постели Франца, а также в комнате с рацией. Поздно вечером или рано утром Мартин покидал дом и ловил возможный сигнал в лесу. Пару раз ему удалось, но сигнал быстро уходил. Вольф же восстанавливал связь в комнате бункера. Ему удалось это сделать довольно быстро, спаяв какие-то провода, но все равно результата не было. Сигнал все время терялся и пропадал. Так прошла еще неделя. Наступило Рождество, которое все четверо праздновали вместе на кухне в доме. Отто откуда-то притащил небольшую елку, а Вольф удачно подстрелил косулю. Шнапс, кофе и чай в тот вечер лились рекой, немного вина, которого было всего три бутылки, они приберегли для праздников и выздоравливающего Франца. Заре же разрешено было спуститься только вместе с Вольфом. Он настаивал на том, чтобы цыганка была с ними в этот вечер, но не долго. Рождество прошло спокойно, под воспоминания и песни, которые то и дело затягивали Мартин и Отто; Франц тоже подпевал, а Фридрих сидел ближе к камину на широкой лавке, обнимая свой «маленький трофей» и то и дело, подсовывая Заре прожаренные кусочки косули. Это был настоящий небольшой пир для всех, так как последнее время они питались лишь консервами. Не хватало только хлеба. После полуночи все пошли спать. Поднимались рано, особенно Мартин, который как заколдованный шел в лес, с той самой рацией, которую взваливал каждый раз себе на спину в плотном мешке.***
— Не можешь заснуть? — раздался тихий голос Фридриха. Зара сидела на постели, закутавшись в теплое одеяло. Сон не шел. Треск дров в камине был единственным звуком, который нарушал тишину. — Не могу. — ответила она. — Тогда, я тебя согрею. — Вольф поднялся со своей лежанки и бесцеремонно забрался в постель. Он обнял цыганку, но теперь его прикосновения были легкими, будто Вольф и в самом деле боялся причинить ей вред. Его руки гладили ее спину и плечи, а сам Фридрих что-то шептал ей на ухо, перемежая слова с поцелуями. Зара слишком хорошо знала, что означала сказанная фраза — обычно, за этим следовала грубая и прямая попытка близости, которой Заре еще никогда не удавалось избежать. Только в этот раз все было иначе, даже в тот момент, когда Вольф уже срывался от нахлынувшей страсти на шепот и тяжело дышал, он отстранился в последний момент. — Я очень соскучился по тебе… — шептал он, проводя пальцами по ее коже и каждый раз будто задыхаясь от восторга и нахлынувшей жаркой волны. — По твоему запаху… По твоим маленьким нежным пальчикам… По твоему нежному телу и тихому дыханию… Но не хочу настаивать. Да и спускаться во двор тебе еще рано. Я бываю резок и груб, но только от того… От того, что ты еще не настолько окрепла, чтобы… — Чтобы не замечать твоей глупой ревности к Отто? — неожиданно спросила Зара. Вольф недовольно фыркнул и отодвинулся от нее. Зара невольно улыбнулась, так как ей удалось задеть немца за живое. Она понимала, что такой удар будет лишь по самолюбию Вольфа, но ее положение это не изменит. — Спи, я не трону… Просто, когда ты в тепле — так легче заснуть, а согреваешься ты лишь со мной. Только не возражай, уж кому, как не мне это знать. — как-то обиженно проговорил Фридрих, поворачиваясь к ней и обнимая ее. Зара не смогла сдержаться и впервые за долгое время рассмеялась. Фридрих уже хотел было ответить, но все его недовольство и глупая ревность вмиг испарились, когда он увидал ее улыбку. — Может мне погадать тебе? Только легче тебе не станет. — язвительно продолжила она. — Жизнь у тебя будет долгая, но счастья и покоя у тебя не будет, не будет в твоей жестокой душе ни радости, ни мира. Богат — будешь, все у тебя будет, кроме покоя. — Неужели? — Вольф тоже рассмеялся, услыхав гадание. — Покой… Возможно, ты права. Порой, мне действительно кажется, что это недостижимо. Покой… Ну, хватит разговоров, сегодня ночь действительно холодная… Иди ко мне… С этими словами Фридрих вновь обнял ее и крепко прижал к своей груди, натягивая теплое одеяло. Он поглаживал ее по голове и плечам, до тех пор, пока Зара действительно не согрелась и не уснула.***
Прошло еще полтора месяца до того, как Вольфу все же удалось выйти на связь с проводником. К тому моменту, когда они все же покинули дом и отправились к условленному месту, где их уже ждали, Фридрих был уверен, что еще неделя и им придется выбираться самостоятельно. Еда заканчивалась и они все чаще и чаще, вместе с Отто делали небольшие охотничьи вылазки, дальше медлить было нельзя. Зара и Франц уже достаточно окрепли, чтобы продолжать намеченный путь, но рисковать не понадобилось, связь все же была налажена, новые документы были выполнены на настоящих бланках, а проводник ждал на условленном месте. Было лишь одно, что смутило этого связного-проводника — никто не предупреждал его, что с выходившим отрядом будет находится женщина. — Кто это? У нас был уговор — четверо мужчин. Про женщину никто ничего не говорил. Кто она? — засомневался проводник и внимательно разглядывал Зару, фигура которой действительно теперь напоминала мальчика с большими темными слегка напуганными газами, но все же понять, что это была женщина, а не ребенок было не трудно. Мартин и Отто переглянулись, а Франц зашел Вольфу за спину и расстегнул кобуру — на всякий случай. — Это моя жена. — уверенно и четко ответил Вольф. — Документы в полном порядке. Договоренности о том, что нас заберут так поздно тоже не было. Еще немного и я было подумал, что о нас и вовсе забыли. — Были трудности с самолетом. Что ж, садитесь быстрей. — кивнул проводник, взглянув на Вольфа, спорить с ним он не стал, да и какая разница — деньги за перевозку были уже получены и немалые. Они смогли немного расслабиться лишь тогда, когда машина, напоминавшая грузовую и прикрытая брезентом, тронулась с места. Вольф и Мартин все же были начеку и не сомкнули глаз до тех пор, пока их не привезли в условленное место, где их ждал самолет. Почти всю дорогу Зара спала, уткнувшись в грудь Вольфа, который по старой привычке распахнул свою теплую шинель, теперь уже без погон, укутывая и согревая ее хрупкую фигурку. Куда они летели и зачем — Зара не знала. Усталость и равнодушие накатывали и превращались в какое-то тягучее и ноющее чувство, собирающиеся где-то внутри живота и груди. Оказалось, что их перевезли в Швейцарию, где они прожили в поместье Вольфа еще несколько месяцев, где узнали об окончательно разгроме немецких войск и победе советского народа. На удивление, Вольфа никто не преследовал и не выдавал. Несколько раз Зара видела каких-то важных приезжающих к нему людей с которыми Фридрих вел долгие разговоры за плотно закрытыми дверями. Никто, кроме него самого в разговоре с ними не участвовал. Ни Мартина, ни Отто и уже тем более Франца не допускали. Зато все трое неплохо коротали свободное время в поместье Вольфа, наслаждаясь теплом, ездой на лошадях и роскошными угодьями с садом, где они собиралась с добрым бокалом отменного вина, болтали, курили и загорали в первых лучах весеннего ласкового солнца. Одна только Зара не упускала момент, чтобы тайно следить за Вольфом. Ее клятвенное обещание — рассказать всему миру об уцелевшем враге — она сдержала. Не было ни дня, чтобы цыганка не собирала каждую мелочь, в доказательство того, что зло живо — ему позволили остаться безнаказанным. Она скрупулезно и тщательно прятала доказательства и теперь уже избегала тех ошибок, которые совершала ранее. Действовать нужно было наверняка. Все, что ей удалось собрать, включая фотографии, Зара хранила в надежном месте, о котором не знал никто и даже не мог догадаться. Хранился этот своеобразный приговор для Вольфа прямо у него на столе, между его любимым томиком Чехова и того самого тома Гете с золотым обрезом, который Фридрих захватил с собой для Зары, когда им пришлось бежать из лагеря. Зару всегда спасала любимая литература, любимые книги — спасали они и теперь… Но все ее расчёты вновь пошли прахом, когда однажды вечером Вольф заявил, что больше оставаться в Европе им нельзя. Новые документы и новая жизнь ждала их в далекой Аргентине. Францу же Фридрих неимоверными усилиями выхлопотал новое имя и спасительный «коридор», а также помог найти его семью, которая уже почти год как обосновалась в Голландии. Франц был счастлив, что его жена и мальчики живы. Спустя несколько долгих месяцев, он найдет свою семью в целости и сохранности, и больше никогда не возьмет в руки оружие. Остальным вновь надо было собираться в путь и в душу Зары вновь закралось отчаянье, что призвать к ответу Вольфа будет еще трудней. Далекая Аргентина была на другом конце света… Отто тоже решил поехать с ними, Фридрих не возражал, когда сообщил ему о смерти его семьи. Родители Отто погибли при одной из бомбежек, а возвращаться ему было просто некуда. Вольф решительно настоял на том, чтобы тот ехал с ними. Сам Фридрих очень выгодно продал свое поместье, как полагала Зара, кому-то из своих, таких же завербованных и продажных преступников. Это было очередным прикрытием — на всякий случай, а может быть и нет. Понять Вольфа до конца всегда было непростым делом и Зара не раз ошибалась на счет него, но в одном она была уверенна — это было то самое невидимое зло, тот самый враг, который беззастенчиво и бесповоротно может изменить не просто чью-либо жизнь, сломав ее и полностью разрушить — но и вершить судьбы народов, управляя невидимой рукой, не жалея о цене… Это было зло во плоти, в самом чисто его понимании и существовании и Зара твердо была в этом уверена. Еще через месяц они перебрались во Францию, а оттуда, спустя всего неделю — в далекую и неизвестную Аргентину. Новая жизнь, новая страна, новые запахи и звуки — жизнь, как и обещал Вольф, началась с самого начала. Сначала, все жили в роскошном доме Вольфа — вилла, где они поселились отличалась изяществом и практичностью. Самого Фридриха знали как богатого дельца и удачливого бизнесмена, владеющего несколькими деревообрабатывающими и табачными фабриками. Зару же он представлял везде как законную любимую супругу. Вольф любил одевать ее в дорогие одежды, дарить украшения и водить в роскошные рестораны, словно хвастаясь красавицей-женой. Зара была равнодушна к этой роскоши, а в душе проклинала все это и себя за то, что так и не смогла улучить момент и перерезать горло Фридриху. Это было бы легко и возможно, но тогда — никто бы никогда не узнал, кто на самом деле скрывается за маской удачливого дельца. Зара терпеливо продолжала следить за Вольфом и собирать доказательство того, с кем он встречался в этой стране, какие связи налаживал. Как и предполагала Зара — не только Вольф, но и другие крупные военные преступники смогли избежать справедливого наказания, сбежав в эту страну. Некоторых она видела не раз за ужином на вилле Вольфа, других - на шумных вечеринках. Прошло почти десять лет с того момента, когда Зара начала свой путь на Голгофу. Теперь она почти закончила и собрала все необходимое. Зара была уверенна, что сможет передать заветный пакет в советское посольство или в одно из посольств бывших союзнических войск. Однажды, она все же насмелилась, уехав из дома под предлогом посетить врача. Пока она шла к советскому посольству, сжимая в руках тот самый пакет с неопровержимыми доказательствами, которые она тщательно собирала почти десять лет, перед Зарой вновь и вновь возникали те страшные дни в лагере. Ее погибшие односельчане и замученные насмерть ученицы, черный дым и страшный запах смерти, валивший через трубы крематория Аушвица, глаза обреченных и лай собак, грубые окрики и удары дубинок, тяжёлые начищенные сапоги немецких офицеров и плётки охранников, голод, унижения, отчаяние, боль и равнодушие, которое поселяется в измученной выжженной душе, когда терять больше некого и нечего. Нет. Теперь она не могла отступить и ее праведная месть должна свершиться. Ждать ей пришлось недолго. К ней вышел высокий человек в костюме и очках, любезно пригласив ее в комнату. — Значит это вы звонили нам? Вы говорили, что у вас есть какая-то важная информация? — внимательные глаза принимавшего Зару сотрудника сосредоточились на пакете. Зара не сразу успела разглядеть лицо этого человека, но чуть не ахнула от неожиданности, когда рассмотрела его черты. Это был один из тех диверсантов, из последней группы, которых самолично готовил Вольф и где присутствовала сама Зара. Она на всю жизнь запомнила их лица и глаза. Она узнала бы их среди тысячи… — Вы говорили, что это что-то важное и срочное? Я вас внимательно слушаю. — голос, который со стороны мог показаться доброжелательным, был ей знаком. Теперь Зара была уверена — Вольф и тут ее переиграл и оказался прав. — Прошу простить меня. Я что-то переволновалась и кажется… Кажется я ошиблась. Прошу, простите, что отняла у вас время, я ошиблась. Это была лишь просьба на счет пропавшего родственника, который как мне показалось, мог остаться в живых… — Заре удалось заговорить тому зубы и указать какую-то знакомую фамилию, что она якобы кого-то разыскивает в Советском Союзе. Тот сделал лишь вид, что поверил и любезно проводил Зару. Обратно Зара шла пешком, продолжая сжимать драгоценный пакте в руках. Она была абсолютно растеряна и не знала как ей поступить. Все было напрасно, годы ужаса и страха, все неопровержимые доказательства преступлений нацистов — теперь ничто. Вольф все знал и прямо говорил ей о той самой глупой борьбе с ветряными мельницами. Злу позволили остаться безнаказанным — что может быть хуже… Значить тысячи людей погибли зря? Значит миллионы сломанных жизней, боли, крови, страданий и лишений… Все зря? Жизнь, вырванная и выстраданная — зря? Зара шал по улицам, не ведомо куда, она задыхалась и плакала, наталкиваясь на людей, идущих ей навстречу, пока не натолкнулась на самого Вольфа. Он быстро схватил ее за руку и засунул к себе в машину. — Я же говорил тебе, мой маленький трофей, Сизифов труд. — его голос был уверенным и спокойным. Фридрих аккуратно забрал у нее тот самый пакет из рук и поцеловал Зару. — У тебя все получилось, mein herz, Ты все сделала правильно. Он ласково погладил Зару по щеке, будто успокаивая. — Ты все сделала правильно. — повторил он и улыбнулся. Этим же вечером злосчастный пакет и папка полетели в растопленный камин на вилле Вольфа. Все доказательства, которые так долго собирала Зара, были сожжены, уничтожены навсегда и превратились в пепел, совершенно такой же, какой развивался над лагерем, укутывая и забирая с собой в серое облако крыши бараков, землю, людей и саму жизнь… Прах к праху, тлен к тлену.